Ты - моя единственная надежда

Christian's POV       Проснувшись около двух дня, я начал собираться на работу, пока Анастейша готовила завтрак, а Теодор мирно посапывал в своей коляске после очередного кормления. Вскоре я был готов и отправился в бар, чтобы заработать денег для своей семьи и вместе с этим позаниматься музыкой. Должен признать, что мне даже нравится возможность каждый день практиковаться в игре на фортепиано.       Кроме того, меня радовала заработная плата, с которой нам удавалось и откладывать понемногу на всякий случай, и при этом тратить деньги на все возникающие нужды. Я вновь мог баловать жену подарками, купить для сына пусть и не самую дорогую и лучшую одежду, но столько, сколько ее требовалось.       В четыре я уже на рабочем месте и приступаю к своим обязанностям пианиста, погрузившись в себя. Мысли уводят меня на неделю раньше, когда я проник в свой бывший будущий офис «Грей Хаус». ***       Когда мне с легкостью удалось попасть в здание, подкараулив персонал на запасном выходе, я понял, что нужно поработать над системой безопасности и сменить всех сотрудников охранного отдела. В раздевалке для уборщиков я сменил одежду, взглянул в зеркало и осознал, что на меня смотрит не Кристиан Грей.       Сделав глубокий вдох, я вышел в коридор и направился к служебному лифту, чтобы подняться на последний этаж, где восседает Ник Броуди в своем кабинете. Судя по моим последним данным, которые я собирал предыдущие дни, он должен быть на совещании в конференц-зале. Времени у меня есть не больше получаса, поэтому стоит поторопиться.       Надетые очки прикрывают мои глаза, которые я отвожу либо в другую сторону, либо вниз, каждый раз, когда кто-либо проходит мимо меня. Поднимаюсь на лифте, сердце ускоряет свой ритм.             Спокойно, Грей, «Грей Энтерпрайзес» достался тебе по наследству от отца. Он долго работал, возводил эту империю, потом я продолжил его дело. Но все покатилось к чертям собачим. Поэтому я должен вернуть все, что принадлежит мне.       И я начинаю понимать Каррика, почему он так поступил со своим другом. Несмотря на наши отношения, сейчас я очень хотел бы попросить родителей о помощи, но мама уехала на четыре месяца в командировку в Африку, где вовсе нет связи, отец поехал с ней.       Проклятье, Андреа выглядит кошмарно. Этот ублюдок ответит за то, что заставляет ее работать сверх ее сил. Она провожает меня взглядом, немного хмурится, но продолжает делать свою работу. Как только верну все на свои места, обязательно увеличу ей зарплату и дам отпуск.       Встречаюсь с секретарем Ника и говорю ему, что собираюсь прибраться кабинете, и меня без проблем пропускают. Что же, это было не трудно. Плевать, что здесь есть камеры, у меня будет время уйти, когда они поймут, что я вовсе не уборщик.       Этот ублюдок сменил пароль на сейфе, мне пришлось попотеть, пытаясь отгадать его. Но Ник не любит над этим заморачиваться. Однако едва я успеваю сделать несколько фото, слышу в коридоре шум и голос Броуди, который, по всей видимости, уже вернулся с совещания.       Мозг пытается придумать план отступления, ведь я не ожидал такого поворота событий. Я надеялся уйти до его прихода, а теперь уже поздно бежать. Мне нужно либо с ним столкнуться и надеяться, что он не узнает меня, а это маловероятно; либо спрятаться, но меня могут найти, ведь наверняка секретарь сказала ему об уборке.       В дверях сталкиваюсь с мужчиной, глаза не поднимаю, якобы показывая свое почтение. Однако я лишь сдерживаю свой гнев, чтобы не врезать ему сейчас по роже за то, через что он заставил пройти мою семью. — Сэр, — низким голосом бормочу я и покидаю кабинет, заставив Ника нахмуриться.       Быстрым шагом подлетаю к лифту и судорожно жму на кнопку вызова, моля Бога, чтобы он скорее приехал. Когда оказываюсь внизу, осознаю, что наверху начался кипишь — я забыл убрать документы обратно в сейф, за мной уже идут… *** — Грей? — слышу ухмылку позади себя и на несколько мгновений пальцы останавливаются, слегка повернув голову вижу какого-то мужчину лет сорока в неопрятной одежде. Но я вообще его не знаю, поэтому не вижу смысла с ним разговаривать и возвращаюсь к исполнению произведения. Во всяком случае мне за это платят, и я буду выполнять свою обязанность. — И правда, тот самый Кристиан Грей! — захохотал он. — Чего тебе надо? — буркнул я, бегая пальцами по белым и черным клавишам. — Мне? Ничего. Просто… это… Неожиданно. Все-таки Бог воздает по заслугам!             Дружище, прекрати болтать зазря. Только проблем себе заработаешь.       Я молчу, фокусирую свое внимание на менуэте. — Все-таки жизнь наказала тебя, Грей, — злобно хмыкнул мужчина. — Как говорится: как пришло — так и ушло.       Я срываюсь с места за роялем, музыка более не в силах успокоить разливающийся внутри меня гнев. В два шага оказываюсь около этого ублюдка и с размаха бью кулаком прямиком в нос, который мгновенно хрустит под моими пальцами. Он стонет от боли, держится за лицо, а затем поднимает на меня взгляд, полный ярости.       Задиравший меня человек набрасывается на меня с ответными кулаками, и я пару раз даже пропускаю несколько ударов. Лицо начинает немного саднить. Еще два удара приходится по ребрам прежде, чем я смог перевернуть его на пол, усесться поверх и начать его колотить, словно боксерскую грушу.       Я заметил, что вокруг нас собралась толпа, отчетливо слышал возгласы подбадривания то для меня, то для моего соперника, который лишь ошалело глядел в мои глаза и истерически хохотал. — Сэр, — я почувствовал на своих плечах крепкие руки, которые оттаскивали меня от тела на полу, и только тогда я взглянул на свои кулаки, кожа которых была свезена ударами, и на его лицо, похожее на кровавое месиво, хотя мразь и была все еще в сознании, — вы арестованы, — эти слова, как гром среди ясного неба. Я начал вырываться из хватки полицейского, но вскоре почувствовал на своих запястьях ледяной металл наручников.       Проклятие! — Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажете, может и будет использовано против вас.       Опомнился я лишь когда меня затолкали в машину к копам на заднее сидение. В окно я заметил, что того человека тоже посадили в наручниках в другой служебный автомобиль. Ну, хоть не мне одному отвечать за этот кавардак. А затем меня поразило, будто молнией.             Анастейша!       Я ведь не вернусь домой этой ночью, моя малышка сойдет с ума. Я должен хотя бы позвонить ей, предупредить, чтобы она не волновалась. Но у меня скованны руки, а телефон лежит в заднем кармане брюк — если я и смогу его вынуть, то набрать номер жены уже нет. Придется ждать до того, как меня привезут в участок…       … Около часа ночи меня оставляют в камере для ожидания вердикта по делу. Проходит около полутора часа, когда дежурный подходит и сообщает, что суда не будет, а мне придется заплатить штраф за драку в общественном месте, либо же отсидеть исправительные пятнадцать суток за этой решеткой. — Могу я сделать один звонок? — спрашиваю я, остановившись на входе в камеру. Понимаю, что уже поздно, но Ана должна знать, что я в порядке. В относительном порядке. — Идем, Грей, — кивает мне высокий мужчина-дежурный на телефонный аппарат.       Под строгим наблюдением я подхожу к автомату и набираю номер своей жены, опершись о стену спиной. Пока слушаю долгие гудки вызова, я протираю лицо ладонью, пытаясь избавиться от жжения в глазах. Я подпираю стену так, будто без моей поддержки она завалится, но, боюсь, что скорее от усталости упаду я. — Алло? — в трубке раздается тихий хриплый голос миссис Грей. — Ана, это я, малышка, — едва выдавливаю из себя, чувствуя в горле ужасный ком стыда. У нас и так с деньгами туго, еще и дел наворотил. — Кристиан, где ты? — она взволнованно вздыхает. — Я в дерьме, детка, — закрываю от бессилия глаза, — я в полицейском участке. — Что произошло? — всхлипывает Ана. — Драка в общественном месте. Ты можешь приехать утром с деньгами? — Я сейчас же приеду! — Нет, сейчас ты ляжешь спать, а сюда приедешь утром. Не смей в половину третьего ночи выходить на улицу! Поняла меня? — Но как же ты… там… в камере?! — Я переживу оставшееся время, тем более до рассвета осталось уже часа три, — наконец нахожу в себе силы оторвать спину от стены, когда вижу недовольный моим долгим разговором взгляд надзирателя. — Я приеду, как только выглянет солнце. — Прости меня, малышка, — какой же я идиот! Мало того, что она внесет залог за меня, так я еще и остался без работы. Вряд ли мистер Берри простит мне эту выходку. Нам все еще нужны деньги. — Мне очень жаль. — Все будет хорошо, милый, — она делает глубокий вдох, пытается не заплакать, — скоро увидимся. Я люблю тебя, Кристиан. — Я люблю тебя, Ана.       Представляю, что с ней сейчас будет дома. И я черти где — не могу успокоить свою малышку. Возвращаю трубку на телефонный аппарат, и меня сопровождают обратно в камеру, в которой я должен просидеть до утра.       Мысль о сыне не покидает моей головы. Я хочу, чтобы он начал снова улыбаться, а не бесконечно плакать, тем самым изводя свою ранимую и чувственную мамочку. Анастейша очень переживает за Теодора, из-за этого пропадает молоко, приходится его докармливать смесью. — Просыпайся, Грей, — резко просыпаюсь от звонкого стука по железной решетке моей камеры, — к тебе посетители.       Подрываюсь на ноги и подхожу к куску металла, разделяющему меня и Ану с Тедди. Малыш приветливо глядит на меня, и я не в силах сдержать улыбку. Как же я скучал по ним! — Прости меня, — все, что могу сказать своей жене с ребенком на руках, её глаза на мокром месте. — Я выгляжу жалко. Тебе стоило бы бросить меня здесь, забрать сына и уйти. — Совсем дурак? — истерически выплевывает Анастейша. — Я уже внесла штраф, тебя сейчас освободят.       Я бросаю взгляд на заступившего на смену нового дежурного, который разговаривает с начальником этого участка, оба они косятся на меня и, вероятно, обсуждают мою персону. Что же, даже у Кристиана Грея есть темная сторона. — Всего доброго, мистер Грей, — сержант открывает камеру и выпускает меня. — Постарайтесь больше не попадать сюда. — Благодарю, — киваю мужчине в форме и подхожу к жене, чтобы обнять, но она отстраняется от меня.             Ты заслужил это, Кристиан. — Идем домой, — сухо произносит Анастейша, оглядывая оценивающим взглядом мое лицо. Кажется, прошлой ночью мне неплохо его разукрасили, и у меня даже не было возможности умыться.       Всю дорогу назад мы молчим. Я не могу ничего сказать из-за чувства вины, а она — из-за злости, обиды и, возможно, даже ярости на меня. Что же, получай по заслугам. Боюсь даже подумать, что она со мной сделает, когда я скажу, что снова безработный. Я подвожу ее в который раз, снова и снова разочаровываю ее.       В данный момент меня волнует проблема в семье: я на пороге того, чтобы лишиться жены и сына.       Когда мы входим в дом, Ана все так же молча проходит в комнату, чтобы уложить в коляску заснувшего по пути Теодора. Я снимаю свою испачканную и помятую рубашку и бросаю на диван, когда вдруг миссис Грей вихрем вылетает в гостиную, закрыв твердой рукой дверь в спальню. — Ты негодяй, Грей! — шепотом визжит она. — Ты хотя бы осознаешь, как я волновалась! — ее голос повышается. — Я понимаю, детка. — Прекрати звать меня так! — строго выкрикивает она, прищурив глаза. — Ладно, драка, ладно, арест и штраф… Я в состоянии это пережить, но если я хотя бы знаю, что ты жив и в безопасности! — Но я же позвонил тебе, как только представилась возмо… — Нет! Ты должен был быть дома, Кристиан! — перебила она меня на полуслове. — Твоя смена заканчивается в двенадцать тридцать, в час ты обязан был быть дома! — Один из посетителей… — Не надо перекладывать вину на других! Боже! — она вскидывает руками. — Я думала, что с тобой что-то случилось! В мою голову приходили настолько ужасные вещи, что я боялась закрыть глаза и проснуться от звонка из морга, Кристиан! — Ана, мне очень… — Не говори, что тебе жаль! — снова кричит она, при этом мило топнув ножкой. — Ты разбудишь Теодора… — пытаюсь ее обнять, но она отходит назад. — Нет, потому что он не спал из-за тебя всю ночь! Ты думаешь, одну меня заставил беспокоиться всю ночь? Он чувствует тебя не хуже, чем меня, идиот! — внезапно для себя получаю пинок в плечо. — Прекрати орать! — тоже повышаю голос, потому что спокойный тон она не слышит или не хочет слышать, хватаю ее за руки, притягивая к себе, и затыкаю рот поцелуем. — Пусти меня! — вырывается она, кривляясь от поцелуя. — От тебя несет потом и кровью, Грей! — Ты сама напросилась, — ухмыляюсь я, — раз уж Теодор крепко спит, а мы предоставлены сами себе, — подхватываю ее под попку, перекинув через плечо легкое тело жены, и несу в ванную комнату. Она яростно колотит кулаками мою спину, визжит что-то нечленораздельное, а я тем временем открываю прохладную воду в душе и ставлю ее под поток. Она смотрит на меня растерянным взглядом, а я наблюдаю, как ее мокрая одежда прилипает к сексуальной фигуре, выделяя каждую выпуклость.       Становлюсь к ней, тело содрогается от холодной температуры воды, но я не обращаю на это внимания и впиваюсь в ее губы страстным поцелуем, на который она с радостью отвечает. Разрываю пальцами ее футболку и бросаю к ногам, опускаюсь губами к ее грудям, которые совсем недавно были наполнены молоком, обхватываю то один сосок, то другой, вытягиваю их, заставляя малышку застонать от удовольствия, слегка прикусываю их зубами.       Присаживаюсь на корточки, целуя каждый миллиметр кожи ее пока еще не идеального, но столь любимого мною животика. Прилагаю не мало усилий, чтобы освободить ее от насквозь промокших джинсов и трусиков, целую ее сокровенное место, чувствуя, как ее пальцы массируют мою голову. Тем временем между складочек нахожу чувствительный бугорок и ласкаю его языком, она выгибается, ее коленки дрожат, и я ввожу в нее палец, чтобы проверить готовность. И вместе с этим осознаю, что сам еще наполовину одет. Блядь! — Детка, — поднимаюсь к ее лицу, не оставив губы без сладкого поцелуя, — на мне брюки, ты не поможешь? — часто втягивая и выталкивая воздух, говорю я.       Пока она расправляется с ремнем, пуговицей и ширинкой, я включаю воду теплее, чтобы мы не заболели. Комната заполняется тяжелым паром, который усложняет дыхание. Ана играет с дорожкой волос от пупка, заставляя меня закрыть глаза. Неожиданно для себя чувствую на своей плоти ее ладошку, она массирует меня от основания до самого края головки.       Едва обхватив мой член губами, точно леденец, она втягивает его, засасывает, и при этом так смачно чмокает губами, что я на мгновение забываю, как дышать. Иисусе, я не могу больше терпеть! Буквально отрываю ее от своего достоинства, поворачиваю к себе спиной, ведь именно так будет удобнее, и расставляю ее ножки на ширину плеч. Пристраиваюсь позади нее, обхватив руками ее талию, и опускаю ее влагалище на себя, испустив протяжный стон. Локтями и головой Ана упирается в мокрую плитку душа, прогнув спину, словно кошечка. Я делаю быстрые поступательные движения в ее нутро, вхожу до самого упора и снова покидаю убежище. — Видишь, как нам хорошо, детка, — шепчу ей на ушко, получив в ответ лишь громкий стон, и вместе с тем, ощущаю, как ее стеночки напрягаются в ожидании развязки. Вхожу все сильнее, а столкновение моей и ее мокрой кожи шлепками разносится по комнате. — Кончай, малышка, — делаю несколько последних толчков внутрь и замираю, когда ее мышцы сокращаются вокруг моей плоти. Зажимаю ее живот руками, плотно прижавшись к ней, и сам достигаю апогея, верхней точки удовольствия, тяжело дышу в ее шею, лаская ее губами.       Когда более-менее прихожу в себя, медленно покидаю лоно своей жены, она издает слегка болезненный, недовольный стон, и я невольно страшусь того, что сделал ей больно. Надеюсь, все в порядке, но, чтобы выяснить это, поворачиваю ее лицом к себе, и с ужасом вижу, что она плачет. — Тебе больно? — хмурюсь я, коря себя за столь необузданное поведение. В конце концов после рождения Теодора прошло всего лишь два с половиной месяца, а я сейчас был с ней так неосторожен, думал лишь о себе. — Я же не смогу жить, если с тобой что-либо случится, — всхлипывает Анастейша, прячет лицо в ладошках. — Посмотри на меня, — медленно опускаю ее руки вниз, вытираю от слез и капель воды ее щеки и губы, — Анастейша, я понимаю. Потому что, если я потеряю тебя, не смогу существовать. — Ты до смерти напугал меня, любимый, — она посмотрела мне прямо в глаза, и я увидел в них страх. Настоящий, искренний.             Ох, малышка, прости. Я в самом деле не хотел так пугать тебя. — Обещаю, впредь такого не повторится, — спокойно говорю я, держа ее щеку в своей ладони. — Я сейчас и сам едва от страха не умер, — с облегчением выдыхаю, — думал, что сделал тебе больно. Прости, если тебе правда было больно. — Все нормально, мне было приятно. Я почувствовала, что ты правда со мной, — хихикнула она, наконец, улыбнувшись. — Вот и славно, а теперь мне нужно хорошенько вымыться, потому что меня почти сутки не было дома. — Я пока приготовлю завтрак, — она легко целует меня в губы, — я люблю тебя, Кристиан. — И я тебя люблю, малышка.