The Raging Quiet

Лукаса одолевала усталость. Ноги болели, а руки отнимались, не в силах больше нести два тяжёлых деревянных ящика. Сегодня было воскресенье, и он направлялся в деревню. Он собирался не только посетить церковь, но и купить несколько куриц и дюжину цыплят. Даже если ящики были лёгкими, спустя час ходьбы они казались неподъёмными. Лукас знал: путь назад будет ещё более мучительным, когда ему придётся бороться с норовящими сбежать птицами. Он вышел из дома рано, чтобы точно успеть на мессу, но, остановившись уже в пятый раз, чтобы дать отдых своим уставшим рукам, он понял, что опоздает. Когда он наконец был в деревне, его руки тряслись, а затылок намок от пота. Улицы были пусты, и лишь звуки молитв тихо доносились из-за стен церкви. Лукас опаздывал; растрёпанный и измотанный дорогой, он совсем не хотел войти и присоединиться к остальным прихожанам. Но он знал, что жители деревни точно не будут довольны, если он не покажется на мессе совсем, поэтому у него не осталось выбора. Стоило ему войти и незаметно занять место на церковной скамье, как псалмы стихли, и на него устремились взгляды десятков глаз. Он изо всех сил старался не выдавать своего волнения, но кончики его ушей предательски покраснели. Бервальд, к счастью, спокойно кивнул ему, продолжая мессу. Закончив службу, он подошёл к Лукасу, пробормотав тихое приветствие и тут же добавляя: – Я уже было подумал, что ты совсем не придёшь сегодня. – Я бы хотел прийти вовремя, но нёс с собой ящики. Я нашёл человека, который продаёт птицу, так что решил не упускать этот шанс. Не говорю уже о том, что нести их было тяжело, – Лукас указал на них, когда оба вышли за двери церкви. – М-м, я рад, что ты пришёл. И, думаю, я знаю, о ком ты говоришь. Он хороший человек, но покупателей нередко обсчитывает. Я составлю тебе компанию, чтобы он не забрал все твои деньги, – Бервальд едва заметно улыбнулся, и Лукас охотно принял предложение. – Как идёт работа с твоим наследством? Всё хорошо? – Да, – ответил Лукас коротко. Они неспешно шли бок о бок к месту встречи с продавцом. К счастью, прошлая ночь была холодной, и вся покрывавшая дорогу слякоть замёрзла, так что в этот раз его ноги не проваливались в грязь. Этим утром он надеялся встретить по пути кого-нибудь, кто тоже направляется в церковь и сможет его подвезти, но вскоре ему стало ясно, что в тех окрестностях жил только он один. Теперь его стёртые о дерево ладони покрылись горящими волдырями. К счастью, он нашёл среди развалин возле своего дома повозку. А к несчастью, у неё недоставало одного колеса. Лукасу нужно было как можно скорее починить её и купить лошадь. Но чтобы сделать это, для начала стоило починить ограду. Казалось, что несмотря на помощь, жизнь обернулась против него. – Сложно добираться сюда без лошади, – пожаловался он. – Что ж, Господь вознаградит всякого, кто трудится упорно, – ответил Бервальд, и Лукас не сдержался, чтобы не закатить глаза. Он верил в бога, но это выражение всегда оставляло его в напряжении. К счастью, пастор решил сменить тему разговора: – Так ты уже построил клетку для них? – Для цыплят? – переспросил он медленно. – Ох, нет. Я решил подержать их дома до тех пор, пока не найду подходящее место для них. Мне нужна птица из-за яиц. Я... делился с Матиасом едой. Бервальд тут же приостановился, окидывая его многозначительным тяжёлым взглядом. – Он был с тобой всё это время? – Лукас кивнул, на что мужчина что-то тихо промычал. – Ты не должен, особенно, когда ты живёшь так далеко. Лукас посмотрел на него недоверчиво. Разве не этот же человек несколько недель назад говорил, что Матиас может быть хорошим, если с ним не обращаются жестоко? Этот неожиданный холод по отношению к нему не имел никакого смысла. В попытке понять это Лукас решил, что ему всё это время стоило больше беспокоиться о собственном благе. В конце концов, он своими глазами видел, что Матиас и сам может быть жестоким. – Ну, вообще-то я не против. Он оставлял мне подарки взамен. Однажды он принёс рыбу к моим дверям, а два дня спустя я нашёл там горсть ягод. – Он приносил тебе еду? – Бервальд, казалось, не до конца верил услышанному. Это заставило Лукаса нервно вздрогнуть. Он был уверен, что пастор и жители деревни должны знать о поведении Матиаса. – Ну...да, – ответил он просто. – Всё равно, – Бервальд прерывисто вздохнул, – ты не можешь доверять ему. Будь осторожен и всегда будь начеку. – Не волнуйтесь. Думаю, Матиас боится меня гораздо больше, чем я его. Я могу прогнать его, если это будет нужно, – сказал Лукас уверенно, когда они уже подошли к дому продавца. Нагрузив уставшие руки ящиками с новоприобретёнными птицами, Лукас возвращался к церкви, всё также в сопровождении Бервальда. Почти всё время они молчали, хотя пастор помог договориться с торговцем, как и обещал. Сохранив большую часть своих денег, Лукас чувствовал себя спокойнее. Прежде чем уйти, Бервальд спросил с искренним неравнодушием: – Тебе нужно ещё что-нибудь? Ты живёшь очень далеко, и, боюсь, я не смогу быть тебе слишком полезным. – Вы имеете в виду... нужно ли мне что-нибудь на ферме? – спросил Лукас, удивившись. – Да, я могу спросить местных. Мы должны помогать новичкам. Смутившись этой внезапной доброте, Лукас ответил: – Если вы найдёте кого-нибудь, кто сможет помочь мне починить повозку и раздобыть целое дерево, я буду очень благодарен. А, и конечно, кого-нибудь, кто продаёт лошадь, особенно если она не хромая. – Я учту это. Хорошего дня, Лукас. Увидимся в следующее воскресенье. – Увидимся, – сказал он, уходя к своему берегу. Спустя пятнадцать минут в пути у него разболелись ноги, и Лукас начал было жалеть, что не попросил Бервальда подвезти его. Но он не мог пользоваться добротой пастора, особенно после сегодняшнего их разговора. Это было воскресенье, и впереди было ещё много дел. Лукас понимал: чем больше он будет ходить пешком и тяжело работать, тем быстрее он привыкнет к этому. Вот только эта мысль не могла ни излечить волдыри на его ладонях, ни успокоить боль, сковавшую его шею. Усталость ломила суставы и кости, и, вернувшись домой, он вряд ли сможет сделать что-то ещё, кроме как поужинать и лечь спать. Пройдя пол пути домой, Лукас заметил Матиаса, отдыхающего среди травы. Измотанный дорогой, он поставил ящики на землю и опустился на один из них. Тяжело дыша, он не мог оторвать от Матиаса взгляда, надеясь, что тот хотя бы обратит внимание. Несмотря на все предостережения Бервальда, он совсем не мог его бояться. Если бы Матиас хотел причинить Лукасу вред, он бы уже давно это сделал. Поднеся ладони к губам, Лукас прокричал: – Спасибо тебе за рыбу! Но Матиас лишь отпугнул кружащуюся вокруг него букашку. Когда та с жужжанием пролетела мимо Лукаса, он наконец заметил его и испуганно замер, но уже через пару мгновений снова расслабился, пока в конце концов широко ему не улыбнулся. Лукас не знал, чем ответить на это, но его собственные губы тронула маленькая улыбка. Её будто ветром сдуло, когда Матиас начал приближаться к нему, поднявшись с травы. Лукас изо всех сил старался сохранять спокойствие, встретившись с его взглядом. Матиас робко опустился рядом и, просунув палец в свободный ящик, осторожно погладил одного из цыплят. Изнутри тут же донёсся взволнованный писк, и Лукас хотел было прогнать его. Но безумец поднял на него взгляд, тихо рассмеявшись. Казалось, возможность потрогать маленьких птенцов приводила его в детский восторг. Неожиданно он поднял клеть с земли, и Лукас подскочил вслед за ним. Матиас взглянул на него с волнением, произнося что-то нечленораздельное и указывая на дорогу, что вела к дому. Он не пытался отнять цыплят, но лишь хотел помочь. Лукас улыбнулся ему в ответ и поднял оставшуюся клетку, направляясь к дороге. Он не успел отдохнуть и собраться с новыми силами, но с половиной ноши идти стало намного легче. Когда они оба приблизились к хижине, Лукас вздохнул про себя с глубоким облегчением. Как бы он ни пытался не подавать виду, всякий раз когда Матиас оглядывался и смотрел на его раскрасневшееся лицо, оно прекрасно отражало всю его усталость и бессилие. Войдя в дом и поставив клетку на пол, он подошёл к бочке с водой. Набрав полный ковш, он сделал несколько глубоких глотков. За холодными каменными стенами дома вода оставалась прохладной и свежей и легко утолила его жажду. Вытерев влажные губы тыльной стороной ладони, он увидел Матиаса, стоящего у двери и готового убежать в любой момент. Медленно и осторожно Лукас зачерпнул новою порцию и воды и протянул ему полный ковш. С опаской Матиас принял его из рук Лукаса и принялся пить, не отрывая от него взгляда. Изнемогая от жажды, он опустошил всё до последней капли за несколько глотков и бесцеремонно бросил ковш назад в бочку с громким плеском. Лукас вздрогнул, оглушённый резким звуком, из-за чего Матиас тут же испуганно отпрянул от него. Ему совсем не хотелось случайно спугнуть и прогнать его, так что Лукас поднял раскрытые ладони, стараясь говорит как можно более мягко: – Всё в порядке...ты просто напугал меня. Матиас, казалось, успокоился, но всё так же бессмысленно смотрел на него. Лукас бросил взгляд на единственное в доме окно, за которым уже клубились тёмные тучи и собиралась очередная гроза. Его желудок вдруг скрутило от голода. – Не хочешь поесть? – спросил он громко, но Матиас не обратил внимания, глядя куда-то в сторону. – Еда! – сказал Лукас ещё громче, прибегая к жестам, чтобы хоть как-то до него достучаться. Ему это, казалось, не понравилось, и он замер в напряжении, заставляя и самого Лукаса невольно сделать то же самое. – Зачем я только говорю с тобой? – спросил он скорее себя, чем безумца. Лукас не знал, был ли Матиас голоден, но ему точно нужна была еда, так что он вытащил немного хлеба, сыр и банку сардин. С тех пор, как он приехал сюда, он пробовал приготовить свой собственный хлеб, и хотя он не был таким же вкусным и пышным, как хлеб из таверны, это было лучше, чем ничего. Приготовив порции себе и своему гостю, Лукас протянул Матиасу его тарелку, и тот разразился радостными звуками, жадно уплетая обед. И даже набитый едой рот не помешал ему широко улыбнуться Лукасу. Он безуспешно попытался улыбнуться в ответ и, сконфуженный его ужасными манерами, начал тихо есть, стараясь не смотреть на Матиаса. Он опустошил свою тарелку, когда Лукас ещё не успел доесть ломтик хлеба. Вытащив рыбу из банки, он осторожно протянул её Матиасу. Тот выглядел таким голодным и истощённым, что для него не было жалко никакой еды, несмотря на все крошки, что покрыли пол вокруг. Снаружи завывал ветер, то и дело хлопая дверью и грозя сорвать её с петель. Раздражённый неприятным скрипом, Лукас запер её с громким ударом, чего Матиас, кажется совсем не заметил или просто не обратил на это внимания, слишком занятый своей едой. Это было...странно. Ветер не унимался и дул всё сильнее, так что дом громко затрещал. Матиасу было всё равно. Лукас знал, что здесь нигде не было прогнившего дерева: он убедился в этом, когда чинил крышу. Но слышать, как старый дом жалобно скрипит всеми стенами, было неприятно и пугающе. Все остальные постройки вокруг были разрушены, значит, под натиском природы могла не устоять и хижина. Прогоняя эти мысли подальше, он поставил на пол миску и открыл клетки, выпуская птиц наружу. Пока для них нет курятника, хижина будет их домом. Они пытались забраться на сено и на его кровать, чем Лукас был очень недоволен. Набрав несколько пучков сухой травы, он устроил новое место подальше от цыплят и поближе к огню в печи. Он не знал, собирался ли Матиас провести эту ночь под крышей его дома, но снаружи гремела гроза, и выгонять его было неправильно. Не долго задаваясь вопросом, Лукас соорудил ещё одну кровать у огня. Матиас тут же удобно устроился на ней с несколькими птенцами под боком. Свободный от мук совести, Лукас присел на своё место, просто наблюдая, как Матиас играет с цыплятами. Несколько уселись прямо на него, согреваясь у тёплой печи. Он был осторожен с ними и обладал странным успокаивающим воздействием на этих птиц, на что сам Лукас никогда не был способен. Он ужасно устал после долгого дня, медленно его окутала дрёма, и его глаза начали закрываться. Оглушительный раскат грома прервал тишину, отчего Лукас снова пришёл в себя, а несколько птенцов испуганно защищали. Лишь Матиас лежал в своей кровати, улыбаясь, и совершенно не знал, что происходит вокруг. Весь дом стонал, вторя грому, своими ударами разрывающему небо, и от этого звука кто угодно мог подпрыгнуть на месте от страха. А Матиас оставался спокоен. Потому что звуки не имели для него никакого значения. Лукаса вдруг осенило, и он спешно поднялся с места и подошёл к двери. Матиас продолжал играть с цыплятами, когда он несколько раз громко хлопнул ей. Птицы в страхе разбежались кто куда, и лишь тогда Матиас огляделся вокруг, а потом поднял встревоженный взгляд на Лукаса. Сердце быстро заколотилось в груди, когда его догадка подтвердилась. Приветливо улыбнувшись Матиасу, он вернулся в кровать, не зная, что делать со своим открытием. Если он был прав, то все остальные люди ошибались насчёт Матиаса. Лукас совсем недавно прибыл в эту деревню, здесь никто ему не доверял, и его слова не имели никакого веса. Он не мог просто сказать им, что они заблуждались, считая Матиаса сумасшедшим. Лишь пастор мог с ним согласиться, ведь, Лукас верил, образованный человек всегда будет готов изменить своё мнение, если увидит доказательство. Но остальные люди, живущие здесь, будут стоять на своём без всяких сомнений, несмотря ни на что. Матиас не был опасен, он был лишь напуган. Его доброта к Лукасу это доказывала. Если он действительно не мог слышать, то все его звуки были лишь звуками. Как если бы он пытался повторить человеческую речь, ни разу в жизни её не слышав и не понимая, что он делает. От всех этих новых знаний у Лукаса заболела голова. Зевая, он понимал, что сейчас у него нет времени, чтобы попытаться помочь Матиасу. До наступления зимы ему нужно восстановить все разрушенные постройки, и это отнимет всё его время и силы. Но если это не сделает он, тогда кто? Стараясь больше не думать об этом, Лукас перевернулся и укрылся с головой, чтобы наконец уснуть.