***
Влюбляясь, человек становится лжецом. Харлан Эллисон
Никто и никогда не хлопотал над Намджуном так трепетно, как это делал Сокджин. Даже родная мать, на внимание и заботу которой он никогда не жаловался, не возилась с ним так сильно. Сбитые коленки и поцарапанные пальцы были нежно обработаны и забинтованы, а набитые шишки аккуратно охлаждены льдом, но зацелованные — никогда. То есть до сегодняшнего дня. Неловкость повисла в воздухе, Сокджин отвернулся к аптечке, доставая пластырь, но когда повернулся, по выражению его лица Намджун понял — неловко лишь ему. Для Сокджина проявления заботы и любви были настолько естественны, что он даже не задумывался, каково другим в этот момент. — Ты чего так покраснел? — спросил он с тревогой и завалил вопросами: — Хуже стало? Болит сильно? Голова кружится, тошнит? Может, стоит поехать в больницу, вдруг сотрясение? Сколько пальцев видишь? Намджун не выдержал и, схватив мельтешившую перед носом ладонь, притянул к себе и поцеловал запястье. Подобное проявление было для него в новинку, и он снова залился краской, чувствуя себя по-идиотски счастливым. И никакие Чимины не омрачат его счастья! Да если даже мир перевернётся, он не сдастся! — Успокойся, сядь, — сказал он строго, хотя получилось скорее умоляюще. — Да в порядке я… Уже почти не болит. Он больше… напугал меня, — признался Намджун смущённо, — чем навредил. — Боже… как он мог так поступить? Я не верю ни своим глазам, ни своим ушам, — всплеснув руками, Сокджин уставился на диктофон, что сиротливо лежал на столе и дожидался своего часа. — Ты уверен, что все правильно понял? — Конечно, нет. Поэтому сейчас мы все послушаем ещё раз и перепроверим. А потом поедем в участок и изложим известные факты полицейским. Мой помощник уже поехал туда, он отвлечёт их некоторое время. Коснувшись лба с наклеенным пластырем, Намджун поморщился. Когда Чимин сказал ему, что собирается совершить преступление, причём прямо сейчас, он почти попрощался с жизнью, а теперь ему не верилось, что всё обошлось. По крайней мере, он жив, а его череп относительно цел, хотя удар телефонным аппаратом по голове нельзя назвать «обошлось». Впрочем, если сравнивать с теми, другими, зверствами, то он просто счастливчик. Жаль только, что он вовремя не успел найти правильных слов для Чимина. Возможно, это сыграло бы свою роль. А может, и нет. Теперь лишь время покажет…***
Склады за городом выглядели заброшенными. Там до сих пор появлялись люди, но крайне редко, зачастую лишь для того, чтобы забрать оставшиеся вещи. Территорию выкупили городские власти, собираясь там строить сначала новый отель, потом торговый центр, но так и не определились, не поделили сферы влияния, лишь мешали друг другу. В итоге дело застопорилось, как часто бывает, и место пустовало без дела уже года три-четыре, не меньше. — Пак Чимин, что ты там забыл? Если бы местоположение телефона показало, что он в городе, то было бы не так страшно. Опасно, ведь неизвестно, чего ожидать в людном месте от человека в столь нестабильном состоянии. Но там, на огромной территории, заброшенной, серой и холодной, мысли о которой моментально внушали страх даже на расстоянии. Ночь, дождь. Вокруг ни души. Что там может делать молодой парень в одиночестве? А вдруг он там… «Нет!» Юнги вспомнил глаза парня и то, с какой злостью и ненавистью он смотрел на продавщицу в магазине. В них плескалось нечто такое, от чего хотелось забиться в угол и подвывать от страха. Там было желание крушить, причинять боль и… убивать. Потом, когда Юнги заговорил с ним, всё изменилось. Чимин был напуган, зол, но эта злость выглядела совсем иначе. Обычно… «Он не может быть плохим, я не верю в это! — уговаривал детектив сам себя. — Не верю. Но почему? Почему я такой наивный дурак…» Всё указывало на то, что Чимин не может быть обычным, и желания его тоже не самые простые. Никто в здравом уме не попрётся на склады ночью, в дождь, если у него там, конечно, нет маленькой каморки с ненужным хламом, в котором вдруг завалялась очень важная вещица. Юнги не к месту вспомнил, как его мать пилила отца несколько дней, потому что на даче осталась её поливалка для цветов, некогда подаренная бабушкой. «Её обязательно украдут! — кричала она. — Такую уже нигде не купишь! Мать с того света мне являться будет, потому что это была её любимая поливалка, это память о ней!» Отец терпел долго, а потом психанул, прямо посреди ночи сорвался и поехал за сотню километров, чтобы откопать в старом сарае на даче проклятую поливалку. Когда он был на полпути к цели, ему позвонила мама и виноватым голосом сообщила, что пропажа нашлась на балконе, захламленная под старым зимним одеялом. «Вряд ли Чимин пришёл сюда за «поливалкой», — мысль была до того абсурдной, что Юнги с негодованием потряс головой, словно вытряхивая из неё несуразные мысли. Вопросов, связанных с происходящим, становилось всё больше, ещё и Намджун нагнал туману, а времени обмозговывать их уже не осталось. Он почти подъехал к нужному месту, не заметив за тревожными мыслями расстояния. Осталось только проехаться по складу, объезжая все закоулки, маленькие постройки и множественные металлические вагоны-контейнеры, служащие хранилищем для бесполезного хлама куче народа из города, а это может занять не один час. Как найти одного человека в этом месте, среди ночи, во время ливня? Видимость никакая, а обойти пешком, освещая дорогу лишь карманным фонариком, не показалось Юнги хорошей идеей. Он волновался за парня, но сдохнуть по глупости тоже не хотелось. Неизвестно на что или на кого можно наткнуться в темноте, особенно сейчас, когда в городе свирепствует серийный убийца. Юнги молил богов послать ему удачу. И в этот раз ему повезло. Завернув за угол одной из построек, он медленно объехал чёрный с красными полосками контейнер и заметил, что на дороге, буквально в десятке метров от него, что-то лежит. Через минуту он уже выскочил из машины и бросился проверять, в душе холодея от страха: тёмный силуэт на дороге выдавал в нём лежащего человека. Это оказался Чимин. В свете фар было отчётливо видно, как посинели его губы, а кожа стала мертвенно бледной. Сердце Юнги бешено колотилось, мешая дышать, он подхватил парня на руки, не чувствуя тяжести, потащил в машину, укладывая на заднее сидение. В теплом салоне Чимина почти сразу начала бить крупная дрожь, губы шевелились, словно он шептал какие-то слова, но разобрать их было невозможно. «Нужно срочно вызвать скорую, или… Что вообще мне делать?» Из головы Юнги почему-то вылетело всё, остался лишь страх за жизнь этого парня, страх, что он не успеет помочь. В глазах у него то темнело, то светлело, окрашивая серое, в нависших тяжёлых тучах небо в неестественно лиловые оттенки, голова кружилась. У Чимина был настолько ужасный вид, что у Юнги не оставалось сомнений — пока они доедут до больницы, парень умрёт. Он машинально набрал последний номер и, услышав голос Намджуна, кратко изложил ему ситуацию, продиктовал адрес. Пусть сами решают, что делать, а у него сейчас другие заботы. Судорожно пытаясь вспомнить, что делать с людьми при переохлаждении, он никак не мог сообразить, чувствуя отчаянную беспомощность. Для начала Юнги всё же включил печку в машине на максимум, потом стащил с парня мокрую куртку и рубашку, бросил на пол. Засуетился, не зная, что предпринять дальше, вспомнил, что у него в багажнике лежал плед — нередко приходилось ночевать в машине, и тёплое покрывало не раз выручало его холодными ночами. Достал его и замотал в шерстяную ткань заледеневшего парня. — Больно… — простонал Чимин, — так больно… Почему ты бросил меня? — Я… Юнги растерялся. Голос Чимина звучал так жалобно, был таким переполненным болью и горечью. И обращался наверняка не к нему. — Кто же обидел такого… — прошептал Юнги, но слова, вертевшиеся на языке, так и не слетели. Только сейчас он заметил, что капли на лице у парня совсем не от дождя, это у него катятся слезы. От этого сердце сжалось, хотелось пойти и застрелиться, словно это он во всем виноват. Повинуясь внезапному порыву, он распахнул пальто, уселся на сидение рядом и прижал Чимина, завернутого в плед, к себе. — Тихо, тихо. Никто больше не сделает тебе больно. Я обещаю. — Ты велел никогда никому не показывать, что мне больно, — шептал парень едва слышно, ресницы его дрожали, — но я не справился. Прости… Страшная догадка пронзила сознание, заставив на время перестать сердце биться. Не может быть! — Ничего страшного, — прошептал он в ответ. — Мне — можно.***
Неизвестно, сколько они так просидели, пять минут или целый час, потому что время потеряло свой счёт. Постепенно Чимин стал согреваться, дыхание выровнялось, а на щеках появился лихорадочный румянец, как предупреждение, что сильное переохлаждение не пройдёт даром. Впрочем, Юнги всё равно тихо порадовался своей маленькой победе, кажется, сегодня никто не умрет, и это просто замечательно! Скоро приедет Намджун и скорая, и всё будет хорошо. Даже если Чимин потом испепелит его взглядом, полным ненависти, или будет брызгать ядом, говоря горькие слова, Юнги всё стерпит. Ему будет что сказать этому несносному мальчишке! А ещё… открывшиеся факты заставили задуматься: не судьба ли это? Теперь он точно больше не предаст, не бросит, и плевать, что обещание было дано миллион лет назад, ещё в прошлой жизни, о которой взрослым людям обычно не принято вспоминать. Но не опрометчиво ли давать кому-либо такие обещания, если даже себе порой невозможно доверять? И поскольку они оба помнят об этом, то разве это не знак свыше? Не значит ли это нечто важное настолько, что можно пренебречь всем остальным? Ведь он действительно скучал и всегда помнил… Самое приятное воспоминание из детства, пусть даже изрядно поистёртое. Образ маленького пухлощёкого карапуза с солнечной улыбкой и глазами-щёлочками навеки впечатался в память. Чимин с тех пор сильно изменился, заматерел — чего только стоили те видео из интернета! — стал настоящим красавцем и ловеласом. А ещё с ним приключилось нечто, что стёрло с его лица улыбку, превратив в угрюмого и злого типа. Наверняка тому есть объяснение, и Юнги обязательно во всем разберётся. Он, с не присущей ему лаской, погладил парня по спине, не говоря ни слова, и тот в ответ вдруг протянул руки, просовывая их под рубашку и обняв за талию, прижался сильнее. От всё ещё прохладных пальцев тело Юнги покрылось мурашками, и это было так волнующе. Правильно. Они — словно две потерянные половинки одного целого, и первая половинка, наконец, нашла вторую. Хотелось, чтобы время остановилось, замерло и дало насладиться таким внезапным воссоединением. Юнги, задержав дыхание, едва касаясь, провел кончиком пальца по щеке Чимина, испытывая едва ли не благоговение. Неужели столько короткая невинная детская дружба переросла в нечто большее за десятки лет? Капли дождя весело барабанили по крыше машины, от печки шло тепло, а Чимин в руках Юнги постепенно расслаблялся, возможно, он скоро очнётся и им предстоит долгий, нелёгкий разговор, и… Дверь машины внезапно распахнулась, нарушая хрупкую идиллию, впуская холодный влажный порыв ветра и залепив глаза взметнувшимися каплями. Юнги не успел открыть рот, как его схватили за шиворот, так сильно и неистово, что плотно застегнутая рубашка больно впилась в шею. Верхняя пуговица не выдержала и отлетела, но вторая оказалась крепче, и его резко выдернули наружу, под дождь. От неожиданности он опешил, но ещё в процессе падения смог извернуться, упасть не на спину, а на бок, успев уже через секунду подскочить на ноги, принимая боевую стойку. Однако ему не дали даже опомниться, ошеломительный удар в правую скулу высек из его глаз сноп искр, перед глазами потемнело и раздвоилось, зубы клацнули и рот моментально наполнился вязкой кровью. В голове звенело, словно он стоял под огромным колоколом, а зрение отказывалось фокусироваться. Юнги попытался вспомнить годами оттачиваемые приемы дзюдо, завертелся волчком, но противник был слишком быстр. Первый удар наверняка стал решающим и практически лишил его надежды отбиться… Незнакомец кружил вокруг, совершенно не попадая в поле зрения дезориентированного Юнги, он не успевал отбивать новые выпады, всё больше слабея. Ещё один удар в голову сбил его с ног, а потом по нему прошлись ногами: пара ударов носком тяжёлых ботинок в живот, потом сзади, по почкам, медвежий захват и хруст выворачиваемых конечностей. — Слышишь, сука, как хрустят твои кости? В теле человека их двести шесть. Не обещаю, что сломаю их все, но я очень постараюсь, — голос незнакомца звучал уверенно и очень зло, он врывался в сознание тысячей раскаленных игл. — Я очень постараюсь подарить тебе как можно больше боли. Он схватил Юнги за волосы и пару раз приложил головой о бампер машины, прогибая сталь и оставляя вмятины — сначала обычные, потом испачканные алыми пятнами, которые тут же смывал дождь. Юнги уже не мог сопротивляться, одной рукой едва сжимая руку нападавшего, которой тот держал его за волосы, а вторую и вовсе не чувствуя — она плетью висела вдоль тела. Ему оставалось только сильнее сжимать зубы и пытаться рассмотреть противника, однако неизвестный постоянно находился то сзади, то сбоку, не давая повернуть голову, а если и мелькал в поле зрения, то пелена дождя и замутнённое зрение доделывали своё дело. Незнакомец был чертовски силен. Удары такой мощности не могли обойтись без последствий, и Юнги отстранённо спрашивал себя, почему он ещё жив. У него всё вращалось перед глазами, мир переворачивался, вспыхивал яркими белыми пятнами, всё больше заслоняя обзор. Он понимал, что ещё немного, и он не жилец. Это явно не его уровень, он не сможет справиться, он облажался… «Я ничтожество. Слабак… Никого не могу спасти». — Он только мой, слышишь? Он мой! Никто не смеет к нему прикасаться своими грязными руками. Новый удар выбил из Юнги сознание, он провалился в блаженную темноту, без боли и мыслей. — Проснись, слизняк, — пара мощных оплеух, и ему приходится очнуться, погружаясь в водоворот боли. — Я не дам тебе так быстро сдохнуть. Сначала ты понесешь наказание, а потом я освежую тебя, как кролика. Ты не достоин стать частью моей коллекции, но мне слишком сложно сдержаться. Сейчас я жажду твоей крови. Над ухом щёлкнуло, и сквозь пелену отчётливо видна блестящая сталь ножа. Кончик лезвия замирает в опасной близости от глаза. «Наверняка будет очень-очень больно. Главное, чтобы не слишком долго», — думает Юнги, прощаясь с жизнью, ему уже всё равно, плевать на всё и вся, он просто хочет прекратить эту боль. Однако через мгновение всё меняется. «Чимин… Убегай, дурачок… Не смей геройствовать… Почему ты не бежишь, не спасаешься?» — внутри у него холодеет, и, не в силах пошевелиться, он беспомощно наблюдает, как Чимин вылезает из машины, как падает на землю, моментально намокая, плед. Как холодные капли стекают, огибая рельефные мышцы на идеальном торсе, но выше глаза он уже не может поднять и потому не видит его лица. Но во вспышках замутнённого сознания Юнги сам дорисовывает образ, и Чимин выглядит у него, как ангел, упавший с небес на грешную землю. А может, и не ангел вовсе, а демон… Юнги шепчет разбитыми губами дорогое имя, но голоса совсем нет, и никто его не слышит. Ему очень хочется услышать голос Чимина, в последний раз, чтобы на том свете он помнил его, но Чимин стоит молча, а потом вдруг протягивает руку вперёд. Но не ему, а мучителю, и тот вздрагивает, потом то ли радостно, то ли удивлённо восклицает. Через мгновение захват на шее Юнги ослабевает, а потом и вовсе исчезает. Юнги падает на бок, легкие горят без воздуха, он не в силах вздохнуть, лишь отрешенно смотрит, как мучитель, переступив через него, идёт к Чимину, как его окровавленная рука скользит по груди парня, оставляя тающий под дождём алый след на белой коже. А потом тьма накрывает Юнги своим черным покрывалом, не оставляя больше ни единой связной мысли…***