Lonely soul

      На город опустилась очередная ночь, полная опасностей и непредвиденных грабежей. Мне было уже привычно проводить свои ночи так, без сна и покоя, вслушиваясь и всматриваясь в ночной город с высоты крыш. Мне нравилось так проводить время, быть незримым, прячущимся в ночи ангелом-хранителем города. Присматривал за мирными жителями города и за преступниками, с наступлением темноты выходящими на охоту за наживой или развлечениями. С моим появлением наживу они теряли, зато приобретали невероятные приключения, вплоть до обзорной экскурсии в больницу. Некоторые из них были достойными соперниками, с которыми и сойтись в рукопашной было мне только в радость. Я ухмыльнулся ночному городу, чуть прикрывая глаза в немом вызове — приди и возьми, только дай мне повод и отметелю любого подонка, что встанет напротив меня этой ночью. Само тонкое предвкушение будущей работы было сладким и терпким, почти как секс.       Я сидел на парапете крыши, как неведомая ебанная гаргулья. Теперь следить за безопасностью города стало гораздо легче. Я знал, что я не один в этом городе, что вместе со мной с крыш города присматривали за безопасностью города другие супергерои. Гораздо легче — теперь за безопасностью мне помогали присматривать сами полицейские, даже если они об этом и не догадывались. Я поправил под маской гарнитуру, слушая переговоры полицейских. В большинстве своём это был обычный треп, обычные разговоры людей на повседневной работе. Я молча слушал, даже не пытаясь комментировать. Это была другая жизнь, которая не пересекалась с моей жизнью. Я только слушал, готовый реагировать. Сквозь треп проскальзывали коды чрезвычайной ситуации. Это было уже интереснее и полезнее. — Диспетчерская, у меня 10-55, принимаю меры, — донеслось из гарнитуры.       Пьяный водитель — справятся сами. Я почти не шевелился, и только чужие голоса звучали в наушнике. — Код 10-106, задерживаю подозреваемую, — донеслось через некоторое время. Я пошленько захихикал. Непристойное поведение, кто-то гулял по улицам в неположенном виде. Слишком вольно одетым для публичного места. — Угол Семнадцатой и Лейн-стрит, код 10-56а, требуются 10-52 и 10-13, — потребовал напряженный голос.       Я отлип от парапета и бесшумно кинулся в указанном направлении. 10-56, да ещё с под кодом «а» — это серьёзно. Это попытка самоубийства. И если я довольно хорошо разбирался в методиках самоубийства, это не значило, что для всех остальных людей это понятие значило тоже, что и для меня. Я никогда не совершал попыток самоубийства, все мои попытки навредить себе оказывались удачными. Это будет довольно впечатляющий навык в моем теоретическом резюме, если когда-либо у меня будет хоть что-то похожее на нормальную работу.       Я подошёл к нужному зданию с противоположной стороны указанного перекрестка. Суицидник выбрал место и время максимально херово. Если он хотел шоу, то его увидят только городские службы. Позднее время для спального района, пятиэтажное здание, которое даст довольно большие шансы для выживания в случае прыжка. Молодой парень лет двадцати стоял у края крыши, смотря вниз. Так легче решиться спрыгнуть — я знал на собственном опыте. Я перескочил на крышу и стал тихо подходить к горе-самоубийце. Он заметил меня только тогда, когда я подошел совсем близко. — Ты кто такой? — высоко и нервно воскликнул парень. — Привет, — глухо произнёс я, — Меня зовут Мистерион. Я здесь ради тебя. — Ты хочешь, чтобы я не прыгал? — он нервничал, он был на грани, и был готов прыгнуть. Я прекрасно понимал его чувства, я был на его месте. В гарнитуре отрывисто запищало, я завёл руку назад и отключил наушник от телефона. Нас прослушивали, каким-то удаленным способом, с помощью полицейского оборудования. Каждое моё слово и каждую мою интонацию будут слушать ещё не раз и будут анализировать. Пусть работают, раз делать им больше нечего. — Нет, — просто ответил я. Подошёл, демонстративно помахивая пустыми руками, встал рядом с ним, посмотрел вниз. Низковато, в самом деле. С улицы, снизу, нас освещали прожекторы. — Я хочу рассказать, что будет, когда ты наберешься смелости и прыгнешь.       Парень посмотрел на меня с явным подозрением во взгляде. Он считал меня психом. Пусть даже и так, если он останется жив. — Я не знаю, что случилось в твоей жизни, что ты решил её оборвать, да и мне всё равно, если честно, — я повёл плечами. Парень смотрел на меня, не отрываясь. — Вот ты сейчас решишься и шагнешь туда, за парапет, — кивнул на пятиэтажную пропасть, — Ты будешь лететь недолго и испытаешь удовольствие от полёта. А потом ты приземлишься.       Парень снова дернулся, как будто я его ударил, хотя я подозревал, что хороший подзатыльник ему не помешал бы. — При падении с такой высоты тебе крупно повезёт, если ты умрешь быстро. Скорее всего, ты сломаешь ноги, или настолько сильно ударишься головой, что на всю жизнь останешься идиотом, тебя будут кормить с ложечки и менять тебе подгузник.       Даже в темноте было видно, как он побледнел с лица. Я не пугал, не страшил, я просто ровным тоном рассказывал, что будет с парнем. Ходить под себя и не иметь возможности ничего с этим сделать — на самом деле, очень погано и унизительно. Знакомьтесь, Кенни МакКормик, третий класс, смерть от мышечной дистрофии, после попал в рай и научился играть в гольф. Книга херовых достижений моей жизни. — Но даже если ты и умрёшь, дело этим не закончится. Суицидники попадают в ад, все без исключения. Ты знаешь, как в аду встречают суицидников? С большой радостью. — Откуда ты можешь знать? — не поверил он. — Оттуда же, откуда ты скоро узнаешь. Приключения начинаются уже на подлете в адское пекло. Вся та боль, что ты испытываешь при смерти, остаётся с тобой навсегда, ты вечно испытываешь предсмертную агонию, — парень стиснул край парапета побелевшими от напряжения пальцами. В его взгляде читалась решимость довести это дело до конца. — В один прекрасный момент ты привыкнешь к физической боли, просто перестанешь её замечать — это свойство человеческой натуры. Тогда ты будешь испытывать боль душевную. Вечные муки, терзания совести, ты будешь гореть вечно в собственных страданиях, и они не кончатся никогда. — Ты всё это выдумываешь, только чтобы я не прыгнул. Но в любом случае, я прыгну, — пригрозил он. — Да прыгай, я только рассказываю тебе, как будет. Вечные адские муки - это, конечно, гораздо лучше, чем то дерьмо, что происходит с тобой сейчас. — Слушай, мужик, я тебя не знаю, и ты меня не знаешь, — я кивнул, — Ты вообще ничего обо мне не знаешь, — тон его голоса вознесся, и я сделал вид, что заинтересован. — У меня нет причины больше жить, нет смысла! Она ушла от меня, ушла к моему другу, и теперь они вместе смеются надо мной! — Ты думаешь, твой смысл жизни был в ней? — осторожно сформулировал я. — Да! Она была для меня всем!       Любовная история, окончившаяся грандиозным провалом и огромной катастрофой для парня, который настолько поражен и подавлен, что решился разом это всё оборвать. Вообще всё. Я вспомнил себя, некоторое время назад, когда я лежал на постели в своем доме в Южном Парке и чуть ли не выл от душевной боли, когда никто не помнил ни моей смерти, а о моём существовании вообще вспоминали только тогда, когда я открывал рот. Я знал, что пистолет в моих руках ситуацию принципиально не изменит, но позволял себе надеется на это. Я нажимал на курок, испытывал свою порцию адских развлечений и возвращался обратно с невъебенным упорством, и ничего не менялось. Душевная боль? Да это моя гребанная жизнь. — Не думаю, что другой человек вообще может быть смыслом жизни, — покачал головой я. — Так же как и религия или вещи. — Так в чем же смысл жизни? — почти закричал он. — Скажи мне, раз такой умный здесь. — А его нет, смысла этого. Просто надо жить, совершать правильные поступки и наслаждаться эмоциями.       Судя по его лицу, он мне не поверил. Он ждёт развернутого ответа? Или он хочет лжи? Я не хочу ему лгать. Я молча смотрел на то, как парень перелазит через парапет, мнется в нерешительности и прыгает. Я покачал головой. Дурак парнишка, не умеет верить на слово. Я одним махом перелетел через парапет и прыгнул вслед за ним. Как-то несколько лет назад я вышел в окно на семнадцатом этаже, прямо лицом в асфальт. Потом встал, проорал что-то позитивное и упёрся на собственную свадьбу. Весёлые были деньки, и сейчас не хуже.       Я замедлил своё падение и подцепил телекинезом падающего долбоеба, превратив наше падение в медленное парение. Прожекторы скрестились на нас, освещая и делая видимым каждое моё движение. Я подхватил горе-самоубийцу за шиворот, медленно и печально приземлился на крышу полицейской машины. — Ты пугал меня специально, чтобы я не прыгнул, — завизжал он, дергая конечностями. — Как ты догадался? — хрипло и угрожающе поинтересовался я. — Паршивый кусок мудилы, — заключил я и угостил хорошим подзатыльником, одновременно отпуская его. Парень полетел со скоростью пущенного бейсбольного меча и впечатался лицом в дверцу стоящей рядом машины скорой. Послышался хруст, и он завыл. Работники скорой кинулись к нему. У парня оказался сломан нос. Небольшая плата за то, что он остался жив.       Скорая увезла придурка, а я остался на полицейской машине, прикидывая, в какую сторону убегать. Меня не радовала мысль объясняться с полицией, отвечая на их ненужные и тупые вопросы, типа кто я и зачем я это делаю. Я уже наметил путь отступления, как на перекресток вылетела еще одна машина, из которой выбрался полицейский и уверенно направился в мою сторону. Я прищурил глаза. Определенно, этот тип был мне знаком. — Привет, приятель, ты меня помнишь? — начал он. Я молча глядел на него. — Ты не дал выстрелить моему пистолету. Затворная рама. — Где ваш нервный напарник? — поинтересовался я. Это был тот коп, которого чуть не убила его же затворная рама. Мужик просиял. — Он сейчас на внутреннем разбирательстве, именно он испортил раму. Я хотел отблагодарить тебя за спасение моей жизни, — я положительно дернул подбородком в ответ. — Понятия не имею, как ты узнал про пистолет, но я тебе жизнью обязан. И я рассказал о произошедшем моим приятелям.       Я чуть нагнул голову, размышляя, как половчее врезать ему по морде, чтобы не схлопотать пулю от его товарищей. Он оказался поганым треплом, и теперь обо мне судачили в курилках и столовых. Как не старайся скрываться, обязательно найдется такой мудак, который всё растреплет. — В последнее время о тебе много слухов ходят по улицам, твое имя связывают с предотвращенными грабежами и изнасилованиями, и о тебе рассказывают подозреваемые на больничной койке перед отправкой за решетку, — он оглянулся на других полицейских, как будто ища поддержки. — Большинство из нас думает, что ты значительно облегчаешь нашу работу.       Я продолжал молчать, ожидая, что он скажет что-нибудь для меня полезное. Молчал и прислушивался к окружению, ожидая новых сирен. Он мог мне просто зубы заговаривать, а сам просто тянул время, чтобы дождаться поддержки. Национальную гвардию, или кого он там ждал в подмогу, чтобы попробовать со мной справиться. Идея была интересной, но было тихо. — Мы можем работать вместе, сообща, — осторожно предложил он. — А если ты работаешь один, то хотя бы мы могли бы друг другу помогать.       Он меня боялся? Он знал, что я не командный игрок, и он знал, что я могу выкинуть пару фокусов, от которых будут долго еще кровь с асфальта стирать. Нью-Йоркская полиция работает вместе с супергероями? Становится всё веселее и веселее. — Я приму это во внимание, — хрипло бросил я и оттолкнулся ногами назад с крыши полицейской машины. Я прыгнул недалеко, но ушел из поля света, в тень, и быстро ушагал в первый же попавшийся переулок.       Несколько дней спустя после горе-самоубийцы меня вынесло на улицу просто погулять. Занятый на двух работах, дневной криминальной и ночной нелегальной, я, можно сказать, совсем не видел белого света. В первый же выходной, когда у меня возникло желание, я просто выперся на улицу, захватил с собой пару шоколадных батончиков, бутылку воды и оказался на улице с совсем неопределённой целью. У меня было, чем заняться, но я предпочел пустое шатание по улицам города. Сев в первый попавшийся автобус, я вышел у берега на Манхеттане в одном из деловых районов города. Я праздно шатался по улицам без цели и плана, всматривался в лица людей и отстранено наблюдал за ними. В будний день, сразу после обеденного перерыва, народу на улицах было много. Этот район был наполнен деловыми людьми в дорогих костюмах и на более дорогих машинах. Небоскребы из стекла и стали подпирали небо, а по улицам, как тараканы, шныряли люди. Это были разные люди, со своими бедами и счастьем, своими проблемами и преимуществами. Они просто жили, не задумываясь совершенно о том, что происходит вокруг них. Каждый был сосредоточен только на себе и на экране своего смартфона. Они не хотели знать и запоминать. Они сидели на своих высокооплачиваемых работах и в своих зонах комфорта, и не хотели оттуда вылезать, и они не хотели, чтобы что-то в их уютной налаженной жизни изменилось, с их ведома или случайно.       Я видел таких людей и раньше, преимущественно взрослых, тех, кто смотрел не дальше собственного носа, я привык к такому в Южном Парке, но, кажется, это проблема большинства людей. Ну, по крайней мере, большинства из них. И дело не только в моих чарах — это было естественное свойство человеческой натуры, быть близорукими эгоистичными сволочами. Даже те, кому было положено быть внимательными. Полиция красовалась на улицах только для виду, так же занятая своими телефонами и маленькими телевизорами в машинах, и забивая эфир вещания разным словесным мусором. Работать эти уроды совсем разучились. Вздумается мне пронестись мимо них белым днем в костюме Мистериона, никто бы и не заметил.       Я бродил по улицам, и чем дальше я уходил в более бедные районы, тем веселее становилось на улицах. Дома стали ниже, а люди — душевнее, а витрины маленьких домашних магазинчиков — ярче. Где-то доносилась ритмичная музыка, где-то стучал баскетбольный мяч об асфальт и о кольцо. Подозрительные личности разного возраста занимались своими разными подозрительными делами, а маленькие дети игрались на улицах и крыли друг друга матом. Дорогой, милый дом. Меня попытались домогаться разные личности, от педофилов и до простых грабителей, и мне пришлось переложить пистолет из кобуры на бедре за пояс брюк и расстегнуть парку. Демонстрация амуниции очень хорошо помогала мне отваживать активных любопытствующих и отвлекать меня от созерцания красоты города, которого я еженочно спасаю.       Я шёл бездумно, наугад, и, как это обычно бывает на Манхэттене, в конце концов, дороги привели меня в Центральный Парк. По случаю хорошей погоды в парке было многолюдно, если не сказать очень. Я бродил по парку, бездумно сворачивая с дорожки на дорожку, немо удивляясь творящемуся вокруг. Занятый на двух работах, чаще всего у меня совершенно не было даже возможности выбраться из дома и посмотреть вокруг себя, посмотреть на тех людей, которых я спасаю. Я бродил по парку и терялся в людях, многих людях, чей покой и безопасность я охраняю по ночам.       Чаще всего мне встречались парочки. Молодые или не очень, мирные или выясняющие отношения, — парк был буквально наполнен возлюбленными. Где-то в отдалении была детская площадка и орали дети. При всем этом жизнелюбии и радости, на этом солнце и продуваемым ветрами уюте огромного парка, я чувствовал бесконечное одиночество и печаль. Казалось, я занимаюсь полезным делом, и настолько плотно, что у меня обычно не остаётся времени на размышления и сожаления, которых и быть не должно. Я должен был бегать ночью по крышам и раздавать пендали всем желающим, а днем сладко отсыпаться. Но было что-то ещё, чьё отсутствие я ощущал сейчас особо остро. Я опустил голову, проходя мимо страстно целующейся парочки на скамейке. Не сожаления, а скорее всего сосущего чувства где-то у меня в кишках. И это был не голод, так ненавистный мною в детстве. Я точно помню, что его не было, когда я встречался с Келли Нельсон или Тэмми Волмер. Дела давно минувших дней, но с теплотой на душе хранил воспоминания, оставшиеся у меня от этих девочек. И даже если найти красивую девушку или женщину на ночь, или две, для меня не представляло проблемы, у меня не было постоянной подружки. Если честно, я был здесь один, и никто из этих всех людей даже не знал о моем существовании и о тяжёлых мыслях, одолевающих меня. Но мне не нужно было, чтобы обо мне знали все, мне нужно, чтобы обо мне помнил только один человек. Только один, с которым я бы мог быть честным и открытым, которого я мог просто так взять за руку и тепло улыбнуться ему. Тот, который заставил перестать меня чувствовать себя таким одиноким среди всех этих людей, влюблённых и счастливых. Я хотел, чтобы хоть кто-нибудь в этом городе знал бы обо мне.       Я шёл по дорожке, и мне захотелось жрать. Я подошёл к ларьку и встал в очередь. Парень передо мной оглянулся и сунул руку в сумочку женщины, стоящей перед ним. Не думая даже, я молниеносно схватил его за запястье и крепко, до боли, сжал. Парень тихонечко заскулил, но чужой кошелёк не выпустил. Мне нужен кто-то, кто знает меня не только как простого парня, в вечной оранжевой куртке, по имени Кенни. Я чуть прокрутил кисть парня, выворачивая его руку. Парень не выдержал, выронил кошелёк и очень быстро растворился в толпе. Кто-то, кто сможет принимать меня таким, какой я есть. Я тронул женщину перед собой за рукав. — Простите, не вы уронили?       Женщина посмотрела на землю, опознала свой кошелёк и стала многословно меня благодарить. Из-за женщины выглянула любопытная детская мордашка. Девочка, младше даже чем Карен. Я просто хотел, чтобы в моей жизни был кто-то, помимо сёстры, кто мог стать родным, и мог бы заботиться и беспокоиться о мне. Жрать мне расхотелось, и я пошёл прочь. Я просто не хотел быть одиноким, одним в этом огромном городе и в этом огромном мире. Должен же быть кто-то, что был таким же одиноким, как я. Тот, с которым я смог бы разделить тяжелый груз мистических тайн, что висели на мне камнями. Такой же, как я, чтобы мы могли вместе по ночам скакать по крышам и вместе надирать задницы плохим парням. А потом мы могли бы съесть по гамбургеру на крыше небоскреба, чтобы под нами и над нами была целая галактика звёзд. Такому человеку, которому я бы мог в красках рассказать про адскую преисподнюю и райские гущи. Романтика, одним словом. Возможно, в этом городе я найду ту единственную, с кем захочу разделить свою жизнь, смерть и поле боя. Я добрел до озёра, уселся на берегу прямо на землю и стал бездумно смотреть на водяную гладь. Разве я вообще много хочу? Только немного счастья для меня самого. Думаю, после всего того дерьма и страданий, через которые я прошёл, и после всех людей кого спас от неизбежной гибели, я заслужил кусочек счастья для себя самого. Я просто хотел не быть одиноким.       Домой я вернулся едва начало темнеть. Меня ждал ночной патруль, а перед этим всё-таки хорошо было бы пожрать и посмотреть топовые новости Нью-Йорка на предмет собственного имени и описания. Пока я шуровал ключами в замке, я машинально отметил в коридоре наличие красивых девушек. Их было трое, они все, как нарочно, были с большой красивой грудью и отменными фигурами. Они явно кого-то ждали. Наблюдая за ними из подтишка, я как будто случайно не справился с ключами и уронил их. Натура у меня такая, не могу просто так я пропустить мимо себя красивую девушку, не проводив её, по крайней мере, взглядом. А тут их целых три. Пока я разбирался с ключами, из соседней квартиры выглянул незнакомый парень. Девушки ему обрадовались и зашли к нему внутрь. — Это новый сосед, — на звук выглянул другой сосед, пожилой мужчина. — Только сегодня переехал. — Надеюсь, он будет тихо себя вести, — предположил я, отпирая дверь. — Сильно сомневаюсь в этом. Парой часов раньше он принес несколько пакетов со спиртным.       Я пожал плечами и зашел в свою комнату. Как другие проводят свободное время, совершенно не моё дело, к тому же, у меня куча других дел.

***

      Для Южного Парка это было еще одно утро, полное холода и снега. Старший Брофловски уже собирался выйти из дома, чтобы пойти в школу, как в дверь позвонили. Преждевременно ожидая неприятностей, он открыл входную дверь. Прямо за порогом стоял Эрик Картман в домашнем свитере, расстегнутой куртке и с милой улыбкой на лице. — Привет, Кайл, — доброжелательно произнёс он.       Кайл закрыл входную дверь. Доброжелательный, улыбающийся Картман был опаснее даже злого и ругающегося Картмана, потому что хорошему Картману определенно что-то нужно было. — Кайл, кто там пришёл? — спросила Шейла. — Одноклассник, — ответил юноша. — Как хорошо, до школы дойдешь в компании, — она вышла в коридор и поцеловала сыночка в макушку, ткнулась губами в шапку. Кайл попрощался с мамочкой и вышел из дома. Картман терпеливо ждал его на крыльце. Рыжий решительно прошёл мимо него. — С твоей стороны это было не вежливо, — заметил Эрик, идя вслед за евреем. — Иди на хрен, Картман, — отрезал Кайл. — Ну что ты, Ка-айл, — противно протянул Эрик. — Мы же друзья. — Я тебе не дам того, что тебе нужно. — А с чего ты решил, что мне нужно что-либо? — Потому что ты вежливый, аккуратно одет и ты дважды за десять минут назвал меня по имени, при этом ни разу не оскорбив. Ты очень сильно что-то от меня хочешь.       Картман догнал его и зашагал в одном ритме с ним, стараясь не отставать от стремительного Кайла, пытающегося идти как можно быстрее. — Хорошо, я признаю, мне кое-что от тебя надо, — признал Эрик, и Кайл возвел глаза к небу в немом «я же говорил». — Но тебе будет выгода от этого предложения.       Кайл засомневался. Слово «выгода» заставило его сомневаться в вечном опасении жирного и расистского придурка из его компании. Дома у него осталась стопка стодолларовых купюр, вырученных за продажу тех штук, что получилось у него из карандашей, которые, на самом деле, оказались только подобием бриллиантов. Часть его натуры была уже заинтересована его предложением. — Чего ты хочешь?       Картман обрадовался. — Вот смотри. Ты помнишь, как я сотворил ведерко с крылышками из КФС? Я перед этим на тебя наорал и обозвал… — Я помню, как именно ты меня тогда назвал, — заметил Кайл. — Так вот, а ты тоже на меня орал, прежде чем, ну… — Снести часть мерзлой земли. Ты думаешь, это связано? — Я уверен в этом, — убедительно произнёс Картман. Многолетняя война с этим рыжим еврейским выкидышем научила его тому, что ему не нужно знать всей информации. — И если наши способности связаны тем или иным способом, то мы должны работать вместе. — То есть, постоянно орать друг на друга? — Ты был бы рад этому, но орать необязательно. Я просто предлагаю нам работать вместе. Как боевая двойка. Один работает вплотную с врагом, другой прикрывает с расстояния. — Звучит интересно. Откуда такая точная информация? — Скажем так, у меня есть подтверждение практически от автора наших способностей. — Кенни, — догадался Кайл. — Именно. Наш пронырливый нищеброд со своей легкой руки наколдовал нам способности, так же, как Маршу с его газонокосилкой, и тот же Марш подтвердил эту информацию. — То есть, выходит, у нас двоих есть способности, и они замкнуты на нас обоих? — недоверчиво уточнил Кайл. — Именно так, — ответил Эрик и деловито полез в портфель. — Я тут прикинул кое-что, с учётом наших контрольных и расписаний, мы могли бы тренироваться использовать наши способности. — А если я не хочу этого? — неожиданно осведомился Брофловски. — Чего не хочешь? — Я понимаю, сверхспособности — это очень круто, но если для них мы вдвоём должны работать вместе, то я пасс.       Они дошли до автобусной остановки. Кайл остановился на месте, демонстративно отвернувшись от жиртреста. — Я вот сейчас не понял. Ты что, не хочешь сверхспособности? — переспросил Эрик. — Если это значит постоянно видеть тебя рядом и терпеть твои оскорбления, то не хочу, — отрезал еврей.       К остановке подошли Стен и Карен. — Вы что, опять поругались? — спросил Стен. — Этот рыжий недоумок не хочет сверхспособности, — плаксиво пожаловался Картман. — Будь я на его месте, я бы тоже не захотел бы с тобой работать, — отозвался Марш. — Какого хера? — взвился Картман. — Спасибо, чел, — Кайл благодарно хлопнул друга по спине. — Кстати, пацаны, хотите новость? — со смешком спросил Стен. — Что ещё? — недовольно буркнул Эрик. — Карен, скажи, что задумала. — Я тоже хочу быть супергероем! — твёрдо заявила девочка. — Нет, нет, нет! — зачастил сразу Картман. — Ты ещё слишком маленькая, чтобы быть супергероем, к тому же ты девчонка! Да к тому же у тебя есть брат, черти бы его драли, который головы нам пооткручивает, если с тобой что-то случится. — Именно потому что у меня такой брат, я и хочу ему помогать! А силы у меня есть, — девочка исчезла со своего места рядом со Стеном, появилась позади Эрика, толкнула его в спину, так, что он в снег упал, и тут же появилась на своём месте.       Отплевываясь от не очень чистого снега, Картман встал на ноги. — Если она будет помогать нам в нашем деле, то думаю, всё получится, — заметил Стен. — Ультракороткие молниеносные удары: противник не успеет увидеть, как она появится, и не успеет атаковать в ответ. — Как у Твика, — добавил Кайл. — Именно.       К остановке подъехал школьный автобус. — Долбанные уроды, — пожаловался в пространство Картман, очищаясь от снега. — Угораздило же связаться с рыжей чувствительной девчонкой, чертовым хиппи и выскочкой из нищебродов. — Не нравится — вали из нашей компании нахрен, — вежливо предложил Кайл, поднимаясь в автобус. — Все только рады будут. — Не дождетесь такого счастья.       Автобус повез их в школу, как и много лет до этого. Но ребята сразу заметили нездоровую атмосферу возбужденности, что царила в автобусе. Даже младшеклассники о чем-то переговаривались, сидя отдельно в своей маленькой компании. Едва клуб супергероев уселся на свои места, к ним подсела взбудораженная Тестабургер. — Вы слышали новости? Закрыли женский волейбольный клуб вместе со всеми остальными спортивными секциями. За исключением футбола и клуба черлидерш. — А я предупреждал, что всё пойдёт к черту, — заявил Картман, мгновенно забывая о своём провале. — После этого в школе спокойно можно вводить военное положение. — Своих девочек я уже предупредила, ходить они будут со своими парнями. Но у нас остались две черлидерши без парней. Палмер и Тернер, вы не поможете, мальчики?       Она пристально посмотрела на Кайла и Эрика. — Срать я хотел на твоих сучек, — огрызнулся Картман, — У меня дела поважнее есть. — Какие, например? — Венди недобро посмотрела на толстяка. — Такие, что не твоего женского ума дело. — Венди, — девушку подергала за рукав Карен, — ты поможешь мне стать супергероем? — О, моя дорогая, — мгновенно переключилась на малышку Венди. — Конечно же, я помогу тебе. Какой костюм ты хочешь? — Карен растерялась. — Костюм для супергероя-девушки это очень важно, как и для любого другого супергероя. Обычно, прежде, чем бить друг другу морды, герои и злодеи толкают геройские и злодейские речи, и в то же время приглядываются, у кого какое оружие и какой конструкции костюмы, чтобы предугадать обычные удары и спецатаки…       Тестабургер всё говорила и говорила: штатного аналитика команды обычно просто так не заткнешь. Картман передразнил девушку за её же спиной, за что заслужил недовольный взгляд от Стена. После достал телефон и запустил супер приложение. Связь и координация команды — это было, конечно, очень хорошо, но нужно было ещё место. Укреплённый и оборудованный штаб, где беспрепятственно могли собираться суперы, где можно было сбежать от мафии, полиции и родителей. Место, которое нельзя было бы просто найти, и не связанное ни с одним членом команды. Дом Маршей отпадал сразу: их пребывание в доме зависело от благосклонности супругов Маршей, а Картман хотел полностью автономный штаб. Школа отпадала тоже, как и конференц-зал аэропорта в Денвере и местный общественный центр. Можно было подумать над пустующим домом МакКормиков и Содосопой, но это было далековато от школы, и Эрик, откровенно говоря, брезговал этим местом. Да и сам нищеброд-старший не очень любил это место, если вспомнить, в каком состоянии он его оставил и с какой прытью покинул его.       Пока он думал, автобус благополучно довез подростков в школу. Школьный автобус для старшеклассников приходил почти перед самыми уроками, выпускникам оставалось только минут пятнадцать, чтобы дойти до классов. Автобусы для средних и младших классов приходили намного раньше. Поэтому, когда автобус команды прибыл в школу, драка была в самом разгаре. Плотная толпа ограждала драку, как ринг, но при появлении Стена и его команды, толпа расступилась.       Дрались два пацана из младшеклассников. Стен и Кайл остановились у края ринга, наблюдая, как жестоко и озлобленно дерутся пацаны. Картман на них вовсе не смотрел, голова у него была занята совсем другим. Карен МакКормик вопросительно посмотрела на старших ребят, ожидая, что они вмешаются, но никто даже не подумал остановить драку. Тогда она сама кинулась вперед, так, как делал ее брат, когда в фиолетовом костюме бросался в гущу драк. Не останавливаясь, она сбила с ног более агрессивного из дерущихся и скользнула ботинками по снегу, притормаживая, и тут же развернулась, готовая нападать или отражать удар. Так, как учил ее брат. — Ну вот, шоу испортила, — скривился Картман. Младшеклассники лежали в снегу в разных углах «ринга» и пытались оттереть кровь с лиц. Стен кинулся к Карен с другой стороны толпы, надеясь перехватить ее раньше, чем до нее дойдет кто-либо из недоброжелателей или учителей. — Вы что, балуетесь тут? — донесся смазанный голос учителя труда. — Нельзя тут баловаться!       Он неуклюже спешил к месту драки, и за ним из школы выскочили еще несколько учителей и директор. Толпа, еще полминуты назад наслаждавшаяся представлением, в мгновение ока рассосалась и растворилась в школьных коридорах. Марш крепко ухватил девочку за руку и кинулся к черному ходу школы. Он был обычно заперт, но у него был свой ключ. — Это было совершенно глупо, — сказал он ей, — Так ввязываться в чужую драку. Они сами выясняют отношения, мало ли что они не поделили. Это не твое дело. Ты можешь попасть под наказание! — Кенни бы вмешался, — уперто пробормотала девочка. — И мы же супергерои. Эта наша работа, предотвращать драки и несправедливость!       Стен тяжело вздохнул. Так-то оно так, только вот Кенни такие драки не разнимает. Насколько он помнил, Кен только капюшон натягивал поглубже и мимо старался быстрее пройти. Но старый друг уже несколько месяцев живет неизвестно где и далеко отсюда. Может, уже и разнимает. Спасает на улицах блондинок от изнасилований и кошек с деревьев снимает. Настоящий, мать его дери, герой. — Ты права, это наша работа. Только вот ты должна двигаться быстро, быстрее, чем тебя смогут заметить и отреагировать, — наставительно заметил он. — Бей, максимально эффективно и больно, и беги, пока тебя не поймали. Понятно?       Карен просияла. — Да! Так намного лучше!       Стен вздохнул еще раз. Такой милый и опасный ребенок. Девчонка была очень сильно похожа на своего брата. Кенни был таким же, в те моменты, конечно, когда не спал на уроках или не пропадал, неизвестно где. Раньше он мог думать, что знает его лучше всех, но теперь он сильно сомневался в этом.       Прозвенел звонок на урок, но суеты в коридорах меньше не стало. Облаченные властью коридорные дежурные из числа старшеклассников даже не пытались наводить порядок, наоборот, прямо за углом двое дежурных выбивали деньги на завтрак из четвероклашки. Еще вчера он бы прошел мимо, но слова мелкой пигалицы о том, что «они герои», заставили его притормозить и окликнуть мерзавцев из параллельного класса. Они оставили в покое мелкоту, которая тут же испарилась в неизвестном направлении, и двинулись на Марша. Тот продемонстрировал выкидной ножик как явную угрозу. Вспомнив, кто такой Марш и где он стоит в школьной иерархии, хулиганы быстро свалили по своим делам.       Школа бодро катилась в хаос и беззаконие. Младшеклассники перебегали из классов в столовую бодрыми муравьями, стараясь ни на кого не поднимать взгляда. Девушки, вплоть до старшеклассниц, ходили либо группами, либо с мальчишками.       Преподаватели на переменах отсиживались в учительской, запирая ее изнутри. Только хулиганы из числа трех последних классов не боялись никого и ничего, атаковали одиночек группой, обстреливая того обидными шуточками и жеванной бумагой. Исключение составляли школьная элита выпускного класса, состоящая из двух противодействующих группировок. Команда Стена и команда Крейга. При необходимости они объединялись, против внешних угроз или школьной администрации, но между собой они мало дружили. Права была МакКормик: здесь непременно нужны были герои. Начинался еще один школьный день, полный опасностей и неприятных сюрпризов.       Прошла уже половина школьных уроков, когда над головой раздалось знакомое хихиканье. Такое знакомое и полное предвкушения от еще не совершенной гадости. Картман решительно не поднимал головы от списка, который он составлял. — Мы давно не виделись, да, Эрик? — поинтересовались сверху. — С тех самых пор, когда мы с тобой вместе способствовали черномазому счастью двух наших чёрных друзей. — Ты мне сейчас не нужен, КупитЭрик, — тихо, сквозь зубы, проговорил Картман. — Хе-тхе, — гоготнул полненький голенький купидончик. — Как ты ошибаешься, моё пухлощекое солнышко. Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься.       Картман решил не обращать внимание на летающий под потолком класса голозадый кусочек его галлюцинаций. Летает и летает, никого не трогает, и даже никто его не видит, кроме Эрика. — Я бескрайне горжусь тобой, мой малыш, — продолжал рассуждать купидончик, — За столь короткое время достичь таких больших вершин. Супергерой с настоящими магическими силами, консильери всего Южного Парка, серый кардинал и первый заместитель грязного мальчишки Кенни. Только подумай о том, чего ты можешь добиться, когда закончишь школу и колледж.       Картман от злости сдавил в руке карандаш. Заткнуть болтливое «второе я» было очень сложно, практически невозможно. Оставалось только слушать. КупитЭрик навернул ещё пару кругов по классу, подлетел к доске, испачкался в меловой пыли, чихнул и вернулся обратно. — Ты способен на многое, мой дорогой, только вот одну вещь ты не учел. Очень непростительно с твоей стороны.       Картман поднял глаза на розовощекое чудо, порхающее по классу. Ученики были заняты, учителя тоже, только вот один Эрик теперь не изображал теперь увлеченность уроком. — Ты не учел своё сердце. Как говорится, ему не прикажешь.       КупитЭрик красноречиво заткнулся, ожидая реакции своего создателя. Жиртрест пару секунд смотрел на него, а потом догадался перевести взгляд ниже. Толстый купидон завис прямо над спокойным и сосредоточенным Кайлом Брофловски. В первую минуту расист даже не нашёл слов, чтобы выразить свои эмоции. — Ты не думал, что будет с тобой, если откажешься от любви своего сердца? Ты можешь стать плохим, по-настоящему плохим человеком. Но ты же не собираешься этого делать, не так ли?       Картман всё ещё пялился на Кайла. Тот сосредоточенно что-то писал. — А не пошёл ли ты… — прошептал одними губами он. — Не будь таким ханжой. Ты только посмотри на этот образец откормленного еврея, — купидон заложил вираж вокруг него. — Здоровый, умный, сообразительный, с разрушительными сверхспособностями, с такой же разрушительной яростью и гневом, богатый, да к тому же хорошенький, — купидончик подлетел к Кайлу и коснулся его белокожей щеки.       Картман торопливо отвел взгляд. — Как ты думаешь, насколько он будет горячим в постели? Судя по тому, как быстро выходит из себя и насколько яростным бывает в гневе, то и в постели он будет очень страстным и горячим любовником.       Картман сжал кулаки так, что хрустнул карандаш, разламываясь пополам. — Ты только представь, как он будет нагой выгибаться под тобой, под твоими руками и губами, как будет кричать под тобой, принимая в себя твой член, как он сорвет свой голос, крича от удовольствия, которое ты ему подаришь… — Иди на хрен, кусок жирного дерьма! — не выдержав, заорал Картман на весь класс.       Все в классе, как по команде, повернули в его сторону головы. КупитЭрик, мерзко тхе-хевнув, растаял в воздухе. Учитель истории осуждающе вздохнул. — Эрик Картман, к директору, — с мстительным удовольствием приказал он. — Эрик, твоё поведение совершенно недопустимо, — заявила директриса Виктория. Картман сидел на стуле перед ней и был вынужден выслушивать её нотации. — Ни с того, ни с сего ты кричишь в классе, да к тому же совсем непристойные слова!       Картман возвел глаза к не отштукатуренному потолку. Эта сука школу совсем запустила, да ещё и смеет тут его ругать, за то что он не сдержался! Пусть ещё будет благодарна, что класс не разнес, а очень хотелось. — Такое говорить в классе неприлично, да ещё и в присутствии девочек! — Да всем насрать, что я там сказал, — не выдержал Эрик. — Школа нахер разваливается у вас под носом, а вы тут о плохих словах печетесь! Нужно было, вот и сказал! — Эрик Картман! — возмутилась директриса. — Да как вы смеете! — Да как вы смеете, — выплюнул в ответ Картман. — Пораспускали факультативы, школьники по коридорам боятся ходить из-за хулиганов, которым себя больше нечем занять! — Какое вам до этого дело! — Мне только одному есть до этого дело. Президент школьного совета сегодня в автобусе пыталась всучить мне под охрану одну из своих черлидерш. Мне одному есть дело, что школа станет не подконтрольной после того, как все факультативы будут закрыты!       Картман слез со стула и подошёл к столу директора. — Вы знали, что вас хотели сместить? — низким тоном заявил он. — По формальному поводу, и поставить во главе школы какое-то политкорректное дерьмо? Не знали, — довольно заметил он, заметив недоумение в глазах женщины. — Пока я учусь здесь, никто своей вшивой политкорректностью и цензурой не посмеет мне рот заткнуть! — взвизгнул он и глубоко задышал, пытаясь успокоиться. — Я фальсифицировал против него обвинение, и теперь он насаждает свою ебучую корректность в ебаной тюрьме. Всё для того, чтобы в школе оставались старые порядки. И вот теперь вы всё мне херите! — Мистер Картман… — Я понимаю, вас мэрия держит за горло, урезая финансирование. Я и мои приятели сделаем всё возможное, чтобы погасить волну беспорядков, но и вы, в свою очередь, должны помочь нам. — Мистер Картман, да как вы смеете шантажировать меня! — Хорошо, тогда расскажите мне, как члену школьного совета, как вы собирались справляться с теми школьными хулиганами, которые сейчас не заняты в школьных факультативах? — директриса Виктория промолчала и отвела взгляд. — Вот именно. Мы договорились? — Чего вы хотите? — устало спросила она.       Жестом фокусника Картман достал заранее заготовленный список и отдал его женщине. — К концу учебного года их дипломы о среднем образовании должны быть в идеальном порядке и сверкать желанием пройти конкурс в приличный колледж, даже если их обладатели и не появлялись на уроках.       Виктория заглянула в список и кивнула. — Сделаю, что смогу. — Нет, вы сделаете то, что надо, иначе можете попрощаться с прежней школой.       Женщина кивнула. Картман растянул губы в фальшивой сладостной улыбочке и вышел из кабинета директора. Первым в списке будущих отличников школы он поставил, конечно же, самого себя. Вторыми по списку шли брат и сестра самой неблагополучной семьи города.       Выйдя из кабинета директора, Картман наткнулся на увлеченного телефоном Кайла. — Что ты тут делаешь, Брофловски? — как можно небрежнее поинтересовался Картман.       Кайл оторвался от телефона и поднял глаза на толстяка. Потом, сообразив, что смотреть на него снизу вверх не совсем удобно, встал рядом с ним. — Что случилось на уроке? — Не твоё дело, — привычно огрызнулся Картман.       Кайл проглотил желание огрызнулся в ответ. Сейчас были вещи поважнее, чем все их прошлые привычные перепалки. Тот, кто был умнее, остановится и не ответит. — А что с наказанием? — продолжал спрашивать Кайл. — Отделался устным порицанием, — буркнул Эрик.       Два парня стояли друг перед другом и молчали, не в силах сказать что-то умное и полезное. — Пойдём уже отсюда, — предложил Эрик.       Двое парней пошли прочь от кабинета директора. Они покинули школу и пришли на детскую площадку. Картман сел на качели, а Брофловски облокотился о столб. — Школа катится в ад, — пробормотал Кайл. — Весь этот паршивый городок катится в ад, и никому до этого нет дела, — ответил Эрик. — Только одному человеку было не всё равно. — Ему и его сестре, — Кайл помолчал, как будто собираясь с духом. — Ты был прав.       Картман едва не свалился с качелей. — А ну повтори, — он зашарил по карманам в поисках мобильного телефона. Такой момент нужно было записать на диктофон. — Ты был прав, Эрик, — Кайл прикрыл глаза, как будто не в силах видеть самодовольство своего врага. — Нам нужно работать вместе, раз у нас такие способности. Позже, когда Кенни вернётся, я серьёзно с ним поговорю, а пока нам надо учиться сосуществовать вместе без попыток друг друга убить.       Картман едва сдержал слащавую, полную скрытого превосходства, улыбку. Теперь с этим можно было работать. Умный еврей, сообразительный и… симпатичный. Прав был КупитЭрик, к этому еврею стоило присмотреться повнимательнее. — Я смогу с тобой работать, только если ты не будешь оскорблять меня, моих родителей и мой народ. По крайней мере, вслух и при мне. Это моё условие. — Почему ты передумал? — Мы из школы выпускаемся, а всё так же ведем себя, как дети, вечно обзываясь и задевая друг друга. Пора, наконец, повзрослеть. — Кайл, — позвал Эрик, — почему ты передумал именно сейчас? — Когда Стен увел Карен, они поговорили, и он пересказал мне этот разговор на уроках. Мы делаем что-то не то. — Неужели? — Только подумай, у нас есть самые настоящие сверхестественные способности, но на самом деле, мы только говорим об этом и ничего не делаем. Тем более сейчас, когда такая обстановка в школе и городе, — Кайл помолчал. — Пора начинать разгонять всех этих долбаных хулиганов и прочих уродов. — Первая твоя здравая идея за долгое время, мой еврейский друг, — усмехнулся Картман. Кайл поднял ладонь, обрывая его. — Хочу сразу же кое-что уточнить. Мы с тобой не друзья, только потому что с детского сада вместе тусовались. Мы даже не приятели, потому что приятели, черт, хотя бы элементарно уважают друг друга. — Это когда я тебя не уважал? — изумился Эрик. — Каждый раз, когда наезжал на меня и на мой народ, — Кайл гневно сверкнул на него глазами. — Поэтому, если ты хочешь работать со мной, ты должен всё это прекратить.       Картман нагнул голову и посмотрел на рыжего чуть с другой стороны. Он всё это время воспринимал его дружеские подначки за наезды? Как интересно. — Я ещё подумал, насчёт нашей базы, — Кайл достал телефон. — Дом Стена, может подходит не совсем удачно. — Ты придумал замену? — жадно поинтересовался Картман.       В ответ рыжий просто показал ему экран мобильного телефона с выведеной на нем картой. Эрик узнал место мгновенно. Этот дом под штаб подходил идеально.

***

      И снова был я, в полном одиночестве на крыше очередного дома. Панорамный ночной вид города с высоты двух десятков этажей настраивал на грустные мысли. Очередной ночной патруль проходил тихо, и я просто скользил по крышам, как тень и страх, преследующий зло в ночи. Скрытый во тьме, я самому себе казался призраком возмездия, обрушивающимся на головы грешников и преступников, чтобы жестоко их покарать и спасти невиновных. В остальное же время я скрывался, скрывал себя и своё лицо. Всё чаще и чаще я выходил в ночь, пряча своё лицо за маской. Больше, по сути своей, мне ничем не хотелось заниматься. Мне даже домой не всегда хотелось возвращаться. По сути, у меня и дома здесь своего не было. Просто место, где я ночую. По большей правде, у меня не было места, куда я мог вернуться. У меня не было человека, к которому я мог бы вернуться. Я мог умереть сегодня, и никто бы об этом ни узнал, никто бы не стал бы обо мне горевать. Это самое дрянное в смерти в одиночку — никто не станет держать за руку и гладить по лицу, когда я на полпути в загробную жизнь. Хуже даже, чем видеть себя размазанным по асфальту или ощущать самую сильную боль. Я был одинок настолько, что было даже физически больно от этого.       Перепрыгивая с крыши на крышу, мне в голову пришла неожиданная мысль. Была бы моя жизнь столь… одинокой, если бы не было бы у меня таких способностей? Проводил бы я столько времени, прячась от самого себя под маской, прячась на ночных крышах от своего одиночества? Стал бы я тем, кто я есть сейчас? Я приземлился на угол крыши и зашагал по парапету. Я сильно сомневался в этом. Моя бы жизнь была бы совсем другой. Я бы до сих пор оставался бы в том маленьком городке, где и родился, и моей самой большой проблемой были бы оценки в школе.       У меня была бы другая жизнь, тихая и спокойная, как и у миллионов других подростков. Не было бы таких приключений, опасных и классных. Я бы не побывал бы в космосе, и не спасал бы президента, не участвовал бы в битвах и не рисковал бы жизнью. У меня могла быть нормальная жизнь и хорошие родители. Они не были бы богачами, как я подозревал, но мы бы и не жили далеко за чертой бедности. Я бы не умирал при каждом херовом несчастном случае, и родители бы не упарывались в хлам в попытке забыть мою смерть, в который раз. Или я бы умер в первый же раз, и родители вспоминали бы обо мне со светлой грустью и рассказывали обо мне сестре. Но и я сам мог быть другим.       Приключения, опасности и регулярные смерти сделали меня лучше, чем я мог бы быть, заставили меня научиться жертвовать собой легко и без особых усилий. Они же заставили меня научиться бороться за свою жизнь, распознавать дуновения подступающей смерти, научили драться за себя и за тех, кто мне дорог, выбивать кулаками и ногами справедливость. Я был бы сейчас другим, без всего этого, безнравственным уродом без малейшего желания что-то делать или менять. Не было бы Мистериона, не было бы справедливости для слабых и спасения для обреченных.       И Южный Парк был бы другим. Я смутно подозревал, что лучше. Хороший и образцовый маленький городок, засыпанный снегом, никогда не знающий ни трагедий, ни разрушений. Мог бы я, живя и взрослея в таком городке, быть счастливым? Мог бы я быть не один? Встречался бы я с Бебе или Ред, и мы бы планировали пожениться после школы, остаться и прожить всю жизнь в одном бы месте. Стандартная семья и образцовая жизнь. Пустые мечты. Я остановился и сумрачно посмотрел вниз. Будь я и мои друзья обычными, смогли бы не случиться вещи, от нас никак не зависящие? Или эта наша чертова карма, встревать в невероятные приключения и опасности, где на месте нас все прочие налажали бы, слились в первой же смертельной опасности? Выжили ли ребята там, где я умирал бы за них? Или были бы они мертвы, погибнув от беспечности и похуизма взрослых? Без меня и моих невероятных способностей? Стоит ли призрачная вероятность моего счастья в «нормальной» реальности их жизней и бесконечного горя их родителей и всего города? Стоит ли вообще задавать такие вопросы; любая жизнь, даже мудака Картмана, стоит любой жертвы. Жизнь слишком ценная штука, чтобы менять её на моё призрачное счастье.       В гарнитуре зашипело. — Всем постам, внимание. 10-70, всем ближайшим постам прибыть на место. Требуется дополнительная скорая и пожарные, — диспетчер назвала адрес.       Место было в Бруклине, совсем недалеко от моего дома, пожар. Горящее здание в этом районе было как горящая спичка, брошенная мимо урны на заводе изготовления бумаги. Бедный район, большая скученность домов, высокие постройки и дерьмовый горючий материал делали этот район новым Чикаго. В смысле, полыхнет район очень быстро и весело. Это всё я думал, пока бежал в сторону моего района. Мой дом находился буквально в нескольких кварталах от горящего. Я остановился на крыше соседнего дома и пару минут вслушивался в полицейские переговоры. В общем, всё было херово. Главный выход был завален, а запасные закрыты изнутри. Пожарные собирались проникнуть в горящее здание, но они собирались уже минут десять. По сути своей, они ничего не делали, а люди продолжали оставаться запертыми в здании.       Когда я собираюсь что-то сделать, я просто беру и делаю. Я уцепился за пожарную лестницу и съехал вниз на пару этажей. Несмотря на суетливость и общую неорганизованные, они меня увидели и снова направили на меня свои прожекторы. Лучше бы делом занялись. Я оттолкнулся от пожарной лестницы и полетел головой вперед, в соседнее горящее знание. Разбив окно, я влетел внутрь и перекувыркнулся, приземляясь и гася скорость от прыжка.       Притормозив ногами, я огляделся. В помещении было сильно задымлено, и мне пришлось поднять воротник плаща, прикрывая нос и рот. Огляделся и прислушался. Пожар разгорелся где-то на средних этажах, а на нижних слышались многочисленные голоса. Я кинулся в эту сторону. На нижних этажах я стал бить кулаком в двери. — Кто живой здесь есть, выходите, — орал я. Из квартир выходили жители, большинство с прикрытыми лицами тряпками и платками. Даже если здесь огня не было, угарный дым распространялся быстро. Людей надо было выводить. — Все, кто хочет жить, идите за мной, — низким голосом приказал я.       Люди действуют гораздо организованнее и быстрее, когда кто-то, знающий, что делать, говорит им, собственно, что делать. Я кинулся к запасному выходу, который оказался не просто закрыт, а ещё и заварен изнутри. Я помянул не очень добрым матерным словом застройщиков, лепящих однотипные дома и закрывающие пожарные выходы по каким-то ебучим причинам. Позади меня начали толпиться люди, которые уже начинали кашлять. Я чуть попрыгал, развернулся в прыжке и тяжело ударил ботинком по заваренным дверям, ударяя не только ногой, но и телекинезом. Первый, второй, третий удар, и только тогда двери вынесло наружу вместе с петлями. В проем заглянули удивленные полицейские, которые начали принимать спасенных жителей дома. Я отошёл с пути, пристально наблюдая за процессом эвакуации. Меня подергали за плащ. Я повернулся в эту сторону, никого не увидел и догадался посмотреть вниз. Меня дергала за плащ маленькая девочка, едва ли пяти лет со светлыми волосами и плюшевым медвежонком в руках. — Мистер герой, — позвала она. — Где твои родители? — строго спросил я, подхватывая её на руки. — Мистер герой, у меня подружка живёт на верхнем этаже. Они не спустились, — пожаловалась она. — Вы их спасете? — Конечно, спасу, — пообещал я, передавая её полицейским, — я же герой.       Наверняка родители её где-то здесь, просто потерялись в суматохе. Полиция найдёт её родителей, а у меня сегодня и здесь была ещё работа. Ещё одна семья, запертая за стеной огня. Я метнулся обратно, в здание, и побежал по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступеней. Через три этажа началась стена огня, пробивающаяся сквозь дверные проемы. Даже не пытаясь притормозить, я пронёсся сквозь огонь. Падали балки и трещали деревянные перекрытия, грозясь рухнуть в любой момент мне на голову, но я упрямо пер вперёд. Мне всё равно было, что лестница подо мной провалится, балка на голову упадёт, или я краем плаща особо удачно за что-нибудь зацеплюсь. Главное, что вполне вероятно там, наверху, семья погибнет без моего вмешательства. Я пер вперёд, и огонь не трогал меня, сражённый моим собственным более сильным сиреневым, охватившим моё собственное тело, и балки падали строго после того, как я пробегал злосчастное место, и плащ скользил ровно между тех мест, где мог зацепиться.       Семья жила ровно над тем этажом, где бушевал пожар. Здесь было действительно тяжело дышать, и воздух был нагрет до невыносимой температуры. Замечательная мысль пришла мне в голову. Я ускорил шаг и вытащил меч из ножен, по ходу подрубая стояки с водой. Вода послушно хлынула из труб, заливая пол, нижний этаж и бушующий огонь. Дышать стало немного легче. Я нашёл семью в одной из квартир на этом этаже. Отец, мать и маленькая девочка, ровесница той, что называла меня мистером внизу. Все трое были без сознания. Я накинул на мужчину покрывало с постели и взял стоящую неподалеку пятилитровую канистру с водой. Окатив половиной содержимого всех троих, я стащил с кровати одеяло и стал заворачивать в него женщину. Закашлялась, приходя в себя, девочка. Она села, во все глаза глядя на меня. — Привет, меня зовут Мистерион, и сейчас я буду вас всех отсюда вытаскивать, — девочка кивнула. Она не испугалась, у неё были крепкие нервы. — Но ты должна будешь мне помочь. — Как помочь? — спросила она тоненьким голоском. — Я сейчас посажу тебя на свою спину, а ты должна будешь очень крепко за меня держаться, руками и ногами. Ты сможешь?       Девочка кивнула. Я взял её за подмышки и посадил её на свою спину. Она тут же крепко вцепилась в мой плащ. Сколько раз я так переносил на себе Карен, я и вспомнить не могу. Эта малышка весила гораздо меньше. Убедившись, что она держится, я подхватил на руки завернутую в одеяло женщину и выскочил в окно, предварительно разбив стекло телекинезом. У самой стены горящего дома нас опасно лизнуло пламя, и я порадовался, что в своё время разорился на плотную ткань для формы. Пламя лизнуло всего секунду, после чего я с грузом долетел до соседнего дома и притормозил ногами о чей-то подоконник. Девочка на моей спине заорала особенно громко. Мне она не мешала, зато своим ором она привлекала внимание всех, кто был внизу. Оттолкнувшись от подоконника, я прыгнул на крышу пожарной машины, удачно стоявшей в этом переулке, а с нее уже на землю. Ко мне уже спешили работники скорой с каталками. Даже приземлившись, девочка продолжала орать. Положив женщину на каталку и освободив руки, я запустил руки за собственную спину и начал щекотать ребёнка. Старый проверенный способ сработал — она перестала орать и цепкие ручонки отпустили воротник плаща. Я подхватил её и передал работнику скорой.       В доме оставался ещё мужчина. Не тратя время на разговоры, я стал подниматься тем же путём, что и спустился. Рывок с поддержкой телекинезом на крышу пожарной машины, дальше прыжок по пожарной лестнице на несколько этажей наверх, и ещё один рывок с ювелирной точностью в то же окно. Мужчина лежал в том же месте, где я его и оставил, живой ещё, хотя смерть уже подбиралась к нему со своими ледяными пальцами. Я вылил на него остатки воды, вскинул в сторону приближающейся смерти средний палец и снова вышел в окно. Я хотел пройтись тем же маршрутом, но тушка мужчины весила как минимум вдвое больше меня, она сбивала центр тяжести и здорово закрывала мне обзор. Ботинками я на подоконник не попал, скользнув подошвами по стене и начал сильно заваливаться назад. Я бы здорово приложился спиной о крышу пожарной машины, если бы вовремя не взмахнул бы рукой, совершенно машинально выпуская из руки невидимую плеть телекинеза и цепляясь ей за парапет крыши горящего здания. Направление падения при этом совершенно закономерно изменилось и я приземлился на крышу «скорой», которой ещё минуту назад здесь не было. Погасив таким образом инерцию от падения, я всё ещё с мужиком на плече тяжело спрыгнул на землю. Мне тут же услужливо подкатили носилки. Мужик был всё ещё без сознания, когда я его весьма бесцеремонно сбросил на носилки.       Не успел я как следует очухаться от ада земного, за моей спиной затарахтел красивый женский голос. Я обернулся и мне в лицо ударил свет от камеры. Симпатичная женщина что-то у меня спрашивала и с удивительной настойчивостью совала мне под нос продолговатый микрофон, напомнивший мне фалоимитатор. В первое мгновение я даже опешил, решая какими словами и куда именно её отправить, чтобы подольше она возвращалась. Картман на моём бы месте мог бы говорить долго, красиво, и с нескрываемым удовольствием. Но я не Картман и светиться на телевидении не имел ни малейшего желания. Поэтому я быстро, технично и молча выставил между собой и микрофоном средний палец, обозначая все свои комментарии в едином однозначном жесте.       Телеведущая осеклась и отпрянула, а я, пользуясь её замешательством, метнулся от неё за машину «скорой», во тьму и ночь, запахиваясь по самые глаза в плащ. Она с задержкой в десяток секунд поспешила за мной, с охотой за сенсацию, но я слился с темнотой и стеной дома, и она не смогла меня заметить с расстояния в пару шагов. Разочаровавшись, она ушла, а я кинулся прочь от горящего дома, в противоположную моему дому сторону, чтобы сбить со следа теоретических преследователей.       Только отбежав на несколько кварталов, я позволил себе остановиться и поглядеть себя на предмет ожогов. Как не удивительно, тушка моя оказалась цела, как и костюм. Только от него гарью воняло премерзко. Поморщившись, я шагнул вперёд на один шаг и на несколько километров на крышу своего дома и привычным движением скользнул в оставленное открытое окно. Сняв костюм Мистериона, я засунул его в стиральную машину и пошёл мыться сам, потому что подкоптился я довольно основательно. Только в душе я понял, насколько я устал. Выбивание дверей и таскание людей с верхнего этажа надо приравнять к тяжёлым и очень выматывающим видам спорта. Едва закончив мыться, я натянул трусы и упал в постель, лицом в подушку, мгновенно уснув.       Казалось я проспал всего несколько секунд, как меня разбудили тяжелые басы музыки за стенкой. Я попытался спрятаться под подушкой, но помогло мало. Музыка играла громко и прямо за стеной, а по ощущениям магнитофон стоял прямо возле моей головы. Я всё ещё был уставшим от прыжков из горящих зданий, поэтому просто несколько раз ударил кулаком в стенку, непрозрачно намекая, что там совсем оборзели. В ответ меня некультурно послали. Пришлось поднять своё тело, накинуть парку прямо на голое тело и выйти в коридор. Только там я вспомнил, что ходить с пустыми руками в гости неприлично, и подобрал валяющийся у стены кусок трубы. Так намного лучше. Дверь в нужную квартиру была даже приоткрыта. Я вошёл и застал самый разгар вечеринки для одного. Гремела музыка, на полу валялось сколько пустых бутылок, одна из девиц, которых я чуть раньше видел в коридоре, уже успела лишиться нижнего белья и сверкала прекрасной фигурой. Я бы поиграл бы с ней, не будь я таким уставшим. Навстречу мне вышел хозяин квартиры, судя по заплетающейся походке и мутным глазам — уже хорошенький. — Музыку убрал, мудила, — вежливо попросил я. — Я очень сильно хочу спать. — Какой спать, — он сверился с часами, — во втором часу ночи. Давай веселиться, приятель.       Я кивнул, соглашаясь с его доводами, и шагнул в комнату в поисках музыкального центра. Парень последовал за мной. Найдя источник музыки, я в один удар снес его трубой со стола. Наступила блаженная тишина. Парень тупо вылупился на то место, где стоял музыкальный центр, а девицы испуганно замерли. — Валите по домам, быстро, — предложил я, покачивая в руке кусок трубы. Поняв верно с первого раза, девицы подхватили свои шмотки и через минуту их здесь не было. — Эй, ты чего творишь, урод, — запоздало возмутился парень. — Это мой музыкальный центр! И мои бабы! — Я спал, когда меня разбудила твоя музыка, — сумрачно объяснил я, лёгким движением трубы в руке сметая со стола все бутылки и кружки. Он кинулся ко мне, но я легко отбил его нелепый удар и кинул на диван. Он замер от страха, как таракан под тапком. — У меня ненормированный рабочий день, и я могу лечь спать и ночью, и с рассветом, а могу и днём отдохнуть. Мне совсем не надо, чтобы моему отдыху мешали твои гулянки. Тебе ясно?       Он закивал, стремительно трезвея от страха, но я всё равно замахнулся отрезком трубы в сторону его головы. Он завизжал, как сучка, а я в последний момент отвел руки и обрушил обрез на спинку дивана, проламывая его до середины. С лёгкостью выдернув из щепок трубу, я выпрямился. — Тебе всё понятно?       Он снова закивал. Я вспомнил того придурка, что сиганул с крыши, вспомнил свои мучительные размышления. — И перестань просирать свою жизнь. Устройся работать или учиться, — поморщившись, кинул я. — Смотреть противно.       Я оглядел стойку бутылок с алкоголем на тумбочке, выбрал сладкий мартини поприличнее и в пару ударов разнес алкогольный рай отрезком трубы. Парень заскулил, как будто я бил по его по яйцам. — Если мне придётся возвращаться, то я не промахнусь.       Удостоверившись, что он внял угрозе, я отправился обратно в свою комнату — досыпать. Кинув мартини и отрезок трубы на стол, я устроился в постели и снова заснул. В доме было тихо, как на кладбище. Больше меня никто не беспокоил.