Поцелуй со вкусом сиропа

«Привет. Прости что не писал почти два месяца. Мне здесь непросто приходится. Город просто огромный, и я даже терялся в первое время. Я знаю, что сейчас ты улыбаешься. Или называешь меня дурачком. Впрочем, как и всегда. Мы поселились в старой квартирке на Авеню С. Моя комната довольно маленькая, особенно в сравнении с той, что была в Дерри. Скоро придётся идти в школу. Совсем не хочется видеться с этими снобами. Расскажи, как ты там? Я безумно хочу приехать и увидеть тебя, ты даже не представляешь насколько сильно. Передай всем привет. Люблю, Ричи» Эдди перечитывал письмо снова и снова. Нет, не письмо. Лишь одно слово. Люблю. Люблю до потери пульса. Люблю до боли в сердце. Люблю. Письмо пришло почти неделю назад, а Эдди все ещё не мог написать ответное. Нет, он садился за него, но каждый раз отвлекался на что-то другое. На воспоминания о Ричи. Его волосы, веснушки, карие глаза: глубокие, словно бездна. Эдди думал о Ричи каждую секунду, все больше и больше погружаясь в себя. Он не виделся с неудачниками более. Он стал слишком замкнутым. Все, что у него есть теперь, это холм воспоминаний и письмо, с вложенной в него маркой. Сегодня Эдди был наполнен решительностью написать ответное письмо, но не знал, о чем писать. О том, что у него больше не осталось друзей? О том, что он с каждым днём умирает? О том, что Ричи единственный, кого он хочет видеть сейчас? Эдди занёс ручку над бумагой. «Дорогой Ричи» Нет. Нужно не так официально. «Привет, Ричи» Вполне. «Привет, Ричи. За эти два месяца, что тебя нет в городе, у нас произошло много чего. Мне купили гитару. Теперь учусь вот. Не очень пока выходит, но, я думаю, это все оттого, что она не настроена. В гитарах я не спец, ты же знаешь. Пусть будет пока так. Отца Генри Бауэрса упекли в психушку, и чета Бауэрсов переехала, так что теперь можешь возвращаться. Восьмой класс будет спокойным. Билл скоро тоже уезжает. Его родители решили, что это ужасное место будет вечно напоминать им о кошмаре, случившимся с Джорджи. А больше ничего и не случилось. Дерри — это не Нью-Йорк. Пиши чаще, пожалуйста. С любовью, Эдди Эдс» Ричи это убивало. Он хотел быть рядом. Быть в Дерри или не важно где, главное — рядом с Эдди. Первая школьная неделя была просто кошмарной. Остряк Ричи внезапно стал никому не нужен. Над его шутками не смеялись, а лишь сочувственно пожимали плечами, будто Ричи умственно отсталый, которого нужно жалеть. Ричи ненавидел это место всей душой. Ему казалось, что во всем большом Нью-Йорке для него совсем нет места. Поэтому, когда Ричи получил письмо, он был на седьмом небе от счастья. Маленький кусочек Дерри. Маленький кусочек Эдди. Ответ был написан незамедлительно. Он чувствовал упреки в письме Эдди, поэтому не хотел заставлять его ждать снова. Он представлял, как сгибались брови, и как напрягались губы Эдди, когда он выводил «Те два месяца». Два месяца. Два месяца странного чувства, будто у Ричи вырвали гигантский кусок, и он ходит по улицам, зияя этой дырой. Два месяца. Звучит как приговор. Ричи не знал, что Эдди чувствует то же самое. Это не передашь в письме, на сухой бумаге, даже словами это сложно описать. Все стало слишком запутанным, а груз слишком тяжелым для 14-летнего подростка. И Ричи сорвался. — Эдди, ты ничего не забыл? — спросила Соня. — Нет. — Ингалятор? — Всегда со мной. — Удачи, солнышко! И не забудь про гигиенические салфетки, которые я положила тебе. Протирай ими парты, а не то заразишься. — Хорошо, мам. Спасибо. Пока. Эдди старался как можно быстрее уйти от этой слишком надоедливой заботы. Думая о том, как сильно он хочет уехать, Эдди не заметил, как дошёл до школы. Его путь стал длиннее, но зато он не видел дом Ричи лишний раз. Зачем причинять себе ещё большую боль? Когда Эдди подходил к школе все ближе и ближе, он увидел, что клуб Неудачников собрался в кружок и стоял около входа. Он не увеличил темп ходьбы, наоборот, он хотел идти как можно медленнее, чтобы они успели зайти в школу, а он бы не виделся с ними. Он не хотел, сам не зная почему. Почему он так оттолкнул всех от себя. Почему не может засыпать без снотворного. Почему просыпается на мокрой подушке. Почему. Он не хотел винить Ричи, ведь в таком поведении совсем нет его вины. Виноват во всем только Эдди, Эдс. — Эдс! Эдди замер на месте, поворачивая голову в сторону неудачников. Этого не может быть. Он спит сейчас. Это сон. Такого не бывает. Сон. Проснись. — Эдди! Обладатель самой растрепанной прически во всем Дерри преодолел расстояние в пару ярдов и сейчас стоял рядом. Рядом с Эдди. По — дружески близко. Чтобы никого не смутить. Не шокировать. — Эдс. Это было сказано так тихо. Будто бы случайная озвученная мысль прорвалась наружу. Ричи сделал ещё шаг. Шаг. И вот уже Эдди в таких крепких, совсем не дружеских объятиях. Объятиях, наполненных болью расставания. — Я скучал, — шептал Ричи, — больше всего на свете. Поэтому решил сегодня не идти в школу. Чтобы повидаться. С неудачниками. С тобой. Ричи разорвал объятия. Слишком уж долгими они казались. Не правильными. Не дружескими. Особыми. — Бен сказал, что ты не общался с ними почти все лето. Не надо так. Пожалуйста. Не отказывайся от них. — Я просто не мог. Выходя из дома и видя Неудачников, я вспоминал, как мы все гуляли по городу, веселились. С тобой. Они шли к Неудачникам. Эдди боялся того, что они скажут. Но ничего. Никаких упрёков во взгляде, в интонациях. Они искренне радовались тому, что Клуб Неудачников был вместе сейчас. Сейчас. Жаль, что ненадолго.