Весь воздух трепетал вокруг Матиаса. Каждое движение овец отдавалось колебаниями, которые он мог ощутить на своих ладонях и босых ногах. Поедая траву на своём пути, животные постепенно отдалялись от деревни, всё ближе и ближе подходя к морю. Матиас часто видел, как их хозяин приходил из деревни, и всякий раз его лицо было перекошено гневом, он резко взмахивал руками, быстро и широко раскрывая рот. Тогда напуганные овечки спешно возвращались домой. Матиас не винил их: этот человек вселял страх и в него самого. Сделав глубокий вдох, он выпустил из лёгких струю воздуха, заставляя своё горло дрожать. Овечка, что стояла к нему ближе всех, подняла голову и настороженно огляделась. Лишь создавая эту странную дрожь в своём горле, Матиас мог привлечь чьё-то внимание.
Это заставляло его чувствовать себя неуютно, и Матиасу казалось, что в такие моменты он походит на задыхающуюся рыбу, выловленную из воды.
Но эти овцы не должны были подходить к морю. Их хозяин снова будет зол. Этот человек для Матиаса был связан со множеством дурных воспоминаний, и, едва завидев его, он убегал, надеясь не попасть под горячую руку. Он не хотел, чтобы то, что он сам пережил, случилось с этими созданиями, так что он ускорил шаг, широко размахивая руками. Будто ветер поселился в его лёгких, и Матиас почувствовал себя удивительно сильным. Несколько овец, суетясь, двинулись в направлении деревни. Многие из них всё ещё упрямо стояли на месте, бессмысленно уставившись на него. Разве они не понимают, что, не вернувшись на пастбище, они будут избиты своим хозяином? Он усмехнулся, широко улыбаясь, очарованный их наивностью.
Одна из овец подняла голову к небу, широко раскрывая рот. Матиас заглянул в синюю высь, беззвучно повторяя её движения. Он почувствовал себя глупо, но снова уловил колебания в воздухе. Овечка тоже проделывала этот странный трюк со своим горлом. Вдохнув полной грудью, Матиас выпустил новую струю воздуха. Земля задрожала под ногами убегающего животного. Довольный результатом, он радостно последовал за стадом. Овцы двигались в верном направлении и теперь были в безопасности. Выдыхая и заставляя своё горло снова и снова трепетать, Матиас повёл стадо к деревне.
Следуя за ними по пятам, он начал пропускать воздух через нос, создавая приятную дрожь. Зная, что эти животные возвращаются на своё место, Матиас был переполнен радостью. Он не мог удержаться, чтобы не подпрыгивать, рассекая заросли высоких трав. Когда они подошли к границам деревни, овцы остановились, и Матиас забрался на забор, чтобы наблюдать за ними и подавать сигналы тем животным, что пытались отбиться от стада. Неожиданно он почувствовал, как кто-то тянет его за край рубашки.
Ему хватило доли секунды, чтобы увидеть хозяина овец, глядящего на него исподлобья. В следующее мгновение он почувствовал острую боль, когда мужчина ударил его по голове. Взволнованный и испуганный, Матиас попытался объяснить ему, что он делал, так же, как и все другие люди, двигая губами и пропуская воздух сквозь горло. Это лишь ещё больше разозлило человека, и он ударил Матиаса снова, выбив искры из глаз. Выходя из оцепенения, он хотел было дотронуться до своего виска, откуда уже, стекая по лицу, сочилось что-то горячее. Но его руку тут же скрутили, и он почувствовал, как тугие верёвки врезаются в кожу, когда его запястья опутали пастушьи силки.
Теперь Матиаса переполнила паника, и он попытался вырваться и сбежать, но колени подгибались, а голова кружилась после недавних ударов. Он уже знал, что случится дальше, особенно когда его потащили к ближайшему столбу. Вырываясь из захвата, он понял, что незаметно для самого себя широко раскрывает рот, вызывая в своём горле самую сильную и даже болезненную дрожь, на которую был способен. Почему этот человек не понимал его? Он не хотел всего этого!
Но мужчина лишь ещё несколько раз ударил его, так что теперь стало сложно держаться на ногах. Подоспел другой житель деревни, и теперь уже двое привязали Матиаса к столбу. Это должно было случиться, как бы отчаянно он ни умолял и не выискивал глазами хоть кого-то, кто мог бы ему помочь. Страх ледяными мурашками пробежал по спине, когда всё его тело приготовилось к новой боли.
Почувствовав первый удар, он изо всех сил вцепился в удерживающие его верёвки. Он не смог сдержать болезненный стон, когда хлыст полоснул по коже. Каждое рассекающее воздух движение заставляло его мучительно выгибать спину. Сколько раз он уже проходил через этот ад! Матиас не мог представить, в чём он провинился, и хотя он понимал, что ему следует держаться от этих людей подальше, ему было некуда идти. Они были жестоки и постоянно стремились причинить ему боль, так что он знал не понаслышке, что есть вещи гораздо страшнее мужчины с хлыстом. Его грудь разрывалась от быстрого, неровного дыхания, когда он увидел собирающуюся вокруг толпу. Их лица злобно кривились, и они надвигались всё ближе. Некоторые из них даже улыбались, наслаждаясь его страданиями. Борясь со своей слабостью, Матиас пропустил сквозь зубы ещё одну струю воздуха, заставив толпу отшатнуться в страхе, но удары посыпались с новой силой.
Сжимаясь в комок от боли и ужаса, он мог лишь благодарить судьбу за то, что поблизости не было огня. В прошлом эти ужасные люди прижигали его кожу раскалёнными железками. Вся та боль, что он испытывал сейчас, не могла сравниться с чувством, когда его плоть горела и плавилась. Он не мог уловить запах дыма, и, цепляясь за эту жалкую надежду, решил вытерпеть пытку до конца.
Он уловил неясную дрожь в воздухе, когда люди вокруг начали переглядываться и толпиться теснее друг к другу. Теперь всё было как в тумане, и он лишь чувствовал холод остывающей крови на своей истерзанной коже. Он открыл глаза и понял, что все люди взволнованно уставились на двери церкви. Поворачивая голову настолько, насколько он мог, Матиас пытался разглядеть из-за чужих спин мужчину в чёрном балахоне. Холодный пот проступил на его шее, когда нагромождение тёмных одежд начало к нему приближаться. Была лишь одна вещь на свете страшнее раскалённого железа, и ей был этот человек.
Старик, что был до него, вместе с остальными жителями деревни постоянно издевался над Матиасом и оставил на память о себе уродливые ожоги. Лишь одного вида креста на чёрной ткани было достаточно, чтобы он, дрожа, начал отчаянно вырываться из силков. Этот человек не пытался натравить на него остальных, но Матиас всё равно не мог ему доверять. Он всегда мог нанести удар исподтишка, когда Матиас не будет ожидать этого. Как бы то ни было, обычно его появления было достаточно, чтобы жители деревни тут же его освободили. Власть этого человека и способность подчинять остальных своей воле – вот что действительно вселяло страх.
Хозяин овец отступил от него, и Матиас сильнее потянул верёвки в надежде на спасение. Он знал: весь пережитый кошмар может начаться снова. Мужчина в чёрном подошёл вплотную и ослабил его силки, но, освободившись от верёвок, Матиас тут же оттолкнул его прочь. Он не позволит снова сделать это с собой. Он должен убежать туда, где будет в безопасности. Он должен убежать.
Почувствовав, что его руки свободны, он отпрянул от злосчастного столба и ринулся бежать сквозь расступающуюся перед ним толпу. Оказавшись посреди зелёного луга за каменной стеной, он чувствовал себе спокойнее. Но он не останавливался, стремясь убежать как можно дальше от деревни. Он был быстрым и ловким, как кролик, он летел над острыми зелёными лезвиями, как птица. Он бежал, пока не увидел берег моря. Тяжело дыша, Матиас остановился. Раны горели огнём, а сердце билось о рёбра глубоко в груди.
Мучительная боль нахлынула на него, вырываясь через напряжённое горло. Зачем они это сделали? Матиас не понимал. Он лишь хотел помочь овцам. Поднимая с земли камешки, он отчаянно бросал их с утёса. Камень за камнем летели вниз, пока он не выпрямился, ловя ртом воздух. Его дрожащие руки сжались в кулаки, когда ещё одно чувство поразило его в самое сердце. Одиночество.
Матиас знал, что не может долго сидеть здесь, упиваясь своей тоской и обидой, и он продолжил путь, пока не почувствовал голод. Он остановился у одинокой фермы. Прижав ладони к стенам дома, он не почувствовал движения внутри, а значит, его жители были где-то далеко. С осторожностью он вошёл внутрь и, взяв еду со стола, снова пустился бежать. Он взял лишь два вареных яйца и картофелину, исчезновения которых никто не заметит. Если он будет брать больше, он лишь привлечёт к себе лишнее внимание.
Спустя час в пути по его коже забили холодные капли, а свинцовые тучи поглотили последние солнечные лучи. Матиас знал, что эту ночь ему, возможно, придётся провести на открытом пространстве. Постоянно скрываясь от жителей деревни, он отлично изучил окрестности. Проходя у подножия холма, он увидел углубление в его земле, которое могло стать укрытием от дождя. В неудобной позе Матиас пытался уснуть, но всю ночь его мучили жар и озноб из-за холодной воды, пропитавшей его одежду, и воспаляющихся ран.
Проснувшись от боли следующим утром в усталости и холоде, он едва мог двигаться. Вся его спина горела от малейшего движения, но он хотел найти надёжное место, чтобы укрыться и излечить свои раны. Если он этого не сделает, Матиас знал – он будет тяжело болен.
Борясь со своей слабостью, он преодолел последние поля, отделявшие его от дома. Он почувствовал облегчение, на бессильных ногах подходя к хижине, но остановился. На размокшей земле были видны следы колёс, а в воздухе висел стойкий запах дыма. Он не струился из печной трубы, но Матиас знал, что кто-то недавно разводил огонь. Кроме того, у дома были свалены деревянные доски, защищённые от дождя выступающей крышей.
Ужас сковал его сердце, когда он медленно подошёл ближе, толкая дверь ладонью. Широко раскрыв глаза, он увидел незнакомца, испуганно подскочившего с места. Он не знал этого человека и не знал, как тот поведёт себя, но это был его дом, и Матиас попытался это объяснить. Его нервы были натянуты, как струны, от мысли, что поблизости могут быть и другие люди. Он размахивал руками, пытаясь заставить его уйти. Человек поднялся на ноги, теперь уже действительно внушая тревогу. Его лицо стало спокойным, даже слишком. В его движениях больше не было и тени страха, и это спокойствие заставило Матиаса отступить. Если бы он был здесь один, он не держался бы так уверенно.
Чужак приблизился к нему на один шаг, и Матиас отступил назад, снова оказываясь под дождём.
***
Эти резкие движения и бессловесные звуки заставили сердце Лукаса бешено колотиться в груди, и он сказал с тихим шипением, крепко сомкнув зубы:
– Чего ты хочешь?
Ему стоило вспомнить слова Бервальда и быть осторожным, но несмотря на своё поведение, безумец выглядел взволнованно. Его голос звучал беспокойно и напуганно, и Лукас ещё никогда не слышал от человека подобных звуков. Если бы Бервальд пришёл сейчас и сказал, что Матиас одержим, он бы точно поверил, но Лукас знал, что ему нужно сохранять здравомыслие. В Осло он встречал людей, вроде Матиаса, которые так же бредили и не могли сказать ни слова по-норвежски. Часто они получали милостыню от церкви или богачей, но многие из них умирали прямо на улицах.
Он заметил на коже Матиаса синие пятна, пока тот стоял под дождём, широко раскрыв полные страха глаза. Мрачнея, Лукас увидел и брызги крови на ткани его одежды и понял, что ему стоит быть милосердным и впустить его в дом.
– Не хочешь...зайти? – неуверенно спросил Лукас, в то время как Матиас продолжил бессмысленно его разглядывать.
Порыв ветра ударил каплями дождя по лицу, и Лукас почувствовал, как грязный пол намокает под его ногами. Раздражённо вздыхая, он знал, что должен как можно скорее уговорить этого глупца войти, иначе ему придётся провести эту ночь на холодной, мокрой земле.
– Входи! – сказал он громко, нетерпеливо всплеснув руками.
Матиас отпрянул, будто его ударили, и убежал за угол дома, пропадая из виду. Лукас последовал за ним, босиком выходя под дождь и видя, как тот скрывается в полуразрушенном хлеву. Это не лучшее укрытие, но часть крыши уцелела, так что Лукас знал: это намного лучше, чем остаться без защиты под ливнем.
– Что за идиот, – фыркнул он, возвращаясь в дом. В конце концов, он пытался его пригласить.
Лукас вернулся в кровать, укрываясь с головой и пытаясь снова уснуть. Но как бы он ни старался, Матиас не покидал его мыслей. Совесть душила его, и жизнь была бы намного проще, если бы он не волновался так сильно о других людях. Он мог вести себя, будто ему всё равно. Но это никогда не смогло бы скрыть ноющую боль вины, когда он не делал то, что считал правильным. И хотя ему нечего было предложить, он знал, что будет лучшим человеком, если даст Матиасу хоть что-нибудь. Пролежав на месте десять минут, он поднялся снова и собрал для него тарелку еды, даже не пожалев маринованной сельди, которая ему так нравилась.
Сонно зевая, он вышел из дома и оставил тарелку в самом сухом месте, которое смог найти. Со спокойной душой он вернулся в хижину и, наконец, смог уснуть, в тихой дрёме не замечая, как закончилась гроза.
Когда солнце взошло следующим утром, Лукас вышел из дома, чтобы отыскать оставленную прошлой ночью тарелку, но едва не наступил на неё, сделав шаг за порог. Он опустил взгляд и понял, что она совершенно чистая. С волнением он огляделся вокруг, ища глазами Матиаса.
***
Уже в конце недели Лукас начал скучать по дому. Тишина и одиночество его нового жилища были для него непривычны. Проведя всю жизнь в таверне, он имел скудное представление о настоящем уединении. Оно нравилось ему, но в этом месте не было и тени той роскоши, что окружала его раньше. По крайней мере, теперь большая часть его дома была чистой, за исключением чердака. Ему пришлось окончательно разрушить лестницу и растопить этим деревом печь, но он смог отыскать уцелевшие доски среди развалин и сделать из них новые ступени.
Спина болела без привычной кровати, а одежда пропиталась потом, так что в конце недели Лукас попытался отмыться в небольшой реке. Вокруг было так холодно, что он не согласился бы на это ни под каким предлогом. Он скучал по горячей воде и мылу, но у него не было ничего, а запасы готовой еды иссякали. Но самым ужасным было то, что каждую ночь он ощущал на себе чужой взгляд. Он знал, что это Матиас, и скука со временем превратила попытки обнаружить его в своеобразную игру. И хотя, каждое утро Лукас находил возле дома следы большие, чем его собственные, самого Матиаса он больше ни разу не видел. Это точно были его следы, ведь Лукас продолжал оставлять ему немного еды и каждый раз у дверей его ждала пустая тарелка.
Оглядев окрестности, Лукас направился к утёсу, где в день своего прибытия обнаружил висящие над обрывом доски. Там внизу бил прибой, а на песке ждала лодка с низкой крышей. Надеясь найти что-нибудь полезное, он спустился по этой деревянной дорожке, избегая прогнившие доски. Подойдя ближе, он понял, что лодка всё ещё в хорошем состоянии, а под крышей сохранились рыбацкие снасти. Не тратя времени, Лукас вытянул её на воду и, отдаляясь от берега, различил среди скал знакомого человека с длинной палкой в руках. Матиас сидел, как каменная статуя, время от времени быстрым движением вонзая палку в толщу воды. Он был слишком далеко, чтобы точно сказать, что именно он делает, но, задумавшись на мгновение, Лукас понял, что он ловил рыбу.
Матиас казался полностью сосредоточеным на своём деле, но поднял на Лукаса взгляд усталых голубых глаз. В них не было страха недавней ночи, но всё так же сохранялась тень недоверия. Он издал громкий звук, будто приветствуя Лукаса, и снова отвернулся к воде.
Этот странный звук оставил Лукаса скованным в напряжении.
Матиас справлялся отлично, за десять минут вытаскивая из воды двух рыб. Лукасу же нужно было быть огромным счастливцем, чтобы добиться того же успеха. Лучшее, что он мог придумать – попытаться поймать рыбу в той же заводи, что и Матиас, так что он подплыл немного ближе к нему, прежде чем забросить в воду сеть. Он помахал Матиасу дрожащей рукой, пока тот изучал его взглядом. Всё от его поведения и звуков его голоса до внешнего вида напоминало Лукасу дикого зверя.
Через некоторое время он вытянул сеть из воды. Ничего. Помрачнев, он забросил её снова, на несколько мгновений задерживая взгляд на Матиасе. Не пришлось ждать долго, чтобы увидеть, как он в очередной раз запустил свой деревянный гарпун в воду, вылавливая ещё одну рыбу. Он провёл ладонью по её скользкой чешуе, укладывая на землю и разбивая её голову камнем. Это испугало Лукаса, и он в спешке потянулся за своей сетью. Она снова была пуста, если не считать нити зелёных водорослей. Если эти неудачи продолжатся, ему придётся искать моллюсков у берега.
– Ты не дашь мне немного рыбы? – прокричал он, отчаявшись. Матиас не только не ответил, но даже не оглянулся, продолжая искать глазами добычу среди воды.
Проведя ещё целый час на воде без малейшего успеха, Лукас начал грести к берегу. Матиас ушёл раньше, скорее всего, выловив всю рыбу поблизости. У Лукаса не осталось другого выбора, и, огорчённый своей неудачей, он отыскал несколько моллюсков, прицепившихся к камню, и раскрыл створки их раковин. В них было немного еды, но его желудок сжимался внутри от голода.
Вернувшись домой, он заметил что-то, лежащее прямо под дверью. Взглянув ближе, он увидел пять выпотрошенных рыбин на куске мокрой ткани. В смятении, лишь через несколько минут он понял, что их оставил Матиас. Он принёс их сюда для него? Или, может быть, случайно обронил их?По тому, как аккуратно они были сложены, можно было сказать, что они были оставлены здесь намеренно. Лукас в который раз огляделся, ища Матиаса глазами, но тот исчез без следа. С чувством благодарности он вошёл в дом, всё ещё смущённый, но обрадованный скорой трапезой.
