***
Итачи шёл по дороге неспешным шагом, его лицо обдувал прохладный утренний ветерок. Ему было больно. Очень. Очень больно. Как можно быть такими беспечными?! Архт!!! Его выпустили из скрытой, очень скрытой, ото всех скрытой деревни. Просто так. Без каких-либо гарантий! Научили пользоваться рекку, показали зал телепортаций, и всё. Да, ему пришлось оставить Саске с Шисуи и Изуной, но это было его решение! Для его удобства! Никто не требовал оставить брата в заложниках или что-то вроде того. А ведь он с рекку может провести в деревню как минимум пять шиноби. А если постараться с объятьями, можно и больше… Тут Итачи покраснел. Он собрался наружу, чтобы собрать побольше знаний об этом мире в целом и об Ото в частности. А то у них всё так радужно, так мимимишно, так обнимательно, что прямо хочется сделать «Кай». Надо понять, что от него скрывают. И он это обязательно выяснит.***
— Отогакуре? Тьфу, извращенцы проклятые! — невысокий крепкий старикан гневно сплюнул под ноги. Итачи подавил желание последовать его примеру. Слухов и сплетен вокруг самого скрытого селения ходило предостаточно — но разнообразием они не отличались. Кто-то краснел, кто-то томно вздыхал, кто-то, как этот старик, клеймил звуковиков развратниками почище всех остальных шиноби. И никто, ни единая живая душе не сказала, что ходят, например, слухи о жутких экспериментах. Или ещё что-нибудь в этом роде. Причём стоило спросить об Орочимару, как слухи тут же находились. Старые, но всё же. Про подопытных, про «враги долго не живут», про уничтоженное Амегакуре и атаку на Коноху… Но стоило сказать «Ото», и всех словно переклинивало. Как будто то, что Отогакуре — детище Орочимару, вычеркнули из памяти. Хотя официально главой селения, скрытого в Звуке, был некий Ямата-но-Орочи. Итачи, насмотревшийся на порядки Ото, небезосновательно подозревал, что у этого Ямата-но-Орочи такое же происхождение, как и у «Тенгу» для Саске-старшего. Итачи не сдавался и проводил опросы один за другим. Под конец дня ему уже хотелось взвыть: «Да знаю я, что они извращенцы! По существу хоть что-нибудь скажите!» И не сказать, что ему раньше не попадались сложные задачки, но эта… была просто возмутительной! И не сказать, что слухов было мало — о, некоторые грозились вылить на него ушат всевозможных подробностей! — но, ксо, там ровно ничего, ничего полезного не было! Воистину Деревня, Сокрытая в Звуке. — Так чем они занимаются? — не то чтобы Итачи надеялся на проблеск здравого смысла, но всё же. — Так развратом! — А миссии? — почти взвыл Учиха. — Что, тоже только на разврат берут? — Ну, иногда они приходят лечить… совсем безнадёжные случаи берут… — замялся собеседник. — Там у них есть один, Доку-рью, он и с того света достанет… — И развратом займётся! — радостно добавил второй. — Может, вы знаете кого-то, кто пользовался их услугами?.. — безнадёжно спросил Итачи. Его собеседники переглянулись и хором ответили, что услугами Отогакуре регулярно пользуется Даймё Страны Рисовых полей. А уж сын Даймё так и вовсе с шиноби спутался до такой степени, что змею вместо воротника таскает. Точно для каких-то извращений! Правда, змея несколько раз отравила тех, кто на Даймё покушался, но это всё потому, что они помешали заниматься развратом. Точно-точно! Ругаясь про себя самыми нехорошими словами, Итачи отправился в Страну Рисовых полей. Это просто неприлично — заниматься развратом настолько, что других слухов нет!..***
Орочимару тем временем заперся в лаборатории и, насвистывая, выкидывал мерные стаканы, линейки и весы. Настроение было прекрасным, «родной» шаринган даже с одним томое заменял ему половину лабораторного оборудования, три четверти записей и грозил продвинуть вперёд многие, многие исследования. В дверь постучали. — Да? Что-то срочное? — он обернулся за миг до того, как разбить надоевшие мензурки с наибольшей погрешностью. Дверь приоткрылась, на пороге оказался Изуна. — Нет, мне просто уточнить пару деталей. Орочимару задумался, положил коробку на стол. В конце концов, разбить он мог их и попозже. Вообще, такая ненависть к лабораторному оборудованию объяснялась очень просто — не было единых стандартов. Каждое предприятие выпускало свою разметку, которая нигде не повторялась, чтобы все всегда покупали всё остальное оборудование только у них. И это было бы ещё терпимо, если бы они, биджу их разорви, производили весь ассортимент нужных товаров. Вводить унификацию, стирать предыдущие метки, наносить новые. О, сколько сил и нервов было потрачено на эту ерунду! — Хорошо, проходи. Что-то случилось? — Нет, просто у нас с Шисуи состоялся интересный разговор… Изуна быстро изложил все аргументы — и Шисуи, и свои. — То есть он думает так. Я думаю иначе. Практика подтверждает его слова. В чём моя ошибка? Орочимару посмотрел на него с уважением. Такое… гибкое мышление и такая готовность искать ошибки в собственных рассуждениях вызывали восхищение. — Ты исходишь из неверного постулата о том, что людям в одном клане проще понять друг друга, чем людям из разных кланов. — А разве это не так? — Изуна сел на стол, внимательно на него посмотрел. — Нет. Наоборот, эта клановая похожесть способностей и внешности создаёт ложное ощущение, что все вокруг должны быть одинаковые. Что все должны любить одно и то же, что все должны одинаково развиваться и одинаково думать. Основное кажется похожим, поэтому ленивый разум предполагает, что всё остальное — тоже похоже. А это не так. — Не так? — Индивидуальные различия есть всегда, и с этим нужно считаться. Ты не сможешь понять человека, если видишь перед собой не его, а некий усреднённый образ представителя клана. Не то, какой он есть на самом деле, а то, каким должен быть. Можешь расспросить Итачи и Саске, их отец, Фугаку, очень страдал от этой иллюзии. Точнее, все окружающие страдали от его иллюзии. — Хм… — Индивидуальные различия в клане, — Орочимару сел на стол, что был напротив него, — мелкие, но непреодолимые. Например, Шисуи активировал Мангекё в восемь. Это даже раньше, чем Мадара. Обито долго не мог активировать шаринган, за что его считали слабаком. Но, поверь, он не слабак. А когда человек видит не только своих соклановцев, но и совершенно других шиноби… совершенно по-разному выглядящих, воспринимающих мир, по-другому развивающихся… Тогда он действительно понимает, что люди разные. И что к ним нужен разный подход. — То есть жизнь в деревне повышает уживчивость в клане? — не поверил Изуна. — Нет. Общение с разными, с совершенно разными людьми повышает твою способность их понимать. Это может быть деревня. Может быть объединение кланов вроде Ино-Шика-Чоу, может быть… что угодно. А жизнь в деревне сама по себе ничего не увеличивает. — Хм… я подумаю об этом, — Изуна склонил голову, разглядывая Орочимару. — Тогда другой вопрос — я считаю, что нужно снять инфантилизацию с Шисуи. Он и без того идеален. И мирной жизни ещё всех вас поучить может. — Возможно, — не стал спорить Змей, пожимая плечами. — Но дело не только в его неприспособленности к Ото. Он лишился Мангекё. Его вырвали в бою. Из-за чего он уже пытался сигануть со скалы. Я не думаю, что это удачная идея — возвращаться ко взрослому состоянию, по крайней мере, до тех пор, пока мы не вернём его глаз… или пока он не привыкнет жить без него. — В восемь лет, значит?.. — Изуна покачал головой. Он чувствовал, что Шисуи сильный шиноби, но чтобы настолько?.. — Тогда логично. И у меня остался последний вопрос… Учиха спрыгнул со стола, сделал два шага вперёд, приближаясь к Орочимару вплотную, и положил руки по бокам от него, ненавязчиво заключая его в эдакую «клетку». — …можно тебя поцеловать? Орочимару судорожно вздохнул, резко почувствовав себя в ловушке. Изуна был сильным шиноби… Сильным и привыкшим эту силу демонстрировать каждой секундой своего существования. Его чакра окружала его обжигающим, удушливым облачком. Когда он просто так стоит — незаметно. Но когда он в тебе заинтересован… — Нет. — Почему? — Изуна склонил голову набок, с неприлично близкого расстояния разглядывая лицо Змея. Если он ответит: «Потому что моё сердце уже занято», — то все его построения летят к биджевой маме. — Я тебе не доверяю. Я не знаю, что у тебя в голове и чем мотивированы твои действия, — перечислил Орочимару едва заметно, на полмиллиметра отстраняясь. Он дышал часто, поверхностно, не скрывая своего волнения. — Хм… — Изуна огладил взглядом линию шеи от мочки уха до скрытого под кимоно плеча. — Ты доверяешь мне жить в твоей деревне, доверяешь мне общаться с твоей семьёй и даже обнимать их и самого тебя. Но ты не доверяешь мне поцелуй?.. Орочимару покрылся мурашками от этого горячего полушёпота, наполненного рычащими звуками. А чакра всё продолжала давить, с каждой секундой больше — будто Ки, но желающая продавить не ужасом, а… либидо? — Да, не доверяю, — Змей отвернул голову. — Я знаю, что ты не причинишь им вреда — это твоя семья. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда — чтобы твоя семья не обратилась против тебя. Но я не знаю, как ты относишься именно ко мне. Зачем тебе нужен мой поцелуй. И в каком качестве я для тебя окажусь. — Хм… — Изуна помедлил, не отстраняясь. — Зачем нужен? Захотелось. — Ты же понимаешь, что без доверия такое предложение звучит оскорбительно? — Орочимару повернулся и решительно посмотрел ему в глаза. У него от жары пересохли губы, но он не хотел их облизать — это бы выглядело слишком призывно. — Я тебя понял, — кивнул Изуна, отходя на шаг и давая, наконец, возможность вдохнуть прохладный воздух. — Я получу твоё доверие. И, не оглядываясь, вышел из кабинета. Орочимару выдохнул, спрятал лицо в ладонях и безнадёжно посмотрел на пробирки. Даже бить их уже не хотелось. К такому он не был готов.***
Отогакуре, несмотря на всю свою нестандартность, уже несколько лет как вышло на уровень самоподдерживающегося селения. Вербовка до сих пор приводила в Селение Звука немало шиноби, но появились уже и свои — родившиеся в Ото и в нём же выросшие. Потомственных пока не завелось, только первое поколение — но и это было большим прогрессом. А ещё это означало, что подрастающее поколение Ото нужно было учить и воспитывать. Для того, чтобы устраивать подобие Академии, детей ещё было слишком мало — и как-то само собой сложилось, что учили их все по мере возможности. И время, потраченное на обучение или присмотр за детьми, засчитывалось в лимит обязательных работ на благо селения. Правда, никто и слова бы не сказал, если бы кто-то из учителей предпочёл вместо очередного урока уйти красить забор. Лучше всех с юным поколением Ото ладили братья Учиха. Но если Карасу мог утихомирить самого капризного малыша, то Тенгу предпочитал брать детей постарше. Саске тому, что он не единственный ребёнок, удивился, но не сказать, чтобы обрадовался. Играм он всегда предпочитал тренировки, а тренироваться с ровесниками ему обычно было скучно. А ещё учителя всегда отвлекались на тех, кто хуже справлялся, а самостоятельно Саске мог потренироваться и без шумных надоед под ухом. А уж то, что Тенгу предложил в качестве задания… — И это тренировка? — возмутился Саске, скептически глядя на нож с тонким лезвием. — Это очень важная тренировка очень полезного для шиноби навыка, — Тенгу был невозмутим, словно Будда. — Какого? — взгляд Саске стал ещё более подозрительным. — Как не помереть с голоду, — Тенгу со всё тем же буддистским спокойствием чистил картошку. Саске фыркнул. Шисуи, прибившийся к стайке ребятни из чистого любопытства, наклонил голову набок. Вообще-то, он никогда не чистил картошку. Особенно в таких количествах. — Но мы же всё это не съедим… — подал голос кто-то, оценивший объёмы предполагаемой работы. — Но мы ведь в Ото и не одни, — очищенная картошина упала в таз с водой, а Тенгу взял следующую. — Когда ты ешь утром булочку, ты не сеешь для неё муку и готовое тесто в печку не ставишь. — А мама говорит, что шиноби могут есть всё, что ползает, кроме техник Дотона… — мечтательно сообщил девичий голосок. — Но предпочитают-то они всё-таки булочки, — улыбнулся Тенгу. Саске фыркнул и окончательно надулся. — Это никак не помогает стать сильным шиноби! — О, ты си-и-ильно недооцениваешь важность хорошей еды. Вот вернётся Доку-рью, он тебе расскажет, — Тенгу хмыкнул. — Но вообще-то Саске прав. Если мы будем просто чистить картошку, то не научимся ничему, кроме того, как её чистить. Поэтому мы будем чистить картошку по-шинобийски! — Это как? — разноголосый хор и заинтересованные взгляды выдавали, что обычная чистка картошки не вдохновляла никого. Тенгу хитро улыбнулся. — А вот это мы сейчас и придумаем. Вы же помните, что все шиноби разные? — Да-а… — Вот, а раз все шиноби разные, то и чистить картошку по-шинобийски каждый будет по-своему. Можно вот так, — нож в руках Тенгу замелькал с почти неразличимой быстротой, а снятая кожура вдруг развернулась в силуэт шиноби с кунаем. — Можно так, — очищенная картошина была подброшена в воздух, чтобы мгновение спустя быть напластанной на ровные пластинки тройкой сюрикенов. — А можно и так, — на кончиках пальцев Тенгу застрекотала маленькая молния, которой он и почистил очередной корнеплод. Слегка его при этом прижарив, но, право слово, кто обращал внимание на такие детали? — О-о-о! — детские мордашки сияли восторгом. — И это сложно, — Тенгу заставил искорку подпрыгнуть над ладонью и погаснуть. — Сначала — потому что нужно придумать. Никто ведь не изобретает дзюцу специально, чтобы чистить овощи. А потом… видели, как Суйгецу полы моет? — Да! — Нет! — Вообще круто! — Суирьюдан но дзюцу — техника А-ранга. И она, вообще-то, предназначена для того, чтобы дробить скалы и крошить джонинов. Как думаете, насколько сложно ею ни одного стула не перевернуть и никому даже синяков не наставить? Тенгу подхватил следующую картошину, и не думая скрывать улыбку. Судя по задумчивым мордашкам, почти все успели испытать на себе любимое развлечение Суйгецу — Хозуки ловил всех не успевших покинуть территорию уборки техников и отмывал не менее тщательно, чем пол. И действительно при этом никого никогда не помял, что лучше прочего свидетельствовало о его уровне владения Суйтоном. — Ну что, поиграем? Но учтите, хорошая техника должна быть не только интересной, но и эффективной. Так что оценивать будем и по тому, кто сколько картошки начистит. — Да-а-а-а! — загомонили дети в полном восторге. Проще всего оказалось пареньку с шершавой кожей — он просто быстро-быстро покатал картофелину между рук, ополоснул — и вуаля, готова чистенькая! А вот у остальных дела пошли не так весело. Картошка резалась, сжигалась, сминалась, взрывалась и каменела — но вот так с ходу почистить её не удавалось. Пара малявок скооперировалась. Один завёл в ведре водоворот, второй бросал туда картошку и маленькие острые камешки, чтобы те сдирали шкурку. Ведро пенилось, картошка чистилась плохо, но они не унывали и пытались найти пропорцию скорости и величину камней. Кто-то вполне успешно ошпаривал картошку горячей водой, а потом заливал холодной, из-за чего шкурка лопалась и снималась за секунды. На него смотрели завистливо, но гордо не хотели повторяться и пытались найти что-то своё. Саске бегал туда-сюда, с восторгом глядя на кучу новых, нестандартных техник, но как очистить картошку огненным шаром, придумать так и не смог. Под конец отведённого времени все выдохнули, пересчитали картошку, ревниво глядя друг на друга. Больше всего оказалось у Шисуи. На немой вопрос каждого шиноби в комнате он неловко пожал плечами и произнёс: — Ну, я это… просто её ножом чистил. Дети дружно взвыли: — Это нечестно! — Нужно было придумывать! — Я придумал чистить ножом, — Шисуи снова пожал плечами. — Вот такой я скучный шиноби. — Запрета просто чистить картошку не было, — согласился Тенгу. — Но это же скучно! — возмутился Саске. — За веселье приходится платить. Если бы у нас было мало картошки и времени, это был бы оптимальный способ, имейте это в виду. А так… у ножа есть предел. У техник — предела нет. Вы можете научиться чистить картошку быстрее, чем просто ножом, но это будет непросто. Очень непросто. Что, такой вызов вам подходит?.. Дети переглянулись. Кулачки сжимались, в глазах загоралось упрямство. — Да! — Я придумаю самый крутой способ! Тенгу улыбнулся. — А ещё — нет никакой разницы, придумывать технику для картошки или для битвы. А собственные техники придумывают только самые сильные шиноби. — Как Орочимару-сенсей? — А какую технику придумал он? — О, он много техник придумал, — Саске ухмыльнулся. — Но о них он расскажет как-нибудь сам. А теперь чистую картошку в один чан, и убирать оставшийся бардак! Попытки повторить достижения Суйгецу Тенгу успешно пресёк, так что кухня всё-таки уцелела. Благо готовка сегодня была не их задачей, так что на уборке можно было и закончить. Ну, или не закончить, если детвора захочет и дальше учиться, а не разбежится по углам придумывать сур-ровые картофелеочистительные техники. Тенгу отвлёкся. От джуина пошла лёгкая волна тепла, сообщающая, что кто-то перенёсся. Кто-то, кто пока входит в категорию «слегка подозрительные». Так что он отправил детей всё-таки придумывать техники, а сам отправился в зал приёмов. Там был Итачи. Злой, бешеный Итачи, у которого гневно раздувались ноздри, глаза горели безо всякого шарингана и нервно дёргалось веко. — Хм. Тебя что, пригласили поучаствовать в оргии? Мини-нии-сан ругнулся коротко и ёмко. — …или не пригласили? — озадачился Саске. Итачи ругнулся ещё заковыристее, объясняя, что этот мир сошёл с ума, а особенно — эта деревня, и попытался пройти мимо него. — И что именно из творящегося безумия тебя так разозлило? — удержаться и не дразнить Итачи было слишком сложно. А главное — каких-то особых причин этого не делать у Тенгу не было. — Какой биджевой мамы о вашей деревне нет нормальных слухов? Я такого наслушался, что теперь память себе стереть хочу! Тенгу прыснул: — И что ты считаешь нормальными слухами? Сплетни о том, как с врагов кожу снимают? Мы всего-то немного сместили акценты. — Как кожу сдирают — это результат миссии! — взвыл Итачи. — По ней можно понять, что это личное, что это устрашение, что это против того-то! Но я, биджу вас подери, не хочу знать, что у змей раздвоенный пенис… — О? Это кто тебя просветил? И, кстати, неправильно. Не раздвоенный, а два. Итачи отчаянно застонал, заткнул уши и ринулся прочь из пещеры. К биджу, к биджу, к биджу! И к биджевой маме! Вслед ему нёсся жизнерадостный смех Тенгу. Гений клана, капитан АНБУ, покрасневший по самые кончики ушей — это и в самом деле было очень весело. Итачи был зол, как Кьюби, и срочно хотел увидеть Саске. Нормального Саске, о котором не гуляют такие слухи и который его не подкалывает по поводу и без. Просто милый маленький Саске, который любит тренироваться… — Нии-сан, а я научился фигурно резать картошку! Блядь. — Нии-сан? — будь у Саске ушки, он бы опасливо прижал их к голове. — Тебя кто-то обидел? Итачи мгновенно сдулся. — Нет, отото. Просто это очень странное место. Я его не понимаю, а оно не спешит стать для меня понятным. Глаза Саске широко распахнулись. — Ты — и не понимаешь? Нии-сан, ты меня обманываешь! Итачи на мгновение стало стыдно. — Это… сложная задача. И даже мне… не даётся с той лёгкостью… что я привык… Но я обязательно разберусь. — Нии-сан — самый умный, — радостно согласился Саске. — А мы учились чистить картошку по-шинобийски. Быстрее всех получается у Йоро, но это нечестно, у него кожа шершавая. Нии-сан, а как можно почистить картошку Гокакью? — Можно. Просто пускаешь огненный шар, шкурка сгорает до пепла, а мякоть не успевает, — рассеяно ответил Итачи. — У-у-у… — Саске надулся. — Это какой-то огненный пузырь должен получиться… и она же закоптится… Итачи подхватил брата и оказался на крыше быстрее, чем он успел точно локализовать источник угрозы. По дорожке, на которой они стояли, стремительно пронёсся Водяной Дракон. Управляющий им беловолосый шиноби разочарованно вздохнул, но даже не попытался перенаправить технику — так что Суирьюдан унёсся дальше, собирая с собой всю пыль и грязь. — Ух ты! И правда круто выглядит! — восхитился Саске, свешиваясь с крыши. — Да, круто, — согласился Итачи. Обычно у шиноби самые мощные техники были также самыми «сырыми». Их требовалось, во-первых, держать в секрете и не палить на каждом бою. Во-вторых, на тренировках ими полигоны тоже особо не попортишь — просто нет достаточно интересных способов применения. — Отото, мне надо ещё уточнить пару вопросов. Я скоро вернусь. Ты ведь тут справишься? — Ага, — Саске ловко спрыгнул на свежеотмытые камни. — Но ты же потренируешься со мной, когда вернёшься? — Думаю, да, — Итачи кивнул с лёгким сомнением. Вот насколько его Саске приводил его в равновесие и рабочий лад, настолько и здешний мог его вывести из равновесия и заставить бежать с красным лицом куда глаза глядят. Оставалось надеяться, что во время тренировки влияние его Саске будет больше. Итачи растрепал его волосы и подошёл к Тенгу, который шёл от комнаты приёма неторопливо, лукаво улыбаясь при этом. — Слушай, а почему… почему именно такие слухи? — Тут несколько причин, — Тенгу ответил вполне серьёзно. — Во-первых, есть несколько тем, про которые люди могут говорить бесконечно и развивать их присочинением нового тоже бесконечно. Но если смерть при этом пугает — всегда пугает, подсознательно, — то секс притягивает. И гораздо сильнее, чем жестокость. Взять, например, Киригакуре времён «Кровавого Тумана» — если их раненый шиноби оказывался среди гражданских, добили бы его с гораздо большей вероятностью, чем вылечили. Ото такой страх не грозит — даже те, кто показательно плюётся, какие мы извращенцы, втайне умирает от любопытства, что все в этом находят. А ещё шиноби с такой репутацией невольно недооценивают, и в серьёзном бою это может спасти жизнь. А ещё на любопытство вербовать новичков гораздо удобнее, чем на страх. Ну и — даже придумывать особо не приходится. Так, несколько затравок закинуть. Итачи внимательно слушал, а на последнем предложении всё равно покраснел. — Неужели это настолько интересно, что забивает собой все другие слухи?.. Или вы действительно ничем больше не занимаетесь? — Знаешь, чем Отогакуре отличается от прочих скрытых селений? — Тенгу закинул руки за голову и с удовольствием потянулся. — Мы — Селение, Скрытое в Звуке. И Звук — это не только про акустические техники. — Но и слухи, да? — уточнил Итачи, старательно на него не глядя. — Зачем ты надо мной издеваешься? — Я не издеваюсь, Ичи-ни, — Тенгу мягко улыбнулся. — Разве что немного дразню. Ты так ярко реагируешь… — Своего дразни. Или он уже привыкший? — Карасу? Думаю, он ещё и менее эмоциональный в целом. Кстати, ты оценил художественную резьбу по картошке, или Саске ещё не донёс? — Оценил. Интересное решение. Правда, неэффективное. Очень неэффективное. — Зато было весело, — Тенгу улыбнулся. — Хотя по эффективности победил всё равно Шисуи. — Ещё бы, — Итачи кивнул с чуть заметной гордостью. — Но знаешь… котята тоже забавно пищат, когда в них иголочкой тыкают. — Хочешь сказать, что я тыкаю в тебя иголкой? — серьёзно спросил Тенгу. Итачи задумался. С одной стороны, это было не то что больно, но… — Я хочу сказать, что забавная реакция может быть продиктована разными причинами. — Я знаю, — губы старшего Учихи сжались в полоску. — Но мне уже однажды пришлось выковыривать брата из-под его невозмутимости. Мне хотелось бы, чтобы с тобой до этого не дошло. — Я уже не такой, как он. Тебе не нужно так сильно стараться. Честно. — Я постараюсь. Но… я работаю с эмоциями, Итачи. Не как эмпат, но это моя специализация. И если тебя так цепляют подначки — значит, за ними есть что-то, очень важное для тебя. Если мы разберёмся — что, будет легче. — Хочешь сказать, у меня проблемы? — тихо, немного угрожающе проговорил Итачи. — У меня проблемы?! Действительно?! — Между прочим, такая резкая реакция отрицания сама по себе показательна, — мягко заметил Тенгу. — Но если ты не хочешь — не будем. — Ты… ты… ты просто невозможен. Сначала сам… а потом… что со мной что-то не так… — Итачи? — Тенгу недоумённо нахмурился. — Что именно тебя так… задело? — пауза. И — тихо-тихо, почти через силу: — Почему ты считаешь, что я не могу любить обоих братьев? — Да разве братьев любят ТАК?! Тенгу вздохнул. — Итачи. Иногда телесная близость является только физиологией. Так — действительно не стоит. Но ещё она может отражать собой желание быть вместе. Быть ближе, чувствовать друг друга. Почему целовать в щёку — можно, а в губы — уже нет? Тот задохнулся на мгновение, скользнув взглядом по его губам. И рванул на крейсерской скорости куда-то в сторону «своего» дома. Тенгу проводил его взглядом. — Отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение, — зачем-то перечислил он вслух. — Интересно, какая стадия была сейчас?