***
Вальтер писал: «Если человека посещает экстаз и видения, и он принимает свои мечты за реальность — он энтузиаст. Если он поддерживает свои фантазии убийством — он фанатик».
То и дело поглядывая на бледного, как бумага, товарища, Намджун внутренне содрогался. Сбежать из больницы было не самой лучшей идеей, но Юнги, едва узнав от Чанука о случившемся с Тэхёном, будто обезумел. Он сразу порывался поехать к нему в больницу, что находилась на другом конце города, но Чанук уговорил этого не делать. Всё равно тот в реанимации в тяжёлом состоянии и на данный момент к нему никого не пускают. «Если бы при падении он не зацепил пластиковый карниз, что слегка смягчил удар, то умер бы на месте. Хотя даже так чудо, что он продержался до приезда врачей. У него множественные переломы, сильное сотрясение мозга, разрыв лёгкого. И крайне нехороший перелом шеи со смещением. Скорее всего, даже если он выживет, то никогда не сможет вернуться к полноценной жизни». Эти слова до сих пор звенели в ушах каждого из присутствующих. Даже Сокджин, который ни разу не видел Тэхёна, выглядел крайне подавленно. Он с силой сжимал руль и не отрывал взгляда от дороги, глаза у него были покрасневшие. Намджун смотрел на это и думал, что его парень слишком чувствителен и очень жаль, что ему приходится через всё это проходить. А ведь в его жизни и так достаточно неприятностей. В отделение Сокджин не стал заходить — он с самого начала решил вернуться домой, чтобы оказать помощь Чимину, если тот вдруг вернётся. Намджун обещает присоединиться к нему позже, ведь в полиции для него ещё есть дело. Хотя Хосок всего лишь сотрудник его конторы, он чувствует ответственность за него. Тем более известно, что в случае проблем родители парня ничем не помогут, а лишь добавят нервотрёпки своей паникой. Скомканно попрощавшись с Сокджином, Намджун наблюдает, как к Юнги, что едва сдерживает перекошенное от боли лицо, бросаются почти все коллеги, но трогать боятся — события последних дней всех здорово напугали, и они опасались докалечить бедного начальника окончательно. В допросной уже дожидается Хосок. Он едва ли не бледнее Юнги, на лбу и шее виднеется нервная испарина. В трясущихся руках он держит стаканчик с кофе, но, судя по всему, до сих пор ни разу к нему не притронулся. Хосок официально не задержан, он может перемещаться в пределах дозволенного по отделению, но его пока не отпускают, всё ждут, что он хоть что-то вспомнит или дополнит. Те жалкие крохи, что удалось из него вытянуть, следствию особо не помогают. Хосок твердит, что практически не видел лица убийцы, потому что прятался в темноте, и тот постоянно стоял к нему спиной. Винить его за это никто не мог — парень и так выжил чудом. Подумав, Хосок рассказал, что человек был высоким и широкоплечим, одетым в обычную рубашку и брюки. А также был с укладкой и длинной чёлкой. То есть он предположительно молод, либо работает в такой сфере, где нет строгого дресс-кода и нет требований к причёскам. К отелю уже выслали группу экспертов, на данный момент там все тщательно проверяли, собирая улики и снимая отпечатки, а также опрашивали людей, что работают неподалёку. Ранее скрываемые детали дела внезапно получили огласку, и в данный момент пресса смаковала подробности похищения бывшего айдола и строила теории, станет ли эта жертва последней в списке Ночного Охотника, или Пак Чимин лишь очередная веха на пути убийцы. Так как события стали стремительно развиваться, жертв стало больше и покрывать происходящее стало невозможно, полиция решила привлечь отца Чимина и вызвать на допрос. Однако оказалось, что господин Пак вместе с супругой на данный момент находится заграницей и не может явиться лично, а на вопрос о детях на стороне лишь вспылил, категорически заявив, что никогда не изменял жене и подобные обвинения не только оскорбляют, но и порочат его доброе имя. Что самое странное, известие о похищении сына его никак не тронуло, он лишь деловито поинтересовался, жив ли Чимин, а когда не услышал чёткого ответа, больше не стал ничего спрашивать. Сокджин, которому позже позвонили и попросили пояснить подобное поведение, сообщил, что господин Пак всегда был чересчур строг к сыну. И, когда тот не оправдал его надежд, отказавшись заниматься семейным делом и уйдя в шоу-бизнес, вовсе отказался от него. — Мне кажется, его вообще никогда не интересовало ничего, кроме денег и бизнеса. Он любит всё контролировать, а тот, кто не подчиняется ему, становится врагом, — на мгновение запнувшись, Сокджин грустно продолжил: — Этот человек довольно жесток, он способен на всё ради сохранения репутации. Уверен, о смерти Чимина он спросил лишь потому, что в тот момент обдумывал, как эта ситуация повлияет на цену акций его компании. Все умолкли, понимая, что единственный, кто был способен пролить хоть какой-то свет в этом вопросе, не желает сотрудничать. Если бы он был в стране, его можно было вызвать на допрос принудительно, даже найти повод задержать, но сейчас они бессильны. В отделение возвратились несколько экспертов, посланных в отель, становится совсем шумно. Двое из них несли коробки с уликами, они сразу подошли к Чануку и Юнги. Даже не поздоровавшись, начали рассказывать о деле. — Тэхён действительно нарыл много важной информации, — восхитился первый эксперт, — жаль только, что такой ценой. Если бы он только сообщил нам… — оборвав фразу на полуслове, мужчина достал из кармана трезвонящий телефон. — Да. Да… Что? Не может быть! Сейчас. Он взволнованно нажал на кнопку громкой связи и пояснил: — Это вторая следственная группа, они кое-что нашли. Человек на том конце провода постоянно заикался, не то под впечатлением от увиденного, не то от страха, что нужно говорить перед большой аудиторией. Через несколько минут его перебил другой коллега и всё пояснил. В отеле нашёлся вход на нулевой этаж, скрытый за фальшивой стеной. Там обнаружилось помещение, разделённое на две комнаты. Первая напоминает скотобойню — повсюду кровь, крюки на стенах, операционные столы, инструменты, а также поднос с девятью стаканами и пустая бутылка дорогого виски. Там же на полу нашлось восемь уже изрядно подпорченных трупов. У всех перерезаны глотки, и, судя по состоянию тел, насилию они не подвергались, однако убиты были одновременно. Судмедэксперт, находящийся на месте преступления, после осмотра предположил, что все они подверглись воздействию некоего яда, после чего их всех убили. Троих из убитых уже опознали. Богатого бизнесмена, владельца данного здания, а также сети мотелей по Сеулу. Немолодую, но до сих пор популярную актрису сериалов и директора печально известной школы искусств. Личности остальных проверяются, но по одежде и украшениям видно, что все эти люди были богаты и наверняка известны. Как они связаны с Ночным Охотником, пока неизвестно, но даже без предварительных теорий очевидно, что они попали в это место не случайно. Вторая комната была похожа на стерильный морг. Видимо, там маньяк «оформлял» тела своих жертв, перед тем как предоставить своё «творчество» публике. В том, что это «логово» маньяка, не остаётся никаких сомнений. Уже сейчас очевидно, что жертв было намного больше — там множество образцов волос, ногтей, а также женская и мужская одежда и украшения разных размеров. — Нам даже пришлось привлечь коллег из других отделений, рук на всё не хватает. А в номере «люкс» на последнем этаже происходило что-то вроде выставок — там находится постамент, на котором мы нашли образцы воска и немного крови, — закончил свой рассказ безымянный рассказчик и отключился. — Получается, — нарушил возникшую паузу Юнги, — в этом деле было замешано намного больше людей? Всё происходившее зверство выставлялось на обозрение для некой группы больных на голову ублюдков? — Да, похоже, жертвы были экспонатами. Возможно, это секта сатанистов или люди с… — Разве можно подобных тварей называть людьми? — Чанук сдавил виски и с силой растёр их. Появление в деле известных людей усложнит всё ещё больше. Свалившиеся на голову проблемы сделали его совсем разбитым, а произошедшее с Юнги и Тэхёном доконало окончательно. Он привык, что работа — это работа, и его знакомые, коллеги и близкие с жертвами никак не связаны. — Кстати, — эксперт порылся в ящике с уликами, извлёк оттуда небольшой пакет и протянул Чануку, — узнаёте? Нашли на крыше. Наклонившись, все с недоумением и шоком смотрели на знакомую фотографию, чётко отпечатанную на студенческом удостоверении. — Чон… Чонгук?***
Хосок пребывал в ужасе. Он снова смотрел, как в отделение привезли его брата, но на этот раз он остался не у дел. Ему никто ничего не говорил, ничего не объяснял, потому что он и сам на птичьих правах. Ни подслушать, ни подсмотреть… Совсем недавно его обвинили в искажении фактов и умалчивании подробностей. Серьёзное это обвинение или попытка запугать, он ещё не понял, но ему было очень страшно. Нет ничего хуже неведения, но, судя по оживившимся сотрудникам полиции, Чонгук им очень нужен. Но для чего? Что бы Чонгуку ни было известно, он не может быть связан с убийствами, Хосок в этом уверен, но сердце сжимается от страха: а вдруг все эти годы он совсем не знал своего брата, не видел его пагубного падения? Пропустил, недоглядел… Часы ожидания тянутся так долго, что он начинает постепенно сходить с ума. Остывший кофе горчил на губах, холодил гортань и опадал тяжёлым сгустком куда-то на дно желудка. Только сейчас Хосок осознал, насколько голоден, и, посмотрев на часы, понял, что уже вечер. С момента происшествия с Тэхёном прошли почти сутки, а по ощущениям, будто целая вечность миновала. Перед глазами вспыхивают совсем свежие воспоминания, сердце заходится в панике — как же повезло, что убийца его не заметил. Он был на волосок от смерти. А вот Тэхёну не повезло… Двери открываются, в помещение заглядывает Намджун. — Ты как? — с тревогой спрашивает он и, неловко споткнувшись о порожек, вваливается внутрь. Пиджак на нём мятый, галстук отсутствует, а идеальная укладка растрепалась, придавая ему простой и совсем несерьёзный вид. Он выглядит моложе и похож на уличного хулигана. Усевшись на стул напротив, он ставит на стол пакет с бургерами и стаканчик с колой. Хосок машинально тянется к еде и сжимает в руке ещё тёплый пакет. На глаза наворачиваются слёзы — такой заботы от начальника он не ожидал. Подавив слёзы, смотрит на него в упор. — Почему здесь Чонгук? — Ты бы поел сначала. В суматохе о тебе совсем забыли, прости. Иначе давно бы покормили… — Почему здесь Чонгук? — настойчиво повторяет Хосок. Вздохнув, Намджун ерошит и без того взлохмаченные волосы. — Ладно. Не буду ходить вокруг. На крыше, откуда скинули Кима, нашли студенческий Чонгука. Свеженький, будто его только потеряли. — Этого не может быть! — вскакивает Хосок, цепляя коленом стол. Тот подскакивает, стаканчик падает и расплёскивает несколько крупных коричневых капель, но Намджун ловко подхватывает его и ставит обратно. — Я что, не узнал бы своего брата, будь это он? — продолжает кричать Хосок. — Это точно не он! — Разве там не было слишком темно, чтобы утверждать наверняка? И ты говорил, что этот человек довольно крепкого телосложения, и волосы длинные. Твой брат как раз не мелкий, и как студенту ему разрешено носить длинные волосы. — Ты мне не веришь? — проигнорировав доводы и спокойный голос начальника, Хосок вытаращивает на него глаза в недоумении. Кажется, будто он сейчас заплачет от разочарования и безысходности — если ему не верит человек, которого он знает, то что уж говорить о совершенно чужих людях? — Верю. Твой малой тот ещё… тип, но ты ведь понимаешь, доказательств его невиновности нет. — Так же, как и вины! — Хосок, ты должен помочь нам. Ведь ты прекрасно понимаешь, что просто на слово тебе никто не поверит — очевидно же, что будешь покрывать брата. Дай им что-то, что поможет вам обоим. — Но разве Чонгук не находился все это время дома под домашним арестом? Какие ещё нужны доказательства? — К сожалению, рабочих рук оказалось недостаточно, и за ним отправили присматривать не очень ответственного человека. Он не хотел торчать там весь день и, взяв слово с Чонгука, что тот никуда не уйдёт из дома, пошёл к своей девушке. То есть фактически за ним никто не присматривал. Хосок хватается за голову. — По городу расхаживает серийный убийца, а этот хрен на потрахушки ушёл? — Увы. И ты сам понимаешь. Пострадало двое полицейских — теперь все остальные принимают каждый чих на свой счёт и вцепятся в это дело хваткой бульдога. Боюсь, полетят даже невинные головы. — А что говорит сам Чонгук? — В том то и проблема. Он замкнулся и молчит. Ни угрозы, ни доброе слово не могут вытянуть из него ни единого звука. Набычился и сидит. Даже я как психолог бессилен. Тут нужно что-то другое. На мгновение Хосок задумывается, почему его брат так себя ведёт. Он всегда, с самого детства, был крайне упёртым. Но чтобы настолько, да ещё и в такой серьёзной ситуации… Что же может его расшевелить и заставить говорить? Грустно усмехнувшись про себя, Хосок сразу находит ответ. Сейчас не время щадить чувства. Пусть это и подло, пусть и недостойно хорошего брата, но лучше уж так, чем если Чонгук станет главным подозреваемым, или, что ещё хуже, из-за молчания на него действительно повесят вину. «Просто буду верить в его невиновность». — Скажите ему, что Тэхён пострадал. — Тэхён? А он тут каким боком? — Просто скажите. Если ему известно хоть что-то об убийце или этом деле, он расколется.***
Истошные крики Чонгука слышны во всем отделении, даже в самых отдалённых кабинетах. Работники высыпают наружу, побросав все свои дела. В суматохе даже Хосок выскальзывает наружу из своего узилища и никто не обращает на него внимания. Чонгук вырывается из допросной, как неистовый вихрь, на него накидывается сразу несколько полицейских, прижимают к полу. Но этот ребёнок с лёгкостью раскидывает двух взрослых мужиков, вскакивает на ноги, чтобы тут же снова оказаться на полу, уже не просто задержанным, а профессионально скрученным боевым приёмом. — Пустите! Пустите меня к нему! — орёт он. Лицо его перекошено и багровое от напряжения, на лбу и шее вздулись вены. Одна молоденькая стажёрка из бухгалтерии охает и теряет сознание под впечатлением от увиденного. Её подхватывают под руки старшие коллеги и волоком тащат прочь. Кто-то начинает звонить в скорую, кто-то поднимает потерянные девушкой туфли и отставляет в сторону, пока не затоптали. Продолжая буйствовать, Чонгук будто не чувствует ни боли, ни усталости, а вот те двое, что его держат, уже побагровели от натуги и покрылись потом. Остальные порываются помочь, но в то же время боятся подойти ближе. Такое неистовство они видят впервые. На их лицах страх и недоумение. А ещё почти осязаемая мысль — такой силач запросто мог убить кучу людей. Ему ничего не стоит оглушить, закинуть на плечо и уволочь взрослого человека. Сделав шаг вперёд, к брату, Хосок чувствует цепкую хватку на плече, а потом — боль. Всё это время Намджун с силой удерживал его, не отпуская, но он стряхивает его руку и бросается вперёд, к брату. — Чонгук! Чонгук! Прекрати, иначе ты ничем ему не поможешь! Ты должен ему помочь! — орёт он и трясёт его за плечо, но Чонгук его не слышит. В итоге он размахивается и залепляет пощёчину. Звонкую, обидную, отрезвляющую. В отделении повисает тишина, при всем желании никто не посмел бы так ударить задерживаемого. Но Хосок — старший член семьи. Ему можно. Чонгук смотрит на него в недоумении, а в глазах постепенно появляется осмысленное выражение, и, пока эффект не спал, тот начинает его уговаривать, просит рассказать, что он знает, ведь иначе они не смогут помочь Тэхёну, не смогут отмстить тому, кто сделал это с ним. Тихо восхитившись смекалкой своего подчинённого, Намджун потихоньку начинает догадываться, в чём дело. Кажется, именно Хосок самый адекватный в этом балагане, и только у него всё в порядке с головой. — А ещё Сокджин, — шёпотом добавляет Намджун, будто боясь опорочить своего возлюбленного крамольными мыслями. Впрочем, Сокджин действительно за всё это время не проявил неадекватности в своём поведении. Никаких психологических проблем — самый нормальный из всех. Имя «Тэхён» действует на Чонгука магическим образом, он сначала успокаивается и перестаёт вырываться, а потом и вовсе начинает рыдать, как маленький ребёнок. От настолько резкой перемены теряются все, некоторые, не выдержав такого открытого проявления горя, отворачиваются. Им всем предстоит нелёгкий разговор.***
Через полчаса толпа, разгоняемая руководителями отделов, наконец разошлась по делам, а Чонгук, умытый и с более-менее спокойным выражением лица, сидел за столом в допросной. Ещё через час разговор уже был окончен. Кто-то из сердобольных дамочек принёс всем горячего травяного чая, но, очевидно, что сейчас больше подошла бы рюмка чего-то более крепкого. Возможно, даже не одна. Часть оперативников уже отправились в школу искусств и домой за новым подозреваемым, однако того уже давно и след простыл. В школе он взял оплачиваемый отпуск ещё неделю назад и, по словам коллег, собирался отправиться на Гавайи, о чём хвастался всем задолго до отъезда. Однако запрос в Министерство внутренних дел не помог. Проверив информационные системы, отражающие билетные авиаоперации, Министерство дало отрицательный ответ. Также и таможенные службы не нашли в своей базе данных информации по номеру автомобиля. — Эй, вы только посмотрите. А у нашего подозреваемого внедорожник. Хендай. Обычный на первый взгляд, но премиум-класса. Чёрный, тонированные стекла, — «обрадовался» своей догадке Донхён. — Намджун-ши говорил, что у маньяка может быть такая машина. — Да половина Кореи на подобных ездит, — возразил его товарищ и быстро проверил модель по интернету. — Хотя… Может, и не половина. Не дороговата ли машина для обычного учителя танцев? Далее было дело техники. Подняв на уши несколько отделов, направили все их силы на расследование и выяснили, что приветливый и добрый со своими учениками учитель не так прост. — Настоящее имя не Ким Седжин, а Ли Седжин. Двадцать семь лет, вместо тридцати двух, что сейчас написаны в его документах. Воспитывался матерью-одиночкой, отец неизвестен. Точнее, уже известен, хотя господин Пак вряд ли признается в этом просто так. — С отвращением поморщившись, Чанук продолжил: — Дважды менял фамилию, причём узнали мы об этом случайно. Изначально он был на фамилии матери, но после совершеннолетия сменил её на фамилию Пак, думаю, по какой причине он это сделал, объяснять не надо. После школы сразу поступил в университет Сюнгюнгван, где изучал медицину, в частности — пластическую хирургию, — прочитав эти строки в отчёте, Чанук выдержал паузу и дождался, когда все понимающе кивнут. Намёк стал понятен практически всем. — Окончив бакалавриат, поступил на магистратуру. Отучившись курс, бросил и пропал почти на год, чтобы потом всплыть под новой фамилией в Сеульской школе искусств как преподаватель танцев, где работает уже два года. — Получается, его диплом учителя танцев — фальшивка? — интересуется Донхён. Он, как самый младший и самый неопытный коллега, нередко туго соображал, но последнее время всё чаще его догадки оказываются верны. — Там всё сложнее. Диплом, как и все его документы — настоящие. Но ранее они принадлежали другому человеку с таким же именем. Мы проверили паспортные базы и реестр и выяснили, что настоящий господин Ким в 2016 году внезапно сделал пластическую операцию. Причём настолько кардинально сменил внешность, что никто не мог его узнать. Он оборвал все связи с друзьями и знакомыми, а его бывшая девушка сказала, что он расстался с ней по телефону, сообщив, что собирается начать новую жизнь, уехав заграницу. — Хм. Концы в воду, значит. — Юнги потёр подбородок, задумываясь. — Чтобы знакомые не искали его и не привлекали полицию. Никто не видел его новую внешность, никто не знал, куда он делся. И мы не подкопаемся. Хитро. — Именно. Но он прокололся. Он сменил документы на первом курсе магистратуры, и в университете остались записи о старой фамилии, а также адреса. А в той школе, где обучался настоящий Ким Седжин, в архиве осталось его личное дело с фотографиями. Заметив несоответствие, мы начали копать и… выяснили его настоящую личность. Если бы не этот нюанс, то хрен бы мы размотали такой запутанный клубок. Он наверняка не думал, что кто-то будет проверять старые бумажные архивы, ведь сейчас все в цифровом формате, а там он хвосты подчистил. Это, кстати, — Чанук с гордостью похлопал младшего коллегу по плечу, — Донхён настоял. Я даже не думал, что сейчас кто-то эти бумажки хранит. Засмущавшись, Донхён опустил глаза в пол и начал кланяться и благодарить за похвалу. Все улыбнулись, глядя на такую покладистость. — М-да. Весьма хитрый тип, но опыта сделать всё идеально не хватило, — Юнги не мог прекратить думать о том, насколько двинутый этот изверг. Он настолько помешан на Пак Чимине, что даже взял его фамилию. — Выходит, он начал убивать примерно в возрасте двадцати трёх лет? Доселе молчавший Намджун вдруг встал со своего места и подошёл ближе. — Думаю, он начал убивать намного раньше. Его первая жертва, выставленная на всеобщее обозрение, была обработана весьма профессионально, хотя и являлась «пробой пера». Он, так сказать, прощупывал почву, как отреагирует общественность, как отреагирует тот, для кого он всё это делал. Но до этого он наверняка много тренировался, и, как несложно догадаться, это были не манекены. Каждый замолчал, думая о том, насколько сумасшедшим может быть человек, способный на такое. Мимо пробегающая девушка из отдела кадров с любопытством посмотрела на толпу задумчивых и серьёзных мужчин, но не рискнула подойти и послушать, о чём они толкуют. Сейчас в отделении все крайне напряжены, и попасть кому-то под горячую руку было совсем не сложно. — Выбор профессии тоже намекает на его наклонности, — продолжил Намджун и улыбнулся, — я не имею в виду, что все хирурги маньяки, просто, учитывая его наклонности, он наверняка руководствовался чем-то своим, выбирая подобную профессию. И то, что он не стал работать в этой сфере, а стал учителем в месте, где полно красивой и перспективной молодёжи, тоже неспроста. А фамилию Пак он взял потому, что хотел стать ближе к семье Чимина. Возможно, он даже хотел быть на месте Чимина, представлял это, обыгрывал у себя в фантазиях. Ведь Чимин в то время уже был известен и успешен, и у Седжина сформировался образ счастливого отца и сына. Он хотел, чтобы его признали, но потом увидел, как господин Пак относится к своему родному сыну, понял, что ему ничего не светит. В его мозгу щёлкнуло, он придумал новый план и создал себе новую личность, а его навязчивая тяга к отцу переросла в нездоровую тягу к брату. — Но склонность к убийствам у него сформировалась намного раньше? — уточнил Чанук. — Я уверен в этом. — Ублюдок, — раздалось сразу с нескольких сторон. — Так, — сказал Чанук, хлопая себя по коленям и вставая с места, — о мотивах убийцы мы потом ещё поговорим, когда появится время, а сейчас нам лучше выяснить, что делать дальше. По домашнему адресу, в студии и в школе его нет. Мы даже нашли его логово, и вернуться он туда не может. Но где-то же он держит Чимина? Даю руку на отсечение, это место у нас прямо под носом, осталось только додуматься, где оно! Господин Ким, — обратился он к Намджуну, и все повернули к нему головы, — вы лучше всего понимаете психологию таких людей, как думаете, где он может прятаться? Какое место ему дорого? Смутившись от такого внимания, Намджун занервничал и стал грызть ноготь на большом пальце, но вспомнив замечание Чимина, одёрнул руку. — Я много думал об этом, и мне в голову приходит только два места. Первое — это его родной дом, где он жил с матерью и вырос. Место, что наверняка порождает в нём неприятные воспоминания. Но это далеко отсюда, если я не ошибаюсь, в Тэгу? — неуверенно переспросил он, а потом сам себе кивнул. — Оттуда ему сложно будет следить за новостями, а также следствием… С другой стороны, он добился того, чего хотел, — получил Чимина. Поэтому вполне может поехать куда угодно. Скрипнув зубами, Юнги сделал вид, что не заметил, как все повернулись в его сторону. — Ну и второе — преступники очень часто возвращаются на место первого убийства, чтобы воскресить в памяти те ощущения и эмоции, что они испытали в тот момент. — Но ведь нам неизвестно, когда он убил впервые. Даже если представить, что первым убитым был настоящий Ким Седжин, то его место смерти неизвестно. И вряд ли когда-либо станет известным, — возразили сразу несколько человек. — За точку отсчёта надо брать то убийство, которое он первым выставил на обозрение. Уверен, именно оно оставило на нём неизгладимое впечатление, ведь ради этого ему пришлось выйти из тени, стать достоянием общественности. То, с какой щепетильностью он подходил к каждому убийству, показывает, насколько это было для него важно. — Первое тело нашли около концертного стадиона… Через время Чанук уже давал распоряжения группам захвата, одну из которых отправляли в Тэгу проверить дом матери Седжина. Хотя вероятность его нахождения там была и низка, он решил перестраховаться. Две остальные группы поехали к стадиону, который сейчас был закрыт на ремонтные работы, что вызвало дополнительные подозрения. Важным фактором также стало то, что именно там проводил свой последний концерт Пак Чимин, и именно оттуда он пропал. В отделении поднялась суматоха, кто-то отдавал команды, кто-то перепроверял улики и возможное местоположение убийцы, если вдруг первые два окажутся пустышками. Спокойными казались лишь Юнги и Намджун, сидящие в отдалении. Психолог пил горячий кофе, перед Юнги стоял стакан с минералкой. Он чувствовал, что зверски голоден, но также понимал, что от нервов сейчас не сможет проглотить ни кусочка пищи, поэтому давился водой, пытаясь залить пустоту в желудке. — Ты, наверное, хочешь мне что-то сказать, — спросил Юнги, глядя на задумчивого друга. Тот с самого начала выглядел подозрительно, хотя до сих пор и не проронил ни слова. — Хочу, — без обиняков ответил он. — И лишь тебе решать, что с этим делать — доложить начальству или действовать самостоятельно. Предупреждаю сразу, это сопряжено с риском для жизни. А она у тебя, как ты понимаешь, не бесконечная. Хмыкнув, Юнги махнул рукой. — Похоже, что меня сейчас риск волнует? — Юнги… — Ладно, ладно. Я буду максимально осторожен, что бы ты ни пытался мне сказать. Только не тяни, мне кажется, сейчас каждая минута на счету. — Я думаю, Седжин сейчас где-то около дома Чимина. Он должен был следить за ним постоянно, а это будет удобнее всего, если живёшь поблизости со своей жертвой. Возможно, они даже знакомы. Но где именно это место, мне неизвестно. Может, я вообще ошибаюсь. Вытаращенные глаза Юнги едва не вылезли из орбит от догадки. Он уже собирался рвануть на улицу, но Намджун придержал его за руку. — Седжин очень опасен, он не остановится ни перед чем ради получения желаемого. Пока что его сдерживали родственные узы, но после общения с Чимином и его последней выходки я понял, что он больше не будет терпеть. Поначалу — да, но потом ненависть превысит страх. Когда маньяк поймёт, что больше не контролирует жертву, он пойдёт на крайние меры. А если его загнать в угол… Если их обоих загнать в угол, я даже боюсь представить, чем всё это может закончиться, — голос Намджуна был так тих, напряжён и зловещ, что у Юнги зашевелились волосы на затылке. — Чимин сейчас нестабилен, а целью маньяка было сделать из него второго Охотника. Думаю, он и сейчас пытается это провернуть и внушить ему свои мысли. — Неважно. Я попытаюсь спасти его любой ценой. — Ты безумец. Он ведь тебе никто. — Да. Нет. — Ответил Юнги сразу на оба утверждения. Накинув куртку, он прижал к боку потяжелевший карман — там припрятано служебное оружие. Юнги будто чувствовал, что пистолет пригодится, и подготовился заранее. Затем, прихрамывая, выбежал на улицу. Мельком подумав, что стоило дослушать Намджуна, он тормознул такси и едва успел закрыть за собой дверь, как она открылась снова, и в салон завалился товарищ. — Какого?.. — удивился Юнги. — Ты же собирался к Сокджину. — Тревожно мне что-то отпускать тебя одного. Да и по пути нам… Найдём Чимина, а там, гляди, и за Сокджином сразу заеду.***
— Я вернулся, дорогой братишка! Скучал? Чимин в полубреду. Сколько он уже находится здесь? Минуты слились в часы, часы — в дни, дни — в бесконечность. Он потерял им счёт. Он потерял себя. Бесконечная болтовня похитителя ни о чём, Чимину она совершенно не интересна. Он не видит смысла в этом монологе, таком дружественном и обыденном, будто всё в порядке, будто они и вправду друзья или любящие братья. — Уверен, скучал. Ты явно оживился, когда я вошёл, — Седжин поднял с пола цепь и, будто это чётки, стал перебирать звенья, подбираясь всё ближе. — Прости-прости. У меня были дела. Там, — он условно махнул рукой куда-то за спину, — не хотят, чтобы мы были вместе. Хотят нас разлучить. Но они никогда нас не найдут, ведь я не оставляю следов. Ты ведь уже знаешь об этом? Зловеще усмехаясь, маньяк умолкает и выжидающе ждёт, глядя на Чимина в упор. Подобная игра происходит не впервые. Чимин в такие моменты всегда думал, что наверняка стоит подыграть. В таких случаях жертвам похищения рекомендуют во всём соглашаться со своим похитителем, поддакивать, делать вид, что они подчинились. Особенно если похититель — психопат. Но Чимин молчит. Язык будто прирос к нёбу. Сначала он боялся отвечать, теперь — ему всё равно. Жизнь однажды уже поделилась на «до» и «после», а сейчас и вовсе развалилась на части. Кто соберёт её? Дёрнув за цепь, Седжин стащил Чимина на пол и схватил за горло. Несильно, но достаточно крепко, чтобы нельзя было вздохнуть свободно. — Почему ты молчишь? Ненавижу тебя за это, — наклонившись к самому уху Чимина, он шипел, словно змея. — Я так старался все эти годы, оставлял тебе послания, терпеливо ждал, пока ты дозреешь. А ты даже не соизволил почитать новостную сводку, чтобы оценить мои старания. Мне пришлось делить своё бремя с абсолютно посторонними людьми! При живом-то брате! Как ты посмел быть таким холодным со мной?! Но… больше не осталось никого, кто бы мог нас разделить. Чтобы мы навсегда остались вместе, я убил их всех. Ты меня слышишь? Убил этих ублюдков, притворяющихся, что они меня понимают. Жалкие извращенцы… хотя они были полезны. И всё это ради тебя! Резкая пощёчина прозвучала слишком громко и неожиданно. Звонкая и отрезвляющая, она словно заставила очнуться. Опустив голову и держась за щёку, Чимин замер. Сколько ещё будет это продолжаться? «Может, я смогу?» — Прости. Он совсем не узнал свой голос, сиплый, тихий, неуверенный. — Прости… брат. Восторженный вопль маньяка, наверное, можно было услышать и на улице. Минуту назад готовый калечить и убивать, сейчас он бросился обниматься. Он прижал Чимина так крепко, что у того затрещали ребра. Седжин взял его лицо в руки, всмотрелся в глаза. — Ты назвал меня братом? Боясь, что мучитель может увидеть в его глазах совсем не то, чего ожидает, Чимин кивнул. Но, похоже, искренность совсем не то, чего он жаждал. Ещё мгновение всматривался, а потом его глаза скользнули вниз, к губам. Руки, которыми он всё ещё сжимал подбородок Чимина, стали жёсткими, и он грубо провёл большим пальцем по его губам, сминая их, проникая в рот, цепляя зубы и десны. Чимин ощутил их солоноватый мерзкий привкус. Отпрянув, Седжин встал и отошёл к столу. — Тогда почему? Почему противился? «Нужно просто тянуть время. Меня… спасут». — Я… ничего не помню. Всё как в тумане. Ты мог бы… рассказать мне? — Опять? — кажется, Седжин действительно сомневался, но ему слишком сильно хотелось поговорить об этом. — Хорошо. Но это — последний раз. Если снова обманешь меня, я тебя убью. Столь страшные слова были сказаны таким обыденным тоном, что их смысл до Чимина дошёл не сразу. Он смог лишь кивнуть, затравленно глядя в пол, и старался сосредоточиться на чем-то более осязаемом, земном. Лодыжка, на которую была надета цепь, болела всё сильнее, а бетонный пол, на котором он продолжал сидеть, был ледяным. Если так будет продолжаться, он совсем ослабеет… Пошатываясь, Чимин приложил усилия, чтобы не делать резких движений, встал и попятился назад к кровати, залез на неё с ногами. Седжин, казалось, даже не заметил его движения. Он предвкушал иную забаву. — Я всегда хотел убить тебя. Не просто так, этому, конечно, есть веская и важная причина. Сколько себя помню — моя мать постоянно плакала, — начал он свой рассказ. — Ночи напролёт и нередко днём. Работу ей не удавалось найти — кому нужна мать-одиночка без образования? Сейчас даже посудомойщица должна быть красивой и образованной, чтобы её взяли на работу! Я не понимал, что происходит, и думал, что она плачет из-за меня. Моё маленькое детское сердце плакало вместе с моей мамой, и я часто повторял ей: «Мамочка, прости! Прости!». А она прижимала меня крепко к себе, пряча глаза, и молчала. Прямо как ты… Когда мне было пятнадцать, от непосильного труда она сильно заболела и уже на смертном одре рассказала, кто мой отец, рассказала, что у него есть другая, настоящая, жена и настоящий сын, которых он любит так сильно, что совсем забыл о нас. Она показала статью в журнале, где крупным планом на фото были вы: богатые, успешные, улыбчивые. Образец счастливого семейства! Сжав кулаки, Седжин вперился взглядом куда-то в пустоту, будто пытался прожечь невидимого врага. Подобные воспоминания действительно были болезненны для него, и Чимин начал понемногу догадываться, что произошло: мать Седжина, будучи совсем молодой, залетела от женатого мужчины, и тот не признал ни её, ни ребёнка. Но каким образом всё это касается его самого? Какого чёрта Чимин должен расплачиваться за чужие ошибки? — Представляешь? Настоящая семья. А мы, значит — ненастоящие. Мы так, мусор, годами перебивающийся случайными заработками и постоянно страдающий от голода. Просто мусор. Знаешь, — повернувшись к Чимину лицом, Седжин вдруг иронично усмехнулся, — твой отец трахнул мою мать, когда та ещё была несовершеннолетней школьницей. Запудрил мозги, за несколько дней вскружил голову молоденькой дурочке, наобещав золотые горы, а потом сбежал. Но что самое невероятное, когда я пришёл к нему и сказал, что я его сын, он выгнал меня взашей! Позвал охрану и велел вышвырнуть. А перед этим, совсем недавно, он приютил сиротку-Сокджина. Какого-то сопляка с улицы, а родного сына — не признал. Ты представляешь, что я чувствовал? Отец? До Чимина наконец дошло, о ком идёт речь. До этого он просто пропускал сказанное мимо ушей, изо всех стараясь придумать, как сбежать. Получается, они с Седжином действительно единокровные братья. А может, его мать всего лишь придумала эту байку в попытке перед своей смертью пристроить сына к богатому опекуну. Такое не редкость. Но вслух говорить о своих сомнениях не стоит. Чимин надеялся, что его ошарашенного и испуганного лица будет достаточно, чтобы Седжин поверил в его искренность. — Когда он меня прогнал, я решил, что заберу у него самое ценное — тебя, и посвятил свою жизнь этому. Но когда у меня появилась возможность воплотить свои планы, то понял, что ты такая же жертва обстоятельств. Наш папочка никого никогда не любил. Со злостью сплюнув, Седжин добавил: — Он даже от тебя избавился, хотя на самом деле тебе есть чем гордиться. Ты стал успешен, популярен. Ты очень талантлив, красив и обаятелен. Тебя все обожали до безумия, этим безумием загорелся и я. Вся моя ненависть к отцу переросла в страсть к тебе. Ты тот, кто поймёт меня, ведь мы с тобой так похожи, — речь маньяка становилась всё громче, а глаза горели одержимостью. — Мы оба шли к своим целям, наплевав на правила. Мы — одинаковые, потому что мы братья, сыновья одного отца. Вмиг очутившись у кровати, Седжин излюбленным жестом схватил Чимина за подбородок, не дав отпрянуть назад и вжаться в стену, наклонился, едва не соприкасаясь губами, и выдохнул: — Теперь ты всё вспомнил? Теперь ты меня понимаешь? Ясно было лишь одно: Седжин совершенно безумен. Он придумал оправдание своему зверскому поведению, сочинил грустную историю, чтобы вызывать жалость у окружающих. Но принять подобное сможет лишь такой же безумец, как и он. «Поэтому он пытался сделать из меня убийцу? Какой бред». Не испытывая ни капли жалости после рассказанного, Чимин пылал ненавистью к этому человеку. Он даже ненавидел свою судьбу, что преподнесла ему такое проклятие. Вспомнить все события той осени так и не удалось, но в памяти всё равно всплывали обрывки знакомых фраз, страшные кровавые картины и всепоглощающий страх. От подобного так просто не избавишься. Слишком затянув с ответом, Чимин заметил, как исказилось злобой лицо его мучителя. Он понял, что должен что-то сказать, согласиться, хотя бы кивнуть, но вместо этого он спросил: — Тогда зачем ты так поступил со мной? Голос у него дрожал, и эта дрожь через пальцы, всё ещё больно сжимающие его подбородок, передалась и мучителю. Только того трясло не от страха или боли, а от злости. — Ты так ничего и не понял. Очередная пощёчина настолько сильна, что голова откидывается обратно. Сразу почувствовав, как рот наполняется кровью, Чимин машинально провёл языком по зубам, зацепил шатающийся клык, и в челюсти отдало новой порцией боли. Он не рискнул плюнуть кровью в лицо мучителю, и она застряла где-то в пищеводе, отдавая противными металлическими нотками. — Сколько я ни пытался, сколько ни говорил, всё без толку. Но я всегда держу своё слово и всегда довожу дело до конца, — намотав на руку цепь, он сильно дёрнул её на себя, заставляя Чимина вцепиться в кровать, чтобы не упасть. — А я обещал, что ты в любом случае будешь моим, даже если мне придётся сделать из тебя безвольную куклу. Он медленно двинулся вперёд, наступая с неумолимой грацией хищника, который полностью уверен, что его добыча не сбежит. Чимин, увидев в его глазах решимость, вскочил с кровати и метнулся в угол комнаты, прижавшись спиной к стене и натянув цепь до предела. Седжин приблизился, склонился над ним, огромный, тёмный, с безумным блеском в глазах. Почувствовав себя совсем маленьким и слабым, Чимин принялся отчаянно вырываться, когда тот одной рукой сжал его горло, а второй дёрнул ворот футболки. Попытавшись ударить его коленом, почувствовал, как ослабшее тело лишь ушиблось о мускулистое бедро. Седжин легко вжал его в стену, завладел руками, потом с лёгкостью перекинул через плечо и, прижав его ноги к своей груди, понёс к кровати. Сначала Чимин решил, что сейчас его будут убивать, тем самым способом, который применялся на предыдущих жертвах: разрезание на лоскуты, сдирание кожи, выпускание крови. Чем страшнее ему становилось, тем подробнее он вспоминал те ужасы, что пережил той злосчастной осенью, и тем больший ужас охватывал его. Он сам не понял, как оказался на постели, и почувствовал только, что Седжин одной рукой сжимает его запястья, а второй открывает замок на щиколотке. Цепь звонко упала на пол, и Чимин с надеждой замер — неужели обойдётся? Однако его ожидания разбиваются вдребезги. Наверное, прежде чем он умрёт, ему придётся вытерпеть множество других вещей. — Не сопротивляйся, Чимин-и, это ничего не изменит, — предупредил он. Горячие, обжигающие губы завладели его ртом, и он охнул, чувствуя, как привкус крови смешивается с чужим вкусом. — Нет! — заорал он, отворачиваясь и поднимая ноги, собираясь ударить его в живот, но Седжин молниеносным движением распрямился и лёг рядом, перебросив через него ногу и надавив рукой, чтобы удержать на месте. Сопротивляющаяся в его руках жертва, ощущение тёплого, манящего тела заставило маньяка мгновенно потерять голову. Ещё минуту назад он планировал растянуть удовольствие, наслаждаясь долгожданной запретной близостью, но теперь, зарычав, он думал лишь об одном — как поскорее получить желаемое. Навалившись, тяжестью тела он прижал своего пленника к кровати и дал волю рукам и губам. От ненавистных и нежеланных прикосновений Чимин словно обезумел, он вырывался так неистово, что трещали от перенапряжения кости, но он не чувствовал боли. Даже если бы ему пришлось расстаться с руками, Чимин бы согласился, лишь бы прекратить мерзкий контакт. Он извивался и рвался, пока не освободил одну руку и не вцепился обломками ногтей в перекосившееся лицо Седжина. Тот взвыл от боли и наотмашь ударил Чимина по лицу, а потом раскрытой ладонью в грудь, в солнечное сплетение, заставив забыть, как дышать. Из разбитого носа ручьём полилась кровь, заливаясь в глотку, и, вкупе с удушьем, Чимину показалось, будто он захлёбывается. Это было похоже на пытку, потому что он не мог остановиться и продолжал вырываться, но воздух в лёгких давно закончился и в глазах мутнело всё сильнее с каждым надрывным движением. Кажется, он на мгновение потерял сознание, а когда снова очнулся, то тяжесть с тела исчезла. Седжин стоял рядом с кроватью, и Чимин в оцепенелом молчании наблюдал, как он снимает рубашку, обнажая крепкую смуглую грудь. Он не был слишком мускулист, но с первого взгляда становилось ясно, что его тело крепкое, тренированное, не измождённое постоянными издевательствами и страданиями. Взгляд Чимина упал на его живот, на дорожку волос, исчезавшую за поясом брюк, и внушительный выпирающий бугор чуть ниже. Охваченный смертельным ужасом из-за укоренившейся догадки, Чимин попробовал соскочить с кровати и проскочить мимо, к двери, но моментально оказался в цепком захвате. Седжин легко оторвал его от пола и снова швырнул на кровать, а затем достал из комода чёрный свёрток, который оказался чехлом для инструментов. Развернув его, он один за другим стал доставать разного размера и формы ножи и аккуратно выкладывать на стол. Каждый раз, когда металл инструмента соприкасался с металлическим столом, раздавался звонкий стук, от которого Чимин вздрагивал. Остановив свой выбор на скальпеле, Седжин повернулся и улыбнулся в предвкушении. Его ждёт долгожданная и сладкая забава.***