***
— Ты как, жив? — почти натурально изобразив беспокойство, обращается к нему Бим, когда они останавливаются у общежития. — Умер и переродился в желейную массу, — ерничает Форт, выходя из машины. — Ты вполне милый желейный человечек. Форт ничего не отвечает, направляясь к общежитию. Бим ставит машину на сигнализацию и шагает следом, зная, что бдительный охранник его одного не пропустит. — Ложись, — сразу переходит к делу он, стоит ему войти в комнату за Фортом. — Я хочу сходить в душ, — хмуро зыркает на него. — А-а, ну, вали тогда, только недолго, я тут от скуки помру. — Поиграй у меня на айпаде во что-нибудь, — кивает в сторону лежащего на столе планшета. — На нем стоит пароль? — Нет. — Хорошо. Бим усаживается на стул с айпадом и запускает какой-то шутер. Форт же пытается мыслить позитивно, как советуют психологи и психологини во всемирной паутине. Почему-то ничего не получается, видимо, этого мастерства так сразу не достичь, как и просветления за чашечкой пуэра. Когда тебе через несколько минут вскроют черепную коробку, позитивные мысли как-то сразу испаряются, зато появляется миллион «но», «если». Может, отвлечь его чем-нибудь или сказать решительное «нет»? Оказывается, когда рассматриваешь чужую душу с лупой, это нормально и приятно, что ли. А когда сам ложишься под увеличительное стекло — все сложно и страшно. И не насмешки боишься или не понимания, а того, что для кого-то это ничтожно и жалко, он — ничтожный и жалкий. Из-за двери раздаются звуки выстрелов и тихое бормотание, видимо, Бим увлекся игрой. Почему-то хочется забаррикадироваться и не выходить из ванной до утра, позорно сбежать. Столько раз получалось же! Но он вспоминает ту ночь, когда Бим откровенничал с ним и трясся от страха. Он тоже боялся, но говорил. Форту нужно просто перетерпеть прикосновения, можно молчать и слушать чужое дыхание, а не ждать удара ремня с железной пряжкой. Вместо этого чувствовать тягучую, нежную ласку, принимая ее, вбирая, будто втирая масло в кожу, — тепло, мягко и приятно. Масло, а не сперму на разгоряченные детские ягодицы, как отчим… От мыслей Форта слегка замутило, и он нагнулся над унитазом, сдерживая рвотный позыв. «Тебе больно, а мне хорошо. Когда-то и тебе понравится, потому что боль — то, что делает тебя живым». — Разденешься? — стоит ему выйти, поднимает на него глаза Бим, скользя взглядом по подкаченному торсу. Почти равнодушно. И только там, в глубине глаз мелькнул огонек интереса, который, при желании, мог поджечь гектары леса. — А ты? — подмигивая, спрашивает, пытаясь унять внутреннюю дрожь. — Нет, мы же не трахаться собрались, — качает головой, отчего-то краснея. — А ты раздеваешься только в одном случае? — Ладно, я сниму рубашку, а ты натяни шорты, — принимается расстегивать пуговицы. — Окей, — ухмыляется, роясь в шкафу. Потом натягивает какие-то шорты цвета хаки и запрыгивает на кровать. Бим медленно снимает рубашку, явно чувствуя себя неловко. Он не похож на того, кто стесняется своего тела, но зная его печальный опыт, понятно, откуда эта неловкость. Он подходит к кровати, специально не гася свет, чтобы видеть лицо Форта, впитывать каждую эмоцию и знать предел. — Не закрывай глаза сейчас, сосредоточься на мне. — Ладно. — Прикосновения — это просто прикосновения, я не хочу навредить тебе, а ты постарайся не навредить мне, — продолжает давать наставления, потирая собственные пальцы потому, что на подушечках колют иголочки предвкушения. Это чистая физиология, утешает себя Бим. Он давно не касался мужчин, почти никогда, тот пьяный трах не в счет. Не то чтобы не хотел, просто всегда сражался со своими фобиями и как-то не до того было. Легче закрыться от мира, чем пустить кого-то, даже на таком примитивном уровне. От Форта закрыться не получалось совсем. Он прекрасно укрощал его внутренние страхи и пробуждал старые добрые инстинкты. Но Бим не собирался спать с ним, это было бы слишком. — Может, дотронешься уже и прекратишь гипнотизировать мою грудь? — не выдерживает Форт и хватает его руку, кладя ее себе на плечо. — У тебя красивые татуировки, — сглатывает Бим, мягко поглаживая кожу под пальцами, на которой изображен какой-то японский иероглиф. — Объяснить значение? — Не надо, — отрицательно качает головой, — главное — что оно значит для тебя. Для меня это просто красивый орнамент на коже. — Интересная позиция, обычно все просят рассказать целую предысторию, хотя все довольно банально. Приходится изворачиваться, а тебе все равно. — Тише, — отчаянно шепчет, а потом в каком-то порыве наклоняется и оставляет легкий поцелуй на коже, где изображена татуировка. Форт не успевает отреагировать, потому что он тут же отстраняется. — Вот что важно, но оно не отпечатается на коже. Главное всегда под ней, — произносит, кладя руку на грудь, там, где бьется беспокойное сердце. — Черт, твою мать, ты реально горяч, — отчаянно взывает к потолку Форт, понимая, что вот-вот слетит с катушек, только не от прикосновений, которые навевают неприятные воспоминания, а этого парня с горящим взглядом. — Я пытаюсь тебя отвлечь, чтобы ты не заехал мне в рожу, — объясняет Бим, хотя сам себе не верит. Наверное, потому что знакомое возбуждение протягивает к нему свои горячие вездесущие руки-лианы, оплетает, заманивает. — Хороший способ, продолжай, доктор, — тоном мачо говорит Форт, облизывая пересохшие губы. — Какой послушный, загляденье просто, — по виску течет капля пота, хотя в комнате вовсю работает кондиционер. Удобнее было бы сесть на бедра «пациенту», но вряд ли он бы выдержал такое напряжение. Поэтому подгибает ноги и сосредотачивается на движениях рук. Форт чувствует, как со свистом опускается на беззащитную кожу ремень и жмурится, стискивая кулаки. Если закричит, экзекуция продлится дольше. — Не закрывай глаза, смотри на меня, здесь только я! — долетает до него голос, которого в принципе в той комнате быть не должно. Он распахивает глаза и смотрит на Бима — правда, он здесь, в освещенной комнате, не там, не там... — Попробуем по-другому. Смотри на меня, только на меня, понял? — вновь наклоняется, чтобы начать покрывать легкими поцелуями, повторяя траекторию рук. Нежность. Простая нежность сквозит в каждом отрывочном поцелуе. Не боль от прикосновений кожаного ремня. Его черная макушка и внимательный взгляд после каждого поцелуя — вот все, что может видеть Форт. Вот все, что он хочет видеть. — Знаешь, мне не больно и не страшно, — еле слышно произносит, не боясь быть слабым. — Так и должно быть, — кивает Бим с улыбкой, становясь похожим на ребенка. — Иди ты к черту, — улыбаясь во весь рот, говорит Форт, понимая, что момент до того интимный, что он хочет, чтобы тот продлился как можно дольше. — Как ощущения? — Бим с чувством выполненного долга ложится рядом, переводя дыхание, будто только что, как минимум, спас мир. — Классные. — Лицо попроще, а то светишься как стоваттная лампочка. Рад, что не убил меня и не покалечил? — Знаешь, что я сейчас написал бы на стене? — поворачивается к нему лицом, опираясь на локоть. — «Бим — мой бог»? — нескромно предполагает. — «Живи в пределах электрической цепи, а не пищевой». — И кто из нас псих? — смеется Бим. — Ты просто не понимаешь этого чувства, когда через тебя пропускают нежность, как ток, присоединив приборы. И это лучшее, что мне приходилось ощущать, клянусь. — Какие витиеватые метафоры! Любой школьник тебе скажет, что жить вне пищевой цепи невозможно. — Однажды надоедает бояться, что когда-то тебя сожрут, жить с этим страхом, преклоняться перед сильными, считать себя пищей для какого-то хитрого хищника. Я не хочу так больше… — серьезно произносит, тянется к нему, обнимает крепко-крепко и шепчет: — Спасибо, ты следующий. — Блять, прозвучало как фраза из ужастиков, у меня мурашки даже, — бурчит Бим ему в шею, даже не пытаясь отодвинуться. Он, правда, хочет почувствовать каково это — быть компонентом электрической цепи. Без замыканий, только движение электрических зарядов по проводам-артериям. Ведь именно это Форт называет концентрированной нежностью, без страха и боли?Глава 18
16 мая 2018 г. в 03:01
— Помнишь, я говорил, что в следующий раз покатаемся на моей машинке? Поэтому пристегнись, взлетаем, — каким-то зловещим тоном произносит Бим, открывая дверь со своей стороны.
Форт вспоминает кадры из фильма «Такси» и нервно сглатывает. На байке он мог нарушать всевозможные правила — да хоть на одном колесе ездить! — но на машине предпочитал передвигаться медленно и с некой опаской.
— Да я уж лучше на байке, по старинке, — заблеял смелый и отчаянный инженер.
— Ага, конечно, я испытал все прелести твоей коняшки, теперь попробуй и ты, только моя более комфортная, — гаденько усмехнувшись, Бим блокирует дверь.
— Черт, я же не на байке приехал! — сокрушается Форт, при этом бьется головой о стекло.
— Ты думаешь, что я водить не умею?
— Да! — вырывается, но он быстро осекается: — Не-е-ет, что ты!
— Потерпишь, я терпел твои выкрутасы на дороге, твоя очередь, — не собирается обижаться на такое недоверие Бим, заводя мотор.
— Справедливо, — тяжко вздыхает, вспоминая о парочке выкрутасов, проделанных во время их поездок.
На самом деле, Бим был довольно аккуратным водителем, но подразнить Форта уж очень хотелось, тем более, заметив его реакцию, — ощущение, будто тот на эшафот шел, а не в машину садился.