***
В данный момент ему было глубоко посрать на все его прошлые школьные трудности. В данный момент он был почти взрослым и лежал в своей постели, в своей комнате, поджав к груди свои длинные ноги. Где-то рядом с ним носился Твик, неспособный сейчас усидеть на месте. Слышались звуки падающих вещей, которые задевал Твик по пути или не вписавшись в поворот, где-то испуганно визжал Страйпи. Такер этого видеть не мог, потому что глаза у него были плотно закрыты, он мог только догадываться по звукам. — Твик, уймись, — пробормотал Крейг. Шаги не затихли. — Я не могу, это такой стресс! — тонко взвизгнул Твик, и снова что-то упало. — Что делать-то, кто знает? Никто не знает! Даже интернет не знает! — Успокойся, ты пугаешь Страйпи. Твик тут же плюхнулся на кровать рядом с ним. Страйпи — это серьезно. Твик любил маленькую морскую свинку почти так же сильно, как и ее хозяин, и дорожил его душевным состоянием. Такер на ощупь нашел его дрожащие руки и сжал их в своих. Неизвестно, кто из них нуждался в поддержке больше, он сам, с совершенно неожиданно возникшими проблемами, или его парень-невротик, который в беспокойстве за него трепал свои и так расшатанные нервы. — Дерьмо случается, — глухо произнес Крейг, пытаясь его приободрить. — Нет! Дерьмо — это пролить кофе на рубашку или получить двойку на контрольной! — импульсивно возразил Твик. — А это — ужас! Конец света! — Ладно, давай тогда поступим так: я глаза открывать сегодня уже не буду, а ты ложись ко мне спиной, так, чтобы я подбородком касался твоей макушки. Если что-то пойдет не так, и мои глаза откроются, ты не пострадаешь. Твик некоторое время думал. Даже с закрытыми глазами Такер чувствовал, как его колотит. — Ладно, — озвучил он наконец. Он задвигался, зашуршала одежда, и Крейг почувствовал, как ему в объятья устраивается его парень. Его мягкие волосы касались его подбородка, а тепло его тела действовало умиротворяюще. Твик всегда был теплым, как печка, и очень быстрым. — Всё будет хорошо, — без особой уверенности произнёс Крейг. Твик только фыркнул, явно не поверив ему. Такер его не винил: он бы сам себе не поверил. Да и не думал он никогда, что такое может с ним случиться. Дерьмо случается, да, но это было гораздо серьезнее. Они лежали рядом, спина к груди, как лежали друг с другом уже множество раз и так вместе засыпали. Это было хорошо, это было спокойно, понятно и привычно, как далекие звезды, или как синий полумрак его комнаты. Такер чувствовал, как опасное и горячее, что поднималось в его груди и заставляло теплеть глаза, успокаивается, постепенно и размеренно, как море после шторма. Он не рисковал, он держал глаза закрытыми, и так можно было существовать.***
Всегда, сколько он себя помнил, Такер увлекался космосом и наблюдением за звездами. Было что-то очаровательное и завораживающее в бесконечной спокойной синеве высокого неба и крохотных далеких маленьких звездочках. Ему нравилось оставаться наедине с этим небом и этими звездами, смотреть в далекие глубины и просто мечтать оказаться ближе к этим звездам. Он мог всю ночь напролет любоваться ими и тратить всё свое свободное время на изучение всего, что связанно с космосом. Ему нравилось читать про людей, которые побывали в космосе, нравились истории и легенды про разные созвездия. Когда он был маленьким, пределом его мечтаний было то, что он сам станет частью этих историй, откроет новое созвездие. Он хотел быть одним из героев его любимых фантастических рассказов про глубокий космос. Один, в бескрайнем космосе, в корабле, несущийся вдаль, и лишь далекие звезды перемигивались с ним. Совершенно один, и никто его бы не беспокоил, не ругался с ним и не заставлял идти в шумную школу. Или как он прыгает в скафандре по Луне или необитаемой планете. Астронавт Такер, прием, п-шшш. Тогда он думал, что это предел его мечтаний. Его не пугало одиночество, его не страшило огромное пространство, которое, теоретически, его ждало в космосе. И даже смерть, которая могла подстеречь его в вакууме, не могла отвратить его от планов слетать в космос. Он относился к этому всему несколько философски. Можно даже сказать, что он был скучным и занудным. Но Такер считал это за благо и не собирался что-либо менять. Он не любил людей, в большинстве своем только потому, что они приносили с собой шум и суету, они заставляли что-то делать и куда-то идти, где обязательно что-то случится. Ему было просто неинтересно, и он даже не думал это скрывать. К тому же, к его глухому недовольству, он жил в Южном Парке, маленьком горном городке, где постоянно что-то случалось, чаще всего — нехорошее и угрожающее жизни. Такеру это не нравилось, он не мог повлиять на события в городе, зато он мог просто в них не участвовать, отсидеться дома, в то время как по улицам прокатывались волнения и вспышки насилия. Городок рушился и отстраивался, умирали люди и приезжали новые, а Крейг просто отсиживался дома. Это были простые правила безопасности для выживания в этом месте, наподобие таких, как мытье рук или внимательность на проезжей части. Если оставаться в стороне, никуда не лезть и не ходить туда, куда не стоит, то можно остаться в безопасности и сохранить свою жизнь и спокойствие. Он думал, что если стараться избегать очевидных неприятностей, то можно так нормально прожить всю свою жизнь. Но ему, как и любому другому маленькому мальчику, нужно было ходить в школу и участвовать в общественной жизни. Это были одни из тех вещей, которые он избегать не мог. В школе, помимо него, были другие ребята, так непохожие на него и такие суетливые. Они носились, разбивали колени, попадали в неприятности или к директору, они цеплялись к самому Такеру, заставляя его участвовать в этих бурных событиях. Ответ у него был на все случаи один, за что его частенько отправляли к школьному психологу. Но нудные лекции Макки, по крайней мере, были лучше этой неприятной суеты. Кабинет психолога он знал лучше своей комнаты, и удовольствие его однообразные нудные нотации никак не доставляли. Но это была стабильность, безопасное пространство, и он совершенно не возражал. Его считали говнюком, про него говорили, что он скучный и необщительный, и что это плохо. Но Крейг с общим мнением не считался, он хотел, чтобы ему было скучно, в этой скуке он видел некую стабильность и безопасность. Он не лез, куда не надо было, держался в стороне от странных вещей и людей, в большинстве случаев молчал и только отгораживался ото всех своим средним пальцем. Это работало, в большинстве своих случаев. Школа, как узкоспециализированное закрытое сообщество, имела свою иерархию, строгую и жесткую, как отбивная из школьной столовой. Градация по степени крутости строилась исключительно на собственных способностях каждого ученика и действовала по строгим первобытным законам — кто сильнее, тот и прав. Старшеклассники, как более сильные и матерые особи, были главнее и запросто могли отжать деньги или понравившиеся вещи у тех, кто слабее. Младшеклассники были, соответственно, слабее, и они могли либо смириться с этим, либо можно было побороться за свое место под солнцем и в школьной столовой, и делалось это либо словесной перепалкой, либо банальной дракой. Столкновения происходили едва ли не ежедневно, и школа постоянно бурлила, и эта жизнь была богатой на события и столкновения. Такер не хотел становиться частью этой системы, но так нельзя было, он должен был обязательно занимать какое-либо место. Если он этого делать не будет, он станет аутсайдером и попадет на самое дно социальной лестницы. Он смотрел на Баттерса и Петуски, над которыми не издевался только ленивый, и не хотел так. Крейг был слишком неусидчив для отличника, чтобы попасть в интеллектуальную элиту, которая стояла особняком, и которую по большей части не трогали. Ему только оставалось добывать себе авторитет уважением и кулаками. У него не было особо близких друзей, чтобы они могли все вместе навалять противникам, поэтому ему пришлось учиться давать отпор самостоятельно. Его привычка, посылать всех средним пальцем при каждом подходящем случае, как нельзя удачно вписалась сюда. Обычные люди, те, кто пытались его задирать, отступали, а если были слишком круты для его пальца, Крейг несколькими ударами и тычками утверждал свой авторитет. Такая стратегия сработала, и он обрел статус отпетого хулигана и хмурого одиночки, который ничего не боится и может при надобности за себя постоять. И не то чтобы Такер вообще кого-либо боялся — это было для него слишком сложно. Добившись, чтобы его особо не трогали в школе, он, по большей части, забил на школьную иерархию. У него было много других дел, куда более интересных. По большей части, в школе он только просиживал часы, усваивая предметы только поверхностно, только чтобы хватило на проходной балл. В большинстве случаев, в школе он просто читал про космос или бездумно наблюдал за одноклассниками, воспринимая всё как большое развлекательное шоу. Быть тихим и незаметным давало много преимуществ, которыми Крейг никогда не пользовался. Например, можно посмотреть на людей и ситуацию со стороны, не руководствуясь эмоциями. В его классе было полно странных ребят. Клайд оказался плаксой, при каждом удобном поводе шмыгающий носом. Брофловски при малейшей несправедливости поднимал крик, даже если в последствии у него потом случались проблемы. МакКормик так вообще не любил показывать своего лица и регулярно куда-то пропадал. Вроде бы с его семьёй это было нормально, но Такеру это всё равно не нравилось. Как будто здесь определённо что-то не так. Стен Марш и его приятели занимали довольно высокую ступень, и только потому, что они часто попадали в разные странные ситуации, которые вызывали проблемы даже у взрослых, и выходили из них целыми. Ситуации, определения которых граничило с понятиями «чертовщина» и «крупные неприятности», и окружающими это воспринималось как должное. Взять хотя бы нашествие зомби, непонятно с чего всё время орущих «коньюктивит», случившегося на Хеллоуин и совершенно непонятно как прекратившегося на следующее утро. Про этот случай ходило потом ещё много слухов. Такер слышал, как про это говорили, и не хотел верить. Как может быть в этом замешан русский космический спутник, Кенни МакКормик и английский соус, он не мог соотнести. В конце концов, он решил, что Картман просто придуривается, чтобы привлечь к себе больше внимания. Это было как раз в его стиле. И он ненавидел это. Не понимал и ненавидел. Честно говоря, в его классе было полно странных ребят. Таких долбанутых или буйных девочек и мальчиков лично в его классе было большинство, но были и отдельные, относительно нормальные личности. Токен, например, когда у него не перемыкало насчет родительских денег, или Твик, пока к нему не обратишься. Тогда парень начинал пищать и дергаться. Но если Такер пил бы так же много кофе, как и Твик, он тоже бы начал дергаться. Стараясь соблюдать собственные правила, Такер наивно полагал, что у него будет всё хорошо и спокойно, и до окончания школы с ним ничего не случится страшнее переводных экзаменов, но он ошибался. В тринадцать, в этом чудном возрасте, когда злые дети начинают становиться не менее злыми подростками, Такер, сам того не желая, сколотил собственную банду. В городе в те времена творился самый настоящий треш и угар, и Крейг был едва ли не единственным, кто противостоял всему этому. Едва ли не единственный, кто открыто мог послать на хер Картмана и после этого остаться в живых и со здравым рассудком. Его странности при этом казались меньшим злом по сравнению с толстяком. Город к этому времени был уже несколько раз разрушен, то взбесившимися проклятыми животными, то ненастоящими призраками-пиратами, то Картман опять что-то придумает, и приходится сидеть в собственной самодельной церкви и смотреть его представления. С ним стал ходить Токен, прибился Клайд, а Твика он притащил сам. После памятной драки с ним он стал выделять белобрысого невротика из всей толпы, хотя бы потому, что у него были яйца, и что он, несмотря на всю его кажущуюся хрупкость и безобидность, при надобности мог знатно врезать обидчику. Шли годы, детки становились старше, и приключения становились всё опаснее. Такер слышал про приключения Стена и его команды и старался особо не искать в них логики и смысла, чтобы сохранить собственный рассудок в порядке. Например, он однажды задумался над тем, как могли люди, взрослые люди, поверить в нарисованную на кулаке Картмана рожу, дать этой роже работу, и всё опять сошлось к тому, что Южный Парк был снова разрушен. Такер несколько часов просидел в ступоре, пытаясь понять. Когда настал следующий Армагеддон, кажется, тогда весь город ополчился против краснокожих, он уже не пытался понять, он только пытался выжить. В некоторых происшествиях, свалившихся на него, он не мог не участвовать, потому что они охватывали всю школу и весь город буквально. Например, то время, когда была популярна тема про педиков, и нужно было красиво одеваться, прихорашиваться, мазать волосы гелем и говорить манерными голосами всякую ерунду. Или когда у Стена с приятелями появилось самое настоящее японское холодное оружие. Они корчили из себя таких крутых таинственных ниндзя, что им нужно было дать отпор. Эта история оставила на глазу у Баттерса, тогда тоже с ними игравшего, выбитый глаз и шрам поперек него, след от пущенного меткой рукой МакКормика сюрикена. Такер потом долго таращился на этот его шрам и думал, каким же говнюком должен чувствовать себя МакКормик, и откуда у небогатых родителей Стотча деньги на такой натуральный протез глаза. Но это была, в самом деле, не его чертова проблема. Такер пытался держаться от команды Стена и ненужной суеты так далеко, как только мог и насколько позволяли приличия. Только один раз он позволит Картману себя уговорить, позабыв о том, что он чертовски хорошо умеет заставлять других делать то, что ему надо. А надо было ему в тот раз чертовы сто баксов, которые ему подарила бабушка. Вне его понимания было, как Картман вообще узнал про эти деньги, и отдал он их, просто чтобы тот отвязался. Но отвязаться не получилось. Его просто потащили за собой, и вот Крейг обнаружил себя помимо своей воли в компании ребят, от которых всегда старался держаться подальше, а потом оказался вообще арестованным. Тогда он не смог сдержаться и открыл свой рот. Он припомнил им всё: и постоянно разрушаемый город, и вечные неприятности, в которые они влезают, и даже про космос вспомнил. Но Картман отреагировал вяло, остальные и вовсе промолчали, даже странный МакКормик. Так он и очутился в Перу, где, как оказалось, его появление в полуразрушенном храме предсказывали даже древние майя. Но Такер не повелся. Он сделал так, как делал всегда, когда попадал в странные и опасные ситуации — просто отошел в сторону. Он ничего не делал и не хотел делать, но судьба нагнала его и дала по темечку. Старинное пророчество майя про повелителя морских свинок сбылось, как того Такер не хотел. Он до сих пор отчетливо помнил то ощущение, как та сила застигла его врасплох, прокатилась по телу и одной едва ощутимой теплой волной поставила точку в этом опасном приключении. Предводитель гигантских морских свинок был повержен, все остальные гигантские морские свинки были изгнаны и перестали разрушать города, а он вернулся домой. Тогда, глядя на себя в зеркало в ванной, он понял одну важную вещь. Есть такая сука-судьба, и как бы не старайся ее избежать, она всё равно тебя догонит. Есть вещи, которых не избежать, как бы не старайся, и с ними стоит просто смириться. В своем отражении в зеркале, в своих темных глазах он видел, как светится темно-синее кольцо света вокруг зрачка. То, что случилось с ним в Перу, осталось с ним навсегда, и теперь ему нужно было научиться жить с той силой, что осталась с ним. Он бы выбрал, чтобы у него не было ее, но теперь он сделать ничего не мог. Глаза еще некоторое время чесались и слезились, и внутри него несколько раз поднимался жар, а еще сила, такая же, как была в Перу, но Такер научился успокаиваться. Он раз за разом представлял себя в одиночестве, посередине глубокого синего космоса, и твердо внушал себе, если он не справится с синими лучами из своих глаз, то никто не пострадает. Зато теперь он мог еще с большей уверенностью в своих силах захлопнуть дверь перед носом обнаглевшего сверх меры Картманом. Зато теперь его собственная, маленькая и ручная морская свинка по кличке Страйпи стал гораздо покладистее и послушнее. И — каким-то сверхъестественным невъебенным способом — он теперь всегда знал, куда он сбежал и куда прячется. Теперь он знал, у кого из ребят из школы были морские свинки и что Баттерс шьет своим хомякам маленькие плащи и шапочки из фольги. После случая с Перу за ним некоторое время ходил МакКормик. Такер в упор не понимал, зачем, да и сам бедняк не заговаривал с ним. Просто на переменах иногда находил его в сортире, или они вместе курили на заднем дворе школы. Такер не хотел говорить с ним, да и не знал, на какие темы, и вообще, они были противниками и из разных банд. МакКормик вообще был дохрена странным. По крайней мере, тем, что не навязывался. У него была другая одежда, его мерзкая оранжевая парка, местами потрёпанная и рваная. Он заботился и защищал свою сестру, которая тоже не была похожа на Триш, хотя девочки были почти одного возраста. У него были другие привычки, и вообще он был как будто из другой жизни. Когда до Такера дошло, что события в Перу, новая сила и его навязчивость связаны между собой, МакКормик снова исчез. Как будто с ним что-то случилось, что-то плохое, но парень не заметил. Отвязался — ну и ладно. Не очень-то и хотелось выспрашивать у него про это дерьмо с его глазами, тем более что сам МакКормик может понимать в огромных непонятных сверхъестественных силах. Тем временем популярность набирала тема про супергероев. Такер долго размышлял, стоит ли вообще в это влезать, и не переждать ли очередный городской катаклизм в стороне. Тем более с самого начала это была идея Картмана, что уже сулило неприятности. Но было что-то неправильное в том, как всё это Эрик говорил и как уговаривал школьников участвовать в их игре. Это всё было как-то похоже на то, что случилось в Перу: Такер не имел понятия, и логически он не мог выяснить, как, но это было связано. В тот раз он отказался, однако Токен и Клайд согласились. И он оказался прав: снова закрутилось что-то невообразимое. Крейг смотрел по телевизору, как Новый Орлеан и Сан-Франциско были разрушены, и тихо радовался, что остался дома. Южный Парк тоже пострадал, но меньше. Школа была закрыта из-за этих происшествий на несколько дней, но слухам это не помешало распространяться. Картман вроде бы вызвал этого самого Ктулху, что уничтожил города, и МакКормик вроде бы противостоял ему, и даже вышел против Темного Властителя один на один. Такер прислушивался к слухам, и даже пытался расспросить приятелей из своей банды, но они отказывались что-то рассказывать, они оба имели странные выражения лиц, как будто видели некоторое дерьмо. Крейг вспомнил, что ему как бы всё равно, и отстал от них. Но всё равно осадочек-то остался. Такер видел, как орудовали супергерои, что в телевизоре, то на улицах, и он смог заметить разницу, насколько лучше по сравнению со всеми орудовал Мистерион-МакКормик. Другим ребятам мешали их собственные ноги и костюмы, и Крейг ждал, что Мистерион вот-вот запутается в собственном плаще или пропустит удар сбоку из-за капюшона, но этого так и не случилось. Более того, он двигался так, как будто одевал этот свой костюм не раз и не десять, и физическая подготовка у него была на порядок лучше, чем у всех остальных. Такер видел, как тот, походя, забацал сальтуху и влез в окно полицейского управления на третий этаж. Полный мрачных предчувствий, Такер тогда еще вышел на улицу и попробовал повторить его фокусы. Смерив взглядом гладкую стену дома, он сразу отказался от мысли влезть в собственную комнату на втором этаже и только попробовал сделать сальто. Он подпрыгнул, подтянул к себе колени… и упал на землю, больно ударившись задницей. Кое-как поднявшись и нянча свою жопу, Крейг отправился в свою комнату. С МакКормиком было действительно что-то не так, и он мог оказаться даже опаснее Картмана. Где он мог научиться таким приемам и набрать неплохую физическую форму, где он мог научиться тактическому и стратегическому планированию, куда он всегда, в конце концов, пропадал? Таким образом, МакКормик мог даже оказаться не тем, за кого себя выдает — от человека с самыми настоящими суперспособностями до внебрачного сынка самого Сатаны, регулярно навещающего своего папашу в Аду. Такер снова ничего не стал делать, только теперь он воспринимал МакКормика серьезно, и даже опасался его побольше Картмана. Школьные годы тем временем перевалили за середину и начали стремительно приближаться к своему логическому заключению.***
Такер снова был с закрытыми глазами, и снова Твик носился рядом, в порыве чувств снося мебель. Одно только различие было в том, что Такер теперь сидел на краю своей постели. — Как это вообще возможно, — взвизгнул Твик, но вопрос был чисто риторическим. — С этим надо что-то делать! — Может, само пройдёт, — предположил Крейг. — Как лихорадка на губе или простуда. — «Это» само не пройдёт, ты о чем только говоришь! Где такое видано, чтобы смертоносные синие лучи из глаз проходили сами собой, как простуда! Твик налетел на стол и сшиб с него учебники. — Нужно что-то делать, Крейг! — порывисто воскликнул он. — Вот те парни, Стен, Эрик и прочие… — Нет, — глухо проговорил Такер. — Ну должны же быть у кого-то ответы! И к тому же, мы оба видели, на что способен Марш. Как он научился это контролировать? Как он не позволяет своим способностям навредить семье? Такер молчал только, продолжая держать глаза закрытыми. Он уже не был ни в чем не уверен. — Если они знают, что ты умеешь, то смогут помочь… — Такер только насмешливо фыркнул. — Ладно, ладно, кто, кроме МакКормика, знает? — Я думаю… никто. — Нам нужно просто понаблюдать, что они делают, и попробовать повторить их методики, — предложил компромисс Твик. Он и не предполагал, какую власть имеет над Крейгом, даже сам Такер не осознавал эти границы. И он уже знал, что согласится. Это в первую очередь было для его безопасности. Он ничего не сказал, только скупо кивнул. Скрипнула кровать, прогибаясь, и Твик обнял его со спины, положив голову на его плечо. Крейг положил свои руки поверх его. Так было намного лучше.***
Несколько лет Такер благополучно не вспоминал про свои глаза. Неприятности так же продолжали сыпаться на Южный Парк; они решались, благополучно или не очень, и всё сложнее становилось держаться подальше от опасностей. После супергеройской франшизы, Баттерса стали всё чаще видеть в компании Стена и его друзей. Неожиданно один из самых отсоснейших аутсайдеров школы обнаружился опасным психопатом, который мог блестяще выбраться из опаснейших ситуаций. Такер подох бы на месте от ужаса, если бы его родители заподозрили у него раздвоение личности, как случилось такое с Баттерсом, а тот остался в порядке, и даже уделал своего психолога. Такое было очень крутым, а потом, почти сразу же, во время игры в американцев и мексиканцев Баттерс каким-то необъяснимым образом стал духовным лидером всех мексиканцев. В то же время его всё так же, как и до этого, продолжали чморить в школе, и это все считали нормальным. От Баттерса он тоже теперь старался держаться подальше. Год перед выпускным учебным годом ознаменовался сразу несколькими общегородскими событиями. Под день Благодарения была большая распродажа консолей под игры, и все дети Южного Парка, от дошкольников до двадцатилеток, приняли участие в этой войне консолей, одновременно разыгрывая войны магии и меча. Открутиться от участия не было никакой возможности, и Такер играл за вора, неприметного и тихого персонажа. Такая неприметная роль в основном составе позволяла ему и не выбиваться из лавины нахлынувших событий и одновременно не попадать в самое пекло. Выбор ролей других школьников никого не удивил, хотя МакКормик умудрился и тут выпендриться, обрядившись принцессой. В такой период, когда мальчишки только начинают заглядывать под юбки девочкам и догадываться, зачем им нужны сиськи, взять да напялить парик с юбкой. Он ничего не боялся. Даже Картман, Король-Колдун, который никогда за словом в карман не лез и был самым известным сексистом и нетолерантным мудаком, тот и только ограничился коротким «период у него такой». Сам Крейг мог сказать про такой маскарад пару неласковых слов, что-то про пидорасов и про то, насколько далеко мог пойти МакКормик, чтобы стать девочкой, но не стал. Он видел, как точно стреляет Принцесса и насколько хорошо орудует мечом. Война консолей закончилась победой американской платформы, но МакКормика это ничуть не смутило. Он так и не вышел из роли японской принцессы, и даже начал пропадать куда более часто, чем обычно. Казалось бы, никто, кроме него, не замечал этого, и всем было всё так же плевать на то, где он пропадает, но со стороны было заметно, как именно смотрит на него паладин Баттерс, и чувств в его взгляде было куда больше, чем положено по игре. Но Такер не стал ничего делать, потому что, опять же, это было не его дело. Мелодрамы — это было слишком сложно и опасно, и неинтересно ему. Он только ждал, когда всё это закончится, но в город приехал Новичок, и вся эта суета, вроде бы затихшая, снова набрала обороты. После той истории с приставками, и историей с супергероями, когда уехал Чмо и все более или менее успокоились, Такера ждал еще один сюрприз. В их школу по обмену приехали японские ученицы и свели его с Твиком. Для Такера это стало большим неприятным сюрпризом, всё это внимание к его персоне, все эти хихикающие перешептывания при его появлении, и эти картиночки, где он с Твиком изображены в виде влюбленной парочки. Вся эмоциональность Такера начиналась и заканчивалась нежной привязанностью к Страйпи. Он попытался сделать то, что делал всегда, когда в школе и городе начинало твориться невообразимое, то есть никак не реагировать. У него получалось, до первого визита Твика к нему домой. Такер молча и безэмоционально смотрел на это трясущееся и запинающееся существо и впервые подумал, что есть человек в этом городе и в его классе, которому приходиться труднее, чем ему. Что у него хотя бы его звезды и Страйпи есть, а у бедного Твика только его мерзкий кофе и был. Что если он в школе с трудом выжил, и только потому, что прибился к его банде, то в большом мире он и вовсе помрет, нахлебавшись своего кофе или разбив в припадке голову. Твик в тот раз так и ушел, не добившись от него никакой реакции, зато на следующий день в школе Такер просто подошел к нему и у всех на глазах взял его за руку. Твик молча, одними глазами, поблагодарил его, и теперь они в школе держались вместе. Девочки-японки были счастливы, общество умилялось, и все, казалось, были счастливы. Только вот сам Такер чувствовал странное беспокойство внутри себя. Если честно подумать, то бодрому и эмоциональному Твику не нужно было такое безэмоциональное бревно, как Крейг. Каково ему будет, если все его порывы будут разбиваться о холодность Такера. Он так и сказал, и Твик просто молча его обнял. Он впервые был рядом с другим человеком так близко, впервые чувствовал тепло чужого тела. Непонятным образом, но это ему нравилось. Он поправил на Твике задравшуюся рубашку, пригладил встопорщенные вихры. — Тебе не всё равно, — всхлипнул тогда Твик. — И эмоции ты проявляешь, не так ярко, как другие, но всё равно. В каждом твоем заботливом жесте, даже в твоем излюбленном выставленном среднем пальце есть страсть. Скрытая и разрушительная. Так они и остались вместе. Как понял он потом позже, это опять сука-судьба догнала его. Он не должен избегать этого, потому что просто не сможет. И зачем волноваться из-за вещей, которые нельзя изменить? И тем более случившийся с ним Твик был гораздо лучше дерьма с его глазами. Конечно, были проблемы. Его пытались чморить в школе, пытались бить, из-за того, что он официально встречается с парнем, но это были мелочи. Твик теперь ходил с ним и при малейших признаках драки скидывал с себя рюкзак и со скоростью пушечного ядра кидался на противника. После того, как противник был сбит с ног, Такер в несколько ударов молча добивал его. Были проблемы с родителями: его отец, в частности плохо воспринял мысль о сыне-гее, но потом, видимо, под влиянием общественности или жены, они честно поговорили, и он отстал от Крейга с этой темой. Неожиданно для него самого, Такер ощутил внутри себя интерес к Твику. Он всегда просто знал его как вечно трясущегося невротика с кофе, но, узнав его поближе, он показался куда более занятным. Он был кардинально другим, отличным от Такера, но такое отличие казалось ему не вызывающим отторжение, как он считал для себя всё прочее, а источником интереса. Он думал по-другому, быстрее и менее логично, но это не означало, что получалось в конечном итоге неправильно. Твик был эмоционален, иногда даже чересчур, но это не казалось неправильным, наоборот, Такеру нравилось вызывать у него эмоции. Малейшая мелочь могла испортить его настроение, но когда Крейг касался его, да просто брал его за руку, его лицо озарялось искренним счастьем, и напоминало звезды, которыми он так много любовался в детстве. И это было прекрасно в своей простоте. Такер не осознавал этого, но Твик был первым на свете человеком, которым он заинтересовался. Просто и незамысловато, будто так и надо было. Раньше подобным проявлением эмоций с его стороны удостаивались наиболее яркие звезды или выражение признательности со стороны его ручной морской свинки. Такер говорил с ним своим тихим безэмоциональным голосом, он рассказывал то, что хорошо знал, рассказывал про космос и про звезды, делился самым сокровенным, что у него было, и Твик слушал его с явным интересом на лице. Застывал на месте, так, что подрагивали у него только пальцы, и лицо его озарялось изнутри. Крейг любил смотреть на него в такие моменты, он смотрел на него и продолжал говорить. Он показывал звезды, и Твик смотрел в телескоп, а Такер смотрел на него. Крейг читал ему любимые книги и рассказывал ему про звезды, показывая их в телескоп и рассказывал про их истории. Беспокойный Твик как-то притихал во время его рассказов и слушал очень внимательно. Такер замечал, какое выражение лица было у него, внимательное и увлеченное, и чувствовал внутри себя тепло. Казалось, эти истории, звезды и сам Крейг — было лучшим, что случалось в его жизни. Он не хотел анализировать то, что чувствовал в тот момент, но только то, что он вообще что-то чувствовал по отношению к нему, выделяло Твика из целого мира, что окружал его. Время шло, и они становились всё ближе друг к другу. Стало совершенно нормальными, что они ночевали друг у друга, и родители их тоже стали воспринимать это как должное. Он приходил к нему, в чужой дом и в чужую комнату, спокойно засыпал рядом с ним, и так же легко приглашал его к себе, позволяя вторгаться в личное, так тщательно оберегаемое средним пальцем пространство. Как будто так и надо было, как будто Твик был еще одним маленьким, но важным кусочком головоломки, без которого не было цельной и понятной картинки. Твик часто оставался у него на ночь, они смотрели фильмы, обнимались в пижамах и засыпали так, в обнимку. Твику так же понравился его Страйпи. Поначалу он не очень хорошо управлялся со своенравной морской свинкой, но они поладили. Такеру нравилось, как они вместе смотрятся. Каким-то образом это казалось правильным. Он даже давал Страйпи своему парню на пару дней. Такер и не предполагал, что у него могли быть такой силы чувства, чувства к другому человеку, живому и из трепечущей плоти, а не из далеких звезд и не хвостато-грызущих. Что-то совершенно новое, но не пугающее. Такер хотел было привычно откреститься от всех этих чувств, отступить, но просто не смог этого сделать. И тогда он просто позволил этим чувствам с ним случиться. Как будто единственное, что может пробить толстенную броню из несокрушимого спокойствия и самоконтроля грубого Крейга, это один дерганный, никому не нужный псих. Более того, Такер и понять теперь не мог, как он вообще мог раньше жить спокойно и не зависеть, как проклятый, от другого человека, как будто Твик был его личной, еще никем не открытой звездой. Если бы Такер взял на себя труд задуматься об этом и начать приводить ассоциации, он бы сказал «увлеченность» или «тихая гавань». Такер подбирал странные сравнения, никто бы в жизни не называл бы дерганного Твика «тихой гаванью», но тем не менее Такер стремился к нему, как в детстве с таким же энтузиазмом стремился к своим звездам. Он пытался свыкнуться с большой мыслью, что он теперь не один, что есть человек, за которого он несет ответственность, и что он дерганный, и волосы мягкие и вечно растрепанные. Что он в диких количествах пьет кофе, и у него вечно перекошены рубашки. Эти рубашки у него были перекошены с первого класса, но теперь Такер мог подойти к нему и застегнуть правильно. Теперь он знал, что в драках рядом с ним всегда теперь был человек, которому он мог доверить свою спину и который мог так же хорошо врезать, как и он. Крейг не оценивал свое состояние общепринятыми критериями, но можно сказать, что он был счастлив. Как-то после бессонной ночи Такер хлебнул кофе из термоса своего парня, чтобы не уснуть на уроках, и уже через полчаса он просто вырубился. После этого он заподозрил неладное. Было очень просто прийти якобы в гости и проследить за тем, что именно наливают Твику. Кофе был из общей посуды, но его мама незаметно подбросила в кофе что-то маленькое. Когда она ушла, Такер просто отобрал у Твика его кофе и вылил в раковину. Из кружки выпала такая же маленькая, еще даже не растворившаяся капсула. Он запомнил название и смыл эту гадость в сток. Капсула оказалась транквилизатором, препаратом, вызывающим заторможенность, практически наркотиком. Крейг думал недолго. Он впервые в жизни проявил инициативу. Он остался наедине с родителями Твика и долго говорил с ними. Не повышая голоса, своим низким и глухим тоном, как всегда безэмоциональным, он говорил про отношения и про ответственность, про то, какие именно лекарства они дают своему сыночку. Он не обвинял и не угрожал, наоборот, он рассказывал о том, что он теперь с их сыном, и он теперь несет за него ответственность, и он готов нести её, в том числе, за его эмоциональное состояние. Что все те таблетки, которыми его пичкают, давать должен исключительно он, потому что они теперь вместе. Он говорил долго и убедительно, он говорил исключительно то, что от него хотели услышать. Срать он хотел на все эти таблетки, он всегда считал Твика нормальным и верил, что ему не нужны эти таблетки. Родители Твика только кивали, кажется, даже испуганно, и отдали ему все рецепты, что он требовал. Кажется, его репутация отпетого хулигана впервые сыграла ему на руку. Дома он просто смыл все эти дрянные рецепты в унитаз. Теперь он был ответственен за Твика и помог ему пережить отмену после всех этих дрянных лекарств. Он был рядом, просто держал его руками и ногами все бессонные ночи, когда Твик бился в истерике. Это было сложно и неприятно, но вместе они благополучно прошли через всё это. Твику, в самом деле, не нужны были эти лекарства после того, как он перестал их принимать и как прошли все ломки, он стал более спокойным и собранным. Тики и некоторая паранойя никуда не делись, но теперь они стали менее заметными и стали как будто неотъемлемой частью самого Твика, но Такер не находил это отталкивающим, наоборот, это стало некоторой особенностью блондина. Так же, совершенно неожиданно, Такер нашел для него еще один вид терапии. В городе продолжала происходить чертовщина, и он, стараясь защитить Твика, подарил ему простой пистолет. Сначала Твик его боялся, он думал, что может им причинить ненужный вред себе или окружающим, но стоило только ему узнать поближе, что это такое, как ему понравилось. Крейг видел то, каким решительным и уверенным становится его лицо, когда он берет в руки оружие, и как крепко и прочно держат его руки пистолет, переставая волшебным образом при этом трястись, и насколько точно он может стрелять. Такер даже начал брать его с собой на стрельбище, организованное в соседнем городе, чтобы тот приобрел нужную ему практику. Стоило ему взять в руки пистолет или что-нибудь побольше и крупнее калибром, как вся его нервозность мгновенно исчезла. Его руки не дрожали, ствол автомата он держал ровно, а стрелял вообще отлично, как будто давно и часто пользуется оружием. Это было хорошо для Твика, и Крейг тоже начинал чувствовать себя лучше. Даже взрослые, что бывали с ними на стрельбищах, обращались с ними как с равными, уважительно и без непозволительного панибратства, так свойственного взрослыми по отношению к детям. Начало выпускного класса средней школы Крейг Такер как-то незаметно для себя пропустил. Ещё летом, в начале знойного по меркам Южного Парка, июля у него снова начались новые проблемы с глазами. Та сила, что он получил в Перу, снова стала проявлять себя. Глаза начали дико чесаться и периодически болеть. Таблетки из родительской аптечки помогали мало. Приходилось часами лежать в постели с мокрой тряпкой на глазах и думать с ностальгией о тех временах, когда он мог нормально смотреть. Твик чаще всего сидел с ним рядом и пытался молчать, в перерывах между тем, как он бегал в ванну мочить ткань. Так продолжалось долго, до самой осени, и даже в школе он чувствовал знакомое и такое ненавистное ощущение в глазах. Очень скоро он догадался, что за его дискомфортом в глазах стояли те вещи, которые его раздражали, и на которые он обычно показывал средний палец. Только здесь уже был не палец, а ебанные смертельные лучи из его глаз. И теперь он целенаправленно гасил свои порывы выставлять факи всем ему неугодным. Он считал, что не все люди заслуживают быть убитыми его новой силой, даже если в первую очередь он так и думал. А еще глаза начали полноценно светиться синим. Он стал лучше видеть в темноте и вовсе перестал включать свет в своей комнате, погружаясь в вечный полумрак, отливающий синевой из-за занавесок и поблескивающий на потолке наклеенными флуоресцентными созвездиями. Пожалуй, это было единственным преимуществом, которое давало всё это дерьмо с глазами. Попервой, оставаясь у Крейга ночевать, Твик пытался включить свет, когда темнело, но потом оставил это. Стоило ему хоть немного рассердиться или начать быть чем-то недовольным, как в нем поднималась теплая волна, которая выплескивалась через его глаза двумя синими прямыми смертоносными лучами, которые сносили даже камень. Что они могли сделать с человеком, он старался не думать. Долбанное наследие древних майя, он бы отлично обошелся без него, спасибо большое. Но оно было, глаза болели, меняясь и приспосабливаясь, готовые исторгать из себя смерть и разрушение. Такер не хотел этого, не хотел всей этой силы, не хотел всего этого опасного супергеройства, в котором он мог погибнуть. Он только желал живым окончить школу, после всего того дерьма, что он пережил, он заслужил спокойной жизни. Его мечты про глубокий космос так и остались детскими мечтами, он теперь планировал после школы уехать подальше от этого маленького проклятого города, отучиться на ветеринара или инженера, забыть про этот кошмар и жить нормальной, спокойной и скучной жизнью. С Твиком и Страйпи, конечно. Он еще не говорил с ним на эту тему, но справедливо считал, что ему будет лучше подальше от своих кофеманов-родителей. Когда его глаза перестали строить из себя систему массового уничтожения, он вновь начал участвовать в школьной жизни. А в школе, к тому времени, творилось интересное. По ней прошла волна слухов про то, что умер Кенни МакКормик. На его сестру попытались наехать старшеклассники, Такер с Твиком стали свидетелями того, как играючи Стенли Марш раскидал уродов с помощью своих самых настоящих сверхъестественных способностей. Про Такера и Перу знал, насколько мог он судить, только сам пропавший МакКормик. Способности Марша настораживали, так же, как и слухи, которые витали по школе. Как будто МакКормик не умер, а сбежал из дома. Версии были разные, каждый вносил свою лепту, и уже было невозможно отличить правду от выдумки. Такер точно помнил, что Картман и ребята устроили ему похороны, и сам Картман даже пытался что-то выяснять на этих похоронах. И в то же время те же самые пацаны ничего не делали с тем, что говорят в школе, и даже больше; как-то раз Картман громко и самодовольно распинался на тему, что МакКормик сбежал из дома торговать своим телом. Такер тогда ещё молча удивился, что у него такие херовые друзья, но ничего не сказал и не сделал, и не только потому, что ему, нахер, не сдался МакКормик и его дружбаны, а ещё и от того, что у него и так проблем было достаточно. Своих личных проблем, связанных со школой, Твиком, его родаками, а ещё чтобы не провоцировать себя на злость со своими долбанными глазами. Это был последний год учебы в школе, и ему хотелось если не подтянуть учёбу, то хотя бы не слишком сильно её упускать. Ему говорила мама, и он сам понимал, что его выпускной аттестат очень важен. Он старался учиться, но в то же время он не мог не наблюдать за Маршем и его компанией. Это было не его дело, но им хотелось иррационально врезать за то, что они делали. Вернее, не делали. Пропал их приятель, близкий друг, с которым они вместе столько опасных приключений прошли, а они просто ничего не делают. Пропал бы у него Токен или Клайд, он бы самолично их достал и нашёл, даже если пришлось перевернуть город вверх дном. У Такера возникли совершенно обоснованные сомнения. Может даже, Маккормик не помер, может даже, он всё подстроил, он был еще тем сукиным сыном. Возможно даже, что он знал о том, как на самом деле к нему относятся так его называемые друзья, и поспешил свалить, даже не дождавшись окончания учебы, не выдержав их такого скотского отношения. От Картмана такое было можно ожидать, но вот Стен и Кайл его удивили. И Баттерса было немного жалко. Может даже Такер завидовал ему, совсем чуточку, что он смылся и оставил всё это говнище. Ловкий ход, даже несмотря на то, что у него теперь не было аттестата о среднем образовании. Здесь он просчитался, или у него был план. Наверняка у него был план. Он не искал самого МакКормика. Свежи были еще те его воспоминания о Мистерионе, который, казалось, был сделан из более прочного материала, чем даже он сам со своим Твиком и средним пальцем. У него появилась возможность в этом убедиться. Прошло довольно прилично времени с момента его исчезновения, как однажды ночью он проснулся от того, что ночующего с ним Твика трясло. Такер еще успел заметить панику в его глазах, смешанную с чистым ужасом, прежде чем его тоже накрыло. Он вспомнил, что на самом деле МакКормик не исчезал просто так, из школы и из города. Он вспомнил, что раз за разом он умирал, и его убивали, много раз, гораздо больше, чем положено для одного человека. Крейг не имел ни малейшего понятия, что в это самое время Кенни, завернутый в одну простыню, курил на пару со Стеном и крутил пальцы по направлению жида и жиртреста. Зато он очень хорошо знал, что МакКормик совершенно другого полета птица, и он оказался намного опаснее, чем мог показаться на первый взгляд парень в оранжевой парке из самой бедной семьи города. Твик до боли вцепился в него пальцами. — Господи боже мой, — тихо пробормотал он в ночной тишине комнаты. — Кто он такой? Зачем он? И как так получилось? Твик был на взводе, и Такер начал непроизвольно злиться. На всю эту ситуацию в целом и на этого придурка в частности. Он, на всякий случай, закрыл глаза и на ощупь обнял Твика. — И что нам делать? Такер не знал. Забить, как он всю жизнь делал, не получится, потому что они уже были вовлечены, раз они вдвоем там резко и одновременно всё вспомнили. Это и в самом деле было мерзко и страшно, даже по меркам равнодушного ко всему Такера. — Как он может так постоянно умирать? Умирать и… — он понизил голос, до едва различимого шепота, — воскресать? — Не имею понятия, — откликнулся Крейг. — Но за ним ходит смерть. Твик нервно взвизгнул. — А значит, нам с тобой нужно держаться от него подальше. — А что, если он сам подойдет? — Тогда стрелять на поражение, — спокойно предложил Крейг. — Ты же помнишь, он уже не раз был застрелен. Даже если ты и подстрелишь его насмерть, ему ничего не будет. Твик согласился с ним, однако до утра он уснуть не смог. Такер так и продолжал его обнимать всю ночь. Было еще кое-что важное, что изменилось после этого. За исключением острых воспоминаний о чужой смерти, Такер заметил, что в городе стало намного опаснее, чем раньше — даже если такое трудно вообразить. Хулиганы и задиры со всех классов обнаглели вкрай, драться ему теперь приходилось намного чаще, и в школу Крейг стал ходить уже с забинтованными кулаками, чтобы не сбить руки до шрамов. Стычки в школьных коридорах стали жестче, а в медпункте медсестра взяла помощника, потому что перестала справляться сама. Закрыли несколько кружков в школе, и в один из них ходил Твик. Пришлось его потом долго приводить в себя. Он только продолжал бормотать о том, что всё катится в ад, и мысленно Такер был с ним согласен. Кроме того, стало опаснее и вне школы. Как будто исчез сдерживающий фактор, который всё это время нёс страх и наказание особо наглым. Перебинтовывая Клайду голову после очередной драки, Такер догадался, что таким сдерживающим фактором мог быть сам пропавший к чертям собачьим МакКормик. Прогремело о том, что Марш отбил атаку на их дом нескольких людей из мафии, и как он защитил младшую МакКормик. Девчонка выглядела так, будто и не была в паре шагов от смерти. Такер вспомнил — ее брат. Она всю свою сознательную жизнь живет рядом с любимцем смерти. Возможно, она такая же. Такер решил держаться и от нее подальше, так, на всякий случай. Такер плевал с высокой колокольни на все их проблемы, и даже откровенный бардак в школе не заставил его хоть что-то делать. Он был сосредоточен и целеустремлен вперед, к заветному пропуску в большую жизнь под названием «школьный аттестат» и не разменивался на мелочи. Только проинструктировал тщательным образом свою семью и семью Твика, что нужно делать в условиях повсеместного беззакония, а что не нужно. Сам Твик от него не отходил и теперь был всегда вооружен. Как всегда, выделывался Картман и злился на него Брофловски, а Такер только и мечтал, чтобы отделаться от них раз и навсегда. Ему даже делать ничего не нужно было, только подождать конца учебного года, и он больше никогда не увидит никого из них. Все его четкие простые планы похерил МакКормик. Кто бы сомневался. Баттерс, — что неудивительно, — просто нашел место, куда смылся этот урод, только по одному новостному репортажу. Нью-Йорк, большой город для большого пидораса. Такер как бы не понял, зачем ему эта информация, но он принял к сведению, куда не стоит соваться после школы. Однако интересное на этом не закончилось. Начал пропадать Баттерс, Картман объявил о создании клуба супергероев, с самим собой во главе. Такер откровенно и привычно хотел послать его, но Твик его переубедил. Они оба в него вступили, — но только как специалисты по оружию и стрелки. Они оба отлично стреляли, всё благодаря стрельбищам, и только Крейг иногда поглядывал на то, как тренируются ребята. Он почти не удивлялся тому, что и Баттерс заимел какие-то силы. Казалось, в этой адской клоаке мира он вообще перестал чему-либо удивляться, и даже если бы эти мастера самодеятельности раздобыли бы самого господина МакКормика. Они и раздобыли. Он явился рано утром, злой и голодный, начал материться и выжирать изнутри холодильник, и гонять всю команду на бесполезных тренировках. Такер всё ждал, что он вспомнит про него и его способности, и заставит работать на равных. Он мог бы послать наглого блондина привычным способом, но что, в самом деле, был его средний палец для того, кто способен возвращаться из мертвых так просто и легко? Но, к его нескрываемому облегчению, Кенни не вспомнил. Он смотрел на Баттерса, слал на хер Картмана и занимался со своей сестрой. И он выглядел совершенно не так, как должен был выглядеть в представлении Крейга бессмертный — слишком подавленный и уязвленный. Слишком эмоциональный, и от этой его ранимости становилось страшно. Что он еще мог, в порыве чувств, сделать с этим городом и теми, кто его доведет до ручки? На месте Картмана Такер бы забился в самый дальний угол и не отсвечивал. Но у жиробаса мозгов не было как вида, и он планомерно доводил Кенни до ручки. Но МакКормик сделал неожиданный финт и поставил проводить тренировки подозрительного Кристофера с параллельного, со своим дружком Грегори. А потом сделал фокус — достал неизвестно откуда чертова Довакина и еще одних Кайла и Стена. Аморфный Бигглз шел просто как бонус. Тренировки пошли лучше и интенсивнее, а потом он взял и показал мастер-класс. Надел маску и почти мгновенно закопал всех вокруг в снег. Такер даже и не сообразил сразу, что произошло, тем более он раскидал всех на пару с Хаосом. Он с ним играл в свою, какую-то особенную игру, и вдвоем они даже оказались опаснее, чем сольно выступающий Мистерион. Это было почти так же, как и он работал с Твиком, только на порядок сильнее. И, казалось, никто больше этого не видел, только, может быть, понимающе хмыкающий БаттЛорд. И когда Кенни поцеловался с Баттерсом, казалось, что всё станет как прежде, — Такер очень на это надеялся. Но стало только хуже. Картман интриговал, Кайл продолжал злиться, Баттерс находил способы мотаться через полстраны, на свои свиданки, а весь остальной город бодро катился ко всем чертям, и, казалось, никому до этого не было дела. Такер не мог теперь просто так всё это игнорировать, потому что теперь состоял в их дермовой команде, и он совершенно неожиданно обнаруживал, как когда-то это случилось с Перу, то на крыше «Красной Пташки», глядя, как матерится Карен сквозь прицел снайперской винтовки, то лежащим у стены и пытающимся понять, зачем ему нужно было задевать Баттерса. Мелвин нахер ему не сдался, а он всё-таки полез. То вдруг он оказывался с той же самой винтовкой на крыше школы, прикрывая проклятую шкуру Картмана. Но за всем этим дерьмом он позабыл про свои глаза, которые больше не стремились ничего внепланово разрушать и убивать. Крутясь в этом водовороте, Такер неожиданно для себя нашел выход. Он не стал искать возможности управлять своими способностями, он просто их пытался подавить, и это у него получалось. Он нашел для себя гораздо более спокойным и безопасным управлять снайперской винтовкой или быть наводчиком у Твика, который со всей глубиной своей страстной натуры полюбил тяжелое вооружение. Он стоял за его спиной и чувствовал себя предельно спокойным и собранным, и в этих моментах он находил свое счастье. Он говорил, тихим спокойным голосом, и у Твика переставали дрожать руки, и он стрелял исключительно метко, и он находил всё это очень важным и глубоким. Такер прекрасно знал, что Картман его чуть ли не открыто презирает, или Чмо замечает только тогда, когда сталкивается нос к носу, и ему было плевать на это. Его собственные глаза, наделенные разрушительной силой древних майя, больше его не беспокоили. Он был собран и спокоен, и снова начал раздавать свои факи с небрежной уверенностью самого отмороженного хулигана всей округи. Слухи, один невероятнее другого, стали снова расходиться по школе, бурля, как засорившийся унитаз. Такеру теперь было плевать на все эти невероятные слухи, про то, что опять натворил МакКормик или Баттерс, или они оба. Он как-то пропустил тот момент, когда сошлись Картман и Брофловски, хотя он с недоумением смотрел, как они пытались пожрать друг друга прямо на глазах всей команды. Потому что это были исключительно их проблемы, а не его. Как после Перу, он мог теперь просто послать на хер особо надоедливых одним четко выверенным годами движением пальца. Ему даже неинтересно, что произойдет с другими, пока он с Твиком и их семьи остаются в порядке. Он держался этого, и, казалось, ничего на свете не могло заставить его передумать. Однако, хотел он того или нет, неприятности продолжали сыпаться на его голову. Картман, оторвавшись от облизывания Брофловски, вдруг заявил, что они будут убирать мафию из города и будут это делать прямо сейчас. Собрал большую часть школьников, шуганул Баттерса, так, что он исчез прямо на глазах — буквально, с визгом и коротким разрядом молнии, — и начал раздавать указания. Его никто не слушал. Зато когда явился Мистерион, в своем приметном знаменитом плаще, и разогнал большинство лоботрясов, его послушали все. Даже Енот, когда тот стал говорить про смерть. Такер мало представлял себе, как можно предсказать чужую смерть, за исключением того, что можно нести ее самому, но вид МакКормик имел самый что ни на есть серьезный. И он не просто предсказывал смерть, он пытался в самом деле спасти от неминуемой гибели того, кто должен был умереть. Он сам понятия не имел, кто будет умирать, и Такер сообразил быстро — может быть он сам или, что еще хуже, Твик. И только поэтому он согласился использовать свои чертовы глаза. МакКормик, падла этакий, знал и помнил про его способности, и ему не было просто посрать, как всем остальным. Четверть часа спустя, когда всё покатилось к черту, и четверка самых сильных парней исчезла с поля боя, Такер мысленно послал его вместе с его предусмотрительностью. Он вместе с Твиком сидел за машинами, как в окопе, и рядом был только Марш, который только и мог, что пулять гвоздями. Там где-то вдалеке было еще четверо, и всех нужно было отсюда уводить, пока не помер кто-нибудь еще. Даже Довакин, со своими поразительными способностями, был сейчас немного бесполезен против десятка хорошо вооруженных и обученных убивать взрослых. МакКормик знал, догадывался, что ситуация может встать задом к ним, и только за этим он позвал сюда его. И действовать, решать что-то, нужно было быстро. Такер ненавидел такие моменты, когда на него давили. И он не выносил, когда всё зависело от него одного. Но другого выхода просто не было, в ином случае их всех просто снесут и не посмотрят, что они все даже школы не окончили. — Когда всё закончится, и школа останется позади, — негромко проговорил он пригнувшемуся рядом с ним Твику, — Мы уедем отсюда, откроем свой зоомагазин и будем продавать и лечить морских свинок. Твик крупно дернулся и развернулся к нему. — Ты думаешь вообще, — взвился он, но тихо, чтобы сидящий недалеко от них Инструмент их не услышал. — В такой момент! Делать предложение! Даже если нас всех..! — Ничего с нами не будет, — заверил Крейг, уже уверенный в том, что сейчас будет делать. — Боже, какой стресс! — взвизгнул блондин и вцепился в собственные волосы, потом опомнился и снова взялся за автомат. — Конечно, я согласен! Такер кивнул, как будто он того и ожидал, и развернулся к Маршу. К этому моменту он смог помочь остальным ребятам вырваться на их сторону из-под плотного огня мафии. — Уходите, — коротко произнес он. — Что ты имеешь в виду? — задал тупой вопрос Бигглз. Но Стену не нужно было объяснять. Он только всмотрелся в Такера, увидел его глаза и с коротким матерным плевком ринулся прочь. За ним последовали все остальные, едва ли не на перегонки покидая Содосопу. Твик остался рядом с ним и начал активным бесприцельным огнем поливать противников. — Ты тоже уходи, — предложил Такер. — Нет! — высоко вскрикнул Твик, не останавливаясь. — Я тебя не оставлю! Мы вместе умрем! — Мы не… — снова начал Крейг, потом мысленно махнул рукой и сосредоточился. Здесь было явно мало направленного смертельного луча, здесь нужно было кое-что покрупнее и помощнее. Он чувствовал в себе медленно поднимающуюся теплую волну, и он направлял ее не только в глаза, но и по всему телу. Проходили секунды, капали, как тяжелые капли воды, и теплое в его теле накапливалось, становясь горячим, почти невыносимым. В последнюю перед взрывом секунду он подумал про себя и про Твика. Нужно было защититься им самим. Нужно было что-то вроде ока бури, где нет собственно шторма, или шара для хомяков… он только и успел, что притянуть к себе за шиворот Твика. Ударило так, что мгновенно заложило уши. Синее и темное выплескивалось из него, как вода из поилки, когда в ней купался Страйпи, и разливалось в пространстве вокруг. Такер не видел, как под ударом его силы раскрошились в пыль подбитые машины, и как попытались убежать прочь противники, взрослые серьезные дядьки из мафии. Он не видел, как рушатся дома, как крошатся стены старого дома МакКормиков, и как исчезала комната Кенни, где он много лет подряд возвращался из преисподней. Звенели разбивающиеся стекла, вспахивалась земля, сносило как сильным ветром старые баннеры рекламы, приглашающие хорошо отдохнуть в «исторической части города». Такер продолжал держать и давить, нанося всё больше разрушений и стирая с лица земли последние намеки на существование Содосопы. Закусив губу, он держал удар так долго, как только мог, и еще несколько бесконечных секунд, пока ноги его не подкосились, и он не упал в невесомость. Просто лежать и ничего не делать было приятно и легко. И он даже не лежал, он парил в невесомости, как будто в далеком космосе. Он был таким легким, и не хотелось двигаться, ему хотелось только существовать. Этого было для него достаточно. Никаких проблем, никаких рисков для жизни, никакого бессмысленного и опасного супергеройства. Только далеко он слышал голос Твика. Твик — это хорошо, это значит, что он дома и в безопасности. Как можно было быть дома и одновременно в космосе, он не знал, и для него было слишком сложно думать сейчас об этом. Кажется, его вздернули и повели куда-то. Он послушно стал перебирать ногами. Твик был рядом с ним, и это было главным. Еще он так же далеко услышал голос Стена, и, кажется, Кристофера из параллельного. Это уже было не так хорошо. Он попытался пошевелить рукой, и Твик вновь завизжал, что-то про него и про сон. Да, это хорошая идея. Он окончательно расслабился и крепко заснул. Он очнулся, когда сквозь плотно сомкнутые шторы пробивался дневной свет. Такер не знал, сколько он провалялся без сознания, да и ему плевать было. Он повернул голову и увидел, как рядом с ним лежит Твик, даже во сне крепко обнимая дробовик. Он сжимал оружие, как плюшевую игрушку, и смешно сопел носом. Его волосы во сне окончательно растрепались, а рубашка задралась, обнажая впалый живот, горошину пупка и острые тазовые кости. Но Такер смотрел на него и мог только думать о том, какой он красивый. Просто такая абстрактная мысль, которая делала его немножечко более цельным и счастливым. Полежав так некоторое время, он осторожно протянул руку и вытащил у своего спящего парня дробовик и переложил его на пол. От этого чуткий Твик проснулся, встрепенулся, увидел, что Крейг очнулся, и успокоился. — Ты такой красивый, — неожиданно, даже для самого себя, заявил Такер. Твик и в самом деле выглядел очаровательно. Только проснувшийся, весь встрепанный и несобранный, с сонным лицом, — он выглядел для Такера ярче всякой звезды. Только это ему и приходило на ум, когда он пытался подобрать сравнение. Твик повернулся на его голос. — Чего? — рассеяно переспросил он. — Что-то случилось? — Нет, всё в порядке, — успокоил его Такер. Встревоженный было парень поверил ему и успокоился. — Поспи еще немного. Твик кивнул и снова лег на подушку. Крейг погладил его по голове. Можно было лечь рядом и заснуть с ним, но он ощущал слабое и смутное беспокойство, которое скребло, как крыса. Такер поднялся с постели, прошелся по комнате, посмотрел на себя в зеркало и только потом догадался выглянуть в окно. Прямо под его окном стоял парень в фиолетовой толстовке, в котором он не сразу опознал МакКормика. Он просто стоял и смотрел снизу вверх и ждал. Такер накинул куртку и спустился вниз. Этот чувак хотел с ним поговорить, иначе бы зачем вообще сюда приперся. МакКормик начал не сразу. Он вытянул руку, повел запястьем и протянул возникшую из неоткуда пачку сигарет. Такер взял одну, совершенно наплевав на то, что его могут увидеть предки. Кенни вытащил другую сигарету зубами и разжал руку, позволяя пачке сигарет исчезнуть. Потом сложил пальцы в горсть и прикурил от возникшего над ними пламени. Такер прикурил вслед за ним. Гость убрал пламя, и они вдвоем некоторое время молча стояли и курили. Такера такая демонстрация силы впечатлила. Ну конечно, если он всё время трудился и развивал свои способности, и так огромные без всяких вшивых тренировок. Пока они стояли и молчали, Такер заметил у него в волосах несколько цветастых, определенно девчачьих заколок. Скорее всего, он игрался с сестрой и попросту забыл снять их потом. Ему было, в самом деле, плевать, кто и что скажет по этому поводу, потому что он был сильным способным придурком, который может заткнуть пасть любому, буквально. Кажется даже, это не составит ему особого труда. — Я чего вообще пришел, — подал голос МакКормик, докурив сигарету до половины. — Я хотел сказать тебе спасибо за то, что вытащил пацанов. Крейг не удивился, он что-то подобное и предполагал. МакКормик хоть и был поганцем, но хоть понятия чести у него были, в отличии от его друзей. — Нахера мне сдалась твоя благодарность, — буркнул он. МакКормик прищурил глаза. — Что тебе надо? — Мы с Твиком больше не хотим участвовать в ваших всяких долбанных развлечениях. Я больше не буду подвергать его и себя опасностям. Парень кивнул, как будто этого и ожидал. — И нам нужен готовый бизнес. Мы будем работать в зоомагазине и продавать морских свинок, когда закончим школу, — торопливо добавил Крейг. Этот так легко не отделается, на этот раз. — Я посмотрю, что можно сделать, — кивнул Кенни. Такер чуть нагнул голову вперед, не отрывая пристального взгляда от собеседника. Тот хотя и был таким сильным и крутым, ему не стоило забывать, с кем имел дело. Крейг хорошо помнил, как он умирал, и как крысы сразу же сжирали его тело. Хотя крысы и не морские свинки, с ними можно было работать. — Повторю еще раз, — глухо произнес он и перевел взгляд на землю, под их ноги. МакКормик проследил за его взглядом и замер на месте. Под его ногами начали собираться пищащие крысы, много, все, что были в радиусе десятка метров — сколько мог дотянуться Крейг. — Мы с Твиком не хотим рисковать своими жизнями и быть героями. Всё, что нам нужно, — это спокойная и скучная жизнь. Постарайся донести эту простую мысль до своих друзей. Блондин аккуратно убрал ногу, которую уже обнюхивала особо наглая крыса, и поджал ее под себя. Он не боялся крыс, но после стольких раз, когда они его пожирали, он бы их наверняка возненавидел. — Я тебя понял, никакого геройства, — плавно произнес он. — И зоомагазин. Еще парочка крыс запищали внизу, и Кеннет сразу же перевел на них свое внимание. Крыс впечатало в землю с глухим шлепком, и только тогда Такер позволил им разбежаться по своим крысиным делам. МакКормик с явным облегчением вздохнул, мгновенно и бесшумно исчез. Вот бы с такой же легкостью исчезли бы все остальные его приятели, такие беспокойные и доставучие. Такер вернулся в дом и упал на свою постель рядом с глубоко спящим Твиком. Посмотрел на него некоторое время, просто любуясь его спокойным и расслабленным лицом, потом перевернулся на спину и спокойно заснул, с удовлетворенной мыслью, что самое гадостное уже позади.