***
Итак, будем считать, что тема защит разобрана. Поехали, говорим о травмах! Что такое психическая травма? Классическое определение: травма — это непереносимое воздействие на психику. Возникает вопрос, что значит непереносимое? На первый взгляд кажется, что это чисто субъективное определение: где грань между переносимым и непереносимым? Как определить, перенес герой удар судьбы или нет? Да и как всем известно, герой герою разница: кто-то захандрит из-за ссоры в очереди, а кого-то и концом света не прошибешь. Опять же: захандрит — это уже травма? И действительно ли неуязвим для боли человек, не проявляющий своих переживаний внешне? В психологии травмы, однако, «непереносимое переживание» — штука вполне конкретная. Все зависит от того, с помощью защит какого порядка (по преимуществу) психика справляется с полученным ударом. Как происходит травматизация? Чтобы разобраться, придется начать немного издалека и вспомнить о том, что Юнг называл Самостью. Не вдаваясь в детали, мы можем определить Самость как ядро нашей психики, самую глубокую и экзистенциально важную ее часть, это сама суть того, каковы мы, суть нашего самоопределения. Самость никогда не должна быть повреждена, а тем более разрушена. Чтобы защитить ее от болезненных, разрушающих воздействий, существует два уровня психических защит — как две окопные траншеи перед расположением войска. На передовой между Самостью и внешним миром находятся защиты высшего порядка. Они очень гибкие, сложно устроенные, адаптивные, появляются у человека сравнительно поздно... Такие тонкие сети на пути боли. Собственно, именно они отвечают за наше психическое взаимодействие с внешним миром, по возможности смягчают негативные переживания. Простой пример: на героиню наорали в транспорте. От этого ей неприятно, противно, немного страшно, возможно, есть какое-то чувство вины: вечно я влипаю в истории... Справиться с этими чувствами и помогают защиты высшего порядка. Например, героиня может включить рационализацию: «у того хама просто полно своих проблем, и он искал, на ком сорваться, я тут ни при чем»; или реактивное образование (чувства заменяются на противоположные) — «я прям вся такая приключенческая сегодня!»; наконец, сублимация: героиня приходит домой и пишет рассказ, как на ее героиню напало чудовище. Здесь нужно заметить одну кардинально важную вещь: цель защит высшего порядка — помочь психике пережить негативный опыт, «переварить» его. Казалось бы, это очевидно, зачем еще нужны бы защиты. Но все не так просто. Все дело в том, что защиты высшего порядка помогают нам справиться с болью, снижают ее уровень до какого-то приемлимого уровня, от которого мы не сойдем с ума и не совершим самоубийство, — но не убирают ее совсем. В примере с героиней в автобусе — она испытывает целый букет неприятных эмоций. Она чувствует их, понимает, что она их чувствует, возможно, реагирует на них телесно — плачет, краснеет, у нее дрожат руки и т.п. То есть неприятные эмоции ею осознаются, а защиты высшего порядка лишь в некоторой степени их нивелируют, помогают с ними справиться. И теперь самое важное: если справиться с негативными переживаниями удается с помощью в основном защит высшего порядка — психической травматизации не наступает. Почему пишу «в основном» — потому что здоровая психика тем и характеризуется, что использует очень широкий спектр защит. В том числе и низшего порядка. Например, героиня после скандала может прибежать домой, завернуться в плед, обнять себя за плечи и зависнуть — просто какое-то время сидеть в ступоре, возможно, чуть покачиваясь, будто убаюкивая саму себя — это аутические защиты низшего порядка. Они позволяют немного успокоиться, почувствовать себя в безопасности, а после героиня как бы выныривает снова на уровень защит высшего порядка и начинает рационализировать и т.п., о чем мы говорили выше. Самое важное здесь — это самое «выныривание», возвращение от примитивных защит к более продвинутым. Они, кстати, не только от ссор в транспорте защищают: их адаптивный потенциал очень велик. Другое дело, что он у всех разный: для каждого человека есть какой-то предел боли, с которым защиты высшего порядка уже не справляются. В этом случае боли так много, она настолько сильна, что даже если высшие защиты ее как-то приглушат — оставшаяся часть все равно остается непереносимой. И тогда, когда первая линия обороны прорвана, в дело идут защиты низшего порядка. Они более примитивны, чем предыдущие, формируются очень рано, они очень ригидны (то есть не адаптируются, не развиваются со временем(!), остаются жесткими), но самое главное — у них совершенно другой принцип действия, чем у высших защит. Они работают не на «переваривание» боли, а на ее изоляцию. Вот как пишет о примитивных защитах Дональд Калшет в своей книге «Внутренний мир травмы»: «В рамках психоаналитичес кого подхода эти защиты обозначаются как «примитивные» или «диссоциативные», например, расщепление (splitting), проективная идентификация, идеализация и обесценива ние, трансовые состояния, переключения между множе ственными центрами идентичности, деперсонализация, пси хическое оцепенение (намбинг— «nambing») и т.д.» Примитивные защиты тоже в каком-то смысле берегут героя от боли — но ценой омертвения того, что болит: через трансовые и полутрансовые состояния, оцепенения, отключения чувств как таковых (здравствуй, депрессия!), дереализацию, отрицание и т.д. Подобные реакции часто проявляют жертвы сексуального насилия: в ход идут амнезии, не обусловленные травмой головы — жертва просто не помнит, что случилось; отрицание («этого не было»); деперсонализация «меня там не было, это было не со мной» и т.д. Душевная боль может также «помещаться» в тело и становиться причиной психосоматических заболеваний. Болезни все же не все от нервов, но физические последствия психической травмы вполне могут быть. «Диссоциация является своего рода трюком, который психика разыгрывает над самой со бой. Жизнь может продолжаться благодаря уловке, в ре зультате которой непереносимые переживания разделяют ся и распределяются по различным отделам психики и тела, главным образом, переводятся в «бессознательные» аспек ты психики и тела», — продолжает Дональд Калшед. Из фильмов мы знаем примеры травматической немоты (ребенок онемевает, став свидетелем чего-то ужасного); сексуальное насилие в детстве нередко приводит к развитию анорексии во взрослом возрасте; самоповреждающее поведение в самом широком смысле — от самопорезов до алкоголизма — тоже, как правило, следствие травмы. Таким образом, суть травмы состоит в том, что боль никуда не девается, не перерабатывается психикой — она остается где-то в нас как контейнер с радиоактивными отходами: вроде и незаметно, а излучение продолжает действовать. Что надо сделать с героем, чтобы его травмировать? Итак, нам нужно прорвать у героя оборону защит высшего порядка и нанести ему травму. Прежде всего нужно помнить, что травмы бывают двух видов: разовые и кумулятивные. Разовая травма, что очевидно из названия, — это некое разовое происшествие. Как правило, речь идет о тяжелых потерях (семья героя погибает в аварии); о насилии, сексуальном или физическом; герой может оказаться в ситуации, опасной для жизни, например, в эпицентре стихийного бедствия или военных действий и т.д. Кумулятивная травма — герой постоянно, долгое время подвергается воздействию неблагоприятных обстоятельств, которые расшатывают его систему защит. Например, с детства живет с холодной, отвергающей матерью (травма отвержения); ему с детства внушают чувство вины за все, в первую очередь за сам факт его существования; его постоянно подвергают насилию (физическому, психическому, сексуальному) и т.д. То есть негативное воздействие на героя накапливается с течением времени. При этом разовые эпизоды могут и не быть собственно травмирующими (малыш хотел играться, а мама была не в ресурсе и играться не стала) — травмирующий эффект достигается именно за счет постоянности негативного воздействия. Как вы могли заметить, говоря о кумулятивных травмах, я обращался к примерам из детства. И действительно, чаще всего кумулятивные травмы происходят именно в ранние годы жизни ребенка. Объясняется это просто: ребенок не может уйти из нездоровой обстановки, не может бороться с тем, как с ним обращаются. Да, собственно, он и не осознает, что что-то идет не так: семейная модель отношений автоматически воспринимается ребенком как единственно возможная и правильная. Другое дело, что это не спасает от боли и травм как ее последствий. А взрослого героя травмировать можно? Можно, конечно. Кого-то сложнее, кого-то легче — это зависит от множества факторов, например таких, как: * общее состояние психики персонажа на момент болезненного события. Одно дело — персонаж уравновешенный, с гибкими и в то же время сильными защитами высшего порядка, другое — герой истощенный, уже переживающий какой-то стресс, менее способный держать удар. * жизненный опыт героя. Понятно, что, к примеру, военные действия с большей вероятностью травмируют мирного человека, чем бывалого солдата. * ожидаемость или неожиданность удара. Так, смерть близкого человека обычно воспринимается тяжелее, если она внезапная. * окружение героя и (не)оказание ему помощи. Нужно понимать, что травма обычно не образуется мгновенно. Какое-то время — более или менее долгое, защиты высшего порядка пытаются сдержать и перерабоать негативное воздействие. И в этот момент очень важно то, что происходит вокруг героя. Кто с ним рядом? В каких условиях он находится? Есть ли у него возможность быстро получить качественную профессиональную помощь — психологическую и, если нужно, медицинскую, правовую и т.д. Две совершенно разные ситуации, если, например, жертва изнасилования слышит в свой адрес «самадуравиновата» и остается один на один со своими переживаниями — или ее поддерживают, она может воспользоваться горячей линией или услугами врачей и/или пси—специалистов и, наконец, в скором времени видит насильника за решеткой. Как «отрегулировать» степень тяжести травмы у героя? Прежде всего, учитывать те критерии, которые я описал выше. Далее, помнить, что чем травма более ранняя, тем она серьезнее. Это, в целом, логично. У ребенка нет жизненного опыта для преодоления негативного воздействия. Испытывая боль, он не может сказать себе «это пройдет». Далее, психические защиты не даны нам от рождения. Первыми появляются примитивные защиты, продвинутые — гораздо позже. Поэтому ребенок в принципе не защищен перед негативным воздействием. Кроме того, он зачастую лишен и возможности получить помощь — сразу или в будущем, ведь ранние травмы не запоминаются, а если и остаются какие-то смутные воспоминания, то они часто невербализированы: у ребенка в буквальном смысле нет слов, чтобы описать травматическое событие. И от этого травма становится еще страшнее (помним, что самое страшное всегда то, что не названо, тот самый Безымянный Ужас). Самыми «ходовым» способом причинения травмы является, разумеется, насилие: физическое, эмоциональное или сексуальное. Об агрессии и ее формах я писал в Ликбезе раньше, можно ознакомиться. Кроме того, существуют травмы потери (нужно организовать герою потерю кого-то (опционально чего-то) очень важного; травмы отношений — повторяющиеся неудачи от построении отношений с людьми (правда, сами эти постоянные неудачи, как правило, уже являются следствием травмы). Как отразится на герое травма? Последствия травм могут быть самыми разнообразными и по форме и по степени тяжести. К их перечню отнесем развитие психических заболеваний (хотя есть и другие причины их возникновения). Травмами отчасти объясняется, например, синдром множественной личности; одна из теорий о причинах возникновения психопатии также основана на психологической депривации и травме отвержения; посттравматический стрессовый синдром (ПТСС), он же, в более ранней версии названия, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), — что очевидно — прямое следствие травм, полученных, в том числе, и во взрослом возрасте. Всевозможные аддикции (зависимости); рискованное и самоповреждающее поведение; неспособность нормально функционировать в обществе и строить отношения с людьми; депрессии; нарциссизм; попытки самоубийств и т.п. Отдельно стоит проговорить неравномерное развитие разных частей личности при травме. «Замороженная» часть психики не развивается, она остается в том состоянии и в том психологическом возрасте, в котором была на момент «заморозки». Соответственно, другие части психики начинают развиваться усиленно, чтобы компенсировать это, и, за счет своего гипер-развития предоставить травмированной части эту возможность: не реагировать на внешний мир, оставаться «замороженной». То есть не только непосредственно защитные механизмы, но и здоровые части психики стремятся к тому, чтобы уберечь раненую часть. Отсюда появляются так называемые «маленькие взрослые»: дети, которые в совершенно юном возрасте и обед приготовят, и младших досмотрят, и в магазин сходят, и маму (алкоголичку или в депрессии) утешат (попутно выкидывая ее вино-водочные заначки или пряча острые предметы и веревки). Другой пример — брутальные, агрессивные «качки», вырастающие из жертв домашнего насилия и/или школьной травли. Тут момент мести «теперь-то я вам всем покажу!» дополняется гиперразвитием тела в компенсацию застывшего эмоционального развития. Эта ситуация находит интереснейшее продолжение и в снах травматиков. Вообще, сны, фантазии, ассоциации и другие порождения бессознательного — это зачастую единственный путь, который позволяет герою (и/или его психотерапевту) приблизиться к травме, которую, как мы выяснили, персонаж часто либо не помнит, либо не может вербализировать. Тут просто приведу еще одну цитату из Дональда Калшеда: «Регрессировавшая часть личности [которая была «заморожена» при травме — Gaius] обычно представле на в сновидениях в образах уязвимых, юных, невинных (ча сто женского рода) созданий — ребенка или животного (child or animal-self), которые, как правило, прячутся или испытывают стыд. Порой эта часть бывает представлена в образе домашнего животного: котенка, щенка или птицы. [...] В то же время прогрессировавшая часть личности представлена в сновидениях образами могущественных благодетелей или злобных существ, которые защища ют или преследуют, а иногда удерживают в пределах какого-то замкнутого пространства другую, уязвимую часть. Иногда, в своей ипостаси защитника, это добро желательное/злобное существо имеет вид ангела или чудесного дикого животного, например, необычного коня или дельфина. Но чаще всего такая фигура является де монической и ужасающей для сновидческого эго. [...] в образе дьявольских фигур; мужчины с топором, убий цы, сумасшедшего доктора; угрожающего «облака», со вращающего «демона обжорства» или в виде самого дья вола. Порой злобный мучитель оборачивается другой стороной и открывает другой, более доброжелательный аспект своего существа, таким образом демонстрируя свою двойственность: защитник и преследователь в одном лице». Заметьте, насколько точно (если знать, куда смотерть и что искать!) это отражено в снах! Травма, особенно связанная с физическим и/или сексуальным насилием, почти всегда сопровождается стыдом и чувством беспомощности: «я маленький, жалкий, грязный, мне лучше спрятаться и не показываться». С другой стороны, гипер-развитие других частей психики, например, рационального начала в ущерб чувствующему — это и благо, поскольку оберегает от боли, — и проклятие, потому что лишает травмированную часть психики шанса когда-либо «выйти из укрытия» и быть заново интегрированной в личность. Если мы почитаем Калшеда дальше (что я рекомендую, хотя его язык может показаться непростым для неподготовленного читателя), мы увидим, что охранники-агрессоры во сне зачастую поступают с этой тварюшкой садистически-жестоко: кормят битым стеклом, рубят топором и т.п. Словом, если захотите наградить героя кошмарами — вы знаете, что нужно описывать. Ретравматизация — повторная травма Травму можно получить и повторно, причем вовсе необязательно снова подвергаться нападению или терять близких. Дело в том, что примитивные защиты, которые изолируют травмированную часть психики, точно так же как и она не развиваются, не реагируют на изменившуюся психическую или внешнюю реальность героя. Их можно представить в виде металлических скоб, которыми скрепляют иногда сломанные кости. Если эти скобы наложить ребенку, а затем не вынимать их в течение жизни, то они будут искривлять растущую кость, мешать ее нормальному развитию. Соответственно, раз «спрятав» боль в бессознательном или теле, примитивные защиты продолжают работать так, как если бы травмтическая ситуация продолжалась, даже если на деле она уже закончена. «Если травматическая защита однажды возникла, все отношения с внешним миром переходят в ведение системы самосохранения. То, чему предполагалось быть защитой против дальнейшей или повторной травматизации, стано вится основным камнем преткновения, сопротивлением для любых спонтанных проявлений «я», направленных во вне шний мир. [...] Никогда не повторится,— говорит наш тиранствующий надсмотрщик,— ситуация, в которой дух этого травмированного ребенка так тяжело пострадал. Никогда больше не будет этой беспомощности перед лицом суровой реальности... раньше, чем это случит ся, я разделю страдающий дух на фрагменты [диссоциа ция] или укрою и утешу его фантазиями [шизоидное дистанцирование], или оглушу его при помощи наркотиков и алкоголя [аддиктивное поведение], или буду докучать ему для того, чтобы отнять надежду на жизнь в этом мире [деп рессия]... Так я сохраню то, что уцелело от этого столь рано прервавшегося детства — невинность, которая стра дала так много и так рано!» — пишет об этом Дональд Калшед. Таким образом, герой продолжает воспринимать мир вокруг как если бы травматическая ситуация для него продолжалась. Простой и, возможно, не самый брутальный пример: героиня — дочь агрессивного отца, постоянно оравшего и избивавшего ее, в качестве защитной реакции выработала шизоидное дистанцирование. То есть пока он агрессировал, она уходила в мечты, фантазии, свой мир. Во взрослом возрасте она реагирует так же на любого мужчину, разговаривающую с ней хотя бы минимально твердо и уверенно, например, на начальника, дающего ей какое-то поручение. При этом начальник может не быть агрессивным, он просто обсуждает с ней какие-то рабочие вопросы. Но защита работает, для этого достаточно малейшей ассоциации с ситуацией из прошлого — ассоциации, которую героиня, почти наверняка, не осознает. Она просто не может сосредоточиться на словах шефа. Отдельная ситуация возможной ретравматизации — это, к сожалению, неумелая психотерапия, на которой психотерапевту хватает умения дойти до травматического события, но не хватает для того, чтобы помочь клиенту справиться с сильнейшей болью, которая этот процесс сопровождает. Такое — разрезать сумел, а зашить... Самих травм (травматических ситуаций) очень много. Выделяют отдельные их виды — классификаций очень много, их легко загуглить. Подробно расписывать влияние каждой из них здесь нет возможности, да, думаю, и смысла: главное, понять принцип — для травматика травма никогда не заканчивается. Добавлю только, что про ПТСС, синдром множественной личности, психопатию, нарциссизм, психопатию, нарушения пищевого поведения и селфхарм — явления, напрямую связанные с травмой, — у меня уже есть статьи, их можно почитать. Кроме того, я, как всегда, с удовольствием отвечу на ваши вопросы в комментариях.Психическая травма
28 февраля 2021 г. в 19:27
Как заказывали — сегодня разговор о психических травмах. Тема интересная, но довольно объемная, и потому за сегодняшней статьей «прячутся» еще три: о психических защитах. Я прошу вас их перечитать (или прочитать впервые) до того, как браться за эту часть, потому что понимание того, что такое психическая травма и как она влияет на нас, без этих знаний невозможно.