Моменты

      Гермиона из последних сил напряжением воли смаргивала непрошеные слёзы, не позволяя скользнуть по щекам ни капельке. Как же это было обидно, в столь чудесном волшебном мире, полном стольких возможностей, быть… чужой, быть «вонючей грязнокровкой»!       Нет, она с первых дней в магическом мире поняла, насколько были ограничены маги в суждениях, насколько их разум был объят предрассудками. Гермиона кривилась, с презрением относясь к закостенелому мышлению, пока оно не коснулось её самой.       Она была удивлена, но и признательна Рону за то, что тот вступился за неё. Конечно, это был нерациональный поступок, да и вообще, учитывая школьные правила и сломанную палочку младшего Уизли, неимоверно глупый. В иной ситуации девочка непременно прочитала бы ему лекцию о том, что надо думать о последствиях, прежде чем действовать. Прочитала бы, даже зная, что это не возымеет эффекта. Но в этот раз, Гермиона была просто признательна Уизли за попытку её защитить от нападок Малфоя.       Она старалась не думать о том, что Рон, выплёвывая слизней, расплачивался за собственную глупость, и ей было жаль, что это вряд ли его научит думать прежде, чем действовать. Учитывая отзывчивость того, бросившегося её защищать — мысль казалась кощунственной.       Однако во всех этих событиях, которые так расстраивали её, она не заметила одной детали: Гарри молчал. Он не только не вмешался, когда Малфой назвал её грязнокровкой, но ни слова не сказал и после этого. И теперь, когда они сидели у Хагрида, она смотрела в зелёные глаза, полные непонимания ситуации, и чувствовала иррациональную обиду. Но не на Малфоя уже, а на Гарри. Потому что даже тугодумный обычно Рон возмутился тем, как назвали её, а лучший друг — нет. И, кажется, он действительно не понимал, что в этом плохого.       Грязнокровка. Оскорбительное название мага, чьи родители не-маги. Почему Гарри не понимал, как это обидно? Его мама тоже ведь была маглорожденной! Он должен был понимать лучше, чем Рон! Она пыталась объяснить, и Рон пытался, в перерывах между слизнями, и Хагрид говорил, что «грязнокровка» — очень нехорошее слово. Но Поттер всё равно, почему-то заглядывая в глаза именно ей, снова так раздражающе спрашивал:       — Не понимаю, что хорошего в том, чтобы быть волшебником, и что плохого в том, чтобы быть маглом, Гермиона?       И она задумалась, не слушая ни Хагрида, ни Рона. А действительно, что плохого?! И тут она поняла, что хотел сказать ей Гарри своими вопросами. Волшебство — это прекрасно. Но общество магов застряло в средневековье, — что понимала и она сама. Конечно, у волшебников было множество преимуществ, но все они были связаны с магией, лиши их которой — и они станут абсолютно беззащитны перед суровой окружающей средой. В то время как у маглов, в её родном мире, торжествовал прогресс. Более красочные и полезные телевиденье и компьютеры вместо радио, сотовая связь вместо долгой и ненадёжной совиной почты, комфортные машины вместо мётел, в конце концов, вместо перьев и чернил — перьевые ручки, которыми было невозможно понаставить клякс! У маглов было столько преимуществ перед магами, если задуматься, они даже вооружением многозначительно превосходили волшебников! Она должна быть горда, что её родители — маглы, и что она была знакома с их миром. А магов стоило бы пожалеть. Грязнокровка? Отныне она будет воспринимать слово как комплимент!       Гермиона даже немного расстроилась, что рациональное мышление подвело её из-за какого-то самоуверенного, отвратительно воспитанного мальчишки. Действительно, и почему её так задело его замечание? Она же всезнайка — это прозвище не расстраивало с прошлого года, когда друзья наглядно убедили её, что быть всезнайкой совсем неплохо — так почему же она на этот раз снова думала эмоциями, а не мозгами?! Глупость совершила!       Гермиона подняла взгляд на Гарри и улыбнулась ему благодарно: он вернул ей разум и успокоил гораздо лучше, чем успокоила бы простая поддержка.       Поттер выдохнул и улыбнулся в ответ: она поняла.