Звёзды над Берлином

Проснулся Иван от того, что кто-то довольно резко тряс его за плечо. - Людвиг, отстань! - сонно пробормотал он и отмахнулся. Но это был не Людвиг. Когда он окончательно проснулся, то увидел перед собой плотного мужчину с невыразительным лицом, но умным и проницательным взглядом. - Кто вы такой? - с изумлением спросил Брагинский, протирая глаза. Ему казалось, что он ещё спит. Но сколько бы он их не тёр, мужчина не исчез, а наоборот, достал из кармана удостоверение и представился: - Комиссар Леманн. Мы с вами вчера говорили по телефону. Иван сел, закутавшись в простыню. Он внезапно обнаружил, что совершенно не одет. Сразу в памяти всплыли подробности минувшей ночи. Брагинский покраснел и постарался сосредоточиться. - И чему я обязан... хм... вашим неожиданным визитом? Он точно помнил, что вчера не успел ему позвонить. Людвига нигде не было видно, наверно он хорошо спрятался. Надо побыстрее выпроводить полицию, а то вдруг начнут обыскивать квартиру. К сожалению, его худшие подозрения подтвердились. Дверь открылась и в комнату заглянул худой парень в халате и перчатках. - Ну, в коридоре и на кухне мы закончили, - бодро сказал он, - Надо бы комнату обыскать. Леманн кашлянул. - Товарищ Брагинский... Одевайтесь и пройдёмте со мной. Пока наши эксперты будут работать, я возьму у вас показания. Он деликатно отвернулся к окну. Иван потянул к себе с пола валявшиеся там брюки и рубашку. Наспех оделся, путаясь в рукавах и брючинах. Машинально обмотал шею шарфом. Когда он принял более-менее приличный вид, то подошёл к Леманну и возмущённо спросил: - По какому праву вы обыскиваете мой дом! У вас есть ордер? Вы понимаете, что вторгаетесь в моё личное пространство? Он уже полностью проснулся и начал соображать. Леманн покачал головой. - А я ведь просил вас сразу же позвонить... - укоризненно сказал он, - Вот теперь и расхлебывайте. Вздохнув, он пошёл на кухню, а Иван следом за ним. В комнату сразу вошли три человека и стали там чем-то шуршать. На кухне Брагинского ждал ещё один сюрприз. За столом сидел полностью одетый и аккуратно причёсанный Людвиг и спокойно пил чай. Рядом с ним лежали утренние газеты. Эта мирная картина окончательно выбила Ивана из колеи. Он застыл в дверях, словно изваяние, не в силах вымолвить ни слова. - Людвиг... - наконец просипел он, - Что ты делаешь... Полиция... Германия кашлянул. - Ну да, полиция, - спокойно сказал он, - Это я её вызвал. Иван думал, что его удивление уже достигло крайнего предела. Но оказалось, что это не так. - Ты сам вызвал полицию? - в крайней растерянности спросил он, - Но зачем? - А что мне оставалось делать? - Людвиг вскочил и подошёл к нему, - Я просыпаюсь в незнакомой квартире, ничего не помню из последних суток, на столе лежит записка, где твоим почерком написано "комиссар криминальной полиции Леманн" и телефон. Конечно, я позвонил. - Ничего не помнишь из последних суток... - казалось, Иван услышал только это, - О, господи! Он схватился за голову. - Почему ты меня не разбудил? - глядя на него измученными фиалковыми глазами, спросил он. Людвиг по-прежнему сохранял спокойствие. - А вдруг ты меня чем-нибудь опоил? - он пожал плечами, - Я же не помню как сюда попал. Не стоило рисковать. Иван рухнул на стул и уронил голову на руки. Он был в отчаянии и не знал, что ему теперь делать. - Значит вы полагаете, - вкрадчиво сказал комиссар, обращаясь к Германии, - Что действовали под воздействием какого-то препарата? Байльшмидт снова пожал плечами. - А чем ещё это можно объяснить? По своей обычной привычке он стал ходить туда-сюда, от окна к стене, прямо у Ивана перед глазами. Положив голову на руки, Брагинский апатично следил за ним. Голос Германии был спокойным и размеренным как у лектора. - Я ничего не помню, просыпаюсь в одной кровати с этим извращенцем, меня почему-то разыскивает полиция и, наконец, в этом нет никакого смысла. Уверяю вас, я не стал бы бежать из тюрьмы, я в курсе насчёт создания двух новых государств на моей территории. Он подошёл к Леманну и уверенным тоном сказал: - Это громадная ответственность, на меня сейчас ляжет куча обязанностей. Разве я мог бежать, зная об этом. Это интриги русских, я уверен. Сейчас он был очень похож на того, прежнего Людвига, которого Иван знал ещё до войны, до того, как всё началось. Спокойный, уверенный, ответственный. Он был замечательным другом. До тех пор, пока не стал Третьим Рейхом. Всей душой Брагинский тянулся к нему, но понимал, что к дружбе возврата нет. Слишком многое случилось с тех пор, слишком многое между ними произошло. Та лихорадочная страсть, которая связывала их теперь и для которой он не мог подобрать названия, была чем-то совершенно иным. Он до сих пор боялся называть её любовью, даже про себя. Однако этот новый Людвиг, похожий на довоенного, тоже ему ужасно нравился. Он излучал ощущение уверенности и спокойствия. Именно того, чего ему сейчас так не хватало. Не в силах сдержаться, Иван подошёл к нему и положил руку ему на плечо. Оно было крепким и тёплым. Он ощущал тепло его тела даже сквозь плотную ткань пиджака и это было очень приятным. - Людвиг, - нерешительно сказал он, - Я тут ни при чём, клянусь тебе. Он поверит ему, он должен ему поверить. Но Германия резко дёрнулся, стряхивая его руку со своего плеча и, как ужаленный, отскочил в сторону. - Не трогай меня, извращенец. Хватит того, что вчера ты уже затащил меня в свою постель! "Ещё неизвестно кто кого затащил", - мрачно подумал Иван. Вслух он сказал предательски дрожащим голосом: - Ты совсем ничего не помнишь? Вообще ничего? Даже... того, что было во время войны? Щеки Людвига покрылись пунцовым румянцем. При его нежной белой коже это выглядело очень мило. - Ну да, я помню... Я ужасно поступил с тобой тогда... Он подошёл к Брагинскому и негромко сказал: - Это была война. Мы были врагами. Я даже не мог подумать, что ты такой мазохист и это тебе понравится. Прости меня и забудь об этом. Тем более, что я уже своё отсидел. - Да, а тюрьма? - пролепетал Иван, цепляясь за это воспоминание, как за соломинку, - А в тюрьме? Ты помнишь? Людвиг наморщил лоб. - Я тогда сильно болел... Эээ... Не контролировал себя. Это больше не повторится. Он посмотрел ему прямо в глаза. - Не надо мне мстить и не надо меня преследовать. Давай будем жить нормальной жизнью, не создавая друг другу проблем. Не надо меня любить, но постарайся хотя бы не ненавидеть. Не надо меня любить... Эти слова эхом отдались в сознании у Ивана. Они прозвучали как приговор. Россия был просто убит ими наповал. Он ни за что не ожидал услышать такое от Людвига наутро после сегодняшней бурной ночи. В его аметистовых глазах закипали слёзы и он сдерживал их из последних сил. Словно в тумане он услышал спокойный голос комиссара. - Уверяю вас, мы во всём разберёмся, гражданин Байльшмидт. Или может быть лучше - товарищ Байльшмидт? Как к вам лучше обращаться? - Хм... - задумался Людвиг, - Лучше всего, конечно, господин Байльшмидт. Но насколько я понимаю, в Восточном Берлине это не принято. Так что сойдёт и гражданин. - Так вот, гражданин Байльшмидт, - официальным тоном сказал комиссар Леманн, - Вам необходимо проследовать в тюрьму до выяснения всех обстоятельств. Если вы действительно невиновны и действовали под влиянием третьих лиц, то вы очень скоро оттуда выйдете. Ну, а пока я вынужден сопроводить вас в место заключения. Звякнув металлом, он достал из кармана наручники и сомкнул их на запястьях Людвига. - Уведите арестованного, - крикнул он. Из коридора, как по волшебству, появилась пара полицейских, которые увели гражданина Байльшмидта. Германия шёл за ними спокойно, уверенный в своей правоте и скором торжестве закона и справедливости. - А вас, товарищ Брагинский, - точно так же официально обратился Леманн к Ивану, - Я попрошу дать подписку о невыезде. Вероятно нам потребуется ещё раз взять у вас показания. Он дал ему что-то подписать. Иван сделал это не глядя, ему уже было всё равно, хотелось только чтоб все побыстрее ушли и оставили его в покое. Напоследок, глядя на него своим цепким взором, комиссар сказал: - Это очень серьёзные обвинения. В похищении человека, принуждении его к противоправным действиям и сексуальным контактам. Тем более, что гражданин Байльшмидт находится на особом положении. Ваши действия могли спровоцировать международный конфликт. Иван устало посмотрел на него. - Он врёт. Или действительно болен и ничего не помнит. Я ничего такого не делал, товарищ комиссар, честное слово. Мне ещё вчера показалось, что Людвиг немного не в себе. Леманн кивнул, как будто именно такого ответа он и ожидал. Его взгляд немного потеплел. - Ладно. Мы во всём разберёмся. А вы пока сидите дома и не дёргайтесь. Я же сказал вам - никакой самодеятельности. Он пошёл к двери, но на пороге ещё раз обернулся, с досадой вздохнул и сказал: - Надо было сразу звонить мне... А теперь... Махнул рукой и вышел. Иван сидел и в каком-то ступоре слушал, как хлопает входная дверь и полицейские покидают его квартиру. Постепенно вокруг него воцарилась тишина. И только тогда он наконец не выдержал, уронил голову на руки и разрыдался. Людвиг так и остался гребаным прагматиком, который по-прежнему использовал его и не испытывал никаких чувств.