Оттепель

      Вобла представлялась им рыбой, которая недостойна быть съеденной ни гэбэшником, ни учителем-интеллектуалом, а потому они на время благополучно про нее забыли. Все оттого, что вобла была неотъемлемой составляющей образа какого-нибудь дикого пьяницы, о котором кричат с советских плакатов, призывая не пить. И этот карикатурный тунеядец, наверняка, сидел себе сейчас дома и спокойно напивался каким-нибудь дешевым пивом. Скорее всего, этот дом находится где угодно, но никогда не откроется глазам незадачливого прохожего.       Такими прохожими были Руслан и Даня. Они неспешно двигались вдоль Гороховой улицы, предвкушая короткое, но интересное приключение. Поперечный смотрел себе под ноги и что-то невнятно бубнил в своей обычной манере. Его спутник же с видом безбашенного туриста вертел головой во все стороны, чем пугал окружающих и нервировал Даню.       — Один черт с тобой, ты что, никогда не видел перекрестка Садовой и Гороховой? — не вытерпел Поперечный.       — Видел, но, понимаешь, у нас, людей, есть одно пренеприятнейшее умение — замыливать глаза. Вот ты год живешь, два живешь, десять лет в городе и постепенно перестаешь замечать всей его красоты, которой восторгался еще так недавно. А я так не хочу. Каждый раз меняю фокус зрения. Стараюсь подмечать что-то новое, смотреть на людей и вглядываться в их лица… — задыхаясь, рассказывал Руслан, но Поперечный его оборвал.       — Расплылся весь такой незамыленный! А мне нечего на людей смотреть. Все поголовно втихую под закон копают.       — Не будь таким злым, — улыбнулся Руслан.       — Ты мне поулыбайся еще!       — Нет, все-таки с тобой невозможно. Ну, вот посмотри на дома. Разве тебе не нравится архитектура?       — Лепнина там всякая есть, балконы с серпом и молотом — это хорошо, — отозвался Даня и тоже невольно завертел головой во все стороны.       Теперь они напоминали уже двух туристов, которые заблудились в каменных джунглях Петербурга.       — А ты вглядись в дома, — все так же мягко уговаривал его Руслан.       — Ну, пятна на окнах. Не моют ни черта!       — А ты представь, что за люди живут в этих домах, что они чувствуют, чем дышат, — продолжал Руслан и указал рукой на одно из зеленых зданий на Садовой. — Просто присмотрись.       — У меня есть ксива, они меня и так пустят… — начал Поперечный, но тут произошло неожиданное.       Они сами не заметили, как подошли к перекрестку. Много машин разрезало шинами серый асфальт, а пешеходы терпеливо толпились на тротуарах. Загорался зеленый и снова гаc. Загорался красный и тоже гас. Мелькали огни светофора, как заведенные, вот только своими яркими глазами светили они не всем.       Даня, засмотревшись на немытые окна, переступил линию, заграждающую пешеходов от транспорта, и выскочил на дорогу на красный свет. На него смотрели несколько пар глаз с противоположной стороны, но он не замечал. Оставив Руслана позади, он не успел ступить двух шагов по белой зебре, как что-то резко дернуло его назад. Вся сцена происходила в считанные секунды, так что на Даню водители обратили свое внимание слишком поздно. Над самым ухом у него проскрипели покрышки… и все замерло.       Поперечный открыл глаза. Сразу же почувствовал тянущую боль в руке, как будто ее пыталось вырвать из тела стадо баранов. Он понял, что сидит на асфальте в окружении суетливой толпы. Почти в метре от него замер белый капот машины. За рулем никого не было. Из-за спин прохожих, которые интересовались его самочувствием и пытались приложить какие-то мокрые тряпки и платки к его лбу, он не сразу разглядел, что несколько машин также остановилось. Теперь на перекрестке был небольшой затор. Посмотрев на это из окна дома напротив, можно было бы с легкостью описать незатейливую картину происходящего.       У самого перекрестка на зебре образовался небольшой круг из сочувствующих ленинградцев, которые опекали рыжего мужчину, сидящего в центре их импровизированного общества гуманитарной помощи. Близко к этому кругу стоял белый ВАЗ, водитель которого разглядывал свои ногти и тихо зевал. Он, видимо, ждал, когда всё рассосется, и все разойдутся. Было видно, что свое участие в аварии он считает ролью второго плана. Рядом остановилось еще несколько машин, но уже с милосердными водителями, которые пытались помочь пострадавшему и предлагали «подвезти до больницы». На капоте голубого «Мелькуса-Вартбурга» сидел улыбающийся молодой черноволосый парень. Он грациозно потягивался, как кошка, и внимательно за всем наблюдал.       Вдруг перекресток потревожил дикий крик.       — Руслан! — завопил Поперечный и вскочил на ноги.       Даня скинул с себя все примочки и стал оглядываться. В его голове проносились самые страшные мысли. Если бы кто-нибудь из прохожих узнал о роде его деятельности, то с уверенностью бы заявил, что этот гэбэшник не справляется со своей работой: показать собственные эмоции — это предел возмутительного. В его лице читалось какое-то безумие, а в глазах было отчаяние. Нет, он не владел собой. Ни капельки. Тут он заметил улыбающегося Руслана, который все еще сидел на капоте.       — Знаешь, кто ты? — он подскочил к Руслану.       С лица Усачева соскользнула улыбка, и он с самым мрачным видом, на который только был способен, слез с капота. Теперь он смотрел на Поперечного сверху вниз.       — Ну, и кто же я?       — Мудак ты ебаный! Под машину бросаться! Это же ты меня за руку дернул и собой загородил! Ты ебанутый! Нахуй я с тобой связался?       — Даня, поспокойнее. Люди же смотрят.       — Заткнись. Я с тобой теперь вообще не разговариваю!       — Приехали… — вяло протянул Руслан. — Ну, чего ты злишься? Все же хорошо. Как рука?       — Хуево. Чего ты вообще полез? Меня бы переехали, тебе одно счастье!       — А вот теперь я попрошу тебя закрыть рот.       — Иди нахуй!       Поперечный зло сверкнул глазами, растолкал ошарашенную толпу и бросился бежать вниз по Садовой. Руслан спешно извинился за эмоционального друга, поблагодарил за помощь и поспешил за удаляющейся фигурой.       Теперь их прогулка до пятого управления КГБ напоминала догонялки. Даня ловко оббегал прохожих и стрелой летел по Ленинграду. Руслан почти нагнал его. Он весь запыхался и тяжело дышал — легкие курильщика еще те предатели. Между ними оставалось несколько метров. Все могло бы быть как в мелодраме:       Он подбежал к ней. Их взгляды встретились. На фоне заиграла «Нежность» Шопена. Они поцеловались и поняли, что больше никогда не отпустят друг друга.       Но вышло иначе. Руслан без сил повалился на пустом Спасском переулке и стал рывками глотать холодный весенний воздух. После длинной пробежки он выглядел совсем осунувшимся и раскрасневшимся. Он закрыл глаза и подумал, что такова судьба. Нельзя бежать за человеком, надеясь поймать его, как удачу за хвост. Захочет — убежит. Главное, научиться вовремя заканчивать дистанцию, даже в разгар марафона. Это уже не имеет никакого значения.       Над Русланом стоял Поперечный, держа в руках стакан с газировкой из ближайшего автомата. Он набрал полные щеки сладкой воды и прыснул в лицо Усачева. Тот открыл глаза и снова их закрыл.       — Поднимай свою тощую задницу, и мы идем дальше, — отираясь от брызг, проговорил Поперечный.       Было видно, что остановиться и сказать эти слова было для него настоящим подвигом.       — Никуда я не пойду! Буду лежать здесь! — выплюнул Руслан.       Теперь настала очередь Дани успокаивать своего спутника.       — Ну чего ты, — он легко пнул ботинком тело на асфальте, — поднимайся. Иначе я лягу здесь же!       — Хороший аргумент. Но места здесь много.       Поперечный посмотрел на пустынный переулок и осторожно сел рядом с Русланом. По лицу Усачева не пробежало ни тени. Оно ничего не выражало.       — Знаешь, а я понял к чему ты это. Ну, про дома, — начал Даня.       — И к чему? — в голосе послышалась заинтересованность.       Руслан отер мокрое от газировки лицо и тоже сел.       — Дома — это толстые бетонные стены. Мы воспринимаем их как часть улицы. Неживую часть. То есть для нас это обыкновенные здания. Но если убрать эти бетонные стены или заменить их на стеклянные, тогда бы мы увидели людей. Их реальную, живую жизнь. Мы бы поняли, что каждый раз, проходя мимо дома, мы проходим через мир десятков судеб. Это же просто поражает, — скороговоркой выпалил Даня и почему-то виновато взглянул на Руслана.       Усачев долго сидел, о чем-то задумавшись, даже не обращая внимания на голодный и выжидающий взгляд Дани. Его как будто не задели ни слова, ни мысли.       — То есть ты считаешь, что чужие судьбы, обнаженные через стеклянные стены — это поразительно?       — В какой-то степени — да, — кивнул Поперечный и отпил из стакана газировку.       — Тогда почему же ты свою жизнь не считаешь чем-то поразительным? — теперь Руслан неотрывно смотрел на Поперечного и изучал его лицо.       — Потому что я родился и умру. В этом нет ничего поразительного. Или ты хочешь напомнить, как героически спас мою жизнь? — ухмыльнулся Даня.       — Хочу.       — Ну, тогда прости, что не поблагодарил.       — Ты ведь удивительный человек, товарищ Поперечный. Мне это и нравится в тебе. Стал бы я тебя с перекрестка утаскивать, когда бы ты меня не интересовал.       — Ты эгоист!       — Конечно, действую только в собственных интересах! — кивком подтвердил Руслан.       Даня вскочил на ноги и выкинул стакан за спину, потом отряхнул руки.       — Это было произвольное признание, что я тебе не пустое место? — как-то по-детски недоверчиво поинтересовался он.       — Более чем не пустое место, — подмигнул Руслан и тоже поднялся.       На секунду они замерли. Один думал о том, что чуть не получил признание, которое бы подняло его гэбэшное задание на более высокий и престижный уровень. Еще бы, поймать такую крупную рыбу, как Руслан. Не только крамольный учителишка, но еще и с дурными наклонностями. Другой думал, что чуть не проболтался, да и хорошо, что этого не произошло.       Поперечный еще раз огляделся по сторонам. Сейчас или никогда, решил он. Служба Советскому Союзу превыше…       Даня сделал шаг вперед. Просто и легко его губы накрыли губы Руслана. Как будто он сам этого хотел. Что скрывать, Поперечный действительно хотел этого независимо от служебного задания. Взять инициативу в свои руки и теперь ощущать, как запускает пальцы в черные мягкие волосы Руслана, как большой палец скользит по его щетине, как учитель мягко усмехается, не прерывая этого мгновения. Ответ на поцелуй отдавался странным ощущением внизу живота. Теперь все изменилось.        …По телу пробежала легкая дрожь. В грудной клетке пульсировало красное сердце…              

***

      Они уже подошли к серым и тяжелым дверям третьего отдела центрального аппарата пятого управления КГБ, как вдруг Руслан остановился.       — А нас точно пустят? Суббота как-никак. И насколько я успел заметить, твои документы остались у меня дома.       — Документы, может, и остались, — Даня почесал затылок и мечтательно расплылся в улыбке, — но моя ксива — это моя рожа.       — Ну тогда конечно. Такая примечательная рожа! Тогда другой вопрос, нас пустят в таком виде?       Поперечный взглянул сначала на Руслана сверху вниз, потом оглядел себя и карикатурно вздохнул.       — Если нас не задержали еще на Садовой, тогда все в порядке, — попытался скрасить ситуацию Даня.       А ситуация была такая чрезвычайная, что пришлось бы откачивать дивизию модельеров, если бы они только увидели эти шикарные наряды. Одеться прилично из шкафов, в которые последним заглядывал еще дед Руслана — проблематично. Еще сложнее выглядеть в этом более-менее неподозрительно.       Даня напялил на себя белый брючный костюм с невероятно черным, как у донбасского шахтера, жилетом под ним. Причем на петлице болталась странная золотая цепочка, на которую до недавнего времени крепились карманные золотые часики. Часов уже нет, а цепочка сиротливо, как длинная макаронина, болталась. Обувь была своя, то есть коричневые ботинки, которые очень не вписывались в этот наряд. Довершением ко всему был ярко-красный атласный шарф, намотанный на шее. Поперечный выглядел, как ловелас в отставке, потому что в таком наряде можно было бы соблазнить только секретаршу Яновича. Ну, и самого Яновича в придачу.       Конечно же, когда Руслан предложил ему надеть подобное, Даня постарался не расстраивать своего новоприобретенного друга новостями о его весьма недалеких взглядах на современную моду. Но порывшись в шкафу и убедившись, что ни его размера, ни чего-то более приличного там не было, ему пришлось покорно согласиться. А вот красный шарф он вытащил уже из выдвижных ящиков бабушки Руслана, одновременно раскидывая чулки по всему полу. Стоит отметить, что гардероб у этой женщины был далеко не беден, даже были ночные сорочки с кружевом ручной работы.       Руслан был одет более скромно, потому что у него был выбор, что бы надеть, но он решил не отставать от Дани и выглядел не лучше. На нем был широченные штаны, которые он умудрился подвязать черным ремнем. В эти шаровары он заправил голубую рубашку, на которой был удивительной работы узор, авторский от швеи-мотористки, в дельфинчиков. Невообразимо-неказистая шапка-котелок на голове дополняла композицию. Руслан посчитал, что черная шляпа должна бы сочетаться с черным ремнем, но, увы, он прогадал, потому что третьей деталью всего образа были некогда желто-лимонные ботинки, которые давно стали болотного цвета.       — Возможно, наше задержание еще впереди, — весело улыбнулся Руслан и открыл серую дверь.       В небольшом холле, залитом полумраком и чахоточно-желтым светом дешевых ламп в пыльных торшерах, было холодно. Каменные серые стены также не выглядели дружелюбно — они были сплошь шершавые и ледяные. Но Даня с видом хозяина своего дома прошагал через холл и остановился у импровизированной будки охранника. За стеклянным заграждением стоял стол, уставленный полигоном кружек и бумажек. Над всем этим возвышался человек с серыми усами в обыкновенном мундире офицера войны. Странно сочетание, но, по-видимому, это место он не покидал еще со времен собственной юности.       — Иваныч! — поприветствовал его Даня и постучал пальцем по стеклу.       Иваныч что-то хмыкнул себе под нос и открыл небольшое незаметное окошечко. На его лице изобразилось страдание от такой тяжелой во всех смыслах работы.       — Ваш пропуск, — рявкнул он.       — Иваныч! Или пусти меня сейчас же, или твоя жена узнает о причине твоих долгих дежурств по выходным, — Поперечный загадочно закатил глаза. — Говорил я Яновичу не брать эту уборщицу. Ходит, виляет тут своей тряпкой и не только…       — Ёк макарёк, заткнись уже. Иди, иди. Рыжая бестия, — проворчал Иваныч. — А это кто с тобой?       — Подозреваемый.       — Ты в своем уме, таскать сюда этих шалопаев? Веди его не к нам, а к Матросу на растерзание.       — К Матросу сходим позже.       — А Янович в курсе? Могу доложить.       — Руки на стол и не рыпайся. Ты всего лишь на пропускном. Ответственности хочется? Могу устроить.       — Да ты заколебал уже. Весь отдел от тебя воет. Чего тебе от всех нас надо?       — Ты не увлекайся тут на рабочем месте. Знаю ведь, что у тебя там не кофе, — Даня кивнул на кружки.       Иваныч с недовольным выражением лица заграбастал десяток кружек и спрятал их под столом.       — Пойдем, — холодным тоном обратился Даня к Руслану.       Руслан осторожно прошел мимо Иваныча, потом миновал железные ограждения в засекреченное место Советского Союза и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Из всего короткого, но очень выразительного разговора, он понял, что Даня для чего-то знает всё и про всех, и из-за этого его недолюбливают. Еще есть какой-то Матрос, к которому водят подозреваемых. Не густо.       — Даня, — позвал он на десятой ступеньке, — а зачем ты с ним так?       — Как? — обернулся Поперечный.       — Так наехал. Он вроде неплохой мужик. Зачем ты ставишь его в неловкое положение?       — Я ставлю всех на место. Слушай, если ты думаешь, что на работе все строится на взаимоуважении, — он скорчил недовольную гримасу, — то забудь. Здесь такое не катит. Все друг другу звери. А обыкновенные люди, вроде тебя, — это мясо. Понял?       — Значит, я тоже мясо?       — Ты очень вкусное мясо, — облизнулся Даня и улыбнулся.        Руслан, приняв шутку на свой счет, отвел взгляд и легко засмеялся. Он боднул кулаком Поперечного в спину, и они двинулись дальше.       На втором этаже располагались кабинеты сотрудников и кабинет Яновича. У Дани был собственный укромный угол под номером шестьдесят шесть. Выбил он его с большим трудом прилежной работой, потому что был у Яновича на хорошем счету и стоял повыше многих обыкновенных гэбэшников.       Даня остановился перед деревянной дверью с грозной табличкой «Поперечный» и прислонился к косяку. Он снял правый ботинок, оставшись стоять на одной ноге, выудил оттуда металлический ключ, цокнул языком и надел ботинок обратно. Поперечный открыл дверь перед удивленным Русланом, затолкнул его внутрь и прикрыл дверь.       Кабинет был небольшим и полностью отражал характер его владельца. В центре комнаты стоял большой стол, заваленный толстыми папками с корешками разного цвета. За столом было огромное окно с вычищенными до блеска стеклами и легкими желтыми занавесками. Рядом со столом у правой стены стоял маленький кожаный диванчик с небрежно накинутым пледом. А все остальное пространство занимали шкафы с бумагами. Причем с полок буквально валились белые и желтые листочки, но каким-то образом еще держались.       Руслан сел на кожаный диванчик и обмотался пледом. Было жутко холодно, как в холле, потому что все форточки были настежь открыты.       — Свежий воздух улучшает работу мозга, — пояснил Даня, уже закрывая окна.       — А, то есть наши доблестные гэбэшники совсем не заботятся о безопасности?       — У окон есть защита. Они с решетками, балбес.       — Это у меня от вашего холода голова уже застыла, — буркнул Руслан.       — Где-то у меня было дело твоей матери, — протянул Даня и скрылся за башней документов на столе, — ты пока чайник поставь. Розетка на полу, чайник на верхней полке шкафа слева. Печенье лежит в сейфе. Да он не заперт, не боись.       Навьюченный заданиями и указаниями, Руслан начал бегать по кабинету в пледе, как кентервильское привидение. Все уже было готово, чайник вскипел, а из сейфа были выгружены чашки, печенье и чай. Оказалось, что сейф — это минихолодильник. Внутри было еще холоднее, чем в кабинете.       Когда, наконец, кружки наполнились чаем, и они оба сидели на диване близко к друг другу, в дверь постучали. Дане пришлось отставить кружку, скинуть папку с нужным делом на диван и пойти встречать гостей. Руслан же только хихикнул и посильнее закутался в оранжевый плед.       — Я только хотела спросить, не найдется ли у вас сахарку, — раздался пронзительный писк старухи с порога.       Секретарша Яновича близоруко щурилась и хищным взглядом разглядывала обстановочку в кабинете. Заметив Руслана, она тут же пихнула Поперечного и уселась прямо на папку с делом.       — Мария Константиновна, у нас нет сахара, — развел руками Даня.       — Да как это нет? Неужели такие сладкие мальчики пьют чай без сахара?       Руслан покраснел до ушей и взглянул на секретаршу.       — Малец, не смотри на меня так. Я много чего на свете видела. Дайте мне сахар. Я что, зря шла из соседнего кабинета на своих больных ногах?       — Конечно, нет, — спохватился Руслан и побежал к сейфу.       Он достал кулек с сахаром и любезно предложил его Марии Константиновне под грозным взглядом, а потом под обреченный вздох Поперечного.       — Спасибо тебе, мой мальчик. А ты, наверное, в цирке работаешь?       — Еще в каком! — откликнулся Даня. — Мария Константиновна, сахар получили и давайте, возвращайтесь на службу.       — Ты не гони меня, — отозвалась старушка. — Как вас зовут?       — Руслан.       — Руслан, какое замечательное имя. И как нынче развивается индустрия шапито?       — Простите, но я не из цирка, — обиженно сказал Усачев.       — К Дане только клоуны да проститутки ходят. Вы женщина легкого поведения? До чего дошел грим!       — Я вовсе не… — начал было Руслан.       — Именно, он женщина легкого поведения! — ухмыльнулся Поперечный и распахнул настежь дверь, приглашая старушку убраться отсюда.       — А я-то думаю, почему ты сияешь, как медный таз, — фыркнула секретарша.       — И чего это я сияю?       — Уже нацеловался вдоволь, ждешь, когда перепадет еще чего-нибудь, — отрезала она.       — Почему вы так решили? — брякнул Руслан.       — Почему? — она обернулась к нему. — Весной губы не трескаются. Уже не мороз. А у него, — Мария Константиновна кивнула на Даню, — укус на губе. Да и у тебя, моя дорогая, волосы растрепаны, хотя и шляпа. Скорее всего, когда он тебя целовал, то просто скинул шляпку на асфальт. Слишком бы ему было лень держать её в руках или аккуратно куда-нибудь положить. И у тебя его рыжий волос на щеке. Всего доброго! — и с этими словами она удалилась.       — Не промах старушка, да? — сказал Даня и снова сел на диван.       — А кто она?       — Бывший следак. Закрой рот, челюсть отвисла.       — А как она про шляпу догадалась?       — Умник, почистил бы свой котелок. А то он из-за пыли Спасского переулка уже весь коричневый.       — А она никому не расскажет?       — Будь уверен, она забудет. У нее с памятью проблемы. Зачем ты отдал ей сахар?       — Но ведь она попросила!       — Ты идиот. Теперь она каждый раз будет приходить и брать сахар.       — А это дефицитный продукт, гражданин начальник! Откуда он у вас?       — Все по закону. Нам, гэбэшникам, можно все.       «Даже обманывать себя и тебя», — мысленно добавил Поперечный.       Остальные часы до вечера они провели, копаясь в пыли старых дел. Сначала просмотрели архивные записи, потом все обвинения, даже запись машинистки с суда, даже фотографии всех свидетелей. Никакого толку. Все сфальсифицированные документы были сделаны точно, аккуратно, ни к чему нельзя было придраться.       Весь чай был давно выпит, а в глазах стали лопаться капилляры от напряженной работы.       — Ничего! Все бесполезно! — в отчаянии кричал Руслан.       — Да сядь ты. Найдем, обязательно найдем. Должна быть лазейка.       — Да нет её!       — Слушай, ты всех свидетелей знаешь? Те, которые на фотографиях?       — Да там знать никого не надо. Одна чай вешала, другой винтики крутил у весов.       — Так, хорошо. Есть ли те люди, в которых ты разочарован? В том плане, что никогда бы не подумал, что они могут выступить против твоей матери.       — Ну, вот та женщина, что чай вешала. И слесарь этот, муж её. Они всегда относились к маме по-хорошему, ко мне по-доброму.       — Так. А имена и фамилии ты их знаешь? Или адрес?       — Тетя Лена и дядя Мстислав. Жили где-то на Балтийской.       — Вот видишь, — Даня улыбнулся, — с них и начнем. Мне надо будет только поискать немного по каналам. Но главное, есть за что ухватиться.       — И зачем ты мне помогаешь? — недоверчиво поинтересовался Руслан.       — Я за справедливость!       — Спасибо.       Руслан подошел к Дане и обнял его. Отчего-то крепко и сильно, будто хотел стиснуть даже воздух в его легких. Поперечный мягко его отстранил и головой кивнул на дверь:       — Тебе пора.       — Но ведь еще рано, — возразил Руслан.       — Тебе пора, — повторил Поперечный и сел за стол, закрываясь от Руслана горой бумажек.       Руслан невесело помахал рукой кому-то в пустоту, как бы прощаясь, скинул плед с плеч и закрыл за собой дверь.