***
Все четверо собрались в гостиной, чтобы обсудить дальнейший план действий. Маринетт старалась не смотреть ни на Адриана, ни на Нуара, все время опускала голову, отводила взгляд. Заслышав приближающиеся шаги, она успела утереть глаза, но красноту скрыть не удалось. Казалось, за один этот день она пролила столько слез, сколько за всю прошлую жизнь, и Кот мысленно поклялся, что сделает все, чтобы ей больше никогда не пришлось плакать. Он искренне желал, чтобы ее глаза вновь лучились радостью, счастьем, жизнью, вот только понимал: вернуть былой блеск после всего, что они узнали в этом времени, будет трудно. Даже***
Маринетт была готова отправиться в прошлое в любую минуту, вот только Адриан и Алья не хотели ее отпускать. Они просили ее остаться хотя бы до утра, и она не смогла отказать им. Весь вечер они не отходили от нее ни на шаг. Алья без умолку болтала ни о чем, словно хотела рассказать подруге все сразу, вместить долгие тринадцать лет в короткие три часа. Адриан же смотрел на Маринетт с заботой и лаской, просто наслаждаясь возможностью видеть ее здоровой. А все мысли самой Маринетт занимал Кот Нуар, чей тоскливый взгляд она ощущала на себе все это время. И она решила, что обязательно поговорит с ним до того, как они вернутся. Эта возможность выпала ей после ужина, когда Алья и Адриан отправились с Маринетт-старшей на прогулку. Каждый вечер они гуляли вокруг особняка втроем, чтобы Маринетт могла дышать свежим воздухом. Они с двух сторон держали ее под руки, отчего ей приходилось переступать ногами, тем самым хоть чуть-чуть, но осуществляя физическую активность. Младшую Маринетт они звали с собой, но она отказалась, сославшись на то, что хочет отдохнуть. Так она снова осталась наедине с Нуаром. Маринетт хотела расставить все точки над «i», но не знала, с чего начать разговор. Кот оказался Адрианом, с его отказа не прошло и суток, а сейчас он смотрел на нее таким взглядом, будто всегда любил. Наверняка именно от будущего себя он узнал о том, что Маринетт носила пятнистую маску, поэтому его чувства и изменились, дополнившись еще и грузом вины. Но ведь она-то не стала другой! Адриан сам сказал, что она ему только «друг и не больше», так может, пора было положить конец этому самообману? Чтобы не было слишком больно потом ни ему, ни ей. Чтобы Маринетт прекратила тешить себя надеждой, что он сможет полюбить ее целиком, а не за красный костюм. — Котенок, если бы Ледибаг позвала тебя на свидание, ты согласился бы? — чуть слышно спросила она. Нуар, встрепенувшись от неожиданного вопроса, выронил жезл, который вертел в руках. — К-конечно, согласился бы, — волнуясь, будто его зовут на свидание прямо сейчас, ответил он. — А если бы она призналась в любви? Не отказал бы? — Я слишком долго об этом мечтал, разве я могу от… — Кот запнулся. Они оба знали — он смог. — Значит, ты бы хотел, чтобы она дала тебе шанс? — продолжила Маринетт, не решаясь посмотреть Нуару в глаза. — И хотел бы встречаться с ней, когда вернешься назад? — Не хотел, а хочу, — твердо произнес он. — Больше всего на свете. — А что бы ты сделал после того, как раскрылись личности? Мы бы не смогли носить маски вечно. Как долго бы ты морочил мне голову? — Маринетт задавала вопрос за вопросом, не давая Коту вставить ни слова. — И как бы оправдывал свой предыдущий отказ, когда я бы узнала, кто ты, Адриан? — Я собирался признаться тебе во всем, когда бы мы вернулись, — тихо ответил Нуар. — И что бы сказал? «Я тут узнал, что ты Ледибаг, поэтому беру свои слова назад»? — горько усмехнулась она, уверенная, что именно так все бы и было. Но следующая фраза Кота сильно ее удивила: — Мне уже три недели известно, кто ты. Маринетт закусила губу и схватилась за волосы с такой силой, будто собиралась их вырвать. Адриан отказал, даже зная, что она Ледибаг. Она была ему интересна лишь в маске. — Э-это б-было глупо, но я был обижен, — затараторил он, не зная, что звучит более нелепо — сама история или жалкие попытки оправдаться. — Я столько раз рисковал собой ради тебя, но ты не подпускала меня ближе, отказывалась замечать мои чувства. Когда я узнал, что нравлюсь тебе как красавчик-модель, то, как последний кретин, ревновал к самому себе. Я хотел, чтобы ты обратила внимание на меня, как на Нуара, и… — И отказал мне, как Маринетт, но готов был согласиться на свидание с Ледибаг. — Я люблю тебя! — отчаянно воскликнул Кот. — Меня-Ледибаг? — она стиснула зубы. — Ведь я-Маринетт для тебя просто друг и не больше. Вчера я отчетливо это слышала. — Я люблю тебя, моя Леди! — выкрикнул он, падая перед ней на колени. — И вот опять, — покачала головой Маринетт. — «Леди». — Принцесса, пожалуйста, поверь, мне все равно, в маске ты или без, — умолял Нуар так, будто от этого зависела вся его жизнь. Он искренне ненавидел свой длинный язык, себя самого за то, что сначала говорит, а потом думает. Как, черт возьми, он умудрился назвать ее «Леди», словно подтверждая, что она нравится ему только в алом костюме? Но ведь это было не так! Он невыносимо сильно любил ее независимо от того, во что она была одета и как себя называла, спасала Париж или рисовала эскизы новой одежды. Маринетт была невероятно дорога ему в обоих обличьях, он знал, что его чувства не уменьшатся ни через тринадцать, ни через сотню лет. Даже когда они оба станут немощными морщинистыми стариками, его любовь ничуть не ослабнет. — Я был идиотом, дураком, кретином… Ты даже представить не можешь, как сильно я жалею о том, что сказал вчера! Я люблю тебя, Маринетт. Ты нужна мне, никто кроме тебя… Пожалуйста, поверь… — Если бы нас не перебросило в будущее, — Маринетт высвободила руку, которую Нуар собирался поцеловать, — сколько бы еще все это продолжалось? Как долго бы ты продолжал обижаться, если бы не узнал, что ждет меня в этом времени? — Я понял, что был дураком, еще до того, как мы попали сюда, — ответил, опустив голову, Кот. — Когда злодей направил на тебя атаку, я испугался, что могу тебя потерять. Маринетт, — он сглотнул подступивший к горлу комок, — пожалуйста, поверь мне. Я не прошу тебя отвечать на мои чувства. Я сам виноват, что ты обижена. Просто… поверь, что я тебя люблю. — А если я… — Маринетт закрыла глаза и сделала глубокий вдох. — Если я скажу, что теперь ты для меня просто друг? Не больше? — Я все равно продолжу тебя любить.***
Адриан все понял, стоило ему увидеть Маринетт, сидевшую на диване и смотревшую в окно, и прошлого себя, снявшего трансформацию и не сводившего с нее полного отчаяния взгляда. Она знала, кем он был, и не смогла простить этот чертов отказ. Вполне ожидаемо. Вот только менее больно от этого не становилось. Оставалось надеяться лишь на то, что прошлое удастся изменить, что однажды другому ему удастся добиться прощения и что, когда снова наступит две тысячи тридцать второй год, они с Маринетт встретят его вместе. Только это будут другой он и другая она. Стоя под холодным душем, Адриан думал о том, что произойдет с их временем, когда прошлое изменится. Все исчезнет, будто ничего этого никогда не было? Ни для него, ни для Маринетт, ни для Альи, ни для кого бы то ни было не наступит завтра, не вернется вчера? Все эти тринадцать лет, которые он провел, заботясь о Принцессе, сотрутся, подобно файлу, удаленному одним нажатием кнопки «delete»? Что ж, хорошо, если так. Хорошо, если этот чертов мир, где Маринетт постигла такая судьба, прекратит свое существование. Но что, если, как пишут в фантастических книгах, мир просто разделится надвое? Если образуется параллельный мир, другая временная линия, в которой Маринетт не встретила тех отморозков? Да, в той линии Маринетт будет жить счастливо, — тот, другой Адриан сделает для этого все! — вот только в этом мире ничего не изменится. Снова наступит завтра, и оно будет таким же ужасным, как вчера. Принцесса останется безжизненной куклой, а он вместе с Альей продолжит тщетные попытки завладеть Камнями Чудес. А этот день, когда он снова смог увидеть ее — юную и здоровую, — останется только в воспоминаниях. Адриан резко закрутил кран. Как бы ему хотелось бросить все к чертям, взять в охапку свою Принцессу и отправиться в прошлое вместе с молодыми Адрианом и Маринетт. Так он бы мог — хотя бы изредка — смотреть на то, как она улыбается, слышать ее голос, видеть блеск в любимых глазах. Но так было нельзя. Если мир не раздвоится на разные временные линии, а будущее просто перепишется, как файл, который был вставлен с заменой, они должны остаться здесь, чтобы исчезнуть со всем этим миром. — Завтра все станет известно, — устало вздохнул он. Если мир продолжит существовать, Адриан хотя бы сможет надеяться, что где-то в другом мире Маринетт будет счастлива. Сейчас младшая Маринетт, наверное, уже засыпает вместе с Альей в спальне для гостей. Адриану очень хотелось зайти пожелать приятных снов или хотя бы взглянуть на нее, но он не мог себе этого позволить. Маринетт была обижена на младшего него, и старший Адриан просто не смел показываться ей на глаза. — Я люблю тебя, Маринетт, — прошептал он, на минуту остановившись под дверью. Не стал заходить он и в спальню к старшей Маринетт. Кот весь день боялся к ней подойти, но вечером вызвался сам уложить ее спать и сейчас сидел с ней, охраняя сон. Адриан не хотел мешать ему, понимая, что в такой ситуации нужно время, чтобы просто подумать. Чтобы запомнить то будущее, которое он не должен допустить. Поэтому он направился прямиком в спальню, когда-то принадлежавшую отцу, но теперь считавшуюся его собственной. Он не ночевал в ней прежде ни разу, предпочитая дубовой кровати диван в комнате любимой. И удивленно застыл на пороге, увидев посреди комнаты девятнадцатилетнюю Маринетт. — Алья так быстро заснула, — взволнованно теребя подол ночной рубашки, которая принадлежала ей в будущем, пролепетала она. — Еще полчаса назад говорила, что не сомкнет глаз всю ночь, а сейчас даже немного храпит… Я ночевала у нее неделю назад, — Маринетт нервно хихикнула, — тогда она не храпела. Я ведь… не мешаю? — Нет, Принцесса, что ты! — спохватился Адриан, никак не ожидавший, что она решит к нему прийти. — С-садись, — махнул он рукой, приглашая ее сесть на кровать, но тотчас же залился смущенным румянцем, осознав, что только что ляпнул. Ему тридцать два, ей девятнадцать. За окном глубокая ночь. Черт возьми, а вдруг Маринетт неправильно его поймет? Он ведь всего лишь предложил ей присесть! Но Маринетт поняла все правильно. Адриан облегченно вздохнул, когда она, слегка улыбнувшись, похлопала по кровати, приглашая его сесть рядом. — Мне страшно, — призналась она, уткнувшись лбом в его плечо. — Я боюсь, что мы не сможем ничего изменить. Адриан закусил губу. Он, наверное, боялся этого даже сильнее, чем Маринетт, но сейчас должен был убедить ее в том, что все хорошо, что страх этот беспочвенен. — Я… тот, прошлый я… сделаю все, чтобы это будущее не наступило, — приобняв любимую, сказал он. — Ты… правда любишь меня? — неуверенно спросила Маринетт, положив свою руку поверх его. — Да. Больше всего на свете. — Знаешь… Я обижена на тебя, — вздохнула она, в ответ на что Адриан только тихо кивнул. — Но все равно люблю. — П-почему, — он чувствовал, будто разрывается на части от переизбытка эмоций. Голос не слушался, сердце словно выпрыгивало из груди, а на глазах выступили слезы. Адриан уже почти и не верил, что когда-нибудь снова услышит эти слова от нее. — Почему ты не говоришь это… другому мне? — Потому что обижаюсь я все-таки больше на него, а не на тебя. Пусть вы и один человек. Адриан был невероятно счастлив осознавать, что Маринетт готова его простить и любить, но почему-то был способен лишь на слабую улыбку. Ведь завтра для него всего этого уже не будет, а может быть, не будет и самого завтра. Вся любовь Маринетт достанется другому ему. Но хотя бы другой он будет с ней счастлив. — Адриан, — она опустила голову и сжала его ладонь, будто ища в нем защиты, — могу я… — она на секунду запнулась, — кое о чем тебя попросить? — Для тебя я сделаю все, что угодно, Принцесса, — искренне прошептал он. — Я боюсь, что мы не сможем ничего изменить, — чуть слышно повторила Маринетт. — Адриан, я… Я не хочу… Чтобы мою девственность забрали они.