***
Дни проходили медленно. Ночи — ещё медленнее. Сколько дней прошло с тех пор, как ведьма появилась на их пороге? Трудно было определить, когда никого рядом не было. Киришима надеялся, что его отец вытащит голову из своей задницы раньше, чем в поместье закончится еда. У него начала заканчиваться еда. Киришима пытался отвлечь себя тренировками. Никто не погладит его по голове, если он отстанет от других рыцарей, пока ждёт конца этого кошмара. Но было тяжело. Его когти мешали нормально держать меч и портили каждый лук. Единственное, что он мог тренировать, — это силу. Завтра, продолжал он говорить себе, завтра его отец поймёт, как стать порядочным человеком, и весь этот кошмар закончится. Киришима потерял счёт прошедших «завтра». Каждое из них он проводил, сидя у окна и глядя на тропу, ведущую в поместье, пока надежда покидала его. Дни становились все длиннее и длиннее. Несмотря на все старания, у Киришимы закончилась еда, а отец так и не вернулся. Он больше не мог пользоваться луком, чтобы охотиться. Может быть... может быть, жители деревни поймут. Если он спустится к ним, объяснит, что на самом деле произошло и что никто не был убит, они помогут ему? Они ведь смогут увидеть то, что находится за его внешностью? Киришима поднялся с насиженного места. Конечно, если отец вернётся, пока Киришимы нет, то он подождёт своего сына. В любом случае Киришима быстро вернётся! Быстро доберётся до деревни, убедится, что с жителями все нормально, и побежит обратно домой. Действительно, поход в деревню звучит, как отличная идея! Киришима удивился, почему не сделал этого раньше. Они наверняка ужасно беспокоятся о нем. Несправедливо было с его стороны заставлять их переживать столько дней... недель? Достаточно долго, чтобы они волновались! Впервые за долгое время Киришимы покинул поместье. Воздух был колючим, предвещая приближение зимы. Разве, когда ведьма объявилась, не было тепло? Киришима отогнал эту мысль. Температура в горах постоянно меняется, его отец отсутствует не так давно. Не стоит встречать жителей с грустным лицом! Позитивный настрой! Он начал спускаться в деревню. Дорога уже заросла кустарниками. Растения быстро росли, не из-за чего переживать. Проходя мимо, Киришима принялся срезать их. Не стоит, чтобы после всего случившегося отца ждал нерадушный приём, когда он вернётся. Звуки шагов далеко впереди привлеки внимание Киришимы. Это замечательно! Легче сначала объяснить все одному человеку, чем целой деревне! Лицо Киришимы озарила широкая улыбка, и он побежал вперёд, подпрыгивая, чтобы встретиться с этим человеком поскорее. Он свернул на развилке и резко затормозил, лицом к лицу встретившись с женщиной. — Ах! Привет, Мари... Остаток предложения затерялся в горле, когда Киришима заметил выражение ужаса на её лице. Почему она так смотрит? Её губы скривились, она сделала нетвердый шаг назад. Она достала из пояса кинжал и направила его на Киришиму. — Я не позволю т-тебе убить и м-меня, мон-монстр! Киришима тряхнул головой и приблизился к ней, чтобы успокоить, но она вдруг закричала и пырнула его ножом. Он только беспомощном лязгнул, столкнувшись с чешуей Киришимы. Они оба ошарашено уставились на место, из которого должна была струиться кровь. Женщина споткнулась, падая назад, и пронзительно закричала. Киришима приблизился к ней в отчаянной попытке успокоить, но она отползла от него, в ужасе распахнув глаза. — Нет... постой... все нормально, не нужно бояться... — Киришима присел около неё и потряс за плечи. Он не мог оставить её в таком состоянии! Это его вина! — Мари! — крикнуло несколько голосов, а раздавшийся следом топот ног заставил Киришиму вскочить. Они не смогут понять. Он не навредил ей. Он никому не хотел навредить. Киришима больше не намерен был кого-либо пугать. Неужели... неужели он действительно так ужасен? Шаги становились громче, и Киришима услышал вопли ужаса, когда они вконец подошли. Не стоит даже пытаться объяснять им. Киришима бросился по дороге, обратно в поместье. Почему все сложилось так? Он не думал, что настолько сильно изменился. Неужели? Он ворвался в поместье и захлопнул дверь, тяжело дыша. Почему. Почему? Почему! С тех пор, как его прокляли, Киришима избегал зеркал в поместье. Он даже не замечал этого. Это не было осознанным решением. Просто так получилось. Сейчас, сейчас же он бросился к ближайшему зеркалу и посмотрел на своё отражение. Чешуя. Чешуя повсюду. Он знал... он понимал, что она есть. Он мог видеть её на своём теле, замечал краешком глаза на своих щеках. Он понимал, что она есть. Он понимал и уже не смел лгать себе, что не изменился. Проклятье не так сильно его изменило. Но глядя на себя, впервые глядя прямо на себя, он почувствовал, как в его груди образовывается пустота, которую он пытался заполнить все это время. Рога. Рога как у демонов из сказок. Он коснулся своего лица, прошёлся по чёрной чешуе, покрывающей кожу. Её оказалось больше, чем он думал. Его внимание привлекли когти... его когти. Они были такими длинными, смертельно опасными. Киришима улыбнулся своему отражению. У него всегда были острые зубы, но сейчас это были настоящие клыки. Он выглядел пугающе, чудовищно. Неудивительно, что Мари испугалась. Он был монстром. Киришима отшатнулся от зеркала. Он был монстром, и отец не вернётся завтра утром. Или на следующей неделе. Он был монстром и совсем один. Невозможно снять проклятье одному. Он был один. — Я ничего не сделал, — пробормотал он. Ноги сами привели его в комнату, руки дрожали. — Почему... почему она поступила так со мной? Кровать. Кровать такая мягкая и удобная. Раньше мама ложилась рядом и читала ему сказки, пока он не засыпал. Когда он в кровати, то снова может почувствовать себя в объятиях матери. Киришима опустился на подушки, сжался в позу эмбриона и закрыл глаза, прячась от всего мира. Что ему следует делать? Как ему пройти через все? Что было днём? Что было ночью? Было ли что-нибудь за пределами поместья, его кровати? Ему следует уйти? Время потеряло значение. Словно в тумане он заставлял себя пить воду, обсасывал остатки сухого мяса, пока оно не закончилось. Его живот урчал и ныл от боли, но когти не пронзали кожу, неважно сколько он терзал свои бока. Почему? Почему? Киришима воображал, что это его конец. Позволит он себе так просто себя выбросить? Была ли хоть какая-нибудь надежда, что его отец заживет новой жизнью и разрушит проклятье? Была ли хоть какая-нибудь надежда, что он сможет самостоятельно снять проклятье? Как мог кто-либо полюбить его, когда он всех пугал? Никакой надежды. Ничего. Зачем беспокоиться. Он был один. Всегда будет один. Была ночь. Была ночь? За окнами темно, значит, это ночь. Киришима сел, глаза горели в мягком лунном свете. Он слышал голоса, чёткие и отдельные. Его разум был затуманен, и невозможно было разобрать, о чем они говорили. Почему они такие громкие? Они в доме? Киришима нетвёрдо встал на ноги. Когда он в последний раз пил воду? Голоса становились громче, голова раскалывалась. Он пошатнулся в сторону тумбочки со стаканом воды и пил ее, пока головная боль не уменьшилась. Голоса остались. Киришима облокотился о стену и поморщился, пытаясь понять смысл слов. Что-то о деревне? Лордах? Чудовищах? Боже. Киришиме показалось, что его облили ледяной водой. Бандиты пробрались на земли его отца и намеревались напасть на деревню, потому что ни правящего лорда, ни рыцарей больше не было, чтобы её защищать. Киришима выбежал из поместья, не задумываясь. Его не волновало, почему он услышал их голоса или откуда знал, куда идти. Это было неважно. Что действительно важно — его деревня в опасности. Там нет рыцарей. Никто не сможет защитить добрые семьи. Киришима должен был что-нибудь сделать. Что-угодно. Его голые ноги проносились сквозь кустарники, едва ли чувствуя ветки и камни, но ничего не вредило его коже. Голоса становились все отчётливее, и скоро он услышал их не только в своей голове. Киришима, не задумываясь, прорывался сквозь деревья, пока свет от нескольких костров не осветил его лицо. Весёлый голос бандитов сменился тишиной, когда они посмотрели на своего неожиданного гостя. Киришима моргнул в ответ, неуверенный, что ему следует делать. Он бы точно не стал избивать безоружных людей, спокойно поедающих ужин, но также не мог позволить им остаться. Бандиты все решили за него. Кто-то закричал в ужасе и просто убежал. Те, кто остались, схватили оружие и набросились на него. Киришима рефлекторно уклонился, но их было слишком много. Лязг металла об его чешую прозвучал очень четко. Они не могли ранить его. Киришима схватил один из мечей и прошёлся когтями сквозь металл, словно это было водой. Ещё больше бандитов убежало. Те немногие, что остались, боролись со своим страхом и изо всех сил пытались остаться на ногах. Они были в ужасе. Они были в ужасе от Киришимы. Отлично. Он зарычал и взмахнул когтями. — Оставьте в покое мою деревню! — но дни молчания дали о себе знать. Его слова едва ли можно было разобрать, наверное, только он и знал их значение. Для всех остальных они были воем ярости, воем чудовища. Бандиты закричали и бросились назад. Они собирались устроить лёгкий перекус — не драку с неумирающим монстром. Боль от своего положения не могла заглушить чувство гордости в груди Киришимы. Он их прогнал. Он защитил деревню. Киришима улыбнулся, улыбнулся так ярко, что щеки заболели. Они доберутся до деревни только через его труп. Одиночество лишь небольшая плата.***
Когда Киришима проснулся его голова была затуманена, а во рту было сухо, как в пустыне. Паника окатила его. Как долго он спал? Слабость в теле подсказывала, что прошли дни. У него не было причин разрушать своё расписание, особенно, когда Бакуго здесь. Как только он сел, боль прокатилась по всему его телу, и Киришима осознал две вещи. Во-первых, он был забинтован, а грудь адски болела. Во-вторых, Бакуго здесь не было. Киришима огляделся по сторонам, и страх заполз к нему в сердце. Неужели он... Неужели он один? Может, Бакуго забинтовал его и решил, что сделал достаточно? С чего вдруг Бакуго оставаться и лечить его? У Бакуго были большие мечты, великие цели, которые он собирался достичь. Он ничего не выиграет, играя в доктора для глупого чудовища. Грохот и последующие за ним громкие проклятья подавили слезы Киришимы. Киришима распахнул глаза, ухмылка расползлась по его лицу. Разумеется, Бакуго не оставит его заботиться о самом себе. Даже если Бакуго никогда не признается в этом, он беспокоится. Киришима поморщился. Глупые пессимистические мысли. Долгий сон вреден для его разума. Сны также не помогали. Прошло три года, а первые месяца его проклятья все ещё преследуют его. Позитивный настрой! Позитивный настрой! Киришима собрал позади себя кучку подушек, чтобы легче было сидеть. Ой, не своих подушек. Это была комната Бакуго, осознал он, устроившись напротив изголовья. Стол рядом с окном был завален медицинскими принадлежностями: несколько растений, чашки, бинты и мази. Почему-то Киришиму не удивило то, что Бакуго знал, как смешивать лекарства. Бакуго умел делать все. Его взгляд остановился на прикроватной тумбочке, и он тут же схватил стакан с водой, опустошая его за секунды. Киришима почувствовал себя в разы лучше, когда рот больше не трескался от сухости. Когда он опускал стакан обратно на тумбочку, то заметил знакомую книгу. Его щеки моментально покраснели, он схватил изорванную книгу и поместил на своих коленях. Почему Бакуго хранил эту книгу в своей комнате? Он её прочитал! Она даже не была великолепной книгой! Обычная приключенческая новелла, которую мама читала ему, когда он был младше. Он открыл первую страницу, и щеки стали ещё горячее, когда он увидел разорванные края. Почему, черт возьми, Бакуго хранил её в своей комнате? Что-то находилось между страницами. Киришима поднял голову и затряс книгу над своими коленями. Хрупкая, плоская цветочная корона упала на его колени. Сердце Киришимы бешено забилось, а глаза наполнились слезами. Он осторожно поднял кольцо, чтобы точно убедиться, что это та самая корона, которую он сделал для Бакуго. Конечно, это была она, но все это казалось слишком нереальным, чтобы оказаться правдой. Бакуго хранил её. Он делал все возможное, чтобы не навредить ей. Из его груди вырвалось слабое хихиканье, пока он аккуратно вернул корону на место. Бакуго хранил его цветочную корону в первой книге, которую он прочитал вместе с Киришимой. Это было до смешного сентиментально и мило, что Киришима не знал, как на такое реагировать. Киришима подпрыгнул от звуков шагов на лестнице и попытки Бакуго ругаться потише да так, что стало больно. О боже. Нет. Бакуго не должен знать, что Киришима знает. Он положил книгу на тумбочку, пытаясь точно вспомнить, как она стояла до того, как он притронулся к ней. Он понадеялся, что Бакуго все равно ничего не заметит. Когда дверь открылась, Киришима невозмутимо сидел напротив изгороди и повернулся к Бакуго с самой большой улыбкой. — Оу. Ты проснулся, — брови Бакуго были сведены к переносице, и Киришима подумал: неужели он ходил с таким выражением все время с тех пор, как его вырубило? В руках Бакуго держал поднос с кувшином и парой фруктов. Он заметил опустошенный стакан на тумбочке, и выражение на лице немного смягчилось. — На самом деле проснулся, — вздохнув, он пробормотал что-то очень похожее на «слава богу». Слезы снова угрожали пролиться по его щекам, и Киришима попытался их прогнать. Бакуго, естественно, заметил. Напряжение вернулось на его лицо; он сел на край кровати и опустил поднос на тумбочку. — Тебе больно? В последний раз дал тебе обезболивающее, когда ты проснулся, так что оно наверняка больше не действует. Бакуго приблизился ближе, и Киришима почувствовал, как его сердце забилось быстрее. О боже, в глазах Бакуго было столько заботы. Киришима отпрянул в удивлении, когда Бакуго прильнул к его лбу своим, но тот просто схватит его плечи, вынуждая остаться на месте. Он закрыл глаза с задумчивым выражением и отодвинулся, наливая в стакан ещё воды. Святое дерьмо. О боже. Грудь Киришимы болела, но не в физическом, а в эмоциональном смысле. Ему казалось, что сердце выпрыгнет уже на следующем ударе. Бакуго был так близко. На секунду Киришима представил, что они поцелуются... Но это смешно! Его лицо залилось краской при этой мысли, но он не мог оторвать широко распахнутых глаз от Бакуго. Каково целовать Бакуго? — Ну, похоже, жар наконец-то спал, и ты впервые по-настоящему проснулся, так что... — Бакуго повернулся к Киришиме со стаканом воды и застыл. Он посмотрел на его расширенные глаза, смущённое выражение и залился краской. — Чт... что это, блять, за взгляд, Дерьмоголовый? Я проверял твою ебанную температуру! Я не могу сделать это по-другому с моими перчатками, понимаешь? Просто... пей свою дрянную воду и молчи! Киришима сделал все, как велели, но не смог сдержать улыбки перед тем, как попить. — Я ничего не сказал. Его голос был тихим и скрипучим, но этого было достаточно, чтобы Бакуго услышал. Его лицо стало красным. — Твоё дерьмовое лицо сказало достаточно! Пей свою чертову воду! Вода была удивительна. Бакуго, должно быть, добыл её из родника, потому что она была потрясающей. Киришима тяжело опустился на подушки. Поглощая воду, он наблюдал за тем, как Бакуго переставляет фрукты на тарелке. Когда они наконец его устроили, он разместил поднос на место рядом с Киришимой. Бакуго посмотрел снова на тумбочку и остановился на своей секретной книге. Киришима сжал губы на стакане и не отводил взгляд от Бакуго, а не от книги, которую уже обнаружил. К счастью, Бакуго, кажется, не заметил ничего странного. Но теперь, когда Киришима проснулся, он принял меры предосторожности. Он встал и переложил её на стол, до которого Киришима все равно не достал бы. Киришима, который не знал содержание книги, не заподозрил бы ничего. Но это Киришима еле сдерживал улыбку, допив стакан воды. Бакуго повернулся и сразу заметил его ухмылку. — Тебе, блять, кажется это забавным? Ладно, теперь невозможно было сдерживаться. Киришима засиял. — Я просто очень счастлив! — Ну а я, блять, нет, — Бакуго пнул стул и плюхнулся на него, яростно сверкая глазами. — Ты не просыпался неделю, Киришима. Неделю! Почему, блять, ты не остановил меня, когда почувствовал боль? Боль, блять, и существует для того, чтобы сказать телу, что нужно остановиться, нахрен! Киришима облокотился на подушки и посмотрел на свои руки, а не на злобное лицо Бакуго. Он заслужил эту лекцию, но он надеялся, что Бакуго отложит её, пока ему не станет лучше. — Я совершил глупость, — пробормотал Киришима. — Только потому, что я не чувствовал боль до этого, не значит, что мне нельзя навредить... Я не подумал... — Да, ебанный кусок говна, ты не подумал! — Бакуго скрестил руки, и Киришима мог чувствовать, как его взгляд прожигает в нем дыру. — Ты понятия не имеешь, какой ты, блять, счастливчик, что твоя чешуя так долго держалась, но теперь вся твоя грудь сплошной обгорелый кусок мяса. Ты должен был умереть. Слабое дрожание в голосе Бакуго заставило Киришиму поднять глаза. Бакуго был зол, невероятно зол, но глаза предали его, выдавая весь страх и беспокойство, что он испытывал. Киришима сглотнул. Его так волновало то, что он мог навредить Бакуго из-за своего проклятья, и никогда не думал, что Бакуго боялся навредить ему. Бакуго целую неделю заботился о Киришиме, не прекращая думать, что мог убить своего лучшего друга. В этот раз ничего не могло остановить его слезы. Киришима захныкал и отчаянно потёр глаза. — Мне жаль! Я не хотел, чтобы ты волновался обо мне! — Да, я, блять, волновался о тебе, — голос Бакуго был тяжёлым, и, казалось, он пытался сдержать собственные слёзы. Он ударил себя кулаком по ноге и выплюнул. — Тебе лучше никогда так не делать, блять. Киришима активно закивал, позволяя слезам катиться по щекам. Он чувствовал себя таким виноватым за то, что заставил Бакуго пройти через такое. Он чувствовал себя невероятно счастливым, что Бакуго настолько заботился о нем. И теперь его грудь начала ныть и от физической боли. Он поморщился, икая, и скатился с подушек. — Прекрати, блять, реветь и двигаться, Дерьмоволосый, — Бакуго встал и поправил подушки рядом с Киришимой, чтобы тому было удобнее. Чёлка бросала тень на его лицо, но Киришима смог увидеть дорожку слез, капающих по его щеке. Хихиканье сотрясло его тело и отразилось болью, но Киришима не смог сдержать улыбку. — Ты тоже плачешь, Бакуго. Бакуго плюхнулся на стул и провёл ладонью по лицу. — Отвали. Я, блять, чувствую облегчение, и мне, сука, можно плакать после этой ебанной недели. С этим нельзя было поспорить. Киришима громко зевнул, слабо морщась. — Не-е-ет, почему я уже устал? — Потому что ты все ещё лечишься, придурок. Не сопротивляйся. Но последнее, чего хотел Киришима, — это спать. Но веки вдруг предали его и оказались слишком тяжелыми. Он снова зевнул и зарылся в подушки. — Эй, Бакуго? Бакуго посмотрел на него. — Я сказал спи. — Я знаю! Знаю... — ещё один зевок, но Киришима должен был сказать это перед тем, как заснуть. — Спасибо тебе. За заботу. За то, что ты здесь. Киришима не мог больше держать глаза открытыми, так что он не увидел выражение лица Бакуго. Но Киришима почувствовал нежное прикосновение кожаной перчатки Бакуго на своей ладони. Бакуго мягко сжал её и произнес: — Спи, придурок. Я буду здесь, когда ты проснёшься. Невозможно придумать слов мягче.