Italian holiday

- Савада Тсунаёши! Время ужина – все уже собрались в главном зале, – Тсуна вздрогнул, отлепляя лицо от подушки. Время давно перевалило за девять часов. Журналист уже думал, что спокойно провалится в сон, распрощавшись с этим днём, но его постоянно возвращали обратно. Как будто Савада недостаточно настрадался. Или же причина в другом? Тсуна не хотел рассуждать на эту тему. Он больше ничего не хотел. - Я не приду сегодня! – крикнул парень, садясь на кровать. Идти и видеть знакомые лица, которые в одночасье опротивели ему, Саваде и вправду не хотелось. Но и сон больше не шёл – в голове звенело от пустоты. Не прошло и минуты как она начала наполняться тревожными мыслями. Старые проблемы спешили вернуться на своё место – Тсуна замотал головой, после чего вскочил на ноги и, накинув брошенный на пол плащ, вышел из тёмной комнаты. Ноги сами понесли его к лифту: нажав на минус пятый этаж, Тсуна всё же собрал остатки храбрости, решив наведаться к Фууте. "Прости, я ничем не могу тебе помочь, – прекрасно осознавал своё положение журналист, уже выходя на нужном этаже и направляясь в оружейную, где он в последний раз видел мальчишку. – Но и оставлять тебя одного было плохой идеей". С последнего визита Савады здесь многое поменялось: во-первых, на полу больше не было заметно кровавого пятна. Стоящая в углу швабра говорила о том, что здесь уже успели прибраться. Во-вторых, вместо Колонелло за Фуутой теперь наблюдал Шамал. Мужчина сидел на табуретке, на которой когда-то переводил дух Тсуна, и листал журнал с весьма откровенным содержанием. На мальчишку он практически не смотрел. Но Фуута и не собирался никуда сбегать. Всё также сидя за столом, он молча листал книгу, которую сам же и принёс. Тсуна застыл в дверном проёме, не решаясь ступить ни вперёд, ни назад. Слегка замешкавшись, он всё же обратился к Шамалу, прося того покинуть помещение. - Я сам за ним присмотрю, – Тсуна боялся, что доктор не согласится. Однако Шамал не был посвящён во все творящиеся перипетии, поэтому спокойно оставил пост, заботливо предлагая Тсуне журнал. Журналист вежливо отказался, краснея. - Как знаешь, – разводя руками, не стал навязывать Шамал. Скрывшись за дверью, мужчина, насвистывая себе что-то под нос, быстро ретировался. Савада остался один на один с Фуутой. Мальчишка до сих пор не отрывал головы от своей книги. - Эй, Фуута, с тобой всё в порядке? Никто не обижает? - Как Джаннини? – только и сделал, что спросил о здоровье механика Фуута. Тсуна не спешил с ответом. Подойдя к столу, парень присел на корточки, смотря на Фууту снизу вверх. Он был спокоен и сосредоточен на чём-то своём. Все слёзы высохли. Возможно, Савада зря так беспокоился. - С ним всё будет хорошо, – Тсуна не хотел врать, но и верить в то, что Джаннини погибнет – тоже. Поэтому предположив наилучший исход, парень поделился им с Фуутой. В ответ последовала улыбка – с каждым следующим словом Саваде становилось легче на душе. Но кое-что до сих пор тревожило его. Необъяснимая гибель Тимотео и… … причастность ко всему Фууты. - Я всё никак не могу понять, почему все подозрения пали на тебя, – решил поделиться своим волнением Савада. Мальчишка мог ничего и не ответить, но и держать в себе все переживания Тсуна больше не мог. Фуута только склонил голову, переводя на Саваду грустный взгляд. - Я тоже не знаю, – признался он, вздыхая и наконец поворачиваясь к журналисту всем телом. Болтая ногами и теребя воротник светлой рубашки, Фуута продолжал, повторяя те же слова, которыми он защищался от нападок извне. – В тот день я рассчитывал очередной рейтинг. Книга оказалась при мне, так что я тут же взялся за дело… А дальше – провал, пустота. - Что ж, было бы неплохо посмотреть, на каком месте я в рейтинге неудачников, – грустно усмехнулся Тсуна. – Готов поспорить, что на первом. - Ну же, Тсуна-ни! – воскликнул Фуута. – Я уже объяснял, что не могу смотреть что-либо по своему желанию… - Точно, – вспомнил Тсуна. Фуута рассмеялся, после чего резко замолчал, выпрямившись словно струна. Глаза помутнели, волосы на голове зашевелились. Савада почувствовал, как подол его плаща начал медленно подниматься вверх. "К-какого чёрта?!" – в шоке прокричал Тсуна, но на Фууту это не произвело никакого впечатления. Мальчишка, принявшись что-то беззвучно бормотать себе под нос, схватился за ручку, нагибаясь над раскрытой книгой. Савада же, отпрянув от него, в ужасе смотрел за тем, как левитировали мелкие предметы вокруг Фууты. Карандаши, ручки, остатки схем Джаннини… Тсуна даже смог разглядеть свой скомканный листок, который он забыл в кармане ещё со вчерашнего дня. Но не успел Савада и рта раскрыть, как эту бумажку ловко схватила чужая рука, облачённое в чёрный рукав с золотыми запонками, пряча уже в другой карман, на этот раз пальто. "Реборн!" – Тсуна уставился на детектива, который, придерживая рвущуюся в полёт шляпу, встал за спиной не замечающего ничего вокруг себя Фууты. - Этот паренёк страдает довольно забавной формой телекинеза. Представляя, что он связывается с истоками космоса, Фуута поднимает вокруг себя предметы различной формы. И в зависимости от погружения в транс, растёт и его сила. Бывали случаи, что он поднимал в воздух Джаннини. Правда, длится всё это сравнительно недолго, – одна ручка упала на стол, вторая, затем парящая бумага – Фуута, написав последнее слово, без чувств упал лицом на свежие записи. – После того, как он всё запишет, организм "перезапускается". Обычно на следующее утро он уже ничего не помнит. - Н-но откуда?.. – не мог понять Тсуна, поднимаясь на ноги и собирая раскатившиеся по полу пишущие принадлежности. Реборн же, пока Савада корячился под столом, укрыл Фууту одеялом, которое он принёс с собой. Заметив это, у журналиста отлегло от сердца – это явно хороший знак. - Если бы ты присутствовал на ужине сегодня, то сам бы услышал эту историю от Емицу. Поначалу мне казалось, что он выгораживает преступника, но теперь... – мужчина остановился, заглядывая в книгу. Детским почерком коряво было выведено: "Шанс отыскать убийцу Дона Тимотео у Савады Тсунаёши равен ста процентам…" В комнату вбежал Колонелло. "Скорее, кора! Он очнулся!" – только и успел бросить патологоанатом, разворачиваясь и убегая в лазарет. Реборн и Тсуна отправились за ним, оставив Фууту досматривать свои сны. - Простите меня, ребята, – виновато улыбаясь, приветствовал всех Джаннини, сидя на койке с перебинтованным плечом. Тсуна обессилено свалился на табурет рядом с раненным, про себя радуясь, что всё обошлось. - Джаннини, мы так рады!.. – уже начал было Савада, но детектив перебил его, оставляя все восторженные слова на потом. - Ты помнишь, что с тобой произошло? Кто стрелял? - Реборн! Дай ему отдохнуть! – вновь начал заступаться Савада, но Джаннини, потирая затылок, сам отвечал на поставленные вопросы. - Нет, Тсуна, не надо. Вообще-то за выстрел я и извинялся: так получилось, что я сам попал в себя. - Сам? – журналист поначалу не поверил, но затем вспомнил слова Фууты. "Он же предсказал это. Какого ещё ответа я ожидал услышать?" - Как это произошло? – Реборн тоже остался недоволен сказанным. Все уставились на Джаннини, ожидая, наконец, получить недостающие кусочки пазл, с помощью которых должна была выстроиться полная картина преступления. Понимая это, Джаннини только сильнее волновался от груза ответственности, взвалившегося на его и без того пострадавшие плечи. - Ох, это всё по моей глупости. Просто Червелло никак не хотят идти на уступки, поэтому я отправился в оружейную в надежде починить бракованный товар. Ну, те парные пистолеты, из которых и был убит Дон Тимотео. Однако, то ли от волнения, то ли ещё из-за чего, я потерял бдительность и, получается, выстрелил сам в себя. - Как так можно было умудриться, кора? – не понимал Колонелло, которого совершенно не радовала перспектива штопать механика "Вонголы". Но Джаннини, не собирающийся терпеть нападки в свой адрес, возразил: - Попрошу, дело не в неуклюжести! Просто выстрел производится самостоятельно, стоит поднять пистолет на определённую высоту. - Хорошо: как можно было умудриться создать такое, кора? – не успокаивался Колонелло. Джаннини тоже был непреклонен. Так они ругались до тех пор, пока в пылу ссоры не расслышали тихий смех – Реборн с трудом сдерживал его, прикрывая улыбку рукой. Патологоанатом даже притих, с непониманием взглядывая на коллегу. Тсуна тоже не мог понять, что могло вызвать такую реакцию у детектива. - Что это на тебя вдруг нашло? - Ничего, – увиливал от ответа мужчина. - Учти, Емицу потребует объяснений, – заметил Колонелло, который уже догадался о намерениях Реборна. - Так и быть, сделаю заявление завтра утром. А пока нам всем стоит разойтись по комнатам и лечь спать: день и так выдался чересчур насыщенным. - Вот так просто? Без объяснений, без всего? – остался недоволен Савада, до которого с трудом всё доходило. Злость брала вверх над здравым смыслом: Тсуна уже не боялся в наглую требовать от детектива ответов. Реборн продолжал игнорировать его любопытство, лишь наблюдать за тем, как Савада наконец стал проявлять свой характер. И даже когда Тсуна встал и подошёл к нему вплотную, хватаясь за ворот пальто, он не шелохнулся, только с вызовом смотря в большие глаза. "Давай, удиви меня, Тсуна", – говорил его взгляд, разжигающий внутри Савады пожар. Колонелло даже направился к Тсуне, уже собираясь его остановить, но парень не стал переходить границ. - Хорошо. Идти могут все, кроме Савады, – вырвав пальто из чужих рук, Реборн направился к выходу. Колонелло покинул палату следующим. - Прости, Джаннини. Отдыхай, – Тсуна оставил механика последним. Детектив же дожидался его в коридоре, молча проследовав к выходу с этажа, как только журналист показался в дверях. Туна, нахмурившись, пошёл за ним. Он пока ещё не понимал, зачем Реборн позвал его с собой. Если детектив решил сделать заключение завтра утром, то он не станет менять своё мнение только потому, что Саваде не терпелось узнать всё сегодня. "Тогда зачем?.." – уже без былого энтузиазма пытался додуматься до всего своим умом Савада, позволяя панике незаметно подкрасться к самому сердцу. Нехорошее предчувствие подпитывала и полная уверенность Реборна в себе: мужчина спокойно шёл к выходу из особняка, даже не утруждаясь проверять, следовал ли Тсуна за ним или нет. Он был уверен, что журналисту некуда деться. Так и было, за что Тсуна только больше ненавидел себя. "Я почти смог! – сокрушался парень. – Почти показал ему, что тоже имею права всё знать. Когда же он прекратит обращаться со мной как с ребёнком?" Может тогда, когда Савада повзрослеет? Почему-то об этом парень совершенно не думал. Выйдя в сад, где они уже как-то выясняли отношения, Реборн наконец обернулся к Саваде, показывая скомканный лист. Тсуна сразу узнал его – это тот горе-дневник, который он попытался завести по советам Наны. Его же и забрал себе мужчина, когда Фуута стал записывать неожиданно пришедший на ум рейтинг. Остатки уверенности покинули Тсуну, оставляя его один на один с самодовольной ухмылкой Реборна. Правда стоило парню вновь показать собственную слабость, как улыбка исчезла. - Ты действительно так думаешь, Тсуна? "Тсуна?" - Только пожалуйста, не молчи: я не собираюсь тянуть из тебя слова силой. - Д-да, – отвечал журналист, чувствуя себя пристыженным школьником, пойманным за очередной шалостью. Детектив вздохнул, недовольно качая головой. В следующую секунду бумажка была безжалостно разорвана в клочья. - Ты точно идиот, Савада. - Почему же? – Тсуна понял – он не добьётся от Реборна ответа, кто является убийцей Тимотео. Но он мог узнать нечто другое. Личное. И упускать эту возможность журналист не решился, пересиливая себя и тот стыд, что уже облепил голосовые связки, заставляя парня лишь виновато пялиться в ответ. - Да, могло показаться, что я вёл себя странно. Я действительно давно скучал по Италии, что, отчасти, и стало причиной моего согласия вести это дело. От Намимори уже начинало воротить. Однако приехав сюда я понял, что… ничего не чувствую. Здесь спокойно. Здесь я должен был чувствовать себя как дома. Но Италия давно перестала ассоциироваться у меня с этим местом: за хорошими и тёплыми воспоминаниями скрывались плохие, омрачающие всё, до чего добирались в моей памяти. Я пытался прогнать это чувство, но без толку: от этого места всё равно веет холодом, – Реборн поёжился. На Тсуну он старался не глядеть – детектив никогда не делился собственными мыслями, особенно настолько откровенными. Но в последнее время он стал замечать, как Савада начал отдаляться от него. Бояться. Не понимать. И как бы Реборну не хотелось этого признавать, но отдаление Тсуны его страшило. "Из всего этого путешествия я сделал простой вывод, – продолжал Реборн, глядя Саваде в глаза. – Главное не место, а люди. До глупости просто. Но даже великому детективу пришлось поломать голову, чтобы дойти до этого". Не "дойти". Принять. Реборн не отличался от Тсуны упрямством, страдая ничуть не меньше, чем сам журналист. - Что ж, как выяснилось, и у меня имеется слабость привязываться к людям. - Реборн!.. Савада еле сдерживал себя от переполняющих внутри эмоций. Радость, удивление, отрицание, но самое главное – облегчение. С Реборном действительно было не всё в порядке: он, как и Тсуна, всё это время лишь пытался разобраться в себе. - Тс, Савада. Не порть момент, – подходя к Тсуне вплотную, прошептал Реборн, приподнимая лицо парня за подбородок и склоняясь к губам. Они давно просто так не целовались. "А целовались ли вообще?" – не мог припомнить Тсуна, прижимаясь всем телом к детективу. Запустив руку под пальто, парень обнял Реборна, после поцелуя уткнувшись носом в шею и вдыхая полной грудью знакомый до боли запах. Это Реборн, его Реборн. Объятья стали крепче – мужчина попытался отстранить Саваду, но тот пошёл в отказ. "Мне и так хорошо", – шептал Тсуна, зажмурив глаза. Реборну ничего не оставалось, как сдаться: прижав одной рукой Тсуну к себе в ответ, он расплылся в довольной улыбке. На душе необычайно спокойно и легко. Взгляд упал на одно из темнеющих окошек особняка. Реборн вспоминал: из него всегда глядел Тимотео, провожая его после очередного визита. Поправив свободной рукой шляпу, Реборн кивнул видневшемуся в солнечных бликах воспоминанию. "Благодарю вас, Дон". "Благодарю за то, что связали меня с этой семьёй".