Стеклянный мир

      — Выкладывай, как вчера все прошло? — любопытствует Мью, заваливаясь к нему в комнату без стука.       — Лам доложил? — хмурится Форт, откладывая планшет.       — Разведка. Ну так что? Неужели ты наконец распрощался с девственностью? — поигрывая бровями, говорит друг.       — С чего ты взял, что я девственник? Это потому, что когда ты по пьяни ко мне подкатил, я тебе отказал? — вспоминает постыдный для Мью эпизод, тогда мачо местного разлива был пьян в стельку и решил поэкспериментировать. Закончилось это плачевно: Форт его просто послал, а вот какой-то шкафообразный громила сразу вломил, особенно его, видимо, расстроила перспектива быть «сучкой», как выразился Мью.       — Блять, просто заткнись! Я думал, этот громила мне жопу порвет к херам. Неужели он шуток не понимает?       — Прости, конечно, но ты всерьез заявлял, что натянешь его…       — Форт, иди на хуй! — перебивает его Мью, стремительно краснея.       Друга дразнить весело, тем более когда на расспросы отвечать не хочется. Бим — просто случайный знакомый, они встретились, пообщались и всё. Но рассказывать о нем не хотелось никому, словно что-то сокровенное и интимное таилось в их встрече.       — Да, кстати, ты в курсе, что на выходных у Тома день рождения? Он планирует вечеринку организовать.       — У меня совсем нет идей для подарка, — сокрушенно говорит Форт, так как с подарками и поздравлениями у него всегда было туго.       — Да подаришь ему ту электрогитару, на которую он слюни пускает не один месяц, я ему стереосистему в машину куплю, будет слушать свой рэп и попсовые песенки о любви, — сразу предлагает Мью, по части подарков он — профи.       — Много народу будет?       — Да как в том году — дохрена, причем половина левых. Том любит устраивать шумные попойки. Кстати, я с Милк приду, мы вроде как встречаемся, — без особого энтузиазма добавляет друг.       — О нет, только не она! Сочувствую, она же с Томом встречалась, все хотела окольцевать его. Распланировала свадьбу, познакомила с родителями, даже кольцо купила и хвасталась подружкам, что якобы Томми ей предложение сделал.       — Форт, Томми тот еще говнюк, а то ты не знаешь. Он переспал со своей одногруппницей на одной из вечеринок, и Милк узнала об этом. Ты же вроде как-то звонил ей, когда в тебе проснулся благородный рыцарь. Неужели не помнишь?       Сейчас казалось, что все разговоры сливались в один поток, хотя помнил он каждое слово. Будто проживал чужие печали и сбрасывал груз, а утром вместе с алкоголем из организма выветривались чужие откровения, обиды и боль, но только уже своя собственная. Вот только эти исповеди помогали лишь ненадолго, и она вновь возвращалась.       — А ты придешь с той горячей штучкой, для которой разоделся вчера? — с интересом поглядывает друг на Форта, напрочь забывая о коварном Томми. Все-таки давно он ни с кем не встречался, уже даже и не вспомнить, когда такое чудо было в последний раз.       — Блять, да я просто катался вчера по городу, один, — отмахивается от друга Форт.       — Это парень или девушка? — не сдается Мью, а глазенки у него горят от любопытства, как у старой сплетницы.       — Никто, мать твою!       — Значит, будешь как обычно киснуть в углу, надираясь до состояния телефонного терроризма? — уточняет Мью.       — Да, блять! Развлекаюсь как могу, — разводит руками.       — Я попрошу Милк пригласить какую-нибудь красивенькую подружку, чтобы ты потрахался с ней, а не с нашим мозгом.       Форт мгновенно зафутболивает в Мью подушкой, но тот удачно уворачивается. Зато Лам, который ураганом врывается в комнату, не успевает, и подушка прилетает ему в голову.       Мью и Форт хохочут, глядя на закипающего, как чайник, друга.       

***

      Отец кривится, когда отпивает кофе, и быстро отставляет чашку.       — Ты можешь нормальный кофе купить, вроде не нищенствуешь, что за помои? — выпад в сторону Бима, который по ту сторону стола нервно крутит кружку в руках.       — Это просто ты привередливый, а меня вполне устраивает.       — Ну, а посуда, она что, глиняная? — вновь поджимает губы родитель, кажется, что он сейчас начнет отчитывать сына за неподобающий внешний вид, ведь порядочные люди обязаны ходить по дому в костюме-тройке, а не в видавших виды шортах и растянутой футболке.       Бим оставляет этот выпад без ответа. Отец давно не является для него авторитетом, да и навещает его всего второй раз. Обычно просто переводит деньги и звонит только в экстренных случаях.       Пришел без звонка, разбудив Бима ни свет ни заря, хотя занятия сегодня после полудня.       — Что с мамой? — сразу переходит к делу парень, догадываясь о цели внезапного визита отца.       — Плохо. По-хорошему, ее давно надо было поместить в клинику, — трет переносицу, выдыхая. — Но я не могу так с ней поступить, все надеюсь, что наконец отпустит ее. Сколько лет прошло уже…       Сейчас Бим видит его настоящие эмоции — усталость и отчаяние. Защитные барьеры вроде работы и череды кукольных любовниц отходят на задний план. Отец устал бороться и притворяться, что все будет хорошо. Та трагедия ударила и по нему тоже, но вот только он держится на плаву, а мать давно ушла на дно. И никакой якорь не способен удержать ее на поверхности беспокойной воды.       — Пап, — тихо зовет его, притрагиваясь к руке, — возможно, клиника это не такой уж плохой вариант. Там она будет под присмотром врачей.       Родитель поднимает на него воспаленные глаза и в них зажигается нехороший огонек.       — Вот так просто? Отправил маму в клинику и зажил счастливо, да? Избавился от обузы? Меня ты так же сплавишь при первой возможности? — Бим мгновенно одергивает руку и шокировано смотрит на него.       — Что? Да при чем здесь…       — Ах да, — вскидывает руку, перебивая, — я пришел к тебе, надеясь на понимание. Когда ты жил с нами, ей было проще справляться с этим, и срывов почти не было, — быстро говорит отец, и Бим застывает в ужасе.       Нет, нет, нет, только не…       — …И я подумал, что было бы здорово, если бы какое-то время мать пожила с тобой. Знаю, у тебя учеба и ты не сможешь уделять ей много внимания, но она будет рада просто быть рядом, — кажется, что он зачитывает сводку новостей, просто констатация факта. Взрыв уже произошел и количество жертв такое-то, погибло столько-то, ранено столько-то. А за этим — жизни, которые волнуют хорошенькую ведущую не больше, чем рабочие будни завода по производству резиновых тапок. — Раз ты не можешь переехать обратно домой, мать поживет здесь. Хотя бы пару месяцев, пока ее состояние не стабилизируется. Она согласилась посещать психотерапевта и начать курс лечения, только если ты будешь рядом. Не беспокойся, я создам все условия для вашего комфортного проживания.       — П-подожди, — Бим быстро осушает чашку кофе, чтобы проглотить противный комок, — я не могу с ней жить.       Мужчина нервно поглядывает на наручные часы. Он уже принял решение, незачем распинаться — понимает Бим.       — Да не волнуйся, она не доставит особых хлопот. Я поговорил с ней, и она пообещала не мешать тебе. Если что, можешь всегда позвонить мне, и я заберу ее, — спокойно говорит отец, а затем добавляет, заглядывая сыну в глаза: — Бим, это последний шанс вытащить ее. Последний, понимаешь?..       Бим сжимает в кулаки дрожащие руки и кивает. Хотя понимает только одно: матери становится легче, когда корчится от боли он. Принимает ее боль, забирает, впитывает.       Она берет в руку нож, трогает лезвие пальцем, ласкает. Затем оборачивается к нему с безумной улыбкой на губах.       — Не люблю металл, он твердый и опасный. Никакого эстетического удовольствия. Стекло уникально в своей изящности и красоте. Особенно, когда разбивается и звенит, звенит… Просто музыка для ушей.        Если бы Биму снились сны, вместо черных дыр, он бы видел один и тот же сон. Сумасшедшая улыбка и шальной блеск в родных глазах. Тогда он впервые увидел ее такой. И не понял, что это — тонкая стеклянная грань, разделяющая солнечное прошлое, и выжженное, как город после тотальной бомбардировки, будущее.       Сразу после ухода отца, он идет в магазин и осуществляет свое желание — покупает торт-мороженое. Только больше от нехватки гормона радости, чем оттого, что действительно этого хочет.