The Raging Quiet

Теперь, когда Матиас всегда был рядом, восстановление фермы шло намного быстрее. Вся эта работа была слишком долгой и изнуряющей, чтобы справиться с ней в одиночку, так что ещё одна пара рук была не лишней. Впрочем, Матиас помогал ему не только с фермой и к концу первой же недели, что они прожили вместе, смастерил большую, просторную кровать. Лукас остался в недоумении, увидев, что она всего лишь одна, но когда он решился спросить об этом, в ответ с невинной улыбкой последовало «А зачем мне делать две?». Лукас больше не задавал вопросов, и они продолжали работать в полной тишине, хотя каждый час ему приходилось остановиться, чтобы придумать и разучить со своим другом новые жесты. Матиас старался внести свой вклад, хотя часто его предложения были слишком сложными и странными для Лукаса. Чтобы выразить гнев, он однажды предложил обнажать свои зубы, но это было слишком неловко, и выразить те же чувства могли всего лишь более резкие жесты рук. Матиас не оценил эту идею, но эта реакция не могла сравниться с его недовольством, когда Лукас предложил ему пойти в церковь. «Все должны ходить», – настаивал Лукас, но ответом снова и снова был полный отвращения взгляд и решительное «нет». «И кто же обязывает всех идти? » Лукас помрачнел в лице, не понимая, почему он так противился. Как объяснить ему, насколько важна церковь? Как объяснить ему Бога? И если он пойдёт в церковь, изначально не понимая самой её идеи, будет ли это во благо? Он всегда верил, что божья любовь способна найти и достигнуть даже самых низменных существ на Земле, но чтобы действительно её почувствовать, нет места лучшего, чем церковь, даже если Матиас не услышит молитв. Поэтому, не сомневаясь в своей правоте, он продолжал настаивать. «Понимаешь, в небе есть человек, который любит нас всех. Мы должны пойти в церковь, чтобы показать, что любим его в ответ» – пытался Лукас объяснить. «Человек в небе?» – Матиас взглянул на него с удивлением. Лукас крепко сжал губы. Стоит ли ему и дальше пытаться объяснить? Уже сейчас он чувствовал скованность и нехватку слов, в которые можно было бы обернуть его мысли. Ему было необходимо убедить Матиаса, но невозможность подобрать правильные слова отзывалась головной болью. Если люди увидят Матиаса в церкви, они, возможно, примут его, а с этим он сможет полноценно жить среди них. «Да», – решился он ответить. «Это он согревает нас? Он освещает всё вокруг?» – поинтересовался Матиас, всплеснув руками. Лукас устало вздохнул. «Нет, это не солнце. Его нельзя увидеть». «Нельзя, – Матиас нахмурился, явно недовольный складывающимся разговором. – Тогда как ты можешь любить что-то, чего не видишь? Если его нельзя увидеть, почувствовать, прикоснуться к нему, откуда ты можешь знать, что он вообще существует?» «Потому что есть вещи, о которых ты знаешь, не видя и не касаясь их, – ответил Лукас раздражённо. – Это как знать, что солнце взойдёт завтра, и будет восходить каждый день». «Но солнце ты можешь видеть! » – сказал Матиас с чувством собственной победы. Лукасу оставалось лишь покачать головой и повторить с упрямством: «Ты пойдёшь в церковь». «Нет». «Почему?» – Лукас сомкнул зубы, на что Матиас лишь усмехнулся и взъерошил его волосы. Он чувствовал дрожь в кончиках его пальцев и заметил, как нервно трясутся его губы. Что-то было не так. «Почему?» – спросил он снова со всё тем же упорством, и Матиас взглянул на него с грустью. «Мне не нравится это место и эти люди. Они как волки. Выглядят безобидно, но попытаются укусить». Лукас задумался на мгновение над его словами. Церковь несла в себе зло? От самой мысли у него пересохло в горле, и сердце болезненно забилось в груди. Матиас не мог ничего знать о вере, поэтому за его словами должно было скрываться что-то иное. Вспомнив слова Бервальда, он решился на ещё один вопрос: «Тебе не нравится тот человек из церкви?» «Мужчина в...– он, очевидно, пытался собрать все свои мысли, чтобы найти подходящее описание, – в этой его похожей на парус одежде. Он больше всех похож на волка». Бервальд. Матиас говорил явно о нём, хоть он и был одним из немногих людей, что когда-либо были добры к нему. «Они не волки. Они скорее пастухи, которые ведут стадо овец к лучшему пастбищу. Мы здесь овцы, а человек в небе – то самое место». «Так он ещё и место?» – отозвался Матиас почти беспристрастно, устав от наскучившего разговора. «Да, – ответил Лукас, пытаясь ухватиться за последний шанс его уговорить. – поэтому ты пойдёшь». Не выдержав, Матиас поднялся с места с хриплым задушенным вздохом. Его глаза потемлели, как грозовое небо. «Ты говоришь странные вещи, Лукас. Я не попаду в это место на небе и в церковь тоже не пойду», – с этими словами он спешно вышел из дома, оставив его одного. Какое-то время Лукас сидел на месте, оглушённый его резкостью. Вот уже два месяца он учил и направлял его во всём и сейчас впервые столкнулся с неповиновением. Даже когда они ссорились, Матиас быстро приходил в себя. С улицы доносились удары топора о дерево и его гневные вздохи. Лукас вдруг понял, что преступил черту, не сумев верно прочесть его чувства с самого начала. Он всегда хотел подчинять людей своей воле, навязывать им то, что сам считал верным, и не мог остановиться, пока не сталкивался с ответной злостью. Всё это время Матиас казался ему ребёнком, и лишь сейчас он понял, что заблуждался. Да, он все ещё учился выражать свои чувства и мысли словами, но за его простыми фразами скрывался зрелый и разумный человек. И всё же, приобщение Матиаса к вере помогло бы ему жить среди остальных людей. Если бы он появлялся в церкви в положенные дни, они, возможно, позволили бы ему свободно приходить в деревню и, может быть, даже разучили бы пару жестов, чтобы общаться с ним. Таких возможностей было бессчётное количество, но могла ли воплотиться в жизнь хоть одна? В конце концов, Матиас не был таким беспомощным, каким Лукас его долгое время видел. Напряжённо вздыхая, он оставался в стенах дома и слушал отдалённый треск дерева. Когда Матиас придёт, Лукас обязательно извинится, хоть он всё ещё не сомневался в своей правоте. Ему не пришлось должно ждать, и вскоре Матиас пришёл с охапкой дров и с грохотом бросил их в углу у печи. Лукас вдруг встретился с его мрачным взглядом. «Ты не должен никуда идти», – начал он осторожно. «Хорошо. Я с самого начала не должен был. Я ни за что не пойду в волчье логово» – ответил Матиас твёрдо. «Прости меня», – сказал Лукас с онемевшими от волнения руками. К счастью, Матиас умел легко прощать, и он опустился на кровать рядом с Лукасом, глядя на него с широкой улыбкой. «Ты как телёнок. Готов бодаться, чтобы получить, что ты хочешь». Лукас усмехнулся, сам того не желая: «Упрямый. Я уже говорил тебе, как это называется». «Хочешь пойти со мной к морю?» – спросил вдруг Матиас с нетерпением. Лукас слегка ему улыбнулся. Пусть он и был взрослым, его друг сохранил в себе детское любопытство и отходчивость. «За рыбой?» «Нет, – покачал он головой, – сегодня отличный день для моря, а ещё очень жарко». «Ты имеешь в виду, чтобы плавать?» – уточнил Лукас неуверенно. «Да, верно. Хочешь? Если захочешь, мы можем помахать человеку на небе по дороге», – Матиас открыто дразнил его, и если бы Лукас был более набожным, это непременно бы его задело, но он лишь неожиданно для самого себя рассмеялся над этой странной шуткой. «Хорошо, идём», – согласился Лукас, поднимаясь с места. За стенами хижины безжалостно палило солнце, и, предвкушая освежающую прохладу воды, он был рад, что не отказался. Ветер доносил до него солёный морской воздух, а разбивающиеся о скалы волны шумом и плеском звали к себе. Спускаясь по шаткой деревянной лесенке к песчаному берегу, Лукас вдруг подумал, что хочет знать о Матиасе больше. Уже два месяца они жили под одной крышей, а он ни разу не спрашивал о его прошлом, вечно занятый работой и созданием новых жестов. Так что Лукас решился заговорить первым, спрашивая: «Откуда ты?» «Откуда я? – переспросил Матиас, не сразу улавливая суть вопроса. – Я всегда был здесь». «Ты живёшь в этой деревне ещё с рождения?» «Нет, я пришёл сюда с моря. С женщиной...не знаю, что с ней стало. Но потом мне пришлось жить с...человеком в одежде-парусе...в рясе, – исправился он, шагая рядом с Лукасом и задумчиво ища в своей памяти нужные слова. – Но это не тот человек, что живёт здесь сейчас. Тот был старый и очень жестокий». Лукас молчал. Он знал, что не так давно в этой деревне был другой пастор, ведь Бервальд ещё был молод. И то, как он говорил о событиях, случившихся здесь, звучало так, будто он не был их свидетелем. Всё складывалось в мыслях Лукаса: Бервальд, который стремился защитить Матиаса, не мог быть одним из тех людей, что причиняли ему боль. Но что бы ни сделал с ним старый пастор, Матиас судил о Бервальде по своим воспоминаниям и был слеп к его доброте. Ему хотелось бы узнать ещё о многих вещах, но он вдруг был прерван ответным вопросом: «А откуда ты?» «Я...– Лукас замолчал, не зная, как назвать юг. Он поднял глаза к небу, но солнце светило в самом зените, и в каком направлении находится Осло, сказать было нельзя. Тогда он наугад указал на горизонт: – Издалека, вот с той стороны. «Думаю, я тоже оттуда, – отозвался Матиас. – Может быть, мы родом из одного места». Лукас усмехнулся его наивности: «Вряд ли». «Почему ты пришёл сюда?» – спросил Матиас, улыбаясь. «Это тяжело объяснить...со мной вместе была одна женщина, мы с ней были ближе, чем ты и я. Но её больше нет, и я получил наш дом», – сказал Лукас равнодушно. Подходя к пляжу, Матиас задумчиво вздохнул. «Что с ней случилось?» «Перестала...– Лукас сделал глубокий вдох и собрался с мыслями, чтобы придумать новый жест, – дышать. Она умерла». Матиас с грустью заглянул в его глаза. «Мне не нравится, что это случилось». «Нет. Конечно, нет». «Мне жаль». Лукас лишь пожал плечами: «Она умерла, и это ничем не исправить. Теперь она на небесах, а я...» Свободен. Как это объяснить? «Теперь ты что?» – поторопил его Матиас, желая узнать историю до конца. «У моего отца три сына и много дочерей. И я не тот, кто ему нужен. Так что я прожил всю жизнь, как птица, не умеющая летать. Здесь, с этой землёй я могу расправить крылья и взлететь. Это чувство...мне нужен для него знак». «Трепет в груди?» – предложил Матиас, но Лукас покачал головой. Это было слишком похоже на любовь. «Как птица? Свободный?» – предложил он снова, и на этот раз Лукас кивнул, чем его очень обрадовал. Это было одно из первых созданных им слов, которые Лукас принял. «Здесь у меня есть свобода. Я могу начать новую жизнь», – закончил он. «Но ведь её больше нет с тобой. Разве ты не скучаешь?» – спросил Матиас с волнением. «Мы были нужны друг другу не настолько сильно, чтобы скучать», – объяснил Лукас безрадостно и снял свою обувь. Он не хотел больше говорить об этом и не поднимал глаз с песка под ногами. Он не любил свою покойную жену и не гордился этим. Он вообще никогда не любил ни одну женщину, кроме матери и сестёр, больше заботясь о собственном благе, и это было грешно. Он понимал, что никогда в жизни у него не было возлюбленной, и от этой мысли было горько. Он долго молчал, задумавшись, пока Матиас вдруг осторожно не коснулся его плеча. «Мне грустно за тебя, – сказал он. – Ты никогда не чувствовал...». Он похлопал ладонью по своей груди, там, где находилось сердце, задумчиво нахмурившись. «Чувствовал что?», – спросил Лукас, но Матиас продолжил свои движения, повторяя ритм бьющегося сердца. Он вдруг понял, что его друг имеет в виду любовь. «Ты когда-нибудь чувствовал это?» «Да. Это хорошее чувство». Он молча стоял посреди пляжа, чувствуя странное отчуждение после слов Матиаса. Если даже он знал, что такое любовь, с Лукасом точно что-то не так. Нет... Матиас просто не мог испытать это чувство. Может быть, то была всего лишь страсть, которая заложена в любом живом существе. Но даже так, Лукас не мог вспомнить ни одного раза, когда бы он смотрел на кого-то с желанием. «Думаю, нам стоит уже войти в воду», – поторопился он, не желая больше говорить о своём прошлом и покойной жене.

***

Матиас проснулся от тёплого запаха готовящейся рыбы. Развернувшись в кровати, он увидел Лукаса, который стоял у огня и не отводил от него внимательного взгляда. Он всегда удивлялся тому, насколько рано его друг может просыпаться. Вот и сегодня, едва рассвело, а Лукас выглядел так, будто и вовсе не ложился спать. Его лицо было бледным и уставшим, глаза наполовину закрыты, а вокруг них темнели круги, но даже таким он оставался привлекательным, хоть и бывал упрямым и вредным. Матиас голосом привлёк его внимание, прежде чем пожелать ему доброго утра и выбраться из-под одеяла. Его одежда лежала у кровати на полу. С тех пор, как Лукас пригласил его жить в одном доме, каждое утро начиналось с осуждения его наготы. Лукасу хотелось, чтобы он спал в одежде, но ночью в ней было жарко и она противно липла к телу, так что Матиас к его просьбам оставался равнодушен. Лукас был не первым и не единственным человеком, которого это злило. Старик в рясе мог за это запросто ударить, но Лукасу можно было доверять, ведь кроме его краснеющих щёк и смущённых взглядов в пол, ему ничего не грозило. Даже если бы он захотел применить силу, Лукас был заметно меньше Матиаса, и все его попытки выглядели бы лишь только очаровательно, особенно с его пылающим лицом и разгорячённым взглядом. Всякий раз, когда они ссорились, это вызывало в нём волнение, но в глазах друга не было и тени той безжизненной, бездумной злобы, которую он видел в глазах других людей. Лукас никогда не желал ему зла, и о том же говорил его взгляд. «Я одеваюсь», – сказал он быстро, и Лукас, всё так же отворачиваясь, ответил: «Хорошо, одевайся». Матиас неспешно надевал свою одежду, наблюдая за ним со спины и видя, как он вздрагивает от напряжения. При его росте, у Лукаса были широкие плечи и тонкая талия, и Матиас не переставал замечать, какой же он красивый. Его фигура напоминала что-то знакомое, но как бы он ни старался, он не мог вспомнить название, если его вообще знал. Полностью одевшись, он зевнул и шаткой после сна походкой приблизился к Лукасу, касаясь его плеча. «Готово». «Хорошо», – ответил он хмуро, и Матиас не сдержался, улыбаясь ещё шире. Он быстро вышел на улицу к бочке с водой и умыл своё лицо. Холод помог ему окончательно проснуться, как и свежий утренний воздух. Глубоко его вдыхая, он чувствовал тёплый живой запах их лошади и птиц. Жить в безопасности под одной крышей со своим другом было здорово, но Матиас провёл слишком много холодных и жарких дней под небом, чтобы привыкнуть к открытым пространствам. Его чувства были настолько остры, что лишь по запаху этого утра он мог сказать, что сегодняшний день будет жарким. Он почувствовал позади себя шаги Лукаса, а ветер принёс с собой запах готовой рыбы. Когда на траве рядом с ним оказалась тарелка, он улыбнулся и с радостью её принял. «Спасибо». «Не за что», – ответил Лукас, опускаясь на траву рядом с ним. Его волосы пахли свежим мылом, как это обычно бывало по воскресеньям, вот только сегодня был другой день, название которого Матиас не мог вспомнить сразу. Это привлекло его внимание. Лукасу нравилось быть чистым, он часто принимал ванну, но позволял себе использовать мыло только один раз в неделю. «Почему ты такой чистый? Сегодня не день для церкви», – спросил он, прожёвывая свой завтрак. Лукас взглянул на него взволнованно, прежде чем слегка улыбнуться. «Мы ждём гостя». «Кого?» – встревожился он. Люди из деревни приводили Матиаса в ужас, а Лукас не смог бы его защитить. Вкусная рыба вдруг превратилась в горький комок, и он отставил тарелку с едой в сторону. «Думаю, мне стоит уйти». Желание подскочить с места и убежать прошло колющим ощущением по его ногам. «Матиас, пожалуйста, останься. Этот человек хочет тебя увидеть ». «Разве он меня никогда не видел?» – спросил он, совсем запутавшись. Может быть, этот кто-то был вовсе не из деревни. «Он знает тебя. Но теперь ты можешь говорить, и он хочет это увидеть», – признался Лукас, но от его слов стало ничуть не лучше. Матиас опустил взгляд к земле, мрачнея. «Я не хочу его видеть. Почему я должен говорить с ним и как я вообще это сделаю?» «Я буду передавать ему всё, что ты скажешь», – ответил Лукас спокойно. «Это ничего не исправит. Они ненавидят меня. Почему кто-то из них хочет меня видеть? Я не понимаю, Лукас», – его руки тряслись, он запустил их в свои взъерошенные волосы, пытаясь прогнать неприятную тяжесть в груди. «Этому человеку ты понравишься. Он лишь хочет увидеть, что я прав насчёт тебя», – объяснил Лукас, заставляя его лишь ещё больше помрачнеть. «Прав в чём, Лукас?» «В том, что ты не сумасшедший ». Матиас поднялся с места. От этих слов было больно и горько. «Мне всё равно, что эти люди обо мне думают». «Мне не всё равно. Ты хороший человек, я лишь хочу показать им это. Матиас, пожалуйста. Сделай это ради меня». Он вдруг замер на месте. Лукас был так добр, что ради него он был готов двигать горы и выпить море до последней капли, если тот попросит. Вот только это не помогало ему чувствовать себя лучше. Жители деревни были управляемы волками... попытка заговорить с одним из них не приведёт к добру. Матиас знал это так же точно, как знал, что однажды эти жаркие солнечные дни закончатся, и земля будет скована льдом. «Только ради тебя», – заявил он и снова сел на траву, поднимая свою тарелку. Аппетит ушёл безвозвратно, и поесть он всё равно не смог, так что он просто сидел, вглядываясь в линию горизонта, мучительно ожидая. Он не мог знать, когда именно этот гость собирается прийти, но даже когда Лукас вернулся в дом, Матиас оставался настороже. Почувствовав стук лошадиных копыт, расходящийся по земле, он вскочил с места и поспешил к дверям дома, чтобы шумом привлечь внимание Лукаса и предупредить его о прибытии гостя. Он обернулся, видя приближающуюся тёмную фигуру, и его сердце с ужасом заколотилось в груди, больно ударяясь о рёбра. Худшее, чего он только мог ожидать, – развевающиеся в порывах ветра чёрные ткани. Всё его тело покрылось мурашками, внутри всё дрожало и сжималось в комок. «Что ОН здесь делает? – обратился он к Лукасу в отчаянии. – Я говорил тебе, что не пойду в церковь. Почему ты не послушал?» «Он лишь хочет увидеть твои жесты и всё», – ответил Лукас спокойно. «А что потом, Лукас? Что он сделает дальше?» – его руки тряслись, из-за чего все слова то обрывались, то повторялись несколько раз. Как он хотел забрать своё обещание назад! «Всё будет хорошо. Просто стой здесь, а я поговорю с ним» – Лукас осторожно похлопал его по плечу. Как он ни старался, Матиас не мог понять, почему всё это так важно для него. Мужчина в рясе соскользнул со спины своей лошади и подошёл к Лукасу. Его лицо было недвижимым и угрюмым, с хмуро сведёнными к переносице светлыми бровями, как и всегда. Когда Лукас вдруг указал в его сторону, Матиас не мог не заметить, что этот мужчина смотрит на него так, будто ему пришлось проглотить что-то горькое. Он вглядывался в Матиаса своим пронзительным взглядом, и он отступил на пару шагов. Лукас говорил с ним, пытаясь что-то объяснить, но для Матиаса все его слова оставались тайной. Он не мог уловить ни слова из речи обоих и с ужасом почувствовал себя отрезанным от них невидимой стеной, одиноким и запертым в своём мире. «Иди в дом и налей нам три кружки пива», – Лукас неожиданно обратился к нему. «Оно наше. Почему мы должны делиться с ним?» – воспротивился Матиас, не желая отдавать что-то вкусное и ценное. Лукас не ответил, даже не обратив на его слова внимания. Ему всё равно. Этот чужак сейчас был для Лукаса важнее. Гнев и обида смешались, свились в клубок в его груди, а сердце билось всё быстрее и быстрее. Несмотря на страх и боль, Матиас вошёл в дом, достал три кружки и налил в них пива. Чужие шаги сотрясли половицы, и, кажется, даже по стенам хижины пробежал холодок. Обернувшись, Матиас увидел мужчину в рясе за их столом, безучастно говорившего с Лукасом. Гость пристально его разглядывал, в то время как Лукас лишь говорил, двигая губами, и ни разу на него не взглянул. А был ли он другом? Что если всё это время он лишь хотел представить Матиаса этому человеку, как какую-то диковинную вещь? Лишь когда он подошёл к столу, Лукас мимолётно ему улыбнулся, тут же отворачиваясь и продолжая свою беседу. Охваченный гневом, он с ударом поставил на столешницу все три кружки, прекрасно зная, что часть пива прольётся. Оба взволнованно подскочили со своих мест. Матиас отступил со вздохом, задрожавшим в его горле, но старался держаться уверенно, не сводя глаз с мужчины в рясе. Это был его дом, а в своём доме он никому не позволит причинить себе вред. Лукас, как он понял, с тревогой пытался убедить гостя снова сесть на место. Когда он вдруг обернулся к Матиасу, его глаза метали искры. «Зачем ты это сделал?». Матиас ничего не сказал, не видя нужды отвечать. «Садись и пей », – велел Лукас, не получив ответа. Сам того не осознавая, он подчинился и сел рядом с остальными. Недовольно фыркая в свою кружку, он молчаливо наблюдал за ними. Гость был всё также мрачен, а Лукас пытался что-то ему объяснить, а потом вдруг перешёл на жесты. «Меня зовут ...», – он добавил к этим словам имя, и мужчина неуверенно повторил движение. Они разучили ещё несколько знаков, а потом гость обратился к Матиасу: «Меня зовут Бервальд». Матиасу была противна сама мысль о том, что теперь у этого человека есть имя, и он просто смотрел на него, ничего не отвечая. Лукас, кажется, начинал волноваться, потому что он не стал долго ждать и сказал настойчиво: «Назови ему своё имя, Матиас». «О, так я должен представиться?» – съязвил он обиженно. Обернувшись к Бервальду, он широко ему улыбнулся, добавляя: «Здравствуй, меня зовут Матиас. Рад встрече с тобой, волчий-», – и, сделав в воздухе пару характерных движений бёдрами, он ясно дал понять, что о нём думает. Бервальд побледнел и, очевидно, попросил Лукаса объяснить увиденное. Тот лишь покачал головой, и мужчина поторопился уйти. Лукас хотел его остановить, но он поднял раскрытую ладонь в воздух, призывая его замолчать. Сказав ещё что-то на последок, он развернулся и ушёл. Матиас на это лишь облегчённо вздохнул. Но мгновение спокойствия продлилось недолго, когда Лукас с гневом обратился к нему: «Что ты наделал!» «Я предложил ему пива», – ответил он с презрением, всё ещё чувствуя глубокую обиду. «Ты лишь пролил его, – руки Лукаса нервно дрожали, – а потом эти твои движения! К людям, вроде него, нельзя так обращаться. Теперь он не верит мне и думает, что ты не можешь говорить». Их разговор снова поворачивал не в то русло, и Матиас задумался над словами друга. Да, он был очень груб с Бервальдом, но Лукаса, казалось, злило не само оскорбление, но его движения и жесты. «Не делай так больше. Ты не можешь делать так ни с кем, если только бог не разрешил тебе...быть с этим человеком», – закончил Лукас, и по его щекам разлился стыдливый румянец. «Прости?» – спросил Матиас неуверенно, не зная, что ещё сказать. Лукас вздохнул и закрыл лицо ладонями, опираясь на них, будто страдая от головной боли. Но по его осунувшимся плечам Матиас мог сказать, что он просто был расстроен. Вся его злость и раздражение ушли, больше не найдя себе места в его сердце. Коснувшись плеча Лукаса, он сказал виновато: «Прости. Я не хотел тебя обидеть. Я пытался задеть его». Он был честен, и хотя Лукас взглянул на него с неодобрением, он поверил его словам. «Знаю. Но тебе не нужно ненавидеть этого человека, – попытался он объяснить, и последние остатки гнева в нём испарились. – Есть вещи, которые тебе нужно понять, Матиас. Есть вещи, которые тебе не стоит делать, потому что они никогда не доведут тебя до добра. Это была одна из них». Матиас взволнованно поднялся с места, и во всём его теле от слов Лукаса поселился холод. Он спросил с тоской: «Поэтому люди были так жестоки ко мне?» Лукас смотрел на него, пока он всем своим видом молил его ответить. Тогда он медленно проглотил ком в горле. «Да. Может быть. Но только иногда». «Лукас...– начал он, желая сказать ему так много вещей, но замолкая, решился прогнать прочь это уродливое горькое чувство. – Я наберу тебе воды». «Было бы здорово», – ответил он с маленькой, но искренней улыбкой.