***
– Простите… гм, не подскажете, в каком зале проходит «Связь с мировой общественностью»? Людвиг неохотно оторвал взгляд от бумаг и внимательно посмотрел на молодого человека. – Я бы подсказал, но вы же всё равно не найдёте. – Почему? - Формальная вежливость на лице парня сменилась вполне искренним удивлением. – Судя по тому, сколько раз вы проходили мимо меня за последние полчаса, шанс найти нужную дверь был пропущен вами раз уже шесть. Юноша, не ожидавший столь строгой отповеди, как будто бы даже немного побледнел. – Простите… я, видимо, по рассеянности. – Прощаю, – согласно кивнул Крауц, – и, согласитесь, было бы странно, если бы вы это делали как-то по-другому. Встреча, кстати, уже началась, так что вы опоздали. – Может быть… но начала таких мероприятий вечно растягивают, так что, думаю, это не страшно. Людвиг, задетый подобной неорганизованностью, хотел было возразить, что если бы некоторые(!) личности не опаздывали, то все встречи начинались бы вовремя. Правда, он почти сразу же вспомнил, что сейчас сам благополучно находится совсем не там, где следовало бы, поэтому все нотации были ненадолго отложены до лучших времён. Помявшись несколько мгновений, парень решился всё-таки представиться. – Шелдон Карц. – Людвиг Крауц, – пришлось поднятся с кресла, чтобы пожать протянутую руку. – У вас довольно… странная фамилия. Ну, в смысле, я хотел сказать, что она очень необычная! Усевшись на прежнее место и, с каким-то недовольством отметив, что внезапный собеседник опустился на соседнее кресло, немец коротко кивнул. Разъяснять данную свою особенность не было абсолютно никакого желания. Чисто внешне парень производил довольно странное впечатление: он казался слишком молодым для этого мероприятия. У таких щенят обычно не хватало зубов, чтобы пробиться во «взрослую» политику, а ведь здесь даже самые жалкие марионетки имели настоящие клыки, что уж говорить о матёрых представителях сей прослойки. Немного смутившись под столь пристальным взглядом, Шелдон решил, видимо, хоть как-то пояснить причину своего присутствия. – Я вообще-то режиссёр по профессии, меня просто пригласили запечатлеть данное необозримо-важное событие, дабы… ну, оставить его в памяти потомков. – Ясно. Непонятно только, откуда столько скепсиса, – Людвиг, поняв, что нормально поработать ему сегодня не дадут, захлопнул папку с бумагами. Наличие режиссёра его совсем не порадовало. Ещё чего хорошего, просочится что-нибудь лишнее в прессу, потом не оправдаешься. Они и так пошли на большие уступки, когда согласились организовать встречу совместно со своими дипломатами. Раньше такого не допускалось. – Потому что это полный бред. Сказав это с самым независимым видом, парень всё-таки не удержался и покосился на невозмутимого Людвига, видимо, ожидая, что его высказывание непременно должно вызвать бурю негодования. – Что именно? – Все эти «собрания», конечно! – теперь Шелдон выглядел несколько расстроенным из-за того что его не поняли. – Все эти выдумки про «воплощения» и тому подобное. Вот вы, например, кажетесь мне человеком очень рассудительным, так объясните, как такое вообще возможно?! Нет, я, конечно, понимаю, что придумать можно всё, что угодно, но в этой легенде нестыковка на нестыковке! Людвиг сразу не нашёл, что ответить. Зато он вдруг очень чётко понял, что весь этот «случайный» разговор был заранее спланирован, пусть даже и несколько кривовато. И круги этот странный режиссер наматывал тоже не просто так. Все молодые начинающие специалисты делятся на два типа: одни хватаются за любую работу, пытаются обзавестись любыми связями, налаживают знакомства, а вторые… а ко вторым, как оказалась, можно отнести нового знакомого. Ну, взялся бы он за заказ, выполнил, и какая разница правда ли это или нет. В любом же случае запись отправится в архив и останется там на долгую память. Если бы Людвиг сказал «да, вы правы, такого не может быть», парень, хотя и несколько расстроившись от того, что красивая сказка оказалась фальшивой реальностью, скорее всего, испытал бы огромное облегчение. Просто потому, что его не стали обманывать. Пока Крауц раздумывал над всем этим, Шелдон весь уже извертелся, не зная, чего ожидать. – А что именно вас смущает? – Да всё! – чуть торопливо ответил он, – например, если бы эти «страны» действительно существовали, они бы за свою долгую жизнь добились бы огромной власти и смогли управлять миром. А ещё, ещё… Людвигу с трудом удалось удержать серьёзное выражение лица. Улыбка почему-то то и дело просилась наружу.***
Брагинский проводил взглядом покидающих аудиторию студентов и даже позавидовал им, припомнив, что у этой группы занятия на сегодня окончены. Курить хотелось неимоверно страшно. Организм яростно требовал хоть как-то компенсировать чёрную дыру, образовавшуюся в районе желудка, пусть даже ударной дозой никотина в голову. Правда, ударной дозы под рукой не наблюдалось, но зато была одна маленькая одинокая сигарета, скромно лежащая в опустевшей пачке. Брагинский решил, что ради такого дела лучше не рисковать и проскочить на улицу, потому что там уж точно никто не придерётся. Накинув пальто и взяв в руки первую попавшуюся папку, Иван торопливо вышел в коридор – пусть теперь все думают, что он по очень важным делам отправился в соседний корпус. – Слушай, я понимаю, что у тебя сейчас депрессия со всеми вытекающими последствиями, – Путин устало потёр переносицу, – но нельзя же вот так просто рвать все свои связи. К тому же, мы так удачно выкарабкались из кризиса – впереди самые радужные перспективы, нужно только чуть-чуть подождать. – Я понимаю. Поверьте, если бы всё было плохо, я бы не посмел уйти. Вы только подпишите заявление об увольнении, а я как-нибудь справлюсь, честно. В кабинете повисла нехорошая тишина. – Я скоро ухожу в отставку, и что мне прикажешь передать преемнику?! Что, мол, была страна, но иммигрировала от нас куда подальше? – Да никуда я не иммигрирую! А про меня… про меня вообще лучше ничего не говорите. Не было никакого Ивана Брагинского, а если он обо мне как-нибудь узнает, то, скорее всего, не поверит. – А если народные волнения? – президент всё ещё пытался отстаивать позицию. – Маловероятно. Но если что, то я, конечно, вмешаюсь. – Ладно… – тяжёлый вздох, – только объясни, зачем тебе это всё нужно? Россия на несколько секунд задумался, а потом печально пожал плечами. – Не могу, я ещё сам не придумал… Снаружи было холодно и пахло выхлопными газами с дороги. Брагинский спустился к самой обочине, чтобы его уж наверняка не заметили из окон. Зажигалка с третьего щелчка всё-таки согласилась выдать крошечный язычок племени. Он ежился под холодными струями воздуха, но его всё же хватило, чтобы поджечь сигарету. Первая затяжка заполнила лёгкие блаженным дымом. Резкий рывок заставил мир перед глазами на секунду смазаться. Сигарета, упавшая на истоптанный снег, выпустила последнюю струйку дыма и обиженно потухла.***
– А почему здесь так тихо? – А как должно быть? – Людвиг скользнул взглядом по пустующему вестибюлю и вновь внимательно посмотрел на собеседника. – Я, пока здесь гулял, видел прохаживающихся людей, а сейчас словно все вымерли. – Конечно, – кивнул Крауц, – встреча началась – все кто должны были прийти, уже пришли, а за плотно закрытыми дверями ничего не слышно. – И что… больше никого нет? Людвиг устало прикрыл глаза. Вот к чему столько уточняющих вопросов? – Нет. Это закрытое собрание. Вы, когда подписывали контракт, должно быть, видели пункт «о неразглашении». – Да, в смысле, нет… То есть я, наверное, пропустил, – Шелдон, немного помолчав, задал вполне логичный, как ему показалось, вопрос, – а что здесь тогда делаете вы? Крауц задумался. Отвечать, наверное, всё-таки не стоило, хотя с другой стороны ничего противозаконного в этом, вроде как, тоже не было. – Меня вчера мой… скажем так, босс укорил в несерьёзном отношении к работе. Так что, я немного поразмыслив, пришёл к выводу, что критериям тоже нужно соответствовать. – Так это месть? – Шелдон удивлённо раскрыл глаза. – В каком-то роде. Я не смог уговорить одного неимоверно вредного русского явиться на заседание, и по этой причине меня назвали «крайне безответственной личностью». – Ну, начальнику можно, наверное, и простить… – Конечно, – кивнул Людвиг, – лет через десять-двадцать после его смерти. Начинающий режиссёр непринужденно рассмеялся, даже не представляя, что за этими словами кроется если и не настоящая угроза, то как минимум самая искренняя обида. – Значит, мы сейчас оба гробим свою карьеру во имя непонятных целей… А знаете, а я сам родом отсюда, из Мюнхена, можете себе представить? Только мы с семьёй переехали в Америку, ещё когда я был совсем маленьким и, нужно сказать, я с тех пор особо по прошлому дому не скучал. Сейчас, пока гулял по городу, думал, что, может, хотя бы ностальгию испытаю, но как-то глухо… вообще ничего. А тут вдруг стало так тоскливо… Почему-то именно здесь и сейчас, будто потерял нечто ценное. Людвиг ничего не сказал. Он вообще заметил, что и без того сегодня был излишне разговорчивым. Впрочем, это можно было списать на последствия вынужденного безделья. Бывают такие дети, которые вроде уже и не дети тебе вовсе. Думают и разговаривают на чужом языке, живут в другой стране, а кусочки тебя иногда видят на маленьких цветных открытках, которые им присылают оставшиеся на прежних местах родственники. А ещё почему-то именно такие «не твои» дети всегда очень остро реагируют на твоё присутствие. Вцепляются словно клещами, а потом, наверное, сами понять не могут, зачем совершенно постороннему человеку на протяжении целого часа изливали душу. Странные они.***
– … вот и я говорю – фигура знакомая, а Лёва всё «не он, да не он…» Водитель возмущённо засопел, видимо, обидевшись на столь откровенную клевету, но, наткнувшись на злобный взгляд шефа, отразившийся в зеркале заднего вида, тут же заткнулся и перевёл взгляд на дорогу. Брагинский заинтересованным взглядом окинул салон автомобиля, в который его затащили. Машина была нарочито дешёвой и замызганной, аккурат настолько, чтобы начисто отбить у ГАИ желание до неё докопаться. – Ну, и что это значит? Желание покурить никуда не делось, но лёгкая заинтересованность, проснувшаяся где-то внутри, немного смягчила раздражение. И всё-таки можно было с ним немного и поаккуратнее. – Мы тут просто мимо проезжали, смотрим – ты на тротуаре стоишь, весь из себя такой грустный, – пожала плечами владелица развалюхи, – решили, что тебе может быть скучно. Вот, захватили с собой. Иван с сомнением покосился на её тонкие пальцы, продолжавшие стальной хваткой удерживать его за запястье, словно ему в голову могло прийти выпрыгнуть из машины посередине проезжей части. – И куда же мы едем? – Гуляем, – вкрадчивый шёпот был по-прежнему тих и невыразителен, – Лёве захотелось покататься, а я побоялась отпускать его одного. Вдруг заблудится или в неприятности какие попадёт? Лёва на этот раз никак не отреагировал, научившись одним молчанием выражать свой скепсис по отношению к врождённому топографическому кретинизму шефа, а также её умению сваливать собственную инициативу на чужие плечи. Брагинский больше ничего не спрашивал: то, что разговор состоится, было очевидно по скорости машины, которая явно никуда не торопилась, и ещё потому, что Полседьмого сильно волновалась. Внешне эта женщина не вызывала никакого интереса. Бледная кожа и чересчур худощавая фигура, облачённая всегда только в чёрное, тонкие губы, невыразительно-серого цвета глаза, да и вообще, если вдуматься, далеко не самая заметная личность… …и я бы, честно говоря, тоже не обратил внимания, если бы не случай. Вы, может быть, помните то время, когда нашему, теперь уже бывшему, министру обороны пришла в голову мысль снабдить спецназ дополнительным вооружением? Там даже было обоснование, вроде того, что в случае ранения, короткоствольным оружием проще отбиться, так как будет задействована только одна рука. В результате, нововведение так и не воплотилось в жизнь, но на тот момент я ходил сильно загруженный этой идеей. В автоматах я разбирался, а вот образ идеального пистолета у меня как-то совсем не складывался: то рукоятка слишком тяжёлая, то некачественный материал или слабая дальнобойность, а образец номер пять вообще отказался стрелять! Восьмой выстрелил, но как-то с задержкой, а двенадцатый я даже тестировать отказался, забраковав чисто из эстетических соображений. Так вот мы и встретились. Честно говоря, теперь, спустя время, мне ужасно стыдно за своё поведение тогда: не поздоровался, не представился – сразу полез с расспросами. Что с глушителем, какова отдача и дорого ли обходится замена запчастей? На самом деле эта «стальная красавица» была ей совсем не по размеру – слишком громоздкая, она смотрелась в маленьких хрупких руках неуместно, но мне казалось, что вот для спецназовцев это будет самое то. Девушка глядела на меня с явным испугом, видимо, растерявшись от такого напора вопросов, но всё-таки отвечала, хоть и односложно. Ничего не смысля в подобных калибрах, я мысленно поставил её в ранг профессионала, пусть и несколько неуверенного, в силу своего возраста, но зато прекрасно разбирающегося в оружии. Опомнился я только тогда, когда лужа крови, расползающаяся из-под нашего секретаря, добралась до моего ботинка. Я, собственно, зашёл-то к нему, чтобы передать бумаги, но, видимо, ему это было уже без надобности. Вид насыщенно-красного пятна меня слегка отрезвил. Я сразу понял всю бестактность своего поведения. Она, эта девушка в чёрном, пришла же не просто так – она же пришла по работе, а я её отвлекаю своими вопросами. Пришлось срочно извиняться и, чтоб хоть как-то замять это дело, предлагать чаю. К несчастью, когда я вернулся с чашками, в комнате никого уже не было. Гостья словно испарилась, и мне только оставалось надеяться, что это не потому что я её обидел, а просто из-за каких-нибудь очень важных дел. Чтобы хоть чем-нибудь заняться, я вызвал милицию, а пока они не подъехали, нашёл тряпочку и старательно протёр тумбочку, стол и раскрытый нараспашку сейф. А то вдруг бы они приехали, а у нас в министерстве так пыльно? Стыдно-то как… Теперь-то вам наверняка приходилось слышать о Полседьмого. Скорее всего, ничего конкретного, только то, что этот человек большой специалист в сфере криминальных услуг, и дорогой, нужно сказать, специалист. Сразу вырисовывается образ этакого накаченного зэка, способного и пристрелить, и придушить, если нужно. А то был у неё однажды заказ на удушение шарфиком, вот уж где было раздолье моему возмущению… В любом случае, лично мне она казалась чем-то очень хрупким и немного надтреснутым. В первую встречу я запомнил только огромные по-детски наивные бледно-серые глаза… …бледно-серые глаза с раздражением смотрели в потолок. Было очевидно, что-то шло не так, что-то за гранью её понимания, и это безумно злило. – Ты, надеюсь, никуда не торопишься? – шёпот чем-то отдалённо напоминал змеиное шипение и свидетельствовал о пожизненной простуде. – Торопился, – мягко улыбнулся Иван, – но теперь я всё равно уже, скорее всего, опоздал. Так что, можно сказать, что нет. Женщина задумчиво закусила губу, видимо, взвешивая, стоит ли говорить то, что она собиралась. Ей самой не были присущи ни тактичность, ни толерантность, поэтому все сомнения обычно сводились к эгоистичным «как?», «какой ценой?» и «действительно ли это нужно?» – Ты когда в министерстве работал, высокую должность занимал? – Нет, не особо, – чуть удивлённо ответил Брагинский, не ожидавший такого поворота, – даже связей никаких не осталось, если тебя это интересует. – Нет, не это… Просто вдруг стало интересно, каково это – жить по фальшивому паспорту в какой-то дыре, когда в центре города имеется прекрасное элитное жильё с личным бассейном? И главное - променять на что? – Полседьмого изобразила левой рукой какой-то неопределённый жест, видимо, свидетельствующий о её искреннем непонимании, – на жалкую зарплату в полставки? Я бы поняла, если тебя поймали на чём-то провокационном, так нет же – идеальный послужной список. «Даже про бассейн где-то накопала - вяло подумалось Ивану, - интересно, где?» И всё-таки, обличительный тон, которым была сказана последняя фраза, не мог не задеть. – Шесть лет назад, когда ты подделывала мне паспорт, таких вопросов не возникало. – Шесть лет назад у меня ещё не было достаточного опыта, чтобы пытаться вникать в сложные интриги. Ну, подумаешь, захотелось политику порвать с карьерой и начать жизнь с чистого листа… в нашей жизни чего только не бывает. Может ты, Ваня, президента хотел свергнуть, да только ничего не вышло… Глупо всё это, конечно, только заметь – я тебя ни о чём тогда не спрашивала. – А сейчас что изменилась? «Действительно, что? – любопытство, наконец, совладало с подозрительностью, – захватила власть в своей «шарашкиной конторе» и теперь считаешь себя самой всевидящей и проницательной?» Полседьмого отрицательно покачала головой, то ли поняв ход его мыслей, то ли вторя каким-то своим рассуждениям. – А сейчас нам тебя заказали.***
Если хочешь отвлечь человека от грустных переживаний, нужно просто поговорить с ним о работе. Серые монотонные будни затягивают, переключая все внимание на себя и не позволяя зацикливаться на чём-то действительно важном. Кому, если не Германии, это было прекрасно известно? Только вот ни о чём толком расспросить новоявленного знакомого Крауц так и не успел. Внезапно тишина вестибюля разорвалась громкими голосами и топотом множества ног. Эхо волной прокатилось по коридорам. Шелдон даже вздрогнул от неожиданности и принялся озираться, не понимая, с какой стороны доносятся звуки. – Вы куда? – Поинтересовался он, видя, что Людвиг уже поднялся со своего места и теперь намеревался идти к источнику шума. – Нужно посмотреть, что у них там уже случилось. – Вот только давайте не надо, а? – начал режиссёр, стараясь скрыть собственную панику, – наверняка ничего хорошего… Или, может, просто встреча закончилась. Рановато, правда, но кто их знает, эти официальные мероприятия?! Крауц отрицательно покачал головой, однако, всё же остался на месте. Очень скоро из-за поворота стали появляться люди, правда, были они отнюдь не членами собрания, а почему-то военными.