Оттепель

      Пока Поперечный пронзал воздух вспышками смеха и раздувался от счастья и любви, в это же самое время на другом конце Ленинграда в желтеньком трамвае с невеселенькой ночки ехал Руслан. Только в четыре утра он вышел из гостей, буквально таща за собой из квартиры Прусикиных шлейф напутствий и решений. Сейчас на его наручных часах было двенадцать дня. Уже несколько часов он бесцельно кружил по центру города на пятом маршруте, ничего не пытаясь предпринять.              Кондуктор давно плюнула на этого пассажира, оставив его в одиночестве куковать где-то на задворках трамвайных сидений. Руслан выглядел и думал как человек, уставший от жизни. Волосы спутались и лезли в глаза, из портфеля торчали уголки белых листов, спешно наложенных туда. В голове же был какой-то шиповник из мыслей. Он просто прислонился лбом к теплому стеклу и попытался заплакать. В горле неприятно кололо от желания вылить душу каплями, а в носу щипало. Слезы не хотели покидать свою обитель — исполосованную душу Руслана. Там и остались. От паршивого состояния и не от хорошей жизни он вытащил бутылку лимонада и положил ее рядом с собой на кожаное сиденье. Затем из портфеля был извлечен томик стихов.              — Я же не могу читать в этом трамвае! — сказал сам себе Руслан.              На такой короткий монолог отреагировала поворотом головы впереди сидящая старушка. Видимо, пока Руслан не открыл рот, она была уверена, что это интеллигентный человек, которому никогда не придет в голову напиваться лимонадом и базарить с собой.              Он вышел на ближайшей остановке, доковылял с бутылкой, книгой и портфелем в руках до входа на Маяковскую. В железные кишки с поездами он спустился только с одним желанием — совершить безумство.              Ему было невероятно плохо. На него свалилась непосильная ноша, с которой он не справлялся один. Ему нужна была помощь, именно поэтому после ссоры с Поперечным он сначала отлеживался дома, пытаясь успокоить себя, что все хорошо. Осознав, что все хреново, через пару деньков он попытался занять голову сторонними делами. Ходил в библиотеки, в цирк, на встречу выпускников, неожиданно подвернувшуюся. Но ничего из этих развлечений не могло помочь унять зудящую мысль, что Даня ему дорог, как человек, в которого он, кажется, влюблен. Но его останавливало то, что рассказал Кшиштовский про ту больную девочку. Усачев никак не мог поверить, что в этой рыжей душе спрятано столько гадости.              Вспоминая все встречи, поцелуй, он все равно сходил с ума. Руслан прекрасно понимал, что вместе им не быть, как не быть ему в ладах со своим сердцем. Этот чертов орган внутри него требовал ласк и прикосновений. Требовал, чтобы Даня был рядом.              Ошалевший от того, что полностью погряз в нерешительности, он поплелся к Прусикиным, памятуя о том, как у них спокойно дома: там была Ирина, удивительная женщина.              Когда Усачев оказался на пороге их квартиры, Ирина нисколько не удивилась, а даже с радостью втащила его в прихожую и тут же проводила на кухню. Через пять минут она уже кружилась у стола, чтобы собрать ужин для гостя. Ильи и детей дома не было, поэтому момент для решения собственных проблем Руслан выбрал удачно.              Ирина сидела напротив него и говорила о новом проекте Ильи в театре. Она подкладывала себе салат в тарелку, краем глаза следя за чем-то дымящимся в кастрюльке, как вдруг Руслан будто очнулся.              — Вы говорите, проект? — он слушал её невнимательно, полностью погружаясь в собственные размышления.              — Да, политкомедия, — кивнула эта милая женщина. — Ему еще повезло, что удалось договориться с Поперечным.              Она встала из-за стола и сняла кастрюльку с синего пламени газа.              — Будешь пюре? Тогда достань из холодильника холодец, пожалуйста, — Ирина лучезарно улыбнулась и схватила полотенце. — Ай! Какая горячая! Ну, надо же! — она закусила пальцы.              — Вы обожглись? — Руслан тут же оказался рядом с ней и, как хозяйственный мужчина, голыми руками схватил алюминиевое чудо и слил воду.              Ирина молча наблюдала и кивком поблагодарила. Решительность Руслана ее удивила. Пока Усачев мял картошку толкушкой, Ирина с облегчением опустилась на стул и подперла щеку рукой.              — Кому же ты такой достанешься?              — Какой такой? — усмехнулся Руслан.              — Такой сильный и хозяйственный. Такой ранимый и чувствительный, — она как-то странно на него посмотрела.              — Никому не достанусь. Давайте лучше ужинать!              Руслан поставил кастрюлю на середину стола. Бегом принес холодец. Аккуратно разложил ужин по тарелочкам и как кот облизнулся:              — Если честно, то я такой голодный. Только не подумайте, что я поесть к вам пришел!              — Садись уже! — засмеялась Ира.              Руслан послушно сел за стол и стал нахваливать холодец. Они ели в тишине, но в воздухе неожиданно повис вопрос:              — Ты один?              Была отложена вилка, вытерты уголки губ, и последовал сдержанный ответ:              — Я один. Но я не считаю, что должен отчитываться…              — Я не прошу тебя отчитываться, — спокойно ответила Ира. — Ты пришел сюда не просто так, верно?              — Вы правы.              — Тогда давай начистоту. Что ты хотел?              — К вам приходил Поперечный. Я правильно понял?              — Приходил. Чуть всю кухню не разнес, — улыбнулась Ирина, и напряжение между ними снова пропало. — Я отказываюсь! Я согласен! Странный тип, конечно, но забавный. Сначала я испугалась за Илью. Ты представь, пришел, своими документами посветил мне в лицо и как разорался!              Она активно помогала себе руками, чтобы полностью передать неординарный образ их гостя. Руслан засмеялся неожиданно для себя.              — А потом мне пришлось заварить им чай и удалиться. Поперечный сидел на твоем месте. Выпил, наверное, кружек пять. Очень волновался!              — На моем? — с холодным любопытством спросил он.              — Да-да. Потом мне Илья рассказал, что это его сценарист. Я рада, безусловно. Но этот Поперечный! Симпатичный тип, но очень непростой как человек.              — Вы так думаете?              От неожиданного оборота, который принял разговор, Руслана начало трясти. Он буквально подпрыгивал от ощущения, что на этом стуле побывала задница Дани. Неприятное чувство, что он сболтнет сейчас лишнего, тоже не покидало его.              — Да, — продолжила Ирина. — Весь такой громкий, решительный. Если его кто-то полюбит, тому придется терпеть все его выходки и взрывной характер. А если он полюбит, то все, — она отмахнулась, — пиши пропало. Он задушит своей мягкой любовью.              — А откуда вы все знаете?              — Я же женщина!              «Весомый аргумент», — подумал Руслан, а сам вздохнул.              — То есть никому счастья с ним не построить? — спросил Руслан.              — А ты так этим интересуешься? — Ирина запрокинула голову и расхохоталась. — Успокойся! Я ничего такого не имею в виду!              — А если бы я имел в виду? — передразнил её Руслан.              — Тогда другой разговор, — начала она, но тут же открыла рот от удивления. — Стой! Ты это серьезно?! Я не хочу вмешиваться в твои дела, но разве у тебя нет никакой юной особы…              — Вы меня спрашивали, и я вам ответил, — насупился Усачев. — Действительно, есть ли мне о ком рассказывать?!              — Если ты сейчас хочешь поговорить о серьезном, тогда нам надо выпить что-нибудь несерьезное. Будешь?              — Буду.              Ирина радостно всплеснула руками, сгрудила все тарелки и миски на другой край стола и придвинула свой стул поближе к Руслану. Потом с таким же энтузиазмом выбежала из кухни и вернулась с темной бутылкой в руках. Рядом с гостем тут же оказались два блестящих бокала с красными лентами на ножках.              — Для особых случаев, — объяснила она. — Открывай! — она протянула ему бутылку.              — Шампанское?              — Еще какое! Советское! Ты, кстати, брют любишь?              — Не откажусь.              Руслан осторожно снял фольгу, отвинтил замысловатый механизм советских инженеров, и белая густая пена змейками расползлась по рукам.              — Наливай!              Они радостно выпили уже по два бокала шампанского, когда Ирина спросила:              — А теперь, когда в голове не пусто, можешь рассказывать.              — Только не подумайте, что я… Просто я вам доверяю, как женщине, — смутился Руслан.              Ирина хлопнула его рукой по плечу и подмигнула.              — Только на ты. Договорились?              — Только на ты, — согласился Руслан.              — Ты спрашивал меня о Поперечном. Давай, колись. Неужели ты так зуб на него точишь?              Руслан, расхрабрившись, выпил еще один стакан залпом, пожалев, что это не горькая, и выпалил:              — Любовь у меня, Ирин.              Одобрительно кивнув, Ирина подлила себе немного шипучего напитка и повертела бокал в руках. Она прищурилась и поднесла его к свету абажура над столом.              — Смотри, как переливается! Красота в простом! Почему же мы жизнь свою простой сделать не можем, чтобы она раз — и была красивой, — задумчиво сказала она. — И что там, с твоей любовью?              — Ты не поняла. У меня любовь! — последнее слово Усачев произнес по слогам и важно задрал указательный палец вверх.              — Любовь, любовь, — она покачала головой. — А в чем проблема?              — Проблема в том, к кому любовь!              — К прохвосту этому. И что дальше? — Ирина с непониманием взглянула на него.              Руслан оторопел, похлопал глазами, а потом сник.              — Ты знала?              — Мой дорогой, ты меня не первый день знаешь! Уж и в театр мы ходили, и в гости ты к нам ходил, и с детьми играл — я тоже, знаешь ли, не первый день за тобой наблюдаю, — она потянулась за тарелкой с холодцом.              — Я все равно не понимаю.              — А тут и понимать не надо, — она резанула себе огромный кусок холодца и запихала в рот.              — Как ты узнала?              — Только сегодня, не переживай. Просто сопоставила факты.              — Какие еще факты? Подожди, это как-то все неправильно. Я к тебе пришел, — он тоже за компанию отрезал себе холодца и спешно прожевал, — а ты даже не удивляешься! Не успокаиваешь меня!              — А оно тебе надо?              — Верно. Нет.              — Вот видишь. Я не удивлена, потому что выросла вместе с Ильей немного в другом, богемном свете. Для наших родителей это было в порядке вещей. В «голубые» списки КГБ никто из творческой интеллигенции не попадал. Бесполезно всех отлавливать. Поэтому я и не удивилась.              — Но это все равно как-то неправильно, — устало возразил Руслан.              — А почему неправильно? Какая кому разница, с кем ты обнимаешься в парадных?! Мне лично никакой, если быть откровенной. Твоя любовь — твое дело, — она махнула рукой. — Ты только одно мне скажи, зачем так изводить себя? Ты же как на иголках!              — Мне это кажется жутко неправильным, — признался Руслан и поерзал на стуле. — Понимаешь, он такой весь неромантичный, грубый, циничный…              — Брррр, — вздрогнула Ирина. — Если ты мне сейчас собрался перечислять все достоинства этого чуда, то не надо. Аппетит испортишь!              — Да нет. Просто мы с ним разные. А еще представь, что будет, если я ему скажу об этом.              — И что будет? — она недоверчиво на него посмотрела.              — Катастрофа!              — Максимум, что он может сделать — поднять тебя на смех. Больно будет, но эффект, как от электрошокера. Проверено.              — И все же, что мне делать с этой проклятой любовью? — взвыл Руслан, но натолкнулся на искрящийся от смеха взгляд женщины.              — Какой ты глупый! Просто скажи, как есть, или же мучай себя до конца своих дней. Что выбираешь?              — Просто взять и признаться?! — Руслан яростно замахал руками и вскочил на ноги.              Он просто не понимал, что происходит. Само чувство любви к этому извергу уже казалось чем-то подозрительным. А то, как спокойно отреагировала Ирина, вводило в ступор. Неужели все действительно так просто? Зачем накручивать себя проблемами и невозможностями, если можно сделать все проще — от этого не пропадет красота ощущений.              — Ты действительно считаешь, что в этом нет ничего такого?              — Сам еще раз хорошенько подумай, — посоветовала ему Ирина. — А лучше иди к нему прямо сейчас, пока в голове все спутано, — она покрутила пальцем у виска. — Тогда завтра за свой поступок ты будешь винить не себя, а меня или вон, шампанское, — она кивнула на пустую бутылку.              — Я не могу винить тебя. Ты мне помогаешь…              — Я тебе разрешаю, — отрезала Ирина. — Все, иди с глаз моих!              — Тогда, до свидания?!              — Да-да.              Ирина чуть ли не за руку отвела Руслана в коридор, всучила ему портфель с документами, улыбнулась и закрыла дверь перед его носом. Никто из них не был в обиде друг на друга. Оба были счастливы — кто от поступившей помощи, кто от осознания того, что помог.              Сейчас, вспоминая эту картину, Руслан лишь передернул плечами. Он все еще не мог уговорить себя не усложнять. Это уже была человеческая привычка — во всем искать загвоздку.              Он ехал в полупустом вагоне метро, не зная, куда направляется. Кататься в железном лабиринте без видимой на то причины — один из способов исцеления жителя большого города. Из-за шума в ушах и специфического запаха проводов и железа отпускает, но ненадолго.              Усачев еще раз оглядел незаполненный вагон полдня. Старушки, девушки, парни — все они куда-то спешили, за чем-то гнались в жизни, боялись упустить, а он… А он не боится, не гонится, не спешит. Во всем этом отпала необходимость. Тело качалось в такт колесам, а голова то и дело неприятно ударялась о надпись «Не прислоняться».              Это был какой-то длинный переезд между станциями, поэтому Руслан, все еще с шампанским в голове, решил почитать стихи. Тогда эта идея казалось ему очень хорошей и безумной. Как раз самое то для него разбитого.              Он поставил бутылку лимонада под ноги, прочистил горло и открыл книгу на первой попавшейся странице. От внутренней боли, он прокричал первые строчки:              

На прения с самим

      

собою ночь

      

убив, глотаешь дым,

      

уже не прочь

      

в набрякшую гортань

      

рукой залезть.

      

По пуговицам грань

      

готов провести.

      

      На столь эмоциональный выкрик души отреагировала лишь часть пассажиров метро. Какая-то девушка внимательно посмотрела на Руслана, но потом отвернулась. Старушка что-то прошипела себе под нос про молодое поколение и вернулась к своему излюбленному занятию — сну. Эффект не был произведен. Успокоившись тем, что его приняли за сумасшедшего, Усачев продолжил горланить на весь вагон:              

Чиняя себе правёж,

      

душе, уму,

      

порою изведешь

      

такую тьму

      

и времени и слов,

      

что ломит грудь,

      

что в зеркало готов

      

подчас взглянуть.

      

      Он снова покосился на незнакомых людей — все также ноль внимания. «Какие странные души, чужды поэзии», — подумал он.              

Но это только ты,

      

и жизнь твоя

      

уложена в черты

      

лица, края

      

которого тверды

      

в беде, в труде

      

и, видимо, чужды

      

любой среде.

      

      Вот оно. Он чужд со своей любовью этой среде, не нужен никому, а Дане тем более. К чему разговоры на кухне и поддержка друзей, если это все не имеет смысла? Для прохожих он останется чужим. Для общества он будет изгоем. А для Дани желанной рыбкой в сетке…              Как же паршиво. От осознания собственной никчемности хотелось лечь под рельсы. Руслан придумал себе идеальный мир, в котором они будут счастливы, но это была лишь иллюзия. На деле он испытывал отвращение даже к самому себе.              — Я не хочу быть с ним! Ясно?! — закричал он на весь вагон и с силой пнул лимонад так, что тот откатился к ногам спящей старушки. От злости на себя Руслан потряс в воздухе несчастной грустной книгой и разорвал её тонкие корки на две части. Листы ураганом посыпались ему под ноги, разносясь по всему вагону.              — Елизаровская, — объявил железный голос в микрофон. Руслан выскочил из этого адского вагона, оставив недоумевать пассажиров ленинградского метрополитена.              В глазах поселилось безумие. Он схватился руками за голову и побрел по платформе, даже не заметив, что портфель выпал у него из рук.              Было душно. Было больно. Он снова все усложняет, или смотрит лишь правде в глаза? Быть может, вот она, его нимфетка судьбы, та женщина, что идет с ним в ногу по платформе? Или вон та, которая стоит к нему спиной, повернув нос по ветру. Почему есть женщины, а есть он? Почему их разделили? Неужели нельзя было полюбить женщину? Самую обыкновенную, с ямочками на щеках — все было бы проще. Почему, ну почему сердце выбрало этого паршивца?              Руслан резко обернулся и оглядел платформу. С левой стороны отчетливо слышался шум приближающегося поезда. Он ломанулся туда со всех сил, едва не переступив носком ботинка белую линию. Когда в тоннеле показались два светящихся желтых фонаря — все люди на платформе отступили. Руслан же перешагнул белую полоску и с широко распахнутыми глазами смотрел на приближающиеся к нему два глаза.              Толчок и резкая боль в шее. Что-то с силой прилетело ему по лицу, как будто удавкой обхватило все тело. Он почувствовал что-то холодное у горла. В ушах была страшная какофония слившихся звуков.              «Если я сломал шею, то умру», — равнодушно подумал Руслан.              — Эй, ты! — донеслось издалека.              Кто-то бесцеремонно затряс его и добродушно отвесил леща.              — Поднимайся! — снова крикнули ему.              Не от большого желания Руслан разлепил глаза. Над ним было лицо весьма приятной наружности, с усиками и добрыми глазами. На голове была серая шляпа. Остальное тело Усачев разглядеть не мог. Голова, казалось, парила в воздухе.              — Шляпник! — слабо позвал Руслан и потянулся к голове, за что получил по рукам. — Больно! — Усачев потер покрасневшие от удара лапки.              — Не хватало мне еще ебаната подцепить в метро! — последовал ответ головы с усиками.              — Я не ебанат! — обиженно отозвался Руслан.              — А кто? Стоит, как ебанат, в тоннель смотрит. Скажи спасибо, что я тебя толкнул на платформу. Суицидник хренов!              — Я не суицидник! Просто хотел посмотреть, — сказал Руслан и снова огляделся.              Он понял, что лежит на маленькой скамеечке, а над ним заботливо стоит этот тип в шляпе, впрочем, на нем был неплохой свитер в желтую косу и модные оранжевые брюки.              — Спасибо, — нехотя добавил Руслан.              — Пожалуйста, — отмахнулся мужчина в шляпе. — Подвинься. Я с тобой посижу, — он толкнул Руслана в бок, тот съежился. Потом Усачев почувствовал, как рядом садится приятной наружности фигура и отирает пот со лба. — Ну и задал ты мне нервотрепку!              — Извините, я не хотел, — к Руслану постепенно возвращалась его былая застенчивость.              — Ты зачем под поезд хотел броситься?              — Да не хотел я!              — От любви, значит, — заключил незнакомец. — Я Юрка! Как ты заметил, шляпник, — он левой рукой приподнял серый котелок, а правую протянул для рукопожатия.              — Руслан, — он тоже протянул руку.              — Эх, Руслан. От любви умирать не надо. От любви надо хотеть жить!              — Да не собирался я умирать!              — По глазам вижу, что хотел. Калачи не заламывай, — грозно ответил Юра. — А хочешь, поговорим, как мужики?              — Это как?              — Это под гитару и откровенно, — поучительно ответил Музыченко. — Согласен?              — А с чего это вы такой добрый? — подозрительно прищурился Руслан.              — Тебе помощь нужна.              — Я не жалкий! — взвизгнул Руслан, а потом добавил, махнув рукой, — пошли.              Усачев поплелся за новым знакомым, подозревая, что еще дорого поплатится за свою беспечность. Он был благодарен, что не оставил свою голову на рельсах, поэтому отказываться от предложения просто поболтать было глупо. К тому же, в его состоянии нужно разговаривать как можно больше с другими, только не с самим собой. Руслан уже убедился, что глубокие копания в душе делают его положение невыносимым.              Они неспешно вышли из метро, потом двинулись вниз по узенькой улочке. Солнце слепило глаза, нагревая голову своими лучами. Может, все не так и плохо, подумал Руслан и задрал голову вверх. Над ним кружились фигурные облака.              — Ты сейчас засмотришься на небо и упадешь, — спустил его с небес на землю Юра.              — Да не упаду я! — возразил Руслан и громко шлепнулся на тротуар, запнувшись обо что-то. У него перед носом лежала уличная плитка.              Музыченко расхохотался.              — Не, ну сейчас точно не ты упал. Кто-то за тебя!              — Пошли уже! — отозвался Руслан и поднялся, чтобы отряхнуть брюки. Он оглядывал свою рассеченную коленку, порванные брюки, и потирал второй раз за день ушибленный бок.              — Вам больно? — неожиданно донеслось из-за спины.              Усачев увидел, как лицо у Юры вытянулось, а уши задвигались от удивления. Потом он пожевал губы и галантно приподнял свою шляпу:              — Добрый день! — ласково поприветствовал он, а Руслан обернулся посмотреть, перед кем же рисуется Юра.              О его грешном здоровье забеспокоилась милая девушка с темными и глубокими глазами. Руслан, только взглянув на нее, понял, что она как будто пришла из его нескромных студенческих мечтаний.              Солнечный ветер пытался забраться в тугую и светлую косу, закрепленную шпильками вокруг головы. Солнечные лучи прыгали на длинных замысловатых сережках, которые почти доставали до худых плеч. А тоненькая фигурка будто была обернута в красивое синее платье со строгим воротником и золотой вышивкой по подолу. Маленький розовенький ротик сложился в удивленное «о».              — Все в порядке? — она снова обратилась к Руслану и вдруг увидела его рассеченную коленку.              — Да вы не беспокойтесь. Он сегодня под поездом был в метро, так что коленка…              — Мне не важно, где он был, — твердо ответила она Юре, — я вижу, что сейчас ему нужна помощь. Возьмите его под руку.              — Со мной все в порядке, — попытался возразить Руслан, но, увидев взгляд незнакомки, понял, что лучше ему помолчать.              — Так. Правильно. Держите его, — скомандовала она Музыченко. Руслан попытался шагнуть, то чуть не упал. — А вы говорите, ничего страшного!              — И что нам сейчас делать?              — Как что? Идем в больницу!              — Сразу видно, что вы не местная, — улыбнулся Юра, — у нас в больницах с таким, — он покосился на Руслана, — не принимают.              — Но ему нужна помощь!              — Давайте вы оставите меня в покое! — высказался Руслан, но его никто не услышал.              — Значит, сейчас мы зайдем в аптеку и идем к вам домой. Кто из вас ближе живет?              — Я, — ответил Юра. — А вы что, медсестра?              — Я гример! — гордо заявила девушка. — На той стороне, кажется, была аптека. Ждите здесь. Я скоро, — она засеменила на каблуках к пешеходному переходу, оставляя ребят посередине улицы.              — А как вас зовут? — крикнул Руслан ей вслед.              — Катерина!