Тысяча способов попрощаться

Когда он открывает глаза, она уже ушла Ну, не в прямом смысле ушла, размышляет он, если только не решила покинуть его голышом. Их одежда раскидана по полу, часть спрятана под мебелью и запуталась в одеяле. Но Доктор смотрит на пустую часть кровати, и в первый раз это кажется странным. Он раньше никогда не думал о собственной постели как о чем-то, что может выглядеть одиноко. Разыскав свои брюки и футболку, он натягивает их и старается не вздрагивать. Хлопок и шерсть царапают по коже, раны на костяшках пальцев напоминают ему о прошедшей ночи. Но они уже начали заживать, и это почти бьет в голову, насколько он разочарован этим. Он находит Роуз на камбузе. Не в силах думать о чем-то, что может прозвучать неловко или даже хуже, пренебрежительно или, что еще хуже, высокомерно, Доктор останавливается в дверях на мгновение, чтобы понаблюдать за ней. На Роуз надета его рубашка, и она стоит на цыпочках. Взгляд ее скользит в поисках закусок, и выражение лица у неё именно такое, какое он привык видеть когда-то, и это рождает его улыбку. В груди что-то странно набухает, и он чувствует себя почти неловко нежным. - Извини, - говорит Роуз, закрывая дверь холодильника, и застенчиво улыбается ему. Ее щеки слегка розовые, волосы растрепаны, три коробки мороженого с парой десертных ложек прижимаются к груди, пачкая часть рубашки. - Немного проголодалась. - Когда ты в последний раз ела? - Зависит от того, хочешь ты услышать правду или рассердиться? Доктор морщится: - У нас много еды на борту. Улыбка Роуз застенчиво расцветает, и Доктор ловит себя: - Я имею в виду, что у меня много еды на борту, ​​- поправляет он, его голос тверд. - Знаешь, нет. Ты и я. - И здесь я подумала, что ты имел в виду царское "мы", - подначивает его Роуз с усмешкой. - Ах, да, - отвечает Доктор, и это успокаивает его. - В этом случае у нас также есть другие полезные вещи на камбузе, и мы будем рады поделиться ими, и... - он подходит ближе настолько, чтобы суметь задеть свернутые рукава рубашки, - ... мы можем не обращать внимания на то, что ты носишь мою рубашку. - Да, хорошо. Я не смогла найти свою достаточно быстро, так что тебе просто нужно будет немного разобраться с этим, - говорит Роуз, хитро высовывая кончик языка между ее зубов, и улыбается. Доктор усмехается. Он не может этого не делать; ее улыбка заразительна, и это то, перед чем он всегда был бессилен. - Думаю, мы можем жить с этим, - бормочет он прежде, чем наклониться, чтобы поцеловать ее. Роуз трепещет под его прикосновением, и он закрывает глаза, теряя себя в поцелуе. Намек на шоколад и мяту на ее губах позволяют ему понять, что она уже успела перехватить ложку мороженого; он преследует сахарный сладкий вкус, осторожно исследуя губы и то, что находится за их пределами. Коробки мороженого, зажатые между ними, почти невыносимо холодные и неприятные, оставляя ледяную сырость на футболке Доктора и капая липкими каплями на пол, но он почти не замечает этого, выкидывая их прочь, когда приближается ещё ближе. Его рука движется к Роуз, его пальцы запутываются в ее волосах. На этот раз нет ничего срочного или требовательного в их поцелуе, за исключением того, что он чувствует растущее возбуждение на кончике ее языка. Он почти верит в то, что ничего не случилось, как будто у них есть все время мира. - Сколько времени у нас есть? - бормочет Роуз ему в рот. - Мы в Вихре, - отвечает он, прижимая губы к ее шее, и улыбается, когда она дрожит. Это может быть лишь эффектом от мороженого, но он так не думает. - Время не имеет значения. Роуз чуть отступает, но он не хочет, чтобы ее вопросительное выражение или его болезненное чувство времени знали, что он лжет. Столько, сколько он жаждет отложить неизбежное, как он не хочет делать то, что должен, чем дольше она остается украденной из своего времени и вселенной, тем больше вероятность того, что произойдёт то, что не должно. - По крайней мере, несколько часов? - спрашивает она. - Я хочу быть здесь столько, сколько смогу, но чем дольше я останусь, тем труднее будет уйти. - Думаю, у нас может быть несколько дней, - говорит он, преодолевая небольшое расстояние между ними. - Двенадцать часов, - слабо протестует она. - Сорок восемь. - Двадцать четыре. - Ужасное клише, - отвечает Доктор. - Я согласен на это. Прежде чем она успевает ответить, он забирает одну коробку и бросает ее через плечо. Она приземляется где-то позади него, оставляя мокрую дорожку, а две другие падают вниз, когда он поднимает Роуз на стол, и ложки ударяются об пол у его ног. Роуз мгновенно тянет его к себе, ее тело выгибается к нему, пока он не чувствует, как ее грудь надавливает на него. Ее соски резко твердеют и ощущаются даже между их одеждой; они застыли от холода и возбуждения, и он думает, что может помочь и с тем, и с другим. Доктор расстегивает рубашку, пока все пуговицы не выскользнут из петель, и его ладони обхватывают ее груди, наслаждаясь тем, как ее кожа и бедра сжимаются вокруг него в ответ. - Подожди, - хрипло говорит он, когда Роуз начинает избавляться от рукавов. Он выпрямляет воротник рубашки так, как обычно. - Оставь это, пожалуйста. Медленная улыбка расцветает у нее на губах, неожиданно застенчивая, и она согласно кивает. Он благодарит ее поцелуем и руками, массируя грудь, а через несколько минут его рот зарывается между ее ног. (Она задыхается и корчится над ним, сжимает пальцы и губы, когда решает отплатить ему тем же, и он проклинает и восславляет ее талантливый рот, а рубашка даже не сползает, когда он держит ее после, и когда она краснеет от жара между ними, но скорей будет страдать, чем позволит Доктору отойти). (В конце концов он отстраняется, но чтобы принести ей свежее мороженое). ** Расширение времени - это явление, испытываемое почти каждым разумным существом, почти на каждой планете почти в каждой вселенной; Повелители Времени не являются исключением. Пока вы живёте, время - это в основном кусочек тофу, растягиваемое и объединённое, истончаемое и вновь уплотняющее себя, вытягивающееся так, как нравится потребителю. И, конечно, бывают дни, когда у вас едва есть шанс удержать его в руках, прежде чем он растает и исчезнет. Они не говорят вслух о том, сколько им осталось. Вместо этого, как только урчание желудка Роуз становится слишком громким, чтобы игнорировать его, Доктор быстро собирает в корзину еду для них обоих. Она дразнит его, когда он сжигает хлеб; он отвечает, вытирая масляные пальцы о ее бедро. Они болтают обо всем, пока завтракают, в основном вспоминая прошлые дни путешествий. Осторожно затрагивая то, что произошло в те годы, когда они были в разлуке, за исключением того, что Роуз нежно рассказывает ему о Тони. Доктор улыбается и пытается не думать о том, что он почти стер ее брата из существования всего несколько часов назад. Он сопровождает ее в экскурсии по ТАРДИС - они не обозначают их прогулку такими терминами, конечно, хотя она признает, что прошло много времени с тех пор, как находилась на корабле. Роуз помнит дорогу от камбуза до библиотеки, от библиотеки до бассейна, от бассейна до сада. ТАРДИС чувствуется в их голове, и когда Роуз спрашивает об этом, Доктор объясняет, что она счастлива снова увидеть Роуз, счастлива своим собственным странным образом. Роуз улыбается и пробегает пальцами по стенам, над книгами и по траве; он тоже улыбается и нежно смотрит на нее. - Беги, - шепчет он ей на ухо, когда становится слишком тихо, и тянет ее в консольную комнату, и две пары ног стучат по коридорам в сопровождении счастливого смеха. Они оба останавливаются возле консоли, не затрагивая инструменты, которые все еще лежат на решетке. Его руки взлетают над панелью управления, и он спрашивает ее, куда бы она хотела отправиться. Это игра. Игра-притворство. Она замечает это немедленно. Она просит его отвезти ее на ледяную планету. Нет, на пустынную планету. Нет! На одно из этих мест с биолюминесцентными пещерами с бабочками размером с птицу, которые блестят, как маленькие неоновые зеленые звезды в черную ночь, и туда, где они встретили герцога Тебаина, помнит ли он? Конечно, он помнит, но ему нравится слушать, как она это говорит. Ей нравится, как он ее целует. С рассветом Доктор берет курс на планету Биглис, затем шестьдесят второй век в Лондоне, Японию эпохи Мэйдзи, Большой взрыв. Он терпит неудачу в введении правильных координат, но это не имеет значения; болтая о разной чепухе он все равно переносит Роуз с места на место. Рассказывая ей обо всех вещах, которые они видят, о вещах, которые он показывает, о кристаллических горах и биосинтетических суперкомпьютерах и Сёгунате Токугава; она старается не упустить ни одной детали каждого времени и места. (Горы, на самом деле, были живыми все время. Кто-то взломал суперкомпьютеры и научился контролировать население. Киото переполнен меняющими форму пришельцами, а сын императора влюбился в одну из них, кого-то, кто может принимать облик лисы; и ей придется вернуться домой, а принц должен жениться, но каждую ночь всю оставшуюся жизнь он оставляет проем в окне дворца, который достаточно велик для того, чтобы лиса проскользнула внутрь). Большой взрыв почти слишком хорош, чтобы не обратить на него внимание. Поэтому Доктор решает самую капельку схитрить; он пилотирует их в дальний угол Вселенной, в 4 млн. лет до нашей эры, и, используя немного джиггери-покери фокуса, который задевает его чувство времени и растягивает пределы того, что позволяет ТАРДИС, направляет временной поток так, чтобы они могли наблюдать за рождением звезды, которая разворачивается и расцветает будто в быстрой перемотке. Конечно, такая скорость по-прежнему означает, что для завершения потребуется несколько часов, но это зрелище справедливо лучше, чем ждать сто тысяч лет. Доктор открывает двери ТАРДИС, и Роуз восторженно задыхается при взгляде на яркое действие перед ней. Газы вихрят в ярких тонах алым ласковым светом, искрящейся в темноте материи, а когда Роуз протягивает руку, блики пляшут на ее коже. Это не Большой взрыв. Но это достаточно похоже на него. - Можем ли мы? - спрашивает Роуз, и они оба садятся в дверном проеме, как они привыкли когда-то давно. (Говорить, что он смотрит на нее вместо туманности, было бы ложью, но он наслаждается теплом тела, прижатого к нему, их босые ноги невесомо размахивают в космосе. Он фиксирует в памяти, как переплетаются их пальцы, сопоставляет точки давления их ладоней, подсчитывает удары ее пульса, колотящего сквозь большой палец. Улыбается ей, когда щека мягко касается его плеча. Доктор рассказывает ей о том, как рождаются звезды, и жадно ловит каждый ответ. Это почти неудобно, такая близость; это тихо, уязвимо и интимно. Вероятно, у другого него не будет особых проблем с этим, полагает он, возможно, метакризисный Доктор тоже этого захочет. Человеческие тенденции увеличиваются пропорционально появлению человеческого ДНК. Удачливый ублюдок. Они оставляют двери открытыми, когда, наконец, встают, и когда Роуз ведет его за руку на капитанское кресло. Она выскальзывает из своих трусиков, обнажая бедра, пока целует его шею, толкая на сиденье и оседлав его колени. Он дразнит ее похотливые человеческие гормоны и резко притягивает бедра к нему, когда она притворяется обиженной. Смеясь, Роуз снимает с него рубашку и выгибается ему навстречу, и она такая теплая, и прикосновения настолько волнующие, что ему становится тяжело дышать, и он благодарит всех известных богов за дар физиологии Повелителя Времени. Руки проскальзывают под ткань, он подталкивает рубашку вверх над ее грудями, чтобы он мог дразнить пальцами раскрасневшийся розовый сосок, властно обхватывая ртом другой, лаская его, пока он не набухнет и не становится твердым между его губами. Роуз срывает рубашку и прижимается к нему, зарываясь ладонью в его волосы. Каждое прикосновение порождает маленькие взрывы жара, которые бегут прямо по его позвоночнику, пока он не начинает рычать от желания, но делает все возможное, чтобы игнорировать это сейчас, сосредоточившись на том, как Роуз глубоко стонет, как ее тело краснеет и напрягается, когда одна из его ладоней движется между ее ногами. Он хочет доставить ей удовольствие такой силы, которую она никогда не сможет забыть, несмотря ни на что. Хочет делать это как можно дольше для них обоих. Хочет держаться так долго, как только сможет. Легкие потоки туманности рисуют на коже Роуз узоры, как акварель, освещая ее сзади, пока будто она не озарена потусторонним светом. - Я люблю тебя, - шепчет она ему на ухо, прижимая губы. Теплота наводняет его, и он утягивает её в поцелуй.. - Я люблю тебя, - выдыхает она, когда они отстраняются, обхватывая его лицо ладонями, чтобы прикоснуться к губам, к подбородку, щекам, лбу и губам. - Я люблю тебя, я люблю тебя, пожалуйста... Он никогда не мог отказать ей. Его руки взлетают к ее бедрам, успокаивая, пока он толкается внутрь. Вцепившись в него, Роуз кусает губу, чтобы заглушить крик. Через несколько секунд они начинают двигаться снова, бедра танцуют вместе в мучительно удовлетворительном ритме. Но он не может смотреть ей в глаза, не может вынести мысль о том, что она смотрит на него, чувствует себя обнаженным, и это не имеет никакого отношения к его одежде. Поэтому он прячет свое лицо в её шее и вонзает пальцы в ее кожу. Она обнимает его за шею, цепляясь за рычаги, когда их толчки становятсяя быстрее, глубже и сильнее. Роуз не телепат и не знает этого, но ее эмоции льются из неё, тело передает волну за волной, которая омывает Доктора. Обычно он лучше защищает себя, его внутренние барьеры становятся на своё место, и ему даже не приходится задумываться над этим. Но его стены все еще слабы, его телепатия переполнена ее чувствами, их гормонами и голой кожей между ними, и петлей обратной связи, порожденной всем этим. Он может ощущать любовь на своей коже, почувствовать ее в напряжении тела, сжимающегося вокруг него, услышать в ударах своих сердец, и его хватка на ней усиливается. Роуз выдыхает признания в его волосы, и хотя он не может разобрать большую часть слов из-за крови, стучащей в ушах, Доктор понимает, что там присутствуют "да" и "всегда". Слова посылают его к пику удовольствия почти смущающе быстро; он стонет и скользит пальцами, потирая клитор, желая, чтобы она кончила быстрее него. Она кричит, когда она заканчивает, все ее тело напрягается и сжимается вокруг него; он догоняет несколько секунд спустя, ее имя на его губах, приглушенное и влажное на ее коже. Он все еще не смотрит на нее, но крепко обнимает, фиксируя память о ее обнаженной коже, и как ее изгибы светятся в звездном свете. Они не обнимают друг друга очень долго. Быстро становится слишком неудобно оставаться на сиденье; это любопытная смесь того, чтобы быть слишком горячими, и слишком холодными и липкими сразу. (Но ее ладонь не оставляет его, даже когда он закрывает двери ТАРДИС, и когда выводит их обратно в Вихрь, даже если это немного неудобно, когда они собирают свою одежду. Он дразнит ее, и она отвечает ему поцелуем. Они быстро принимают душ. (Но сколько бы времени ему ни осталось, он никогда не забудет, как озаряется ее лицо, когда он решает присоединиться к ней в ванной, как она улыбается, когда он обнимает ее. Его пальцы скользят вдоль ее ребер, и его нос и губы спускаются по ее шее. Она смеется и извивается, вода струится по ее телу. Доктор вспоминает их недавний поцелуй под дождем, и улыбается, радуясь, что у них есть шанс сделать это снова. Он натягивает свою одежду, даже рубашку, которая теперь пахнет ею; они одеваются в тишине. (Но как только заканчивают этот ритуал, возвращаются обратно в его постель, их тела приближаются, а ноги сплетаются, их вес оседает в матрасе, как пара камней. Доктор читает ей отрывок из своей книги, и он хочет, чтобы она не заснула, но знает, что не может ничего с этим поделать - Роуз проделала долгий путь еще до того, как обнаружила его, еще до того, как она спасла его от самого себя, и она проигрывает эту битву. Он вдыхает запах ее волос и отсчитывает секунды вместе с ее дыханием). После этого они долго обнимают друг друга. ** Доктор точно знает, когда их время закончится, но звон из монастырского колокола будто превращает его в камень. Роуз отчаянно пытается улыбаться, когда они выходят из ТАРДИС, но вместо этого дыхание получается тяжелым и болезненным. - Значит, это именно тогда? - спрашивает она, оглядывая переулок в Лондоне 2006 года. Он кивает. Глубоко вздохнув, Роуз вновь возвращает свою невозмутимую маску; Доктор смотрит на нее, когда она вновь появляется перед ним в жесткой внешней оболочке. Теперь ему не нравится, что она это делает. Ненавидит мысль, что она, вероятно, переняла эту привычку его у него. - Не думаю, что есть шанс, что я когда-нибудь услышу конец того предложения?.. - спрашивает она. - В последний раз, когда я тебя видела, ты был моложе, и это выглядело так, как будто ты хочешь сказать... Он неловко ерзает на месте, и она изо всех сил пытается не закатывать глаза. - Знаю, что есть много способов показать это, - говорит она ему. - Другими словами и действиями, или иногда даже не говоря и не делая ничего. - Ты знаешь, что я чувствую, - говорит он, царапая затылок, когда отводит взгляд в сторону. - ... И я думаю, ты должен любить меня, - продолжает она, - даже если ты этого не говоришь. Я не думаю, что ты взорвал бы звезду или разрывал Вселенные, или делал звонки из будущего для кого-то еще. Но... - Как ты и сказала, - прерывает он. - Много способов сказать это. Некоторые из них просто больнее всех остальных. Он тяжело глотает. - Некоторые из них слишком любят прощаться. Роуз грустно смотрит на него. - Доктор, это прощание. - Так оно и есть, - отвечает он так весело, как только может, игнорируя ощущение болезненного натяжения внутри. - Позволь мне просто сказать... Она с надеждой смотрит на него, и он снова ругает себя за трусость, за то, что он собирается сказать, и что он будет делать после этого. - ...ты была блестящей, - говорит Доктор и наблюдает, как на ее лице появляется надежда. - Совершенно блестящей. Фантастической. Всегда была, всегда будешь. - Верно, - разочарованно произносит Роуз. Спустя некоторое время, Роуз неловко шагает вперед и обнимает его за шею, прижимая его тело к ней. Он обнимает ее в ответ, зарывая лицо в волосах. - Я бы ни на что это не променяла, - говорит Роуз. - Ни минуты из всего этого. Что-то болезненно сжимается в груди, и он крепче прижимает её к себе: - Как и я. Доктор закрывает глаза. - Спасибо, - тихо говорит он. - За все. Отступая, Роуз кивает, кусая губу. - На самом деле, надеюсь, это не конец, - бросает она, обхватывая себя руками. - Я имею в виду - я надеюсь, что все получится по-другому, чем ты думаешь, и что ты не останешься один надолго, и ... и даже если ты не можешь сказать этого мне, я люблю тебя, и всегда буду, не смотря ни на что. Он мрачно улыбается. Его сердца разбиваются в грудной клетке, грохочут, как будто готовы выпрыгнуть в любой момент. Он чувствует это; это именно тот момент, когда нужно что-то сказать. Желание признания проносится сквозь него, влетает в живот и наводняют сознание. Он должен сказать это сейчас. Он должен. - Ты готова? - спрашивает он, и боже, он ненавидит себя. - Как всегда, - смеется она, и теперь его усмешка тоже настоящая, выжигая этот момент в памяти. Он отрывает от неё руки, нежно обрамляя её виски пальцами. Роуз смотрит на него открыто, широко раскрыв глаза, и губы плотно сжимаются в выражении абсолютного полного доверия к нему. Тревога дрожит в горле, Доктор заставляет себя держать ее взгляд, зная, что это последняя возможность, которую он должен сделать. Он почти колеблется, почти отступает. Но ему нужно это пройти. Он не может позволить себе быть эгоистом. Не в этот раз. Поправив выбившиеся пряди волос за ухо, большой палец нежно касается ее щеки, и он не знает, почему это его разрывает на куски. Напряжение нарастает в нем и сколько бы он ни просил свое тело не предавать его, он уже чувствует, как уголки его глаз наполняются влагой. Роуз хмурится. - Доктор? Доктор наклоняется к ней с прощальным поцелуем, его губы с голодным отчаянием прижимаются к её губам. Он открывает телепатическую связь, прежде чем она сможет сказать или увидеть что-нибудь еще. Глаза Роуз закрываются почти мгновенно. Доктор находит все, чем делился с ней; это довольно легко, ярко и лежит на поверхности разума. Воспоминания, которые не принадлежат ей, видения алмазных планет и извергающихся вулканов, и конец Войны Времени выделяются на фоне всего остального. Он стирает их, осторожно, как скрипач, пальцем, создавая вибрации на самой маленькой струне. Облегчение, которое он чувствует от нее, почти мгновенно; как он и подозревал, это было слишком сильно даже для нее. Он поглаживает ее виски большими пальцами и шепчет молчаливую благодарность за то, что разделяла его печаль и его позор так долго, как только могла. Когда все закончено, он находит мысли о последних сутках, которые они провели вместе, о последних ее воспоминаниях. Он невесомо касается их, и хотя его прикосновение переполнено нежностью, Роуз хнычет, и ее рот болезненно искривляется. - Прости, - говорит Доктор. Его дыхание прерывается и изображение перед глазами расплывается. И когда слезы появляются на ее лице, он моргает, закрывая глаза. - Прости, прости меня, мне очень жаль, я... Доктор наблюдает за последними двадцатью четырьмя часами в своем сознании и колеблется, несправедливость всего этого раздирает его, как удар по кишечнику. (Разве он не может быть немного эгоистичным? Самую маленькую каплю? Только один последний раз? Невыносимо жестоко забирать эти воспоминания навсегда, тем более, что они не будут иметь никакого эффекта, как только она окажется в безопасности в своей собственной Вселенной). И тогда он понимает. - Я идиот, - внезапно говорит он. Смеясь, он качает головой. Никогда раньше он не был так рад ошибаться в чем-либо. - О, Роуз, - произносит он, затаив дыхание. - Мне очень жаль, что я не додумался до этого раньше. Я идиот. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня. Держась так крепко, как только может, не причиняя ей вреда, Доктор изменяет ход своих действий. Он не уничтожает в её памяти последние двадцать четыре часа, проведенные вместе. Вместо этого он скрывает их, прячет их настолько глубоко, что не существует даже намека. Его сознание подобно реке мягко течет над ее воспоминаниями и хоронит их под слоями ила. Воспоминания скрыты, но они все еще там, ожидая, когда их найдут. Доктор подавляет память о сине-песчаном пляже, поездке по Лондону, поездке на Сатурн, объятие в лесах Кеплера-438b. Он продвигается дальше и находит воспоминания о мягкой траве и признании под звездами. Он скрывает все доказательства этого. (Он выслеживает её воспоминания о том, как она переступила порог кроваво-красной ТАРДИС, убеждая его прекратить Апокалипсис, который он устроил, простить его после; он испытывает соблазн избавиться от них совсем, но знает, что она заслуживает того, чтобы ее воспоминания были неповрежденными, плохие вместе с хорошими). Стягивая разорванные нити вместе, он помогает её синапсисам заполнять пробелы отсутствия информации, строить свои собственные связи и теории. Ее ум заполнят любые вещи, наиболее логичное объяснение всего, что она не сможет объяснить, до тех пор, пока все не наполнится снова. Пока кто-то не нажмет на курок. Доктор хоронит её мысли о неоновых садах, и его дыхание обрывается, когда он скрывает воспоминания о танцах в бальном зале, беге по каменистой улице и краже поцелуя под дождем. С трудом сглатывая, он наклоняется, прижимая свой лоб к ней. - Мне жаль, что я не смог дать тебе то, что тебе нужно, - шепчет он, и его голос прерывается. - Но я могу хотя бы дать тебе это. В этот раз ты сможешь все вернуть. Когда это станет безопасно, ты все вернешь. Когда я скажу тебе... В памяти Доктора всплывают воспоминания о том, как его второе Я приближается к ней на пляже и что-то шепчет ей на ухо. Он моргает, и его щеки подозрительно влажные. - Это все равно буду я, Роуз, - обещает он. - Когда я увидел, как ты бежишь ко мне по этой улице - это всегда будет одним из самых счастливых моментов в моей очень долгой жизни. Всегда. И это часть меня, которая останется с тобой. Это все равно я, и я расскажу тебе, что тебе нужно услышать. Его глаза закрылись. - Прости, что не смог сказать тебе раньше. Я бы изменил это, если мог. Прости. Мне очень жаль. Ее сознание начинает угасать, свет тускнеет с каждой секундой. Доктор прижимает поцелуй ко лбу Роуз, к ее щекам, к ее губам. Ее рот движется напротив него, губы мягкие и медленные. Но затем свет окончательно гаснет, и она перестает реагировать. Доктор делает последнюю попытку найти что-то, что может показаться подозрительным. Удовлетворенный настолько, насколько ему могут быть предоставлены обстоятельства, он закрывает связь между ними. Дышит глубоко и собирает кусочки своего хладнокровия. Роуз, шатаясь, падает вперед, когда Доктор делает шаг назад, и он ловит ее. Прижимает руки к её лицу и внимательно смотрит, убеждаясь, что все в порядке. Ее глаза закрыты, но дыхание устойчиво, а пульс сильный. Через несколько мгновений она проснется без каких-либо воспоминаний о их времени, проведенном вместе после того, как она приземлилась в 2006 году, и не останется никаких воспоминаний о её пересечении с этой его версией. Он доволен, однако мрачно, что он был на волоске от того, чтобы сделать все намного хуже. В конце концов, Роуз потеряет маленький процент собственной памяти, и в один прекрасный день получит все воспоминания обратно. И время не повреждено, фиксированные точки в безопасности, они исправлены. Он выполнил свой долг и сделал это ненавистно, превосходно. Они оба. (Это не большое облегчение; он бы предпочел, чтобы она осталась здесь, с ним, пусть будут прокляты самоотверженность и конец Вселенной, но она сделала свой выбор, и он предпочитает с ней считаться). Достаточно скоро Роуз начнет просыпаться: она откроет глаза и удивится, почему Пушка Измерений привела ее прямо сюда, прямо сейчас. К тому времени ТАРДИС исчезнет. Но сейчас Доктор остается рядом с ней. Он крепко обнимает ее за плечи, положив подбородок ей на голову. Для тех, кто проезжает по улице, они явно выглядят как любая нормальная пара, разделяющая сладкий поцелуй или, возможно, нежное прощание. Он уходит, как только она начинает приходить в сознание. (Он не прощается). *** Он умирает, и у него заканчивается время. Это скорее самоотверженная маленькая поездка, которую он совершает напоследок, посещая всех своих спутников за последние несколько лет. Люди обрели радость в своей жизни, написали книги или родили детей, или вышли замуж, и он рад видеть это, рад помочь, где только может. Доктор считает, что он заслуживает этого маленького счастья; он заработал это за свои благородные самопожертвования. (Все, что он может сказать - по крайней мере, это было его выбором. Но такие люди, как Уилф, делают этот выбор легче). ТАРДИС отвозит его везде, куда он хочет попасть, везде, где он нужен, пробегая вниз по списку любимых друзей и сердечных безмолвных прощаний, пока не останется только один человек. Доктор почти не пытается увидеть её; он не может думать о каких-либо возможностях, которые он не использовал, ни одного камня, который он оставил необработанным. Было бы слишком опасно переходить через его собственную временную линию в третий раз. И это почти кажется кощунственным каким-то образом, что возвращается к ней снова, когда петля их совместного времени настолько прочно и аккуратно закрыта. Золотистый свет смутно пульсирует, горит в его венах, когда его руки парят над пультом управления. В последние два раза, когда это происходило, она была с ним. Похоже, это немного противоречиво, если он не увидит ее и в третий раз. Верно? Как неполный узор, незавершенная мысль, недовольная асимметрия. Поэтому он просит ТАРДИС перенести его в Лондон 2005 года. (Есть вещи хуже, чем небольшое кощунство). И вот она, в хрустящей зимней английской ночи; она стоит перед ним в снегу, светлые волосы и широкая улыбка, и чересчур яркий макияж глаз. Роуз Тайлер, здесь, в этой Вселенной, улыбаясь ему в розовой шапке и длинном шарфе, будто все в мире безошибочно. Он не может ничего с этим поделать. Он улыбается. Это достойная награда. Они оба заслужили это.