The Raging Quiet

Солнце восходило на небо несколько раз с тех пор, как Матиас покинул своё безопасное пристанище, и он ни на минуту не переставал улыбаться. Он остался там лишь на час, когда ночь положила конец ещё одному прекрасному дню. Он не мог спать, не мог сомкнуть глаз, а тихое укрытие казалось пленом, где он не мог найти себе места, разрываемый тёплым чувством, вскипающим в груди. Новые силы били в нём ключом, и он снова и снова повторял и разучивал новые жесты. И хотя этот незнакомец пытался общаться с ним, Матиасу нужно было выплеснуть своё счастье наружу. Он бежал через заросли усыпанной росой травы, а вокруг летали жуки, наполняя ночной воздух дрожью своих маленьких крыльев. В его груди тоже что-то трепетало, ни на мгновение не замолкая от радости. Много раз солнце и луна сменили друг друга, прежде чем Матиас смог успокоить эту бурю чувств и всерьёз задуматься над таким чудесным событием в его жизни. Он опустился на землю, разглядывая своё отражение в ручье. Оно улыбнулось ему в ответ, когда он показал воде свои новые жесты, тут же рассмеявшись и ударив по ней ладонью, превращая её в брызги. Всего лишь одного движения ему хватило, чтобы это бурлящее ощущение в груди снова проснулось, и он вскочил на ноги, радостно дрожа своим горлом. Кто-то снова пришёл к нему, кто-то снова протянул ему руку. Много раз мир засыпал и покрывался снегом с тех пор, как Матиас в последний раз чувствовал с кем-то связь. Но мысли об этом человеке жгли его глаза до слёз. Где он теперь? Обнаружив однажды свой дом сожжённым дотла, он так и не нашёл ответ. Матиас помнил разрывающий на куски страх, когда он искал среди горячего пепла тело или хотя бы след. Но нашёл он лишь разъярённых людей из деревни, которые схватили его и потащили к церкви для очередной пытки. Его счастье началось, когда мир был бел и чист, и обратилось в пепел, когда всё вокруг снова начало остывать. Всё это время он благодарил жизнь за человека, что делился с ним кровом и пищей. Он даже позволял ему создавать что-то своими руками из дерева, и никогда раньше у Матиаса не было возможности воплотить своё увлечение. Слишком долго он жил в дикости и терпел лишения, но когда он создавал что-то новое, его приятель всегда улыбался. Он скучал по тем мгновениям тепла и уюта в чужих объятиях. От горечи воспоминаний улыбка на его лице растаяла. Как бы ни пытался Матиас разуверить себя в этом, он чувствовал себя чудовищем. Никто, кроме маленьких наивных детей и животных, не хотел приближаться к нему, а многие были с ним жестоки. Может быть, и единственный друг оставил Матиаса, потому что однажды увидел, кто он на самом деле. Горячие слёзы побежали по щекам, и, стерев их кончиками пальцев, Матиас поднялся с прерывистым вздохом. Ему не стоило думать о таких вещах, когда кто-то прямо сейчас пытался протянуть ему руку, и это было что-то совершенно особенное. Никакие воспоминания не вернут его первый настоящий дом из пепла. Он оставил ручей позади, шагая вперёд и ища в себе силы поднять тяжёлый холодный камень со дна своей души. Достигнув берега моря, он освободился от одежды и, немедля нырнул в воду, тут же хватая ртом воздух и вздрагивая от холода. Его мысли снова вернулись к милому незнакомцу. Матиас понял, вытягивая перед собой руки, что не знает, каким словом назвать море, не знает, какое имя дать силе, что холодом или теплом ударяет по его коже. Его тянуло вернуться к хижине, чтобы узнать больше, но чувство усталости сдерживало все порывы. Этот человек проявлял к нему доброту, но однажды ей может прийти конец...нужна причина, которая сможет удержать его рядом. Несмотря на свою наготу, Матиас добрался до расщелины среди скал, чтобы забрать свой гарпун и вновь взойти на утёс. Несколько часов он просидел на коленях, выискивая рыбу в толще воды и складывая улов на свою мокрую рубашку. Поймав достаточно рыбы для очередного подношения, он надел свои штаны и пошёл вдоль песчаного берега к докам. Он прекрасно знал, что ему не стоит появляться обнажённым перед другими людьми. В такие тёплые дни, как этот, одежда лишь мешала и приносила неудобства, но...отпугнуть нового друга было бы гораздо хуже. Может быть, эта рыба подтолкнёт его показать Матиасу ещё больше жестов. Сама мысль об этом кружила голову. Поднявшись вверх по скалам, Матиас почувствовал запах древесного дыма, что тянулся от самой хижины, а в небо поднималась его клубящаяся серая струя. Это место изменилось, и теперь поток воды тонким ручейком бежал с холма навстречу полям. Подойдя ближе, он увидел своего приятеля в железной посудине напротив огня. При виде пламени, он с подозрением огляделся вокруг, ища глазами людей из деревни. Что если они узнали, где от них скрывается Матиас, и решили сварить заживо единственного хоть немного близкого ему человека? Не почувствовав вокруг присутствия других людей и увидев, как юноша опускается в воду и трёт свою мокрую голову, он со временем понял, что тот всего лишь принимает ванну. Тогда Матиас подошёл ещё ближе и привлёк к себе внимание дрожью в горле. Его приятель едва не подскочил с места, оборачиваясь к нему с широко раскрытыми глазами. На мгновение Матиас хотел было сорваться и убежать прочь, но тот выглядел удивлённо, а вовсе не враждебно, и тогда он смущённо ему улыбнулся. Лицо юноши вспыхнуло, и он начал торопливо и отчаянно пытаться скрыть свою наготу за тканью одежды, как если бы стыдился собственного тела. Матиас не понимал этого: его приятель был стройным, и от него не хотелось отводить взгляд. Пока он продолжал судорожно натягивать на себя одежду, Матиас протянул ему пойманную рыбу, широко улыбаясь и надеясь обрадовать его. Но вместо улыбки ответом послужили новые непонятные жесты, и, широко раскрыв удивлённые глаза, он терпеливо ждал, пока друг не повторил снова: «... за рыбу». Что за слово было в начале? Матиас повторил это движение, глядя на него с молчаливым вопросом, но он лишь едва заметно улыбнулся, добавляя: «Ты принёс мне рыбу, ...». Снова тот же жест. Что он значит? «Я даю тебе рыбу, и ты говоришь...тогда я говорю... ». Ещё одно новое слово. Матиас вглядывался в движения его рук, силясь запомнить их. «Ты даёшь мне рыбу, и я говорю...тогда ты говоришь...». Матиас нахмурился, неуверенный в том, что видел, и повторил фразу несколько раз, пока постепенно её смысл не начал проясняться. «Спасибо за рыбу», – сказал его приятель. «Пожалуйста», – ответил ему Матиас, замечая в его улыбке призрак чего-то знакомого, чего он долгие годы не видел в лице другого человека. Гордость. «Идём», – позвал он за собой, и Матиас последовал за ним в дом. Юноша искусно разделывал рыбу на столе, а он мог лишь, сидя рядом, терпеливо наблюдать за ним. Но вокруг было бесчисленное количество вещей, которые Матиас хотел бы знать, но которым друг не мог научить его, пока его руки заняты. Он хлопнул ладонью по краю стола, привлекая внимание, тут же спрашивая торопливыми резкими жестами: «Что? Что? Что?» Приятель оставался спокоен и добавил два новых движения: «Что...», вводя Матиаса в большее замешательство, и затем ответил на собственные слова: «...рыба». «Что это такое?» – наконец, сообразил он. «Это рыба ». «И что это ты...» – Матиас задумался на мгновение, прежде чем юноша показал ему ещё несколько новых слов. «Что ты делаешь? » «Я разделываю рыбу». «Зачем?» «Так мы сможем съесть её». Список слов всё расширялся, и теперь вдохновлённый Матиас мог спросить обо всём, что так долго мучило его любопытство. Но вскоре приятель устал и велел ему сесть. Он охотно ему повиновался, готовый сделать для него что угодно, лишь чтобы узнать больше. «Я..., – начал он. – Ты... ». Хмурясь, Матиас повторил эти жесты, но на его лице не отразилось и тени понимания. «Я... и я готовлю рыбу. Ты... и ты приносишь мне рыбу». «Я Лукас и я готовлю рыбу. Ты Матиас и ты приносишь мне рыбу. Меня зовут Лукас. Тебя зовут Матиас». Два простых предложения согрели его изнутри теплом, какого он прежде никогда не чувствовал. У него есть имя. Такое простое слово заставляло улыбаться от счастья, и он сжал ладони Лукаса в своих. Так сильно хотелось прикоснуться к нему и сказать, как же много это для него значит и как он не хочет, чтобы это закончилось. Невольно он выпустил воздух из горла с счастливым трепетом. «Меня зовут Матиас. Спасибо». «Пожалуйста», – ответил Лукас, освободив свои руки. *** Вот уже почти целый месяц Матиас приходил к нему каждый день за новым уроком, принося взамен свежую рыбу. Медленно, день за днём они строили свой собственный язык. Порой Лукас едва поспевал за ним, ведь Матиас тут же усваивал всё, чему бы он его ни учил. Иногда его жесты выходили слишком медленными, или он и вовсе путался в словах, а Матиас всегда выражался точно и правильно. Он не успевал придумывать новые жесты, но всякий раз старался изо всех своих сил, пока его голова не начинала раскалываться. Его ученик не был терпелив: несколько раз, взвинченный и раздражённый, он вдруг подрывался и уходил, но всегда возвращался на следующее утро, принося с собой еду и прося прощения. Этим ранним утром Матиас пришёл, когда Лукас готовил им обоим еду. Пока он учил своего нового друга жестам, тот помогал ему строить загон для скота. Бервальд предупреждал, что один из местных жителей собирается продать лошадь, и благодаря способностям Матиаса, Лукас наконец мог её себе позволить. Первым делом пришлось придумать жесты, чтобы работать вместе, перенося доски и связывая их узлами. Пастор был хорошим учителем, но Матиас мог завязывать прочные узлы в одно мгновение и забивать гвозди. «Держи доску крепче» – уверенно командовал он, а Лукас валился с ног от усталости. Кивнув, он стиснул зубы и всеми силами надавил на дерево. «Не так крепко. Шея будет болеть», – Матиас тихо усмехнулся. «Я хочу быстрее закончить эту работу», – ответил Лукас с раздражением. Чем скорее будет построен загон, тем лучше. Матиас что-то фыркнул в ответ на его угрюмость и крепким ударом вбил гвоздь в дерево. Долгие часы они работали под палящим солнцем, обливаясь потом. Близилось лето, и Лукас знал: скоро ему предстоит дорога домой в Осло, чтобы занять у отца больше денег. Он надеялся на отцовскую щедрость, несмотря на то, что так и не получил ответ на своё недавнее письмо, а мысли о доме вселяли в него тянущую тоску. «Ты невнимателен здесь, – улыбнулся ему Матиас, – Ты должен сосредоточиться». «Знаю»– ответил Лукас мрачно. «Ты хорошо работаешь, я наберу тебе воды». Он нахмурился, замечая попытку подкупить его, но всё же нашёл в себе силы собраться с мыслями. Матиасу нравилось баловать и одаривать его, быть может, потому что он был единственным во всём мире человеком, кто мог с ним говорить и кто был добр к нему. «Да, вот так» – подбодрил он Лукаса, прибивая ещё одну доску. Они едва выстроили одну стену, когда поблизости послышался топот лошадиных копыт. «Кто-то идёт», – сказал Лукас, когда Матиас закончил вбивать очередной гвоздь. Тот вдруг напряжённо замер и отступил, скрываясь в тени новой постройки. «Всё будет хорошо», – пообещал Лукас, но он не ответил и не отвёл с наездника пристального взгляда. Сначала Лукас подумал, что это Бервальд хочет с ним повидаться, но когда он разглядел в человеке старого мужчину с длинными засаленными волосами, его лицо помрачнело. – Добрый день, чем я могу помочь? – спросил он беспристрастно. Незнакомец приподнял свою помятую шляпу в знак приветствия и прохрипел: – Я пришёл с товаром. Пастор велел продать тебе эту старую клячу. Лукас окинул взглядом немощное животное. Её сморщеные от старости губы обвисли вокруг, вероятно, беззубого рта, и всё тело казалось слабым и угловатым. Но лошадь лучше он не мог себе позволить. – Она может нести повозку или плуг? – спросил он. – Плуг? Нет, помрёт сразу же. Но она хорошо воспитана и к повозке привыкла, – процедил мужчина кисло. – Ясно...– ответил Лукас задумчиво, как вдруг его настойчиво дёрнули за рукав. Он обернулся к Матиасу, и тот спросил с волнением: «Что происходит?» «Я покупаю её, – сказал он, торопливо и скованно двигая руками, а затем указал на кобылу, на ходу придумывая для неё новый жест. – Может быть. Мне нужна лошадь». Лукас развернулся к мужчине с новым вопросом. – Сколько ей лет? – Шестнадцать, может, больше, – торговец сплюнул куда-то на землю у себя под ногами. Прежде чем Лукас успел что-то на это сказать, Матиас снова потянул его за рукав. «Что на этот раз?» «Мне он не нравится»– ответил он упрямо. – Что здесь происходит? Что это с его руками? – не сдержал гость любопытства. «Мне нужна лошадь» – настоял Лукас, хотя Матиас всё так же отчаянно оттягивал ткань его рукава. – Кровь господня, да это же Матиас! – прошипел мужчина сквозь зубы. – Да, это он, но- – Да я с него шкуру спущу! Посторонись! «Лукас, бежим отсюда, прошу тебя». Он грубо оттолкнул его, с твёрдой уверенностью отвечая гостю: – Матиас живёт здесь. – Что ты делаешь со своими руками? – не унимался торговец и не сводил с него глаз, наблюдая за каждым жестом. – Ничего. Я лишь помогаю ему понимать. Теперь вернёмся к лошади: сколько ты хочешь за неё? – Один серебром, – сухо ответил мужчина, смерив его полным отвращения взглядом. Это была высокая для него цена, но раздающиеся позади ноющие звуки и тяжесть устремлённого на него враждебного взгляда не оставляли выбора. – Я согласен. Дай мне время принести деньги, – он схватил Матиаса за руку и спешно потянул за собой в хижину. Едва оказавшись под крышей дома, он сгрёб Лукаса в охапку и крепко прижал к себе. Они стояли так какое-то время, и всё тело Матиаса пробивало мелкой дрожью, а откуда-то из глубины его лёгких доносились жалобные вздохи. Освободив свои руки, Лукас попытался привести его в чувства. «Всё хорошо. Просто дай мне купить эту лошадь». «Это плохой человек, Лукас. Не уходи, прошу тебя » – он смотрел на него полными страха и отчаянной мольбы глазами. Нетрудно было догадаться, что торговец был одним из тех людей, что мучили его. «Оставайся здесь. Я скоро вернусь, хорошо?» «Нет, и ты никуда не уходи. Я не хочу, чтобы тебе было больно» – спорил Матиас. «Вдохни и выдохни двадцать раз, и я снова буду здесь» – обещал Лукас, ища деньги среди своих вещей. Когда он ступил за порог дома, Матиас сжал его ладонь в последней отчаянной попытке. «Прошу...» – взмолился он. «Жди здесь» – строго ответил Лукас, направляясь к торговцу. – Вот, – сказал он, протягивая ему деньги, и, не проронив больше ни слова, мужчина бросил ему вожжи и пошёл обратной дорогой. Как только он скрылся из виду, Матиас показался рядом. «Уже двадцать». «Он ушёл». Матиас с опаской огляделся вокруг и лишь потом согласно кивнул. Лукас вдруг почувствовал внезапную усталость от его присутствия и небрежно привязал лошадь к недостроенному загону. Прижавшись взмокшей головой к стене, он закрыл глаза и попытался освободиться от спутанных мыслей, но нутром чувствовал, что Матиас стоит совсем близко. «Я устал» – сказал он, бросив на него холодный взгляд. «Я приготовлю тебе ванну». «Спасибо». С неторопливой усталостью он оставил лошадь и, оказавшись в стенах своего дома, без сил повалился на холодный пол, слушая отдалённый плеск воды. Если бы он не был таким уставшим, поведение друга непременно показалось бы ему забавным. С тех пор, как они начали учиться своему языку, Матиас ни разу не принимал ванну сам, но об этой слабости Лукаса знал прекрасно. Он был достаточно чуток и внимателен, чтобы, даже не живя рядом с Лукасом, заметить, что ему нравится. Это вызывало на его лице улыбку. Все эти жесты были приятны. Дома в Осло его желания никого не волновали. Матиас всё ещё уходил каждый вечер, чтобы провести ночь под открытым небом на холодной земле, а Лукас оставался один в своей хижине. Он поднялся на ноги и встал у открытой двери, прижимаясь к холодной стене и наблюдая за его старательной работой. Подняв камешек с земли, он осторожно бросил его, попав Матиасу по плечу. Тот обернулся, широко раскрыв глаза, как всегда готовый внимать каждому его слову, и Лукас ему тепло улыбнулся. Тяжело вздохнув, он постарался подобрать правильные слова: «Я хочу, чтобы ты остался здесь, – как он даст ему понять, что это предложение жить в его доме, а не просто просьба стоять на месте? – День за днём. Понимаешь?» Матиас удивлённо раскрыл глаза, вглядываясь в движения его рук. «Это мой дом?» – спросил он неуверенно. «Да». «Я могу остаться здесь, в своём доме? » «Да», – ответил Лукас, не сдерживая широкой улыбки. Матиас издал несколько счастливых звуков, подходя к нему вплотную. Сначала Лукасу показалось, что он всего лишь хочет обнять его или похлопать по плечу, но вместо этого почувствовал тёплые губы, крепко прижавшиеся к его щеке. Матиас задержался у его лица на мгновение, и всё его тело сковали смущение и замешательство. Оторвавшись наконец от его щеки, Матиас залился радостным смехом, смешанным с вырывающимися вместе с воздухом звуками. Странное чувство охватило Лукаса.