Оттепель

      За окном мелькали редкие леса самых разных оттенков — от светло-салатового до насыщенного модного бирюзового и хвойного. На высокой скорости всё сливалось в едва различимую изгородь из листьев и иголок, которые закрывали нежно-розовую полоску горизонта от людских глаз. Миша Кшиштовский вёл машину аккуратно и быстро, не смотря на спидометр — его абсолютно не волновало, что красная стрелка давно пересекла отметку в восемьдесят километров в час. Удочки и алюминиевые ведра перекатывались на протертых задних сиденьях от одной двери до другой. Старенький ЗИС-400 уверенно рассекал своим оранжевым блестящим носом поток сильного утреннего ветра — видимо, как и его водитель, тоже спешил на рыбалку.        А вот Руслан, вжавшись в переднее пассажирское кресло, разглядывал пролетающие мимо покосившиеся посёлки и редких деревенских жителей. Его душа лирика ликовала от такой необъятной красоты за окном и свежего воздуха, который нещадно посвистывал в форточку.        Когда заканчивалось рабочее время, и школа на короткую ночь засыпала неспокойным сном, Руслан из учителя литературы превращался в авантюриста, который по вечерам под отвратительный шансон со старой пластинки читал своему другу Кшиштану запрещенку. А Миша, уже подшофе, внимательно его слушал, забывая, что он директор школы и первый образец для юных комсомольцев и октябрят.        Они могли просидеть так до утра, а потом тихо разойтись. Такие встречи сейчас были редкостью — самое начало последней четверти в школе. Но друзья найдут время, когда поговорить, и в отсутствие времени, поэтому Миша предложил Руслану съездить в Тайцы на рыбалку. Сколько Руслан с ним знаком, Миша всегда тяготел к охоте. Его увлекал сам процесс ловли жертвы — он так же вёл себя с женщинами, а когда успех был обеспечен, Кшиштовский распоряжался трофеем по совести. Он никогда не унижал ни женщину, ни зверька — честь не позволяла.              Как только Руслан присмотрелся к Мише после нескольких недель знакомства, то обнаружил, что в человеке с длинной пушистой бородой, которой всегда приветливо улыбается всем без исключения, скрывается невероятный весельчак. Миша любил смеяться, пожалуй, это был его личный и проверенный способ справляться с накатившей действительностью. Своим смехом и улыбкой он притягивал учеников, других учителей, да даже прохожих на улице! Даже в неловких ситуациях, а именно с одной такой истории началась их мужская дружба, Кшиштан сохранял присутствие духа.        Миша гнал по шоссе, когда Руслан очнулся от собственных воспоминаний, огляделся по сторонам, собираясь с мыслями, и осторожно тронул друга за плечо:        — А ты помнишь, как мы с тобой познакомились?        — Ты хочешь вспомнить тот неловкий момент? — Миша по-дамски подвигал бровями, а потом добавил, — неловкие знакомства самые счастливые.              — Ты так думаешь?              — В первый свой рабочий день ты облил директора в столовой кофе, потом…              — Не продолжай!              — …попытался оттереть пятно салфетками, лапая меня своими ладонями по груди…              — Хватит. Ну, пожалуйста!              — …а потом долго извинялся, таща меня за руку по коридору в туалет.              — Я хотел отмыть тебя, хоть немного.              — А я думал, выебать.              — Кшиштан, — жалобно протянул Руслан и засмеялся, прикрывая лицо руками.              — Видишь, помню, — сквозь смех отозвался Миша.              Разве друзья не существуют для того, чтобы сходить с ума по какой-нибудь ереси вместе?              Именно с кофе началась дружба Руслана и Миши. С неловкого момента начались бесконечные разговоры в тесной комнате Руслана. Тогда никто и представить не мог, что они станут больше, чем просто коллеги в школе. Руслан обожал Кшиштана и боготворил его за невероятный учительский талант — Кшиштовского на редких уроках биологии слушали все без исключения — даже Эльдар на время прекращал рисовать вереницу непотребств на полях тетради и по-своему, но всё-таки понимал, что такое теория Дарвина и с чем её едят. Руслан тянулся к Мише душой профессионала и верного друга, а Миша с радостью принимал все стихи Руслана и разрешал иногда промышлять крамольной литературой на уроках — он тоже не был поклонником сталинизма.              Сегодня же, зная, какой Миша охотник до рыбалки, Руслан согласился отложить проверку сочинений восьмиклассников.              — Что произошло между вами? С этим инспектором? — неожиданно поинтересовался Миша и злорадно хихикнул.              — Поперечным? — нехотя отозвался Руслан.              — Да. Он прибежал ко мне в кабинет и первым делом потребовал отдать ему ключ от подвала с сатанистами, а потом попросил твоё расписание и всё своими корочками у меня перед лицом махал.              — А ты что?              — Заварил ему чай по старой дружбе. Говорю, что всё прекрасно понимаю, но сатанистов в подвале не водится. А он одно заладил — отдай ключи. Черт его дери.              — Он придёт ко мне на урок? А когда?              — Когда захочет. Да ты не кипишуй. Я же знаю, что ты уроки ведешь отлично. Всё будет хорошо, — Кшиштан по-приятельски потрепал Руслана по голове.              — Хотелось бы.              — Я вообще не понимаю, чего он так к тебе привязался.              Усачев недовольно хмыкнул и прикрыл глаза:              — А поконкретнее?              — Да ты ж видел его. Совсем не изменился. Такой же, как в институте. Знаешь, он такое вытворял, что все лекторы выли в оргазме.              Руслана подобная формулировка не обрадовала, и он на время замолчал, гоняя в голове мысль о возможном знакомстве Кшиштана и Поперечного.              — Он конечно малый неплохой. Но с характером. На него все девчонки на курсе вешались. Он редко появлялся на лекциях, но как только — все дамочки свои шубки скинут и уже заготовили планы по захвату его «величества». Преподавательницы обожали в нем харизму, а те девчонки, что помельче — природное обаяние и отсутствие шарма.              Машина плавно свернула на повороте, оставляя позади табличку «Тайцы». Пейзаж сменился на сарайчики и кошек, которые быстро-быстро разбегались по углам, едва заслышав шуршание шин. Легкий толчок, и машина остановилась около озера на мосту. Было утро, а местные жители уже топтались на пыльной дороге, недоверчиво поглядывая на приезжих рыбаков. Озеро было сплошь усеяно зелеными кочками, а на другом берегу виднелись силуэты тонконогих цапель. Кшиштан подхватил ведра, удочки, бесцеремонно схватил Руслана под руку и повел его к берегу. Усачев уже не радовался ни природе, ни рыбалке, ни Мише — ему было плохо от одной только мысли о визите инспектора Поперечного на его уроки. На душе поскребывались кошки от воспоминания театра. Грусть и тупая злоба на себя окончательно овладевали им. Миша успел уже насадить по червячку на удочки, закинул их и растянулся на траве в полный рост, пока Руслан задумчиво грыз яблоко, которое неожиданным образом обнаружил в кармане легкой куртки ещё в машине. Всю дорогу он мечтал, что съест его, но как оказалось, оно было даже не сладкое, скорее горькое.              — Расскажи о Поперечном, — полюбопытствовал Руслан, чем нисколько не удивил Мишу.              Кшиштан, хитро прищурившись, сел, потянулся с блаженной улыбкой и выдал:              — Он тебе понравился, да? Правильно говорят, значит, лирикам проще себе пару отыскать. Найти свою родную душу.              — В каком смысле? — взвешивая каждое слово, спросил Усачев. Он аккуратно присел рядом с Мишей, выплюнул косточки от яблока и уставился на друга.                     — Руслан, мы с тобой хорошие друзья. Сошлись, как лирики. Тебя интересуют книги, ты буквально ими питаешься, а я несостоявшийся сценарист. Помнишь, я тебе такое когда-то уже говорил? Руслан кивнул:              — Ты учился в ГИТИСе, потом тебе пришлось всё кинуть и ехать к больной матери в Ленинград. Потому ты бросил второй курс актерского искусства и стал учиться в педагогическом.              — Да, — отмахнулся Кшиштан, — но я не о том. Поперечный учился со мной на одном курсе. Сценаристом тоже должен был стать. Его из-за успеваемости загребли в армейку. Накрылась карьера медным тазом, — Кшиштан развел руками.              — Так он московский?              — Вовсе нет. Он местный, ленинградский — у него на морде написано, что он в колодце вырос. Как он нам объяснял, его тетка входила в узкий круг элиты тех времен. Таскала его по всем заседаниям, кружкам и богемным вечерам.              — А теперь эти самые кружки её племянник закрывает, — заметил Руслан. — Что же с ним должно было такое произойти, чтобы он так резко изменился?              — Ты о том, что сценарист стал гэбэшником и теперь рыщет по школьным подвалам в поисках сатанистов?              — А почему он не вернулся обратно в ГИТИС? Или хотя бы не начал делать что-то со своей успеваемостью?              Кшиштан долго молчал. Огляделся по сторонам, пожевал губу и взглянул на небо:              — Не наше это конечно дело, но за два года учебы с ним я прекрасно понял, что этот человек обладает исключительным талантом изобретателя — сценарии, которые он пописывал ночами, пользовались популярностью у режиссеров, вот только за содержание одной из этих пьес или постановок могли здорово надавать по шапке.              — Даже так?              — Одного декана чуть не сняли из-за Поперечного. Тот потом месяц не появлялся.              — Боялся, что его посадят?              — И да, и нет. Такие, как Поперечный, ничего не боятся. Для них это чувство неизвестно. А ещё он прекрасный актёр — он превосходно скрывает свои чувства. И меньше всего он заботится о себе. Хотя по нему и не скажешь с первого взгляда.              — А зачем ты мне это говоришь?              — Просто будь с ним осторожнее. У него острые зубки на антисоветчину.              — Но ты же сам сказал, что он писал…              — Все меняется. И он тоже, хотя знаешь, — Кшиштан затянул с продолжением, — он самый настоящий огонь, и ещё никому не удавалось его приручить.              — Это ты мне, как лирик, советуешь?              — Ничего я тебе не советую, просто будь осторожнее. Договорились?              Руслан потупился и отвернулся. Он не хотел больше ничего слышать о Поперечном, хотя Кшиштан мог рассказать ещё много чего интересного. Но не было в этом смысла. У Руслана в голове происходила перестановка мира из-за услышанного от Миши. Теперь Поперечный стал для него не просто гэбэшником-мерзавцем, а подобием загадки. Руслан по-прежнему держал на него обиду и зло за театр, но теперь к этим чувствам добавлялось новое — любопытство.              — Эй! Мечтатель! Хватай удочку! Уплывёт сейчас! — неожиданно закричал во все горло Миша.              Усачев быстро очнулся, замотал головой и рванулся к своей удочке, которая уже медленно сползала в неглубокие синие воды. Кшиштан истошно матерился, пытаясь удержать удочку так, чтобы не переломить её в ответственный момент. Руслан отчаянно боролся с огромной рыбиной, чешуя которой уже блестела в мутной воде.              — Давай! — советовал ему Миша, — сейчас выпрыгнет тебе прямо в ручки!              — Да не могу я! Я же не рыбак! — отвечал ему Руслан и мысленно ругался.              Миша отпустил свою свежепойманную рыбку в ведро и схватил удочку Руслана. Вместе они вытащили огромного леща на траву, и теперь устало отдувались.              — Ты смотри, какой слон! — восхищался Кшиштовский.              Руслан лег на траву и закрыл глаза.