Красота чудовища

Блять, это ебанный пиздец. Бакуго выкладывался изо всех сил, чтобы донести Киришиму в поместье. Его собственная грудь отзывалась пронзающей болью при каждом вдохе, но Бакуго не мог позволить своему телу сдаться. Как это произошло? О чем, блять, думал этот идиот? Бакуго тихо ругнулся и опустил Киришиму на землю рядом с колодцем. Он злился на себя, что не закончил бой раньше. Он знал: что-то было не так. Черт возьми! Его взрывы были опасными, смертельными. Сколько монстров полегло от его рук благодаря этой силе... этому проклятью? Он был беззаботным, легкомысленным, глупым. Естественно, у Киришимы есть ахиллесова пята. У каждого она есть. И сейчас, прямо сейчас, он жестоко ранил своего лучшего друга. Бакуго облил грудь Киришимы холодной водой из колодца, пока напряжение не ушло с его лица. Он сделал то же самое с собственной грудью, но их боль не шла ни в какие сравнения. Холодная вода помогала прогнать жар от ожогов, иногда даже уменьшала размеры повреждений — Бакуго знал это по собственному опыту. Он обжигал самого себя, черт знает сколько раз, пускай и никогда не признается. Но это были слабые касания, маленькие взрывы, как те, что он сотворил, чтобы прижечь раны от когтей Киришимы. Как заботиться о таких ожогах въелось ему в память навсегда, но что нужно делать с этим? Может, в библиотеке он найдёт ответ. Он попытался подняться, но тело было слишком изможденным. Адреналин улетучился, и теперь Бакуго ясно чувствовал ноющую боль в плечах и руках после перетаскивания воды из колодца. Каждые вдох и выдох причиняли боль, ожоги стесняли грудь. Даже шанса нет, что он сможет донести Киришиму до поместья. Бакуго облокотился о холодные кирпичи колодца и посмотрел на умиротворенное лицо Киришимы. Вода смыла пот и грязь, его ранам не угрожает инфекция. С Киришимой все будет в порядке некоторое время. Бакуго положил свою ладонь в перчатке на чужую и немного сжал. Он закрыл глаза: ему необходим короткий сон, чтобы набраться сил. Ужасный вой привёл Бакуго в чувства. Солнце приближалось к горизонту, озаряя сад мягким оранжевым светом. Блять, он не собирался отключаться надолго. Ладонь Киришимы больше не лежала под его собственной. Сердце Бакуго ушло в пятки, когда он понял, что его разбудило. Киришима проснулся... в какой-то степени. Его глаза застекленели и не показывали признаков осознанности. Его руки, его когти лежали на его груди, пока он ворочался на траве. — Блять! — Бакуго вскочил на ноги, чтобы убрать когти Киришимы с чувствительной кожи, и прижал их к земле. Дерьмо, он открыл волдыри, куда наверняка попала грязь и прочая хрень. Киришима на секунду прекратил двигаться и посмотрел на Бакуго, слабо морщась. — Мне не больно, — пробормотал он перед тем, как его глаза закатились и он снова отключился. Бакуго хотелось пнуть самого себя. Сейчас все стало ещё хуже, ведь он не мог заставить свою слабую задницу подняться. Что за позор. Он проигнорировал то, как ныла кожа на его груди из-за резких движений, и быстро добыл ещё воды, чтобы облить грудь Киришимы. Их необходимо было правильно обработать и забинтовать немедленно. Может, он достаточно поспал или адреналин снова ударил ему в голову, но Бакуго поднял Киришиму и отнёс его в поместье. Он делал лучшее из того, что мог, промывая раны, и неряшливо забинтовал их. Усталость снова накатила на него, пока Бакуго поднимал Киришиму по лестнице. Он зарычал, игнорируя дрожь в ногах, и кое-как преодолел расстояние от холла до комнаты Киришимы. Головой Бакуго понимал, что такие раны, как у него, поставили бы кого угодно в незавидное положение, но Бакуго не был кем угодно. Бакуго собирался стать лучшим, сильнейшим. Сейчас он чувствовал невыносимую слабость и ненавидел себя за это. Он замешкался у двери Киришимы и нахмурился. Киришима не был из тех, кто переживал бы из-за вторжения в личное пространство, но Бакуго все равно чувствовал себя неловко при мысли, что ему придётся провести все время, пока он заботится о нем, в чужой комнате. Бакуго должен будет не сводить с него глаз, пока Киришима не придёт в себя после этого фиаско в саду. Да, комната Бакуго лучше подходила им. Он пинком распахнул дверь и положил Киришиму на кровать настолько осторожно, насколько могли его дрожащие руки. Черт, ему снова отчаянно нужно поспать и набраться сил. Он посмотрел на фаэтон, затем на мирно спящего Киришиму. Бакуго знал: тот не навредит себе снова. Он плюхнулся на кровать рядом с Киришимой и схватил его за руку. Если Киришима вдруг снова проснётся и начнёт беситься — Бакуго его остановит. Он закрыл глаза, погружаясь в сон. Бакуго соврал бы, если бы сказал, что тёплое тело рядом с ним не успокаивало. Следующая неделя была изматывающей и нервной. Бакуго прикладывал все усилия и приготовил несколько мазей из растений, взятых в саду, но грудь Киришимы все равно подверглась инфекции. Из-за лихорадки, которая последовала за этим, Киришима находился в бреду, просыпался раз в день, испуганный и сбитый с толку, и Бакуго ходил в состоянии вечного беспокойства. У Киришимы были убитые глаза, а ещё точная уверенность в том, что он один, несмотря на все утешения Бакуго, что он прямо здесь. Бакуго чувствовал, как кровь стыла в его жилах, когда видел туман в обычно горящих глазах Киришимы. Это было неправильно. Киришима не смотрит так... потерянно. Как Киришима ухитрялся жить столько лет один? Почему он был таким ярким, чертовски весёлым, когда Бакуго впервые встретил его? Когда Бакуго обнаружил его проснувшимся и улыбающимся, то почувствовал, что все встало на свои места. — Позволь мне выйти наружу! Бакуго простонал и опустил книгу, чтобы смерить злым взглядом худшего пациента в мире. Всего одного дня хватило, чтобы Бакуго почти хотел, чтобы Киришима снова лежал без сознания. Почти. Сияющая улыбка, полная надежды, напомнила ему, что это, пускай и чертовски раздражает, все же лучше. — Черта с два. Ты готов был вырубиться, как только я отвёл тебя в ванную. Я не собираюсь нести твою спящую задницу сюда после того, как ты уснёшь в саду. Поздний утренний луч проникал в комнату, придавая даже чуть надутым губам Киришимы яркий блеск. Белоснежные бинты также выделялись в контраст с загорелой кожей и красной чешуей. Они привлекли внимание Бакуго, и тот уставился на них вместо лица Киришимы. — Если я задремлю в саду, то, когда нам надо будет подняться внутрь, ты просто меня разбудишь! Ну давай! — Киришима оттолкнулся от изголовья кровати и махнул рукой на окно. — Снаружи так красиво! Я сойду с ума, если проведу здесь весь день, когда за окном такая замечательная погода! Бакуго закатил глаза и взял книгу. — Я выведу тебя во двор может-быть-завтра-если ты будешь вести себя хорошо. Ты пришёл в себя только вчера, придурок. Не стоит торопиться. Киришима проворчал что-то и начал опускаться на подушки, но вдруг снова сел, резко вдыхая. Бакуго немедленно поднял глаза, полагая, что он как-то навредил себе, но на лице Киришимы не было боли. Скорее он выглядел глубоко несчастным. — Мои цветы! Мои овощи! Бакуго! — протянул он жалостливо и вытянул руки к другу. — За ними никто не ухаживал целую неделю! Я должен их проверить! Что, если там сорняки или нужно собрать помидоры? — Хм, хорошая идея, — Бакуго усмехнулся и пнул руку Киришимы. — Ты едва ли можешь дойти до ванны, не заснув при этом, но — эй! — давай отправимся в сад! Судя по шокированному лицу Киришимы, тот об этом не задумывался. Бакуго закатил глаза и откинулся на свое кресло. Похоже, лихорадке потребовалась неделя, чтобы добраться до его мозгов. Бакуго посмотрел на молчащего Киришиму и вздохнул. Черт, он любил его помидоры. Не стоит позволить им пропасть просто так. С ещё одним тяжелым вздохом Бакуго поднялся на ноги и бросил книгу на колени Киришимы. — Я позабочусь об этом. Оставайся в кровати и почитай. Киришима вскинул голову, наивно сияя глазами. — Если ты все равно спускаешься вниз, то можешь и меня с собой взять! Обещаю, я буду спокойно сидеть в тенёчке, и пить много воды, и, конечно же, посплю, если устану! Взгляд Бакуго немного поубавил пыл Киришимы. Раздражающий дерьмоволосый идиот. Плечи Бакуго поникли, признавая своё поражение, и Киришима издал радостный возглас. — Если ты не проснёшься, я оставлю тебя ночевать снаружи. — Договорились! — воскликнул Киришима, не особо переживая из-за угрозы. Возможно, Бакуго следовало бы быть более раздражённым, что его слова не приняли всерьёз, но они оба знали, что они ничего не значат. Бакуго положил руку Киришимы на свои плечи и осторожно обернул другую вокруг его талии. Он проигнорировал весёлые возгласы Киришимы, что тот может и сам нормально идти, и самодовольно усмехнулся, когда тот чуть не упал на лестнице. Киришима пробормотал извинения, отворачиваясь от лица Бакуго. В огороде было достаточно много теней, откуда Киришима мог наблюдать за Бакуго. Когда Киришима начинал говорить ему, что делать, а что — нет, Бакуго затыкал его, демонстрируя грязный палец. Киришима очень тщательно ухаживал за своими растениями, так что неделя слабо отразилась на них. — Похоже, ты знаешь, что делаешь, — сказал Киришима, поднимая брови. Бакуго пожал плечами и кинул сорняк в корзину на краю огорода. — Моя мама выращивала подобную хрень в нашем дворе, так что я помогал ей в любое свободное время. — Оу? Правда? Должно быть, она скучает по твоей помощи. Прошло столько времени с тех пор, как Киришима пытался узнать хоть что-нибудь о его жизни. Хотя эти тонкие намёки едва ли можно назвать попытками. То, как Киришима изо всех сил старался не выглядеть слишком заинтересованным, показало Бакуго насколько сильно тот хотел спросить о его домашней жизни. Странно, но Бакуго не был против. — Ха, моего отца вполне достаточно. Ей просто это нравилось — она заваливала меня домашними делами, даже когда я стал оруженосцем, — Бакуго сел на пятки и кинул Киришиме самодовольную ухмылку. — Ей казалось, что я слишком самоуверенный и меня нужно присмирить. Киришима моргнул, уставившись на него, а потом залился лающим смехом. Бакуго позволил ему смеяться и занялся сорниками. Прошло так много времени с тех пор, как он слышал смех Киришимы. — Не могу представить, насколько ужасным ты бы вырос, если бы твоя мама не пыталась! — Она до сих пор пытается. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, она заставляет меня работать, — Бакуго кинул последний сорняк в корзину и встал на ноги. — Но, с другой стороны, мне кажется, она заваливает меня домашними хлопотами только потому, что я справляюсь с ними лучше, чем она. — О да, уверен, это так, — Киришима захихикал. Он потянулся, чтобы достать пустую корзину, и слабо поморщился. Бакуго смерил его таким взглядом, что Киришима вернулся на своё место под деревом, вконец испуганный. Бакуго сам поднял корзину и ударил ей Киришиму по голове. — Если ты не будешь сидеть на месте, я потащу тебя обратно в поместье! — Я сижу на месте! Я сижу на месте! Вполне довольный Бакуго снова вернулся к овощам и присел напротив помидоров. Они были удивительно спелыми и красными, готовые, чтобы их сорвали. Он улыбнулся и начал заполнять ими корзину. — Должен признать, ты вынуждаешь наши огороды краснеть. Думаю, твои цветы заставят даже королевских садовников сбежать от стыда. Киришима неловко рассмеялся, почесывая щеку. — До тебя за ними ухаживали лучшие садовники. Они говорили мне, что много любви помогают им расти, так что теперь я полностью предан им. Раньше Бакуго не особо придавал значение словам Киришимы, сказанным вскользь, о его жизни до появления Бакуго. Но все, о чем он мог теперь думать, — это тень, нависавшая над лицом Киришимы, пока тот бредил. Очень часто Бакуго удивлялся, почему Киришима все время такой счастливый, но даже не представлял, что были дни, когда радости не было на его лице. Бакуго повертел помидор в руке и тихо спросил: — Как ты выдержал? Когда все перевернулось? Только ветер нарушал молчание между ними. Киришима на редкость не торопился с ответом. Бакуго поднял глаза: Киришима таращился на свои руки, кусая нижнюю губу. Черт, он сказал это, не думая. Бакуго хотел, чтобы Киришима снова улыбнулся. Этот взгляд был слишком похож на тот, что Бакуго видел, пока у Киришимы была лихорадка. Он ненавидел его. Бакуго уже открыл рот, собираясь забрать свои слова обратно, но Киришима вдруг посмотрел на него и горько улыбнулся. — Я почти сдался. Однажды. Неожиданно стало трудно дышать. Сердце Бакуго потяжелело, но в то же время было совершенно опустошенным. Он знал, он знал, что рассудок Киришимы был в плохих воспоминаниях в те дни. Он знал и отчаянно желал, чтобы не в этом было дело. Невозможно представить, что Киришима сдаётся. Яркий, весёлый и оптимистичный Киришима несовместим со словом «сдаться». Наверное, его лицо выдало эти мысли, потому что Киришима поспешно рассмеялся и попытался поднять ему настроение. — Только однажды, в самом начале! Но потом я обнаружил, что связан с этими землями, и поставил себе цель защищать жителей деревни, — он повертел когтями, и улыбка слабо дрогнула. — Иногда я думаю: что, если ведьма знала, что делает? Если бы она оставила меня нормальным, то лорды с соседних земель попытались бы отобрать владения моего отца, пользуясь моим юным возрастом. Но сейчас, когда я чудовище, они не делают этого. Какая-то деревня и несколько ферм не стоят того, чтобы ввязываться в бой с ужасным монстром. — Я все равно думаю, что она мега-сучка, и без раздумий взорвал бы её уродливое лицо, если бы она ещё хоть раз показалась здесь, — Бакуго нахмурился и сорвал последний спелый помидор. Он поднялся на ноги и повернулся к хихикающему Киришиме. Его губы дернулись в слабой улыбке. Так уже лучше. — Я думаю, что тебе больше не стоит злить ведьм! Последнее, что тебе нужно, — это получить проклятье поверх того, что у тебя уже есть! Бакуго пожал плечами; улыбка стала шире. — Или я мог бы угрожать ей взрывом в лицо, если она не снимет твоё проклятье. Киришима рассмеялся громче, и они начали спорить о выгоде за угрозы ведьмам. Пока Бакуго бродил по аллее, усажанной цветами и кустарниками, голос Киришимы донёсся до него, неся с собой неуверенные нотки. — Так ты работал в королевском замке? Разумеется, теперь он испытает удачу и сунет нос в чужие дела. Бакуго вздохнул, глядя на проносившиеся мимо облака. Что ж, Киришиме очень повезло, что у Бакуго было хорошее настроение. — Да, как только достиг позволенного возраста, я стал оруженосцем. Но уже на втором году я понял, что сыт по горло их правилами. Насмешливое фырканье пронеслось между цветами. — Сыт по горло от правил или от рыцаря, которому прислуживал? — Завались, нахрен! И то, и другое! Я должен был целовать зад каждому второму рыцарю, чтобы самому им стать! — Бакуго нахмурился, глядя на сорняки, и схватил их, с силой сжимая. — Не говоря уже о том, что этот гребанный сопляк, которого я знал ещё ребёнком, стал оруженосцем одного из лучших рыцарей во всем гребанном королевстве! И мне приходилось быть милым с этим говнюком. Так что я бросил. Подумал, что стану рыцарем благодаря своим собственным, блять, заслугам! Убил монстра, который терроризировал кое-какие земли, и он посвятил меня в рыцари и стал моим покровителем. Я стал рыцарем в шестнадцать и прославился, как самый молодой рыцарь в истории. Я получил намного больше славы, убивая монстров, так что начал работать один. — Вау, ты действительно невероятно мужественный, Бакуго. — Разумеется, блять. Бакуго начал рассматривать цветы Киришимы, и между ними повисла умиротворенная тишина. Послеобеденное солнце грело его затылок, пока он гулял по саду. Работы было намного больше, чем Бакуго ожидал. Киришима ухитрялся управиться с садом до того, как он даже проснётся, так что Бакуго вдруг испытал уважение к его садовническим способностям. Он вытер пот с брови и развернулся, чтобы вернуться к дереву, под которым оставил Киришиму. Конечно же, идиот уснул. На его лице остался намёк на улыбку, которая придавала ему сходство с сиреной, окружённой своими растениями. Бакуго приземлился рядом с ним, разглядывая чёрную чешую от бровей до тонких ресниц, которые касались щёк, пока он спал. У Киришимы правда были милые ресницы. Это было чем-то, на что Бакуго обычно не обращал внимания, но их трудно было не заметить. Взгляд спустился ниже, следуя за чешуей, к приподнятым губам. Он не впервые задумался, мягкие ли губы у Киришимы. Он мог это узнать даже без рук. Бакуго неосознанно начал приближаться к нему. Тихий храп Киришимы вернул его в реальность и отбросил на несколько шагов. — Блять, — пробормотал он, потирая разгоряченные щеки. Что, черт возьми, он делал, двигаясь таким образом? Бакуго поднялся и пнул Киришиму, который невнятно что-то пробурчал и слегка поерзал во сне. Идиот. — Я говорил тебе, что оставлю снаружи, — прошипел он спящей фигуре. Конечно, ответа не последовало. Бакуго нахмурился и отнёс помидоры на кухню перед тем, как вернуться и поднять спящего придурка. Киришима вздохнул и прижался к груди Бакуго, что, конечно же, не заставило сердце второго перевернуться. — Гребанный придурок. Спорю, ты уснул специально, — проворчал он, отчаянно краснея, и отнёс Киришиму на его кровать.

***

Киришима медленно восстанавливался. Он спал все меньше и был способен самостоятельно пройти небольшие расстояния. Теперь его грудь намного быстрее исцелялась, когда инфекция прошла. Каждый день, когда Бакуго менял бинты, он мечтал отрицать то, что видит. Почти неделя прошла с тех пор, как Киришима освободился от инфекции, но кое-какие сомнения остались. Бакуго вздохнул, кладя бинты на умывальник. Грудь Киришимы была красной, но ни крови, ни волдырей на ней больше не было. Вокруг ожогов начала появляться новая мерцающая чешуя. Бакуго знал, что она новая. Киришима довольно часто ходил без рубашки, так что Бакуго мог распознать появление новой чешуи. На коже, которая только начала заживать после ожогов, казалось, её было даже больше. — Я ничего не трогал, клянусь! — Киришима завертелся на стуле, пытаясь поймать глаза Бакуго, чтобы лучше определить его эмоции. — Что за кислое лицо? Я думал, я поправляюсь! — Да, ты поправляешься, — Бакуго облокотился о спинку стула и вздохнул. Он не знал, как Киришима отреагирует на эти новости. Конечно, он спокойно говорил об этом в прошлый раз, но Бакуго знал: Киришима очень хорошо умел врать самому себе. Ну, смысла скрывать все равно нет. Рано или поздно он бы и сам все обнаружил. — Я думаю, твоя грудь зарастает чешуей, а не кожей. Киришима точно не ожидал такого ответа. На секунду на его лицо легла тень, но он быстро отогнал её, натянуто смеясь. — Ну, это хорошо, не думаешь? Моя кожа не способна противостоять твоим взрывам, так что, видимо, мое тело решило себя укрепить. Могу я принять настоящую ванну, док? Иногда Бакуго хотелось, чтобы Киришима перестал быть таким по-идиотски оптимистичным, когда любой другой на его месте расстроился бы или разозлился. Он вздохнул и указал на ванную комнату. — Ладно, можешь. Только не держи грудь в воде слишком долго и не смей тереть её. Киришима повеселел, быстро избавился от одежды и помчался к горячей воде. До этого он обходился только губкой, так что Бакуго не винил его за энтузиазм. Пока Бакуго стирал бинты, он слышал, как Киришима резвился и плескался в воде, словно ребёнок. Ни капли не удивляясь, уже через пару минут Бакуго услышал его нытьё: — Иди сюда, Бакуго! — И так собирался, — ответил Бакуго, сжимая в руках бинты и вешая, чтобы высохли. — Ты все равно не сможешь поднять руки, придурок. Мне нужно помочь тебе с твоими дерьмовыми волосами. Всплеск воды и стон, полный боли, достигли раздевалки. — Да, ты прав, я не могу поднять руки. Помоги мне вымыть волосы! Они ужасные! — Придурок, ты не должен был проверять, — Бакуго закатил глаза, кладя одежду на полку. Он взял с собой несколько полотенец, потому что Киришима, конечно же, забыл про них. Когда Бакуго отодвинул занавеску, отделяющую ванные и раздевалку, резкий вдох Киришимы привлёк его внимание. Он повернулся к Киришиме, который наверняка снова попробовал поднять руки, но понял, что этот вдох был не от боли. Киришима пялился на его грудь. Бакуго посмотрел на свою покрасневшую от недавних шрамов кожу и повернулся к Киришиме. Блять, он забыл, что Киришима их ещё не видел. Он бросил полотенца на край ванны и нахмурился. — Только попробуй винить себя, говнюк. Они выглядят так плохо только потому, что мне пришлось их прижечь. — Я... я совсем забыл, что ранил тебя, — прошептал Киришима, опускаясь вниз, пока не начал пускать носом пузыри под водой. — Не вини себя, блять, по этой причине тоже, — Бакуго опустился в воду и слабо ударил Киришиму по голове. — Ты отключился до того, как понял, что произошло, а со мной все было в порядке, так что тебе не стоит об этом думать. Киришима поднял извиняющиеся глаза, но медленно кивнул, нехотя соглашаясь. Это взбесило Бакуго. Он схватил рога Киришимы и погрузил того под воду. Киришима вынырнул, размахивая руками и глотая воздух. Он повернулся к Бакуго, кривя лицо в раздражении, и брызнул воду в его сторону. — Какого черта? Я ранен! Не топи меня! — Не строй из себя страдающего идиота, и я не буду тебя топить, — ухмыльнулся Бакуго, плеснув водой в ответ. Между ними началась драка, закончившаяся тяжелым дыханием и довольными ухмылками. Бакуго схватил рог Киришимы, чтобы потащить того к краю ванны, и заставил сесть на ступеньку, чтобы его грудь находилась над водой. Он рассмеялся на протесты Киришимы и вылил ему на голову шампунь. Его волосы всегда были чертовски ужасными. Пока он мыл ему голову руками в перчатках, Киришима что-то мурлыкал и играл с водой. — Тебя прокляли перед или после того, как ты стал рыцарем? — спросил Киришима. Руки Бакуго замерли, а губы приподнялись. Он схватил рога Киришимы и дёрнул, заставляя посмотреть на себя. — Как давно ты уже тянул с этим вопросом? Ну, Киришиме хотя бы хватало порядочности, чтобы выглядеть смущенным. Волосы падали ему на лицо, придавая ему какую-то невинность. Он небрежно пожал плечами. — Не знаю. Наверное, когда ты рассказал, как тебя посвятили в рыцари. Мне стало любопытно. — Тц, ну ествественно, — Бакуго толкнул голову Киришимы и начал агрессивно её тереть. — Почти сразу после того, как меня посвятили в рыцари. — Что ты... — Киришима поперхнулся, когда Бакуго обрушил на его голову воду. Он повернулся, возмущаясь, но смутился из-за взгляда, которым Бакуго смотрел на воду. Бакуго ненавидел Киришиму за то, что тот понял, что он чувствовал. Почему Киришиме так хорошо удавалось читать его? — Прости, я больше не буду спрашивать, — пробормотал Киришима, поворачиваясь к краю ванны и беря в руки мыло. Бакуго зарычал и выхватил его из чужих рук. — Я потру тебе спину, раз уж ты здесь, — он пробежал мылом по спине Киришимы и пробормотал. — Я это заслужил. Был слишком самоуверенным. Я всегда был засранцем, всегда знал, что засранец. Но мне было плевать. Пока я был охрененным рыцарем, какая мне разница, чьи чувства я задевал? Ну, я обидел не того человека, и она узнала всё о моей личности. Я правда не виню её за проклятье. Киришима глянул на него через плечо, но Бакуго совершенно не хотелось видеть, какое у него выражение. Придурок, наверное, жалел его. — Проклятье, которое она наслала, по-моему, не совсем честное... Бакуго стал тереть жёстче на его словах. — Я был, блять, слишком беззаботен со своей силой, ясно? Я использовал её, не думая, и не волновался, что выгляжу, как злодей, выполняя хорошую работу. Меня не волновал никто, кроме себя. Думаю, это подходящее проклятье после... — Бакуго указал на Киришиму. — ... после этого. Как Киришима умудрялся быть таким громким, ничего не говоря? Бакуго нахмурился, глядя ему в затылок, бросил кусок мыла и отодвинулся, чтобы вымыть собственные волосы. Он мог чувствовать взгляд Киришимы на себе. Ублюдок. Наверное, Бакуго легко было прочитать. Как же иначе? Впервые в жизни он чувствовал, что его проклятье действительно проклятье. Киришима ебанный говнюк, если шокирован. Бакуго бросил взгляд на друга: он больше не смотрел на него, вместо этого таращась на кусок мыла с задумчивым выражением. Бакуго очень не хотел знать, что происходило в его голове. Они закончили мыться в молчании. Когда Бакуго помогал Киришиме высушить волосы, тот наконец разрушил тишину и сказал: — Это неправильно, если я вроде как счастлив, что ты так заботишься обо мне? Что. Что. Бакуго знал, что жар от ванны не был причиной его пылающего лица. Какого хера... С чего он, блять, вообще решил... По его телу разлилось тепло. Он бросил на голову Киришимы полотенце и направился в раздевалку. Гребанный Киришима добился чего хотел и лишил его дара речи одним предложением. Потому что, да, это было, блять, проблемой. Потому что он заботился о Киришиме. Нахуй Киришиму за то, что понял это и озвучил. Бакуго почти оделся, когда Киришима ворвался в раздевалку с безумным выражением на лице. Его влажных ноги поскользнулись, и Бакуго еле успел, чтобы спасти его от падения. — Какого... — Бандиты на границе! Они собираются атаковать этой ночью! Мне нужно пойти... я должен напугать их... Они остановились за пределами моих земель и ждут наступления ночи, чтобы пересечь их и напасть на деревню! Киришима обезумел, и Бакуго с трудом удалось его усадить. — Успокойся, блять. Ты не в состоянии драться. Я позабочусь об этих блядинах. Я рыцарь. Киришима схватил его руку, глаза распахнулись от паники. — Ты не знаешь эти земли, Бакуго! Я не могу просто дать тебе направление! Он был прав. Бакуго нахмурился и выбросил чужую руку. — Оденься. Я буду нести тебя, и ты покажешь, куда идти, хорошо? — он взял чистые бинты и быстро занялся грудью Киришимы, иногда отвлекаясь на его нервное ёрзанье. Вскоре Бакуго бежал по лесу, окружающему поместье, а Киришима сидел на его спине, указывая направление. Движения явно приносили ему боль, но сейчас никто из них не мог об этом беспокоиться. Когда голоса нескольких людей достигли Бакуго, он замедлился и положил Киришиму на траву. — Держись подальше и только попробуй вступить в бой. Я убью тебя, нахрен, если ты откроешь свои раны из-за своей тупости, слышишь? Киришиме хватало наглости, чтобы фыркнуть. — Кажется, немого неразумным, если ты... — Ты понял, блять, что я имею в виду. Получив глупую клятву от Киришимы, Бакуго бросился в сторону факелов и голосов. Эти идиоты действительно думали, что, если нападут поздно ночью, то смогут удрать безнаказанными? Они заслужили то, что собиралось случиться. Он ухмыльнулся и стянул с одной ладони перчатку. Эти придурки не стоили двух. — Блять, кто ты такой? — заорал какой-то мужчина, как только Бакуго озарил свет факелов. Бакуго ухмыльнулся. — Ваш самый худший кошмар. Бакуго проносился между деревьями, лишь едва касаясь кожаных доспехов, что были на захватчиках. Такого взрыва было недостаточно для того, чтобы принести серьезные раны, но это определённо было чертовски больно. Прошло столько времени с тех пор, как Бакуго занимался достойной работой. Тренироваться одному — не то же самое, что спарринг или даже односторонний поединок. Как, черт побери, они собирались победить Киришиму, если не могли противостоять медленным движениям Бакуго? Один из противников поджал хвост и начал удирать. — Я думал эти земли охраняет монстр! А не кто-то с огненной магией! Бакуго позволил ему бежать, но атаки не ослабил. Его улыбка была звериной; он выбил почву из-под ног своего оппонента. — Здесь нет никаких монстров. Только несколько рыцарей. Он произвёл яркий взрыв, и на лицах разбойников появилось понимание. — Дерьмо! Я слышал о рыцаре с огненной магией! Он нихуя не шутит! Бежим отсюда! С этим заявлением остальные бандиты последовали по пути первого трусливого товарища. Бакуго плюнул на землю и топнул на брошенный факел. — Ебанные куски дерьма. Я надеялся, что хотя бы смогу размяться. Громкий смех, доносившийся позади деревьев, привлёк его внимание. Гребанный Киришима облокотился на одно, словно сидел там все это время. Скорее всего, так и было, ведь Киришима хуже всех подчинялся инструкциям. Бакуго злобно глянул на него, подошёл и схватил за рога, грубо тряся. — Какого хуя, ты, гребанный идиот! Тебе очень повезло, что никто не заметил, как ты спокойно стоишь тут, весь раненный! Я говорил тебе, блять, держаться подальше! И вот ты здесь! Киришима поднял руки, пытаясь защититься, и беззаботно рассмеялся. — Прости! На самом деле он не звучал виноватым. — Я хотел посмотреть на твой бой! И все отлично, никто меня не увидел! Если бы я остался на том месте, то не услышал бы, как ты назвал меня рыцарем... — Я ненавижу тебя, — прорычал Бакуго, отталкивая Киришиму и направляясь обратно в поместье. Это было результатом мгновения. Точно не то, что Киришима должен был услышать. Как стыдно. Он совсем забыл, что должен следить за тем, чтобы Киришима успевал за ним, пока задыхающийся голос не окликнул его. Бакуго остановился и огляделся вокруг. Киришимы нигде не было видно. Ох, черт, он шёл слишком быстро для этого раненного идиота. Бакуго направился обратно и обнаружил Киришиму, прильнувшего к дереву из-за самой большой активности, которую совершал за всю неделю. — Придурок, — Бакуго выдохнул, наклоняясь, чтобы предложить свою спину. Киришима неуклюже забрался на него и обернул руки вокруг его шеи. — Пожалуйста, будь помедленнее, — заныл Киришима. Он уткнулся носом в волосы Бакуго, игнорируя любые протесты. — Бег причиняет боль. Бакуго фыркнул. Ага, нихуя себе. Он взял с низу ноги Киришимы и направился в сторону поместья. Вскоре он услышал, как дыхание Киришимы стало глубоким, словно он заснул. Бакуго постарался идти спокойно и не особо тревожить чешуйчатого придурка на себе. Голова Киришимы упала на плечо Бакуго, и его лицо уткнулось ему в шею. Мурашки пробежались по его спине, но он не собирался будить Киришиму. Нахуй Киришиму. Нахуй его за то, что слишком милый для проклятого засранца. Нахуй за весёлую и легкую компанию. Особенно нахуй за то, что спокойно проходил мимо каждой стены, построенной Бакуго, чтобы держать других на расстоянии. Или нахуй самого себя за то, что позволил Киришиме подобраться настолько близко. Если бы только он перестал заботиться. Определённо, все стало бы легче, если бы он мог. Вернувшись в поместье, Бакуго замешкался в холле. Они говорили о том, чтобы вернуть Киришиму в его собственную комнату. Бакуго скучал по своей кровати, но не собирался делить ее с Киришимой, когда тот мог осознавать это. Бакуго решил, что сейчас — лучшее время, чтобы отнести Киришиму на его постель. Когда Бакуго разделся до трусов и лёг на свою кровать впервые за неделю, он не мог не скучать по присутствию Киришимы. Те ночи, когда он спал рядом с болеющим Киришимой, были наполнены теплом и близостью. Те ночи, когда он располагался на кресле, слушая дыхание Киришимы и невнятные бормотания, успокаивали. Теперь же было до неуютного тихо. Нахуй Киришиму. Бакуго почти уснул, когда скрип открывающейся двери привлёк его внимание. Он резко сел, готовый нападать, но лунный свет показал ему только сонного Киришиму. Медленно он приблизился к кровати Бакуго, вставая напротив него. — Я проснулся, и тебя там не было. Могу я поспать с тобой этой ночью? Слова были за гранью понимания Бакуго. Он пытался понять: Киришима был обеспокоен вторжением бандитов или, может, проснулся от боли. На этом конец. Поэтому Бакуго поднял одеяла и придвинул подушки, чтобы Киришима присоединился к нему. То, как его сердце сжалось, когда Киришима легко улыбнулся, не имело значения. Те многие дни, когда они читали в крепости из подушек, сделали прикосновения чем-то естественным. Киришима тут же забрался к Бакуго и снова уснул, пока второй лежал, оцепеневший, размышляя и анализируя свои смешанные чувства. Но в конце концов усталость взяла своё, и он расслабился рядом с Киришимой. Когда «эта ночь» повторилась и на следующий вечер, никто из них ничего не сказал. Киришима даже не стал спрашивать, а Бакуго не ответил, и они не собирались говорить об этом ближайшее время. Киришиме не нужно было знать, насколько Бакуго был счастлив спать рядом с ним. Да, нахуй Киришиму.