Выбор.

      Буквально все в этой гостиной пропахло каким-то неприятным запахом. То ли сгоревший пластик, то ли едкий аромат, что обычно разносится по всей квартире, когда сушишь иван-чай. Здесь не громко и не тихо. Кажется, что в ушах стоит оглушающе странный писк. А еще, будто бы что-то изменилось. В середине гостиной, где обычно стоял стеклянный столик, размером с небольшой пенек, сейчас стоит массивный дубовый, вокруг которого уже собрались парни в зеленых гастуках. — Ты уверен, что мне стоит здесь находиться? — Уверен. Не бойся, тебя не тронут. Я рядом. — Регулус усаживает свою рыжую сестренку на холодный кожаный диван, и Лили морщится, чувствуя, как кожа ее прилипает к материи.       Скупая улыбка появляется на ее лице, а глаза уже вовсю следят за игрой. Но скоро ладошка поднимается, чтобы прикрыть зевоту. Здесь нет места идиотским крикам, слыша которые сразу вспоминаешь Гриффиндор. Слизеринцы лишь иногда сдержанно смеются или сквозь зубы произносят «Твою мать». — О-о-о, любимые Блэки пожаловали. — Первым здоровается Розье, залпом выпивая рядом стоящий бокал, наполненный янтарной жидкостью. — Регулус, присоединяйся. Покер уже давно ждёт тебя. — Покер? — спрашивает Лили, вопросительно подняв бровь. —Маггловская игра в карты. На деньги.       Лили фыркает. — Я знаю, что это такое. Вы оскорбляете магглов, но тем не менее играете в их игры? — Лили усмехается и подходит к столу упираясь на стул, на который сел ее брат.       С этой стороны смотреть намного интереснее. Видно все масти, все действия. И эмоции, которые, как некоторым кажется, они прекрасно скрывают за маской безразличия. Вот только они забывают и про набухшую жилку набухшую и про подрагивающее колено. —Сколько уже проиграл, Розье? — С усмешкой спрашивает Регулус, беря в руки точно такой же бокал, а после отпивая половину. —Достаточно, чтобы отец точно оставил его без наследства. — отвечает Мальсибер, и, встретившись взглядом с Лили, почти незаметно подмигивает ей. Уже искренняя улыбка появляется на светлом личике. По кругу прокатился смешок, на что Розье обиженно сдвигает брови к переносице. —Сегодня просто не мой день. —У тебя вечно «не твой день», стоит нам сесть за стол.       Заинтересованность мелькает в глазах Лили уже чуть чаще, в то время, как она наблюдает за однокурсниками. Что-то неведомое ранее, в скучном Шармбатоне, то и дело просыпается в глубине ее души. И это желание сыграть. Это чувство азарта, присущее гриффиндорцам. Вот только Регулуса не занимают мысли рыжеволосой сестренки, странный огонек в ее глазах. Куда интереснее ведь складывать выигранные золотые монетки в глубокий карман мантии.       Вход в гостиную резко раскрывается и, словно ошпаренная, в слизеринские покои забегает Виктория, чье лицо в слезах и больших разводах. Лили и понять ничего не успевает, как на ее месте остается лишь ароматный шлейф духов, и видит нескольких слизеринок, спешащих следом за заплаканной подругой в спальню. Кроме Виктории в этой комнате так спешит лишь один человек, точнее серая крыса, прошмыгнувшая следом.       Но никто ее не замечает. Внимание привлечено лишь на двух людей в этом подземелье: убежавшую Викторию и доигравшего свою последнюю партию Мальсибера, что плавно, с грацией кошки покидает дубовый стол, пересаживаясь на подоконник. И не отворачивается поглядеть в окно, уже привык, что там зачарованный пейзаж. Нет, вместо этого он кивает, так незаметно, легко, приглашая Лили сесть рядом. Сбоку вновь слышится чье-то «твою ж мать», а она от чего-то не может отвести взгляд. У Меркурия свое очарование, не свойственное даже ее брату. Все его движения, слова, тембр голоса затуманивают разум. Нет, Лили не испытывает симпатию в том смысле, в котором ее принято считать, она просто заворожена. — Почему ты не пошёл за Викторией? — серая крыса приближается к ним, прячась за толстой портьерой. — Зачем? — Он ухмыляется и зажигает сигару, взятую из кармана мантии, — Ненавижу глупый женский плач. Я уверен, ее снова не удостоверил вниманием Поттер. Какое мне дело до глупой влюбленности? — Когда плакала я, ты не возражал. Слишком культурный? — Ты слишком другая. — Что ты имеешь в виду? — Лили следит за клубками серебристого дыма. Красиво. — Не хочу раскрывать все карты. Не забывай, Эванс, я Слизеринец. Считай, что ты очаровала меня.       Лили ничего не отвечает. Лишь улыбается такой милой и детской улыбкой, что сердца даже самых холодных людей на свете смогли бы оттаять. — Виктория клеится к Поттеру. Я вижу это очень часто… — Ну, — Мальсибер выпускает очередной клубок дыма. — Они, вроде, даже переспали. — Эванс поднимает бровь, и легкая морщина появляется на ее чистом лбе. — Она — использованная игрушка. — А Поттер настоящий урод. — Здесь таких полно. Что Поттер, что Блэк, Сириус который, — «самые-самые» в школе, по версии влюбленных дурочек и зачарованных талантом профессоров. Им многое сходит с рук, они же Мародеры. Купающиеся в любви и славе. Конечно, они будут такими.       Меркурий испарил остатки сигары с помощью палочки и подвинулся ближе к Лили. —А знаешь, что самое страшное? — она вопросительно смотрит на него. —Что? —Каждый из нас, Слизеринцев, избалован. А что? Мы чистокровные, с детства получаем все, что хотим. Наше чувство, родившееся благодаря таким же родителям, чувство наглости, бессердечности, безразличия и злости однажды погубит нас. А ты отличаешься. И этим меня очаровала. Тебе все это не было доступно с самого детства. В тебе еще есть жизнь. Ты улыбаешься, когда другие хмурятся. Ты можешь смеяться, хотя нам запрещено придуманными тысячу лет назад правилами. Ты ведь не похожа на нас. Возможно, ты и есть настоящая Гриффиндорка, и зря шляпа послушалась этой просьбы. Не загуби в себе это. Лили слышит такое впервые в своей жизни и прямо сейчас хочет ущипнуть себя: не сон ли? И вдруг становится так не по себе, в глубине души она понимает, что очень отличается от Регулуса, и, может, шляпа и впрямь зря послушалась ее? — Кстати о метке. Лили! — Коннор, видимо, уже покуривший травки, зовет ее, крутясь на своем стуле. — Да? — Лили слезает с подоконника и садится на стул, свободный рядом с Регулусом. — Ты хоть знаешь, что в мире творится? — Мне искать подвох? — Я лишь хотел сказать, что сейчас идёт война, и тебе стоит позаботиться о том, на чьей стороне ты останешься. — Ты сомневаешься в том, что Лили пойдет по стопам еще одного из Блэков? — поднимает брови Регулус. — Если она не принимает метку, значит — сомневается. Стоит нам заговорить о войне или грязнокровках, твоя сестричка напрягается. А ты уходишь от темы. Неужели не хочешь, чтобы она была одной из нас? — вместо Коннора слово берет Розье, крутя в руках пакетик с белым порошком. — Считаешь меня тряпкой?       Ярко-зеленые глаза сужаются до маленьких щелочек. Не знающий, на каком Лили факультете, со стопроцентной уверенностью бы сказал: «Гриффиндор», просто взглянув на ее слова и даже мимику. Только Регулус смотрит на неё косо, мол: «Заткнись сейчас же!». — В какой-то степени — да. Беллатриса, твоя кузина, между прочим, уже приняла метку. Чего же ждёшь ты? Мы видели, как ты разговаривала с грязнокровкой с Гриффиндора. Что, захотелось под крылышко доброго дядюшки Альбуса? — Шум, которого и до этого-то практически не было, прекращается, и кажется, что вся гостиная, даже мебель наблюдает за разговором. — Розье прикуси язык, ты говоришь с моей сестрой. — Я ничего не жду. И тоже приму метку! Через месяц.       Розье довольно улыбается. Нет, скалится, откидывая пакетик с порошком в сторону и медленно хлопая. Его хлопки, словно оглушающий выстрел, отдаются по всей гостиной, заставляя каждого то и дело вздрагивать. Регулус с ужасом смотрит на сестру. Не определившись, что же лучше для «его малышки», его пугает ее взрывчатая натура, ее самостоятельное решение. Её вспыхнувшие глаза, ее вспыльчивые слова и их смысл, который уже не изменить, не исправить.       А Лили гордо смотрит на довольного Розье, задрав вверх подбородок, но и вместе с тем счастлива, что никто в подземелье не владеет легилименцией. Потому что ей хочется плакать и рвать волосы от страха. От страха, злости на саму себя, на заносчивого аристократишку со звериным оскалом, от беспомощности.