Оттепель

      Ленинград — город, где все перетекают друг к другу. Весь Ленинград перетекает, все интересуются всем. Тебя кто-то всегда приводит в гости к кому-то, кто-то интересуется тобой или интересует тебя: литераторы, художники, их подруги, знакомые подруг, какие-нибудь незадачливые выпускники Курчатовского института холодной Москвы. Это модно. Такое живое общение — самое ценное, что есть. Подобная живая материя держится не только на людях, душевно близких друг другу. Те, кто едва знают друг друга, тоже создают этот узор живой материи, переплетаясь случайными встречами или короткими разговорами. Ничего схоластического не было и быть не может.       Разница между людьми в том, как каждый пользуется этой живой материей по-разному — в личных целях, чтобы посплетничать вопреки советским плакатам, или же сделать счастливей не только себя, но и окружающих.       К счастью, корыстных едоков человеческого доверия было мало, но один из таких жил на Проспекте Культуры в доме номер шестнадцать на втором этаже в большой коммунальной квартире с высокими потолками и лепниной.       Каждое утро молодой чекист, сотрудник комитета государственной безопасности, шествовал с мыльным тазиком по квартире в ванную с потрескавшейся плиткой и улыбался во весь рот своей соседке Регине:       — Уже встали?       — И вам доброго утра, Данила, — отозвалась девушка.       — Где же ваш кавалер? Даже не орал сегодня утром, где моя манная каша! Которую ты, кстати, не умеешь готовить!       — Издевайся, издевайся, — пропела девушка, кружась по коридору, — если ты под котом подразумеваешь моего нового знакомого…       — Тысяча первого, ты хочешь сказать?       — Ай, отвяжись. Так вот, если ты имеешь в виду его, то знай, что, не будь ты гражданином в костюме, я бы сдала тебя за вмешательство в мою личную жизнь!       — Даже так!       Они оба рассмеялись. Даня нацепил тазик на голову и отдал честь. Регина сделала строгое выражение лица и тоже отдала честь по-военному.       — Вынужден тебя покинуть, пока наш любимый дядя Йося не очнулся после вчерашнего.       — Ой, он ещё долго будет спать, — отмахнулась Регина и улыбнулась.       Даня прошел мимо неё, направляясь в ванну, все также с тазиком на голове.       — А, я там кофе приготовил! — крикнул он, оборачиваясь.       — Спасибо! Очень признательна!       После объявленной благодарности она заспешила на кухню, а Даня вспомнил, с каких пор он — головная боль начальников всего комитета и страх всех новичков и подчиненных — стал готовить кофе по утрам для этой двадцатилетней девчонки.       «Наверное, — ответил он себе, — с тех самых пор, как она чуть не спалила всю кухню, прогуливая домоводство в школе».       Но ему и самому нужно было сегодня идти в школу, не в качестве ученика, а как проверяющему. По последней информации, в школе сто шестьдесят три стали проводиться сатанинские собрания в подвале. Смех, да и только!       Поперечный пожал плечами, плюнул и заторопился в ванную, пока сосед дядя Йося с огромным пивным брюхом не решил справить утро в обнимку с унитазом.       «Если хочешь избавиться от похмелья с утра, пей позавчера», — вспомнил свой главный закон жизни Даня и, веселый непонятно от чего, принялся наводить марафет.       Неожиданно в дверь ванной постучали. Даня выругался про себя, отбросил бритву, успев при этом порезаться, и открыл дверь. На пороге стояла Регина.       На ней было весеннее легкое платье, сандалии с белыми носочками, темные волосы непослушно лежали на плечах. Она теребила какой-то ниточный браслет на руке, то и дело поправляя сумку на плече. Поперечный нахмурился и пробурчал что-то про личное пространство и время.       — Извини, что отвлекаю тебя, но ты забыл кое-какой элемент одежды в коридоре.       Даня потер щеку по привычке, а на руке остался след от белоснежной пены вперемешку с кровью.       -И что же я мог такого потерять? Что ты даже не принесла мне это?       -Мы с тобой соседи, только и всего, а вещи подбирать за тобой я не собираюсь.       Регина щелкнула его по носу и засмеялась:       -Когда обнаружишь потерю, дай знать.       Она развернулась на маленьких каблучках и засеменила к выходу.       Даня с полным недовольством на лице пошел по коридору в поисках своей пропажи.       — Что я мог опять проебать, кроме своей жизни? — говорил он сам с собой, — Она ещё так смотрела на меня, как на идиота! Эта маленькая засранка! Хотя ладно, мне самому только двадцать шесть этой зимой стукнуло.       Пропажа лежала рядом с дверью Регины, заботливо заткнутая под шкаф носком её туфли, видимо, от посторонних глаз.       — Бля, ну это пиздец!       Поперечный держал в руках свои любимые помятые и злополучные темно-синие трусы в ромашку.       — Что ж вы все время от меня убегаете? — обратился он к пропаже и потряс ею в воздухе.       Тут из комнаты выглянула его соседка-старушка и, вылупив глаза, вкрадчиво поинтересовалась:       — Данила, а с кем это вы тут разговариваете?       — Марья Иосифовна, не поверите! Трусы нашел! Еще этим летом приобрел!       Старушка мгновенно захлопнула дверь, оставив Поперечного в одиночестве коммунальной квартиры.       

** *

      По телу пробежал теплый ветер. Пересчитывая ребра, он влажным языком задевал кожу, подогревая сознание в ожидании предстоящего блаженства.       Даня перекинул пляжную сумку в сетку на длинных ручках, которая болталась у самых его колен, вздохнул и стал продвигаться вдоль пляжа. Золотой июльский песок приятно щекотал босые ноги, а волны Балтийского моря лизали лодыжки. Пляж был усеян такими же туристами, как Даня, которые приезжали в теплые уголки своей Родины, чтобы как раз таки забыть про своё гордое имя «гражданин советского союза». На отдых все стекались потому, что хотели отделаться от суеты больших и малых городов, сделать пару фотокарточек, а потом целый год подогревать ими душу. В Юрмалу не стекались идеалисты жизни, туда ехали только задушенные реальностью люди.       Юрмалу забыть невозможно. Раз побывав здесь — навсегда запоминаешь тесное копошение таких же людей, старающихся казаться счастливыми, как ты, морской воздух вперемешку с сосновыми нотками и, конечно же, приятно прохладную морскую гладь в самый разгар летнего сезона. Невероятной красоты пейзажи обязательно будут давить на сознание и рисовать непрошеные картины несбыточных мечт и свиданий, которым даже на пляже Юрмалы не суждено осуществиться.       Поперечный поймал себя на мысли, что ему не хватает рядом Регины — как он ни звал её, сколько бы кружек кофе ни оставлял по утрам на кухонном столе, она даже думать отказалась о том, чтобы пропустить летний отпуск в Ленинграде. Она нездорово была влюблена в этот город, и привлечь её морскими пейзажами с фотокарточек Поперечному не удалось. Её привязанность к Ленинграду была удивительной, хотя Регина по жизни была девушкой ветреной, сколько Даня помнил её с их первого знакомства.       Они познакомились в день его первого прибытия в коммуналку, а произошло это лет пять назад. Регина тогда была ещё подростком, когда в коридор завалился худой парень с котомками на плечах, сопровождаемый хмурым человеком в кожаной куртке. Как выяснилось позже, этот тип с усами был его непосредственным начальником, а Даня тогда считался зелёным парнем без денег в кармане и без каких-либо планов на жизнь.       — А вы к кому? — поинтересовалась девчонка, прижимавшая к себе старого кота.       Кот орал чуть ли не благим матом, а она продолжала стискивать его в своих объятиях. Вся её фигурка была нескладная, голос до страха писклявый, но в глазах горел тот же озорной огонёк, что и сейчас.       — Вот этот дядя, — усатый показал на Поперечного, который расхаживал по коридору, — будет жить здесь. Ты уж присмотри за ним, — он подмигнул.       — Владимир Янович, чего вы с ней церемонитесь?! Дайте мне ключи, и справлюсь сам! — взвыл Даня.       Ему скорее хотелось сбросить с себя тяжеленный рюкзак, закинуть в угол все пакеты и завалиться на кровать — так он устал за сегодняшний день.       — Да, вы правы, — серьезным тоном произнесла Регина, выпуская кота из рук, — за ним нужно следить. Такой невзрослый ещё!       — Да ты на себя посмотри, мелкотня школьная! — огрызнулся Даня.       — Я может и мелкая ещё, но точно знаю, что двери наши на ключ не запираются! Вот так!       Даня натянуто улыбнулся и мысленно поставил этой школьнице пять баллов за такой подъеб.       С тех самых пор начались их высокие отношения бесконечных шуток и издевательств друг над другом.       Но уезжая в командировки, Даня чувствовал неприятное ощущение маленькой пустоты в душе — будто, покидая стены коммунальной квартиры, он расставался с единственным человеком во всем союзе, к которому он мог прийти в любые минуты душевных пиздостраданий.       Пробираясь между пляжными зонтиками и полотенцами, Поперечный не упускал из виду ни одну красивую девушку в купальнике, про себя отмечая, что спутники у них никудышные — все худые и бледные. Он мысленно вспомнил свое вчерашнее отражение в зеркале и тихо выругался.       «Всё поправимо, когда у тебя есть американские плавки», — подумал Даня и, наконец, разглядел свободное место среди сонно лежащих на полотенцах тел.       Место было под самым пляжным зонтом — затененное, и можно было дотянуться рукой до холодных волн.       Рядом с зонтом, буквально в метре от него на черном полотенце сидел молодой парень и судорожно перелистывал страницы какого-то пыльного тома. По-видимому, это был очередной сухорукий студент, которому за прилежание в учебе втюхали ссылку в Юрмалу.       — Как погодка? — поинтересовался Даня у студента.       Черноволосый, тощий и законсервированный студент повернулся к нему с недовольством на лице. Он, казалось, еще находится в своей книге, а чтобы осознать реальность, ему нужно время, причем много времени. Парень что-то пробормотал в ответ, оглядел Поперечного с ног до головы и снова вернулся к книге.       — Эй, ты! Это сейчас мода такая, не отвечать? Мы, товарищ, на курорте, если ты не въебался еще, поэтому ответь мне — как погодка?       — Сами на улице, вон, до моря рукой подать, и вроде бы взрослый гражданин, термометр, наверное, видели. Я не угадал?       — Ты не угадал с ответом на мой вопрос.       — Извините, мысли читать не умею. Мне бы книгу осилить, а то, знаете, многое отвлекает — жара, крики, шум, гам и вы.       — Таких, как ты, мы с ребятами в подворотне пиздили.       — Лестное замечание, я польщен.       — Опять ответ неверный!       — Да мне сегодня не везёт!       Даню до дрожи бесил этот студент. Один его вид вызывал желание поставить фингал под глазом, как оценку за прилежание. Он терпеть не мог таких бесхребетных сынов науки, которые днем прячутся за своими книжками, а ночью втихаря готовят переворот — в тихом омуте черти водятся. Как опытный сотрудник госбезопасности, Даня сразу рассекретил подлюгу и сделал себе заметку на задворках памяти — «въебать с колена».       — Чего вы ко мне пристали? — подал недовольный голос студент, — Я свободный гражданин своей страны — могу читать на общественном пляже! Я же не икона пляжного стиля, могу и на полотенчике полежать. Подставить свои худые ноги летнему солнцу и наслаждаться!       Студент злобно оскалился, но из-за этого его лицо приобрело уморительное выражение. Поперечный не выдержал ни отпущенного в его сторону определения «икона пляжного стиля», ни попытки свести диалог на «нет». Он подтянул плавки и направился к морю, оставив студента забавляться с его книжкой.       «Икона пляжного стиля! Подумаешь! Да, я обмотал вокруг себя веревку, но это для того, чтобы на мне держались плавки пятидесятого размера из Америки! Которые мне привезли в подарок! Этот крысёныш завидует, что у него нет таких!» — носились мысли в голове.       Войдя в воду, Даня ощутил, как она мокрыми лапами обхватывает худое тело и уносит его, такого мертвого, на ещё живых волнах. Рассудок туманился с каждым взмахом руками, тело полностью подчинилось водной стихии — как будто слилось в едином экстазе с черной бездной моря. Плыть — значит чувствовать себя неделимым, в воде как будто все твои разрозненные частички разума собираются вместе, заставляя мозг работать в усиленном режиме. В сознании не всплывало никаких глупых картин про любовь или безмятежное блаженство, наоборот, всё, что вертелось в голове, было представлено ясными и четкими мыслями. Волны не уносили в грёзы, их сила передавала уверенность.       Поперечный плыл, не оглядываясь, оставляя позади этого паршивого студента, Регину, работу, кажется, всю свою жизнь…       Поперечный вышел из воды, потянулся и поглядел по сторонам. Студент оторвался на мгновение от книжки и вдруг посмотрел на Поперечного во все глаза.       — О! Ты все ещё здесь! Смотри, загнешься, как чайный гриб на солнышке, — снова обратился Даня к студенту, пребывая в приподнятом расположении духа после заплыва.       — Я, конечно, знал, — черноволосый парень покосился куда-то в сторону, потом опустил взгляд в книгу, — что вы извращенец в общении — это же надо так унижать честного работника страны! Злословить! Но вы, простите, сексуальный извращенец!       Студент, который оказался честным работником, вдруг покраснел до ушей. Заинтересованный его смущением, Даня подошел к нему поближе, почти вплотную, и только теперь вгляделся в студента и рассмотрел на его бледном лице, будто угольные, ресницы и красивую плавную линию красных губ.       Нехотя Поперечный признал, что студент оказался не таким уж и уродцем, и из-за этого он возненавидел его ещё больше.       «Ну, этот точно педик!» — подумал про себя Даня и почувствовал, как нижняя часть его тела полностью пошла в разлад с его рассудком.       — Бля, глаза-то открой, я ж не страшный! — наклонился к нему Поперечный.       Парень открыл глаза, посмотрел откровенно огромными глазами на Даню и закрыл лицо руками.       — А вы сначала оденьтесь, — простонал студент.       Поперечный глянул на себя и теперь пытался удержаться, чтобы не испугать пляж своим смехом — его американские плавки на веревке остались где-то в водах Балтийского моря.       — Бля, парень, дай трусы!       Студент открыл глаза, немного попялился на Даню и начал искать что-то в своей огромной сумке. Пока он пытался найти плавки, Поперечный присел на своё полотенце и подпер рукой подбородок. На лице давно уже отросла жесткая рыжая щетина и такие же усы. Как же подозрительно странно это выглядело — он, чекист, вышел из воды голым и теперь сидит у моря в ожидании трусов от какого-то студента!       «Можно пиздануться», — решил Даня.       — Руслан, — сказал студент, протягивая Дане трусы в цветочек, — простите, других нет, — он виновато улыбнулся.       Поперечный сгреб трусы и напялил их.       — Руслан, а ты хороший малый, но в ГУЛАГ бы я тебя отправил за чтение «Литературной Москвы».       Даня многозначительно подвигал бровями.       — Но вы же никому не скажете? Я вас все-таки выручил.       — Это точно! Целую страну спас от позора!       — Можно поинтересоваться, кому я отдал пару своих любимых трусов в ромашечку?       — У меня нет никакого желания знакомиться с любителями цветочных трусов! — завопил Поперечный, подхватил полотенце, сумку и побежал по пляжу далеко, далеко… от Руслана.