Звёзды над Берлином

Тяжёлая дубовая дверь мягко распахнулась, звякнул колокольчик, за стойкой вскочил бармен, молодой парень, приветливо улыбаясь единственному посетителю. То, что нужно, чтобы надраться до чёртиков, не привлекая лишнего внимания. Стойка, барный стул, блестят начищенные пивные краны, голова тяжело падает на руки, полная мрачных, неуютных мыслей. Ничего, скоро станет легче, он знает как это делается. - Кружку пива... Две кружки... И стакан шнапса! Безнадёжно, почти шёпотом, глядя отчаявшимися фиолетовыми глазами: - У вас водки, случайно, нет? Бармен покачал головой. Вообще водка пользовалась спросом, но сегодня было мало посетителей и он ограничился обычным ассортиментом. Где-то он уже видел эти аметистовые глаза, кажется ещё до войны этот парень заходил сюда с каким-то блондином. Бармен был тогда совсем мелким мальчиком на побегушках, но такой взгляд невозможно забыть. И не стареет ведь этот странный человек, сколько лет прошло, а он совсем не изменился. Но, впрочем, это не его дело. Бармен налил две кружки отменного немецкого пива и стаканчик орехового шнапса и пододвинул всё это к странному посетителю. Такая доза спиртного вызывала в нём уважение. - Ещё что-нибудь желаете? - Нет... Пока нет... Иван вздохнул и отпил золотистого пенного напитка из высокой кружки. Легче не стало, но это был лишь вопрос времени и количества алкоголя, когда ему наконец-то удастся отключиться и выбросить из сознания тяжёлые мысли. Хотя бы ненадолго. Сзади хлопнула дверь и прозвучали уверенные шаги. Вот чёрт, принесла кого-то нелегкая, теперь спокойно надраться в одиночку уже не получится. - Ого, шнапс! - чья-то рука протянулась и взяла стакан. Человек бесцеремонно уселся рядом с ним, - Ты знал, что нужно заказать. Подняв голову, Иван от удивления чуть не свалился со стула. Сидящий рядом Людвиг по-заговорщицки ему подмигнул и залпом опрокинул в горло выпивку, даже не поперхнувшись. Он выглядел бесконечно довольным собой. - Бармен, тащи ещё шнапса, живо! - крикнул он, стукнув донышком по стойке, - И давай целую бутылку, чего мелочиться. Германия оглядел Брагинского масляным оценивающим взглядом. - Я старого друга встретил, - он хохотнул, - Теперь без бутылки не обойдёшься! Парень за стойкой быстро сориентировался и притащил не только бутылку, но и тарелку с жареной картошкой и колбасками, а также второй стаканчик. После чего деликатно отошёл в сторону и стал протирать бокалы. Еда вызвала у Людвига неподдельный восторг. За время заключения он успел отвыкнуть от самых простых блюд и теперь кидал в рот ломтики жареной картошки, наслаждаясь её вкусом и ароматом как истинный гурман. Периодически он пристально смотрел на Брагинского и каждый раз того бросало в дрожь от этого взгляда. Казалось, что он вызывает те же эмоции, что и жареная картошка и Людвигу хочется как можно скорее его съесть. - Хреново выглядишь! - наконец сказал ему Германия после одного из таких взглядов. - Зато тебе, как я вижу, стало гораздо лучше, - язвительно ответил Иван. В его голосе было столько сарказма, что он сам удивился. Ему стало стыдно. Очевидно, что Людвиг немного не в себе. Надо убедить его вернуться в тюрьму и спокойно ждать амнистии. - Зачем ты сбежал? - укоряющим тоном продолжил он, - Ты этим всё усложнил. Я даже не знаю, что теперь делать. Но сначала вернись, пожалуйста, назад. Возможно, тогда не будет последствий. - Забудь об этом, - махнул рукой Людвиг, - Я удивляюсь, почему не сбежал оттуда гораздо раньше. Мне там очень многого не хватало. Он с сожалением отодвинул тарелку с картошкой в сторону и небрежно вытер жирные пальцы салфеткой. - Мне не хватало тебя, - с ужасающей прямолинейностью сказал он, - Я... скучал. После этого он неожиданно притянул Ивана к себе и без предупреждения впился в его губы. Конечно, может быть, Людвиг и изменился, но целовался он совершенно так же, как прежде, властно и самозабвенно, так, что у Брагинского захватывало дух. Было плевать, что они в пивнушке и на них смотрит бармен, да и вообще на весь остальной мир было наплевать. Казалось, что это никогда не закончится, но наконец Германия отпустил его и Иван сидел совершенно растерянный и ошеломлённый нахлынувшими ощущениями. После такого он просто не мог нормально соображать. - В общем, так, - сказал Людвиг, - Сейчас мы идём к тебе. У Ивана внутри всё перевернулось. - То есть как - ко мне? - с беспредельным возмущением спросил он, - Я тебе что, дешевая проститутка что ли? Было очень обидно осознавать, что тебя приравнивают к картошке. Этот чертов маньяк так и не научился испытывать нормальные человеческие чувства. - Не в этом дело, - досадливо поморщился Людвиг, - Просто у нас мало времени. Он подхватил Брагинского под руку, увлекая его к выходу. - Постой, - сопротивлялся Иван, с ужасом осознавая, что пойдёт за ним даже на край света, - Дай я хоть за выпивку расплачусь. Не глядя, он вывалил на барную стойку все деньги, которые были у него в кармане, и пошёл к двери, лихорадочно соображая, что теперь делать. Из дома можно позвонить комиссару Леманну и всё ему рассказать. Да, это будет самым правильным решением. Но как только он вспомнил про полицию, оказалось, что она уже здесь. Сквозь стеклянную дверь он увидел, как возле заведения остановилась новенькая машина с мигалкой, которыми недавно оснастили народную полицию. Из неё стали вылезать вооруженные люди. - Черт! - выругался Людвиг, - Я немного не рассчитал. - Что это? - с ужасом глядя на него, сказал Брагинский, - Что ты натворил? Он чувствовал себя словно в ловушке. Через секунду сюда ворвутся полицейские и схватят их обоих. Словно во сне, он вытащил из другого кармана тот самый "трофейный" вальтер, который всегда носил с собой, и уставился на него. - Ваня, - расцвёл Людвиг, - Ты его не забыл? Это просто удивительно. Какой же ты у меня необыкновенный. Казалось, что сейчас он опять его расцелует. Но вместо этого Германия выхватил у него пистолет и кинулся обратно к стойке. - Здесь есть чёрный вход? - быстро спросил он у ошалевшего бармена. Тот только и смог, что показать на небольшую незаметную дверь в углу. - Отлично, - Людвиг небрежно взмахнул вальтером у него под носом, - Ты же не выдашь нас, верно? Потом он подхватил Ивана в охапку и без лишних разговоров потащил через чёрную дверь на улицу. Иван искренне надеялся, что там ещё нет полицейского оцепления. На этот раз им повезло. Пробежав через дворы, они выскочили на тёмную пустынную Вильгельмштрассе, где не было ни одного прохожего. Полиция, скорее всего не знала про этот ход, а может быть просто ещё не успела доехать. В любом случае путь был свободен. - Теперь ты веди, - скомандовал Людвиг, размахивая вальтером, - Мне надо где-нибудь скрыться на время. Вляпался тут в одно дерьмо... - Ты вляпался, а мне разгребать? - с возмущением восклицал Иван, ускоренно шагая по направлению к Унтер-ден-Линден, - Да за тобой вся полиция Берлина охотится! И спрячь наконец вальтер, я тебя умоляю. Скоро мы будем на центральной улице. Людвиг усмехнулся и засунул вальтер в карман пиджака. - Просто какой-то говнюк спросил у меня документы, - он пожал плечами, - Вот и поплатился за это. Во-первых, у меня их нет. А во-вторых, буду я ещё их всякой швали показывать. - Не швали, - Брагинский сердито посмотрел на него, - А сотруднику народной полиции! Запомни, Людвиг, ты уже не гребаный штандартенфюрер и война давно закончилась. Ты обязан подчиняться закону, как все. Тут они свернули на оживлённый бульвар и Ивану пришлось умерить своё возмущение. Несмотря на позднее время здесь сновало много прохожих и в толпе можно было легко затеряться, так что он надеялся, что на ближайшее время полиция сбита со следа. В подъезде жилого дома тоже никого не встретилось и, звякнув ключами, он открыл дверь квартиры. Значит так, первым делом позвонить Леманну и прояснить обстановку. Но позвонить ему не дали. Германия вошёл в гостиную и присвистнул. - А ты неплохо устроился! Он осмотрелся по сторонам. Кругом был простой, но довольно уютный интерьер. Два мягких кресла, диван, телевизор американской марки. Плотные, богато расшитые незадернутые гардины на окнах. Электрическая люстра под потолком заливала помещение ярким светом. После камеры смертников Людвигу всё это казалось дворцом. Он прошёлся по комнате взад-вперёд. Некоторые привычки у него не менялись. Иван смотрел на Людвига и вспоминал как эффектно сидела на нём эсэсовская форма. Сейчас он был одет в скромный деловой костюм и мог бы сойти за офисного клерка. Но кошачья грация, военная выправка и блеск глаз выдавали его в любом обличье. Иван кинул на кресло свой плащ и взял трубку телефона. - Прости, мне надо позвонить, - он сделал приглашающий жест рукой, - А ты пока располагайся. Людвиг подошёл к стене и щелкнул выключателем. В комнате воцарился странный полумрак. Бледный лунный свет и мерцающие огни с Унтер-ден-Линден смешивались и создавали очень причудливое фантастическое освещение. Иван замер, сжимая в руке трубку. Германия подошёл к нему, по дороге ослабляя галстук и расстегивая воротничок рубашки. - Немедленно включи свет, - задушенным голосом сказал Брагинский, - Мне нужно позвонить. - Его могут увидеть с улицы, - спокойно пояснил Людвиг, - Пусть лучше думают, что тебя нет дома. Он кинул пиджак и галстук на ручку кресла и остался в одной расстёгнутой рубахе. Озарённый лунным светом, он выглядел ослепительно прекрасным, словно призрак своего деда, Древней Германии. Иван отступил по другую сторону столика и придвинул к себе телефон, словно пытаясь им защититься. - Включи свет, - в его голосе появились умоляющие интонации, - Хотя бы ненадолго, прошу тебя. Я не могу разобрать цифры, а мне очень нужно позвонить. - Неужели? - Людвиг подошёл ещё ближе, - Это настолько важно? Его рука надавила на рычаг телефона, а другой он потянул к себе провод. Иван по-прежнему не отпускал трубку, поэтому чувствовал себя, словно рыбка на крючке, которую подсекает умелый рыбак. - Людвиг, пожалуйста, не надо, - жалобно сказал Иван, - Только не сейчас. Дай мне позвонить, а потом делай что хочешь. Он прижал трубку к груди двумя руками, как будто это было последнее, что связывало его с реальностью. Но, медленно перебирая провод, Германия приблизился к нему вплотную. - Я знаю, куда ты собираешься звонить, - прошептал он бледными губами, - Позвони туда утром. Пусть они приедут за мной завтра. Руки Брагинского разжались от неожиданности. Трубка упала на стол и осталась лежать рядом с аппаратом. В ней раздавался длинный гудок. По-прежнему прижимая руки к груди, он отступил на шаг назад. Дальше была стена. Отступать было некуда. Сердце его колотилось как бешеное. - Я больше не могу сдерживаться, - охрипшим голосом сказал Германия, - Ни минуты. Быть с тобой наедине, это такое испытание, ты не представляешь. Как раз это Иван представлял очень хорошо. Медленно, очень медленно Людвиг размотал его шарф, обнажив белую, словно фарфоровую шею. Он стал нежно целовать её возле ключиц, находя какие-то чувствительные ямочки от которых по телу словно разбегался электрический ток. Иван упирался руками ему в грудь, ощущал горячую нежную кожу и непроизвольно стал поглаживать мускулистое тело сверху вниз, проникая под расстегнутую рубашку, легкими движениями касаясь его всего, от напряженных сосков до кубиков на животе. Эти касания были почти невесомыми и дразнящими, но Германия не мог сдержать стонов от возбуждения. К этому моменту одежда Брагинского была в плачевном состоянии. Рубаха сползла с плеч, а потом и вовсе упала на пол, открывая Людвигу новые места для поцелуев. Он опускался губами всё ниже и ниже, лаская ими упругий живот, трогательные косточки по бокам, наконец расстегнул брюки и стал целовать тугой напряжённый член. По стонам над своей головой он понял, что если продолжать в том же духе, то Иван сейчас кончит, но это пока не входило в его планы. Он быстро освободил Брагинского от остатков одежды и отступил на шаг назад, любуясь его обнаженным телом. Залитый лунным светом, он был красив как античная статуя, только живой и тёплый, и доступный прямо сейчас. Столько раз он видел его во сне, потом просыпаясь на тюремной койке и от отчаяния до крови колотил кулаком стену. Но сейчас сны стали реальностью и он никак не мог поверить этому до конца. Иван видел как Людвиг пожирает его тело блестящими в полумраке глазами, и от этого его возбуждение дошло до самого крайнего предела. Он шагнул вперёд и прижался к нему всем телом, чувствуя как его кидает в дрожь от этой близости. Их руки переплелись, беспорядочно лаская друг друга, ноги подкосились и они упали на раздвинутый диван, стоявший возле окна, прямо в мерцающие пятна света от уличных фонарей, от чего ощущение сна ещё больше усилилось. Людвиг торопливо скинул немногую оставшуюся на нем одежду и всякие преграды между ними исчезли. Он раздвинул Ивану ноги и медленно, осторожно стал проникать в него, сначала длинными сильными пальцами, потом, постепенно расширив и подготовив проход, своим большим возбужденным членом. Услышав стон боли, он остановился и провёл ладонями вдоль его обнаженного тела, лаская и успокаивая. Брагинский выгибался и извивался под ним, крепко обхватив ногами мускулистый торс Людвига, от каждого прикосновения его накрывало спазмом. Германия остался доволен таким результатом и, больше не сомневаясь, резко вошёл в него, не обращая внимания на стоны, которые становились всё громче и громче. Это были стоны уже не боли, а невыносимого наслаждения, они поощряли двигаться всё быстрее, всё ритмичнее, не сбавляя темп. Надо было остановиться, но он не мог, он чувствовал как всё ближе подступает эта волна, которая скоро накроет его мощнейшим оргазмом. Он дотронулся до возбужденного члена Брагинского и нежно сжал его своей рукой, поглаживая вверх-вниз. Иван воспринял это как сигнал, он перехватил его руку и дальше продолжал уже сам, пока его стоны не переросли в сладострастные крики подступившего оргазма. Людвиг крепко схватил его за бёдра, двумя-тремя рывками достиг пика наслаждения и кончил в него мощным потоком спермы. Его передергивало всем телом, из горла рвались крики, которые он даже не пытался сдержать, это был тот самый момент ради которого он стремился сюда, к нему, через все препятствия, ради которого стоило жить. Он наклонился к Ивану и крепко обнял его, прижимаясь, чувствуя животом его спазмы, горячую влагу и содрогания тела, перекликавшиеся с его собственными. Россия хватал его плечи, дёргался, бормотал что-то невнятное, кажется его имя, пока не затих под ним, расслабленный и умиротворенный. Людвиг стал целовать его в губы, в нос и в глаза, на ресницах которых он ощущал солёный вкус слёз.