***
Юри упахивался на катке. Тренер был доволен выносливостью, но был недоволен исполнением. Кацуки витал в облаках, думая об омеге, терзаясь тем что бросил его. — Юри, ты где? — кричит Никифоров. — В смысле? — наконец, выныривая из своих мыслей, спрашивает Кацуки. — Ты думаешь, Юри, и совсем не о фигурном катании, ни о прыжках и качестве их исполнения, ты где-то, но не здесь. Вот даже сейчас, я с тобой разговариваю, но не вижу отклика в твоих глазах. Вот я и спрашиваю — где ты, Юри? — Извини, Викутору, я не выспался, я попробую снова, — оттолкнувшись ногой от льда он принялся набирать скорость для прыжка. — Нет, стой, на сегодня тренировка закончена, пока ты в таком раздрае, на лёд не выпущу. — Викутору, но… — Я сказал — нет, ещё покалечишься, мы идём домой. Юри обещал подчиняться тренеру в той части, которая касается фигурного катания, потому пришлось сдаться, идти переодеваться и двигать домой.***
Юра кое-что не продумал, как он Никифорова в маленьком городке найдёт? В информации о фигуристе — Кацуки Юри, значился только городок Хасецу, а полного адреса ему никто не скажет. Вот и сейчас, он стоял на ничем не примечательной улице и озирался. Судьба это или нет, но на встречу ему шёл Виктор в компании задумчивого японца. — Вот опять ты где-то витаешь, Ю-ури-и-и, — потянув за щеку Кацуки, промурлыкал Никифоров — ну же скажи, в чем дело? — Я устал, — отводя руку от покрасневшей щеки, говорит альфа. Это не так, он опять думает об омеге, как там Юра? Он оглядывается по сторонам и ойкнув прячется за тренера. — Что-то не так? — спрашивает русский, оборачиваясь на ученика, потом оглядывая местность и замечает несущегося на него парня гоповатого вида, который с размаху засвечивает синяк ему под глаз. Тот покачивается и падает на руки японцу. — Ща, и ты своё получишь, — по-русски говорит Плисецкий и, казалось, бы Кацуки его понять не должен, но чудо все-таки ещё не закончилось. — Не надо, что я тебе сделал? — тихо неуверенно лопочет по-русски узкоглазый. — За то что тренера у меня увёл, он мне обещал ставить программу. Виктор тем временем стонет от боли и тянется к глазу, рассматривает парня целым глазом и задаёт вопрос от которого замирают оба парня, — А ты вообще кто? — Я тебе ща ещё один фингал поставлю, чтобы рассмотрел лучше… — Викутору, ты что, не помнишь, это же Юрий Плисецкий, фигурист из России, — решил все-таки подыграть своему омеге Юри, хоть с этим и сложно было согласиться. Но если Никифоров и потерял память, то Кацуки не мог сказать, что он не знает парня, стоящего сейчас в полной прострации. Но, видно, все в порядке и осознание случившегося проявляется во взгляде. Ещё Юри пытался не впасть в панику или поддаться другим чувствам, чтобы не распространять запах. Хорошо, что ещё цветет сакура, хоть не так заметен выдающий в нем истинного аромат цветов. — Вы тут общайтесь, а мне в аптеку заскочить нужно. Викутору, проводишь Юру в гостиницу, — и пока те не очнулись, стартанул от них в аптеку. Ему и правда нужно туда. Катастрофа нагрянула внезапно и теперь нужно маскировать запах от русского гопника. — А а-а-а, ты куда? — очнулся Плисецкий, но японца уже и след простыл, — Ну что, Старик, веди, куда япошка сказал, — пнув по ботинку Никифорова. — С какой это стати я должен вести тебя куда-то, — хмыкнул тот, — я тебя не знаю. — Зато узкоглазый знает, пошли быстрее, жрать охота и помыться не помешает, — нахохлившись шипит омега. — Никакого воспитания у младшего поколения, — посмеиваясь, говорит Виктор, — один свалил в закат, альфа называется, другой пинает почтенных граждан… — Кацуки альфа?! — Плисецкий удивленно таращиться на Никифорова. — Да, тоже мне знакомец, даже не знаешь у кого гостить будешь, — Виктор потянул носом и губы его растянулись в улыбке — вкусно пахнешь, омежка, только… — глаза у русского расширились — беременный уже, — выдыхает он — я тебя тренировать точно не буду, потеряешь ребёнка, мне ещё твой альфа голову оторвет. — Не оторвет, ведь… — Юра осекся, ему вдруг стало страшно, а вдруг Виктор сейчас что-нибудь сделает, а вокруг ни души. Виктор вскинул брови, сверля взглядом. — Он не знает о ребёнке, — закончил омега. — Это не важно, не знает — узнает, истинные чувствуют это сразу, мне проблемы не нужны, завтра же уезжай! — Виктор прошёл мимо омеги и зашагал к гостинице, — Ты идёшь или собрался ночевать на вокзале? Юра все понял, Виктору он совершенно не нужен, даже если и вспомнит, то не признаёт, а ещё того хуже пошлет на аборт. Решимость что-либо говорить таяла. Он поплелся за Никифоровым. Тот заметил перемену в настроении и спросил: — Что с тобой, как-то ты сдулся? — Ты мне отказал в тренерстве, это достойная причина? — зло сверкнул глазами Плисецкий, — долго ещё идти? — Нет, мы уже пришли, — кивает мужчина, списывая перемену настроения на беременность. Юра регистрируется сам и уходит в свою комнату под пристальным вниманием Никифорова. Что этому мальчишке от него нужно, явно не тренерство, он же отяжелеет до начала сезона и не сможет участвовать. Если он думал, что сможет, то он дурак, а если его цель в другом? Тут нужно подумать, мальчонка не дурак. Странно, как на него Юри отреагировал, таким испуганным он не выглядел, даже когда он резко его подмял под себя. Что-то с этими двоими не так. — Виктор, — позвал Юри, заходя в вестибюль гостиницы, — Вы что только что пришли? — Нет, я задумался, — ослепительно-наивно улыбнувшись Кацуки. — Юри, почему ты испугался, он же омега? — Когда на тебя летит рассерженный русский омега любой бы испугался, особенно если за ним идёт слава гопника. Ты правда что ли его не помнишь? — Честно сказать, да. А что? — Жаль мальчонку, он старался, приехал, потратился на билет, а ты его не помнишь, как и обещание своё, — вдруг меряя Виктора взглядом, — ты всегда такой забывчивый или когда не хочешь выполнять обязательства? Меня ты тоже так легко сможешь послать? — Ну, что ты, Юри! Разве можно такое очарование послать? — схватив японца за руку, мурлычет Никифоров, — одни твои глаза чего стоят, а их мягкий свет, когда ты задумываешься, просто невыносимо прекрасен! О чем ты думаешь, скажи? — Об истинном омеге, — оборвал поток грубой лести альфа, покусывая губу и поглядывая на руку, захваченную в плен. Виктор её отпустил со словами, — Как холодно, чем я заслужил такой взгляд? — Прости, я немного устал и не выспался. — меняя выражение на более мягкое. Но все же думая, что делать с Юрой дальше. Он не хочет его прогонять, но и позволить ему травмировать себя не хочет, а признаться ему страшно. — Пойдём ужинать? — Хорошо, а омежку позовешь? — Да, надо бы, он ведь с дороги, наверно, ничего не ел. — Юри спросил у Мари в какой комнате остановился Плисецкий и, поднявшись, постучался. — Можете войти, — послышалось за дверью, — а, эт ты, — фыркнул Юра, увидев кто к нему пришёл. — Ужин накрывают внизу, но если тебе после перелета нездоровиться, то я могу принести его сюда, — посмотрев на бледное лицо русского, сказал Кацуки. — Если можно, — смягчаясь проговорил Плисецкий, голова у него закружилась, а ноги подломились и если бы не японец, он бы расшиб себе что-нибудь. Тот быстро шагнул в комнату и поймал парня под подмышки и уложил на кровать. — Выглядишь неважно, — проговорил Кацуки. — Заткнись, япошка, — шипит Юра, хватаясь за голову — как же она, чёрт возьми, болит. — Я сейчас принесу тебе что-нибудь обезболивающее, — погладив омегу по голове, Кацуки ушел за таблетками, а Юра почувствовал от этого прикосновения себя лучше, но ему было еще далеко до отметки хорошо и он не придал этому значения. Японец принес ему таблетки и легкий ужин. Накормил и позаботился об омеге, не обращая внимание на шипение и неприязнь, и ушел только когда Юра уснул. — Какой трудный был сегодня день, — ушёл к себе и завалился спать. Наконец-то, он снова встретится с истинным и попросит прощения за отсутствие, у него снова есть часы спокойствия в саду с сакурой.