***
Тревор уже ждал его в «Пэтси», раздраженный, и какой-то потерянный. Сердце Йена сжалось от выражения лица Трева, и он быстро прошел через зал к столику, стараясь выглядеть не как уёбок, который сейчас окончательно разобьёт сердце хорошему парню. — Привет, Трев. Уже заказал? Кудрявый поднял большие глаза на рыжего, всем своим видом давая понять, что это не то, чего он ожидал услышать. И промолчал, снова опуская взгляд на стол. — Ладно, я сам, — тихо произнес Галлагер, подзывая смотрящую на них официантку. Сделав заказ, он снова уставился на Тревора, совершенно не зная, что сказать. Зато сам парень, очевидно, знал. Он резко поднял голову, и не очень дружелюбно заговорил: — Значит, он снова вернулся. Зачем на этот раз? Мало тебе нервов потрепал? И ты опять хочешь уехать с ним, что бы... что? Изменить мне опять? Я чем-то тебя обидел? Йен ошарашенно хлопал ресницами, прерывая наконец пламенную речь: — Трев, эй, полегче, — рыжий спокойно положил руку на ладонь парня, пытаясь успокоить, — Ты здесь вообще не при чём, понимаешь? Дело только во мне, и в Микки. Я тебе не рассказывал ничего о нём, поэтому ты не понимаешь, что это важно для меня. Но это действительно серьезно, поверь. Я не хотел делать тебе больно, просто... Так сложились обстоятельства. И это плюс для нас обоих, потому что я не смогу чувствовать к кому-то то же самое, что и к нему. Даже к тебе, Тревор. А ты не сможешь так, как он. — Как ты можешь это знать, Йен? — кудрявый пристально вглядывался в зелёные глаза, пытаясь найти слабое место, — Ты не знаешь, что я к тебе чувствую. Мы никогда об этом не говорили, правда же? — Об этом даже говорить не нужно, — негромко произнес Галлагер, и помолчал, ожидая, пока официантка разложит перед ними приборы и уйдет, — Есть поступки. Они важнее слов. Тревор нахмурился, непонимающе смотря на рыжего, и Йен вздохнул: — Хорошо, я скажу. Он не такой, как я или ты. Мик — самый настоящий мужик из гетто, и любые чувства — это вообще не про него. Но... когда я заболел, он был рядом. Он не пускал меня в клинику, отвергая любые разговоры о биполярке. Потом, когда всё стало очевидно, он не ушёл, хотя все именно этого ожидали. И... в общем, я не могу себе представить, что Микки идёт на вечеринку, пока я лежу с депрессией. Он бы просто сидел рядом, даже если это и не помогло. Потому что он именно так ко мне относится. Тревор покачал головой, глядя на Йена с укором: — То есть, я всё же виноват? Разве не ты сам всегда просишь не обращать на это внимания, и не «выпадать из жизни», пока ты болеешь? — Да в том-то и дело, Трев! — рыжий запустил пальцы в волосы, чувствуя раздражение, — Да, я прошу, потому что знаю, что у тебя есть и своя жизнь. А для него нет «своей». Есть только наша, понимаешь? Я просил его перестать ухаживать за мной, как за ребёнком, пока я в депрессии. Думаешь, он слушал? Плевать он хотел на мои слова. Ему самому нужно было быть рядом. И мне это нужно. Быть с ним. — Я не прощу тебя во второй раз, Йен, — тихо произнес Тревор, смотря парню прямо в глаза, — Я серьезно. Уходишь — значит уходишь. Не возвращайся больше. — Извини, — Йен покачал головой, искренне сожалея, — Я правда не хотел делать тебе больно. И я не вернусь. Я уезжаю с ним в Мексику. Тревор резко встал, пряча глаза, и пошел к выходу. Йен просто смотрел ему вслед, не ощущая... ничего. Только облегчение. Это был последний мост, который должен сгореть. Должен, чтобы избавиться от давящего чувства в груди, которое не позволило Галлагеру позавчера вечером сразу сказать Микки, что он будет с ним.***
Он не поднимал глаз от тарелки, боясь, что увидит на лице Дэна. Точно зная, что это будет, Микки просто тянул время. Он уважал Дэна, относился у нему, как к близкому человеку, но не хотел признавать, что разочаровал его. А так оно, кажется, и получилось. Рыба в тарелке казалась пластиковой на вкус, но Милкович упорно жевал, делая вид, что всё в порядке. Сейчас хотелось только одного — чтобы Дэн не поднимал эту тему. Но... — Ты сказал, что вернешься один. Что-то изменилось? Коллинс прожигал взглядом Микки, надеясь на нормальный ответ. Сейчас обычная грубость брюнета была бы совсем некстати — нервы рыжего были на пределе. — Мм, да, — Милкович поднял глаза, и схватил стакан с соком, — Так я и сказал. Но кое-что изменилось. — Кое-что, Майк? Расскажешь, кто так легко меняет твои решения? — Дэн уже практически был в бешенстве. Ту ночь и половину следующего дня он провел буквально в эйфории, предвкушая возвращение парня. Он даже нашел дом, чудесный, небольшой дом в Мехико, где они бы могли прекрасно жить вдвоём. Но звонок Йена разбил все надежды к херам. Микки отложил вилку, сложил руки перед собой и негромко заговорил: — Слушай, я не хочу тут разводить всю эту херню. Сначала он сказал, что не поедет. Через пару часов вернулся, видимо, обдумав всё. И теперь уже точно решил, что едет со мной. Не предъявляй мне за это, ладно? Ты сам изначально знал, что так и будет. Я ехал сюда ради него, в первую очередь. — Конечно, — проговорил Дэн, залпом выпивая виски в своём стакане, — Я понимаю. Просто я надеялся, что всё будет по-другому. Мне искать человека на своё место? Микки выдохнул, прикрыв глаза на секунду, и положил руку поверх ладони Дэна на столе. — Слушай, тебе необязательно уходить. Мы отлично работаем вместе, хорошо зарабатываем. Нахера усложнять? — Ага... может, ты ещё будешь меня потрахивать периодически? Будет у тебя двое рыжих ебланов — муж и любовник. Отлично, не? Милкович сжал его руку, смотря совсем не по-доброму: — Этого не будет, Дэн. Прекращай выебываться. Ты отлично зарабатываешь, и быстро ты подобную работу не найдешь, сам знаешь. Но если не хочешь — держать не буду. И насчет Йена тоже всё решено. Эта тема закрыта. Решай сам. Рыжий открыл было рот, чтобы ответить, но благоразумно промолчал, яростно втыкая вилку в мясо на тарелке. Разговор перетёк в то русло, которого Дэн и боялся. Но сейчас уже ничего не поделаешь — нужно было как-то «разруливать» неприятную ситуацию. — Давай я для начала вернусь в Мехико, — стараясь, чтобы голос звучал спокойно, заговорил парень, — Посмотрю, что там и как. И решу. Вообще, отец вроде нашел мне постоянную должность в Департаменте. Если там всё в порядке, то начну работать. — Хорошо, — Микки нехотя кивнул, — Просто, чтобы ты знал — я не хотел бы, чтобы ты уходил. Ты специалист, Дэн. И мы сразу же сработались. Что с моим характером вообще, блять, невозможно. — Это точно, — пробормотал Коллинс.***
Йен тупо пялился в огромное окно, чувствуя, как чудовище внутри начинает поднимать свою голову. Яростная ревность заревела по венам, туманя сознание, но не сменяя картинку перед глазами — Микки держал Дэна за руку. Прямо посреди ресторана отеля, полного людей, никого не стесняясь, вообще не обращая внимания ни на кого — держал, блять, за руку другого парня. Йен никогда не считал себя виноватым в изменах. Ну да, подрочили друг другу с парнем на парковке у супермаркета. Да, отсосал ему официант в кафе Фионы. Да, чёрт, он снялся с сраном порно, выебав другого парня — но это не измена! Он просто заработал денег, которые были необходимы им с Микки. И он никогда не думал, что Милкович вообще в состоянии посмотреть на другого мужика в контексте секса. Потому что Микки любил Йена. Спал только с ним. Да он вообще ненавидит людей, господи! Какие уж тут левые геи. Но нет, сидит, держит за руку. Что-то говорит, а не орет. Ведёт себя спокойно, хоть по лицу и видно, что злится. Сжимает, мать его, чужую руку. Пиздец. Йен не помнил, как влетел в зал ресторана. Не помнил, как оказался рядом с их столиком. Только, словно со стороны, услышал свой натянуто-спокойный голос: — Не помешаю? Краем сознания только отметил, что соединенных рук на столе больше нет. Дэн держит приборы, Микки — бокал с соком. — Нет, конечно, — с видным усилием улыбнулся Коллинс, — Мы закончили, и я уже ухожу. Пока, ребята. Стол за мой счёт. Дэн быстро поднялся, и вышел из зала. К столику тут же подошла официантка, заменив посуду на чистую, и Йен сел на то же место. — Не сильно картинка изменилась, да? — недобро усмехнулся рыжий Мику, и обратился к девушке, — Стейк самой слабой прожарки. Желательно, чтобы он мычал, когда я буду его резать. И пива. Официантка, дружелюбно улыбнувшись, ушла, а Микки настороженно смотрел на парня. — Ты чё, ревнуешь? — Ты держал его за руку, — Галлагер откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, и саркастично усмехнулся, — Нет, блять, я не ревную. — Не начинай, — Милкович скривился и схватил бокал, желая чем-нибудь занять руки, — Держал, и что? Это ничего не значит. Он психовал, я его пытался успокоить. — То есть, теперь для тебя норма — не скрывать ориентацию? — Прекрати, — предупреждающе понизил голос Микки, глядя исподлобья, — Не устраивай бабских разборок. Пойми главное — Дэн мой друг, в первую очередь, и коллега. А если бы я хотел продолжать его трахать, то не вернулся бы. Уяснил? Йен молча отвёл взгляд. Он и сам себе говорил то же самое, но услышать от Мика эти вещи было явно приятнее. — Когда он улетает обратно? — рыжий резко сменил тему, когда подошедшая официантка поставила перед ним тарелку. — Завтра, — облегченно выдохнул Микки, — У меня, кстати, завтра утром заканчивается бронь на номер. Мне его продлять? Галлагер слегка удивился, а потом разулыбался: — В принципе, мы можем пожить у меня пару дней, пока я не закончу дела с работой. Как в старые добрые времена, да? — Конечно, — брюнет скривился, — Нет же ничего, блять, прекраснее, чем быть под одной крышей с твоим говённым братцем, отцом, и всеми остальными ебнутыми родственниками... — Ну, во-первых, Галлагеров в нашем доме теперь не так много. У Фионы своя квартира, в её доме. Фрэнк появляется очень редко. Карл в военной школе, его ебанутая женушка съехала... Милкович подавился соком, чуть не выплюнув его обратно в стакан: — Карл женат? Ты шутишь нахер. — Уже год, — усмехнулся Йен, продолжая, — Теперь у каждого своя комната. Я вот вычистил всё дерьмо Фрэнка, и у меня вполне себе неплохо. Разве что, Фрэнни через стенку, и она иногда плачет по ночам. Сейчас уже реже, конечно... — Фрэнни? Это кто? — Микки снова глотнул сока, и это снова оказалось ошибкой. — Дочь Дэбби, Фрэнсис. Теперь уже брюнет действительно не сдержал сок во рту. Он резко утерся салфеткой, и посмотрел на Йена, как на самого последнего дебила. — Пиздец. Она же мелкая! — Ну, ей уже три с половиной... — Да Дэбби, еблан! Ей же... сколько? Пятнадцать? — Ей почти девятнадцать, — спокойно произнес рыжий, — Она родила в пятнадцать. Ну, там несколько месяцев до шестнадцати оставалось. Короче, едем ко мне? — Жесть, — покачал головой Микки, — У вас нихуя не меняется, вечный дурдом. Долго тебе решать с работой? — Завтра разберусь, и всё закончу. Послезавтра можем уже выезжать. — Олично. За одну ночь в дурдоме не сдохну. Надеюсь. Галлагер хмыкнул, и продолжил резать свой стейк. Недосказанная ситуация с Дэном всё ещё нервировала, и он однозначно решил покончить с этим. Сегодняшним вечером. Потому что Микки прав — завтра, дома, поговорить им явно не дадут. Хотя... Йен надеялся, что у них будет предостаточно времени для разговоров. Целая жизнь.***
Йен лежал на огромной кровати, наслаждаясь на последок удобствами шикарного номера — медленно пил французский коньяк, жевал мини-сэндвичи на шпажках, и наблюдал за Микки. Рыжий замечал всё больше изменений в нём — Милкович чуть ли не четырежды в день принимал душ, тщательно приводил в порядок волосы, носил только светлую одежду, которая не была мешковатой, как раньше — брюки и джинсы теперь плотно облегали великолепную задницу; а различные поло, тонкие джемперы и футболки были совсем уж непривычными — светлые и обтягивающие красивое, подкаченное тело. Сейчас, после очередного похода в ванную, Микки быстро переодевался, стоя спиной к кровати. Он обернулся буквально на секунду, хватая футболку с кровати, но Йен заметил. Заметил то самое место на его груди. Сначала он даже не понял, почему взгляд зацепился именно за правую грудь брюнета, а потом воспоминание медленно накрыло его. тюрьма толстое стекло белая майка под оранжевой формой, с кровавым пятном имя, с тремя ошибками Йен быстро перекатился по кровати и схватил Микки за руку, спускающую футболку до талии. — Стой... Рыжий попытался поднять ткань, но Мик резко откинул его ладонь. — Эй, руки убрал, блять! — Мик, там... — Йен смотрел на него настолько дикими глазами, что брюнет просто опустил ладонь, позволяя парню сделать то, чего он хотел. Галлагер задрал футболку до груди, и уставился на темное пятно прямо над сердцем. Прямоугольный кусочек кожи выглядел, как шрам — гладкий, и на миллиметр ниже кожи вокруг. И темный, словно заживающий синяк. — Где?.. — хрипло выдохнул Йен, поднимая взгляд, — Свёл? — Нет, блять, выжег, — Микки раздраженно сделал шаг назад, но рыжий резко дернул его на себя, заставляя буквально повалиться на постель рядом с ним. — Да какого хера, — рыкнул брюнет, быстро переворачиваясь на спину, — Ты задрал! Йен быстро уселся сверху на живот Мика, завел его руки за голову, и наклонился к его лицу: — Расскажи. — Ты заебал, — Милкович закатил глаза, — Свел, конечно, не видишь что ли? Не очень удачно, бабла на мастера не было. Краска осталась под кожей. — Как я? — без тени улыбки, шепотом спросил Йен, прекрасно зная ответ. Микки только отвернул голову, не желая разворачивать эту тему. Он и так слишком много уже позволил Галлагеру, а изначально не хотел опять давать засранцу власть над собой. Но разве с ним так получится? Ни черта. Йен перехватил оба запястья Мика одной рукой, а второй снова приподнял футболку, теперь уже выше. Глядя на шрам, он почувствовал, как его накрывает ужасное чувство вины перед этим человеком. Перед его любимым человеком. За всё дерьмо, что ему пришлось вынести из-за него самого. За всё, что он ему наговорил в своё время; за боль, которую он доставлял раз за разом, всё сильнее; за то, что бросил его, когда нужно было просто поддержать, и хотя бы изредка быть рядом. Хотя бы делать вид, что ему не всё равно. Сейчас Йен так сильно ненавидел себя, что хотел просто умереть, чтобы больше не чувствовать этой поглощающей вины. Ебаный эгоист. Рыжая голова медленно склонилась над грудью брюнета, и Микки услышал тихое: — Прости... прости меня. И тёплые губы нежно коснулись шрама. Микки шумно задышал — он не был к этому готов. Да, он знал, что рано или поздно Галлагер заметит, но не сейчас. Он не знал, что нужно ответить. И нужно ли вообще что-то говорить. И просто промолчал, что не было легче любого ответа. Йен всё зацеловывал его грудь, чувствуя в этом настоящую необходимость. Не обращая внимания, что сейчас попросту расплачется. И слов не нужно было больше — он знал, что Микки давно его простил. И знал, что не заслуживает этого. Никогда не заслуживал Микки. — Хватит, — мягко пробормотал Мик, высвобождая руки и отнимая голову Йена от своей груди, — Прекращай. И давай без нытья, ладно? Всё нормально. — Не нормально, — парень увернулся от его ладони, и двумя руками схватился за широкие плечи, продолжая говорить прямо в шрам, — Я знаю, что ты не простил. Знаю, что злишься. Не разрешаешь мне себя трогать, целовать, даже секса нет, хотя это никогда не было проблемой. Что-то изменилось, я знаю. — Да всё изменилось, ёб твою мать! — прошипел Мик, насильно отрывая его голову от своего тела, и глядя прямо в глаза, — Ты просишь до хера, Йен. Но никогда не даёшь взамен. Я не хочу снова подыхать от этого, когда ты опять меня кинешь. Я просто не могу снова позволить... Мик задохнулся, не находя слов, чтобы объяснить Йену всё, чего он боится. Хотя рыжий и сам прекрасно знал, что всё, чего по-настоящему боится Милкович, связано только с ним. Йен поднял к его лицу левую руку, повернутую тыльной стороной. На безымянном пальце блестело золотом кольцо. — Больше никогда, Мик, — выдохнул Галлагер, смотря абсолютно серьезно, — Я уже говорил тебе. Я уеду с тобой, я буду с тобой. Это единственное, чего я хочу. Ты можешь просто поверить сейчас, и убедишься потом, что я говорю правду. Я никогда тебя не кину, даже если всё будет очень хуёво. Я не буду больше сливать свою жизнь. Это не были не мурашки, а мурашки размером с кулак. Они табуном прошлись по спине Милковича, чуть не заставив его выгнуться. Он прекрасно помнил эти слова Йена, сказанные ночью в доках. Только тогда он имел ввиду всё в точности наоборот — он «сливал» жизнь рядом с Микки. Теперь он её сливает, существуя без него. Слишком большая разница, слишком большая цена за ошибки. Микки понимал. Хотел поверить. И поверил. — Да нахуй всё, — брюнет резко притянул голову рыжего к себе, поймав открытые, готовые губы. Больше ничего не имело значения; никогда ничего не имело значения, кроме Йена. Глубоко врываясь языком в горячий рот, он начисто забыл всё, что сам себе обещал. Он хотел Йена, хотел так сильно, до дрожи в коленях и тумана перед глазами. Плевать, он не будет жалеть. Футболка слетела с его тела, и, казалось, что губы Йена были везде одновременно, на всей открывшейся коже. Мик стонал, не стесняясь и не сдерживаясь; будто сама кожа дрожала под поцелуями и касаниями больших ладоней. Слишком долго оба этого ждали, слишком сильно хотели; слишком нереально это было сейчас. Микки сел, стянув ткань с тела Йена, сразу уткнувшись лицом в изгиб между плечом и шеей. Вдыхал родной запах теплой кожи, собирая губами уже его мурашки. Йен, дрожа, вздохнул, когда Микки пропустил его волосы между пальцами, и сжал, отводя чуть назад, снова глубоко целуя. — Ты больше не затормозишь, — пробормотал Галлагер в рот брюнету, медленно двигая бедрами, чувствуя эрекцию Мика под тонкими брюками, — Сегодня... бляяяять... сейчас... Милкович укусил его нижнюю губу, заставляя парня заткнуться, и подкинул бедра вверх так, что Йен чуть не подпрыгнул. Брюнет опустил ладони с широкой спины, проникая под джинсы и трусы сразу, на ягодицы, и сжал руками прохладную кожу. Галлагер отстранился корпусом, пытаясь схватить член Микки, но брюнет резко скинул его с себя на кровать. — Раздевайся. Одно слово, словно приказ, и Йен с удовольствием подчинился. Теперь Микки лежал перед ним, нервно перебирая кнопки на пульте освещения, пытаясь погасить верхний свет. — Хрень, — пробормотал Мик, откидывая коробочку на тумбу, когда свет погас. Осталась только лампа под оранжевым абажуром, дающая света ровно столько, чтобы видеть, как горят глаза обоих мужчин. — Иди ко мне, — прошептал, улыбаясь, Мик, не имея возможности отвести глаз от очертания тела Йена в полумраке. Как оно двигалось, приближаясь — за этим Милкович мог наблюдать бесконечно. Потому что это было невероятно-охуенным зрелищем, плюсуя осознание того, что он будет делать с этим телом. Йен лег рядом, на бок, сразу глубоко и сильно целуя Мика. Рука его беспорядочно гладила весь торс, двигаясь от груди к прессу; ниже, до плоской, широкой резинки трусов, выводя узоры пальцами. Ему слишком сильно хотелось услышать звуки удовольствия от Микки, те самые, что могли быть вызваны только им. Никакими Дэнами, или другими — только им. И Микки дал рыжему то, что он хотел — глухо простонал, когда ладонь накрыла его член под тканью боксеров. — Обожаю, когда ты стонешь, — прошептал Йен прямо в губы Мика, — Очень горячо. — Давай уже, — хрипло взмолился Милкович, — Нужно... — Я знаю, что тебе нужно, — Галлагер усмехнулся, сдвигаясь ниже, — Всегда знал. И снова Микки перестал соображать, когда губы Йена начали скользить по груди, вперемешку с вылизываниями его сосков, очертаний пресса и углубления пупка. Брюнет вцепился пальцами в спинку кровати над головой, сильно сжимая дерево пальцами, когда рот рыжего накрыл головку его члена сквозь трусы. — Блять, — не выдержал Микки и поднял голову, чтобы всё видеть, — Ты меня убьешь, не тормози. — Умрешь от удовольствия? Обидно будет, — Йен и не думал ускоряться, мягко проводя приоткрытыми губами по всей длине члена Милковича. Мик резко подался бедрами вверх, предлагая парню заткнуться и заняться делом. Рыжий только сильнее заулыбался, и проник рукой под ткань не сверху, а через ногу, сразу обхватив чересчур напряженную мошонку, и начал аккуратно перекатывать яйца Микки в руке. — Попроси меня. Чего конкретно хочешь? Брюнет знал эту игру очень хорошо. Йен любил, когда Микки кончает первый раз от минета, и часто дразнил партнёра до трясущихся пальцев, заставляя того кончать ему глубоко в глотку. Сейчас же напряжение Милковича было и так слишком сильным, и он сомневался, что вообще сможет не кончить до начала процесса. — Заткнись, блять, и возьми уже его в рот! — прорычал Мик, зажмурившись, и снова откинулся на подушку. — Мм, просто в рот и всё? — Галлагер продолжал издеваться, опустив большой палец ниже, на место между яйцами и анусом, и начал с нажимом поглаживать, зная, что это превращает Микки в настоящее ненасытное чудовище. — Господи, да соси ты уже! — выстонал брюнет, снова подкидывая бедра вверх, — Давай, блять! Рот рыжего непроизвольно наполнился слюной, когда свободной рукой он сдвинул боксеры чуть ниже, и увидел капельку смазки на головке блестящего, напряженного члена. В ту же секунду эта капля оказалась на его языке, и Йен тихо застонал, когда ствол Мика дёрнулся, почувствовав мягкое прикосновение. Йен тоже не был железным — зрелище перед глазами было превосходным, и он моментально вобрал член в рот на половину, начав мягко двигать головой. Микки просто застыл, боясь даже пошевелиться и упустить каждое мгновение. Он миллион раз мечтал об этом, ему снилось это чуть ли не каждую ночь, и было сложно поверить что, наконец-то, это происходит наяву. Он открыл глаза и наблюдал, как огненно-рыжая голова двигается, обрабатывая его, даруя самое невозможное удовольствие, которое только могло происходить в жизни Милковича. Когда Йен заглатывал глубже, и член упирался прямо в горло, Микки готов был взорваться. Но рыжий снова отстранялся, медленно посасывая, вылизывая головку и маленькую дырочку, из которой беспрерывно сочился предэякулят. Терпеть дольше было невозможно, и Мик схватил Йена за волосы, насаживая на член глубже. Галлагер поднял на него размытый, полный похоти взгляд, пока брюнет вбивался глубоко в его рот, умудряясь одновременно сильно сосать член у основания. И Милкович не выдержал — сперма туго выстрелила прямо в горло, а напряженное тело тряслось, как от электрического разряда. Так и было — его личный, рыжий высоковольтный акуумулятор, Йен Галлагер. Всегда был таким, и остался. Микки пытался отдышаться, отходя от дикого оргазма, всё ещё не в состоянии открыть глаз. Только слышал приглушенный смех Йена. — Чего ржешь, — тихо спросил Мик, непроизвольно улыбнувшись, — Наелся? — Люблю этот вкус, — подтвердил рыжий, вытирая уголки губ пальцами, — Ты, вроде, должен был сдохнуть? — Ну, ещё же не конец? — брюнет наконец открыл глаза, с удовольствием смотря в до безобразия счастливое лицо напротив. — Оу, ещё даже не начало, — Йен поиграл бровями, и сразу приблизился, глубоко целуя Микки, — Буду трахать эту задницу всю ночь. — Боюсь, для всей ночи она не готова, — Милкович отвёл взгляд, уворачиваясь от любимых губ. Рыжий тут же напрягся, начиная понимать. — Как давно? — Больше двух лет, — коротко сказал мужчина, и с вызовом посмотрел на Йена, мол, давай, издевайся. Но Галлагер только смотрел в голубые глаза, медленно осознавая, что сейчас сказал Мик. У него никого больше не было. — Ты шутишь? — выдохнул Йен, расширяя глаза в неверии, — А Дэн? Он тебя... — Он пассив, — быстро произнес Милкович, чувствуя неловкость, — Исключительно принимает. Мне было так даже проще, я и сам не хотел. — Понятно, — Йен кивнул, желая закрыть тему побыстрее, и снова повеселел, — Ну что ж, это не проблема. Ты же знаешь, я умею делать хорошо, даже просто разрабатывая тебя. Ответом ему послужил тихий стон брюнета, когда рыжий коснулся губами его соска. Йен тихо посмеялся, шлепнув партнера по бедру: — Переворачивайся. Головой сюда. Микки чуть улыбнулся — он знал, чего хотел Галлагер. Он делал так несколько раз, желая довести своего парня до конца с помощью только одного римминга, и... чёрт, у него всегда получалось. Йен полулежа облокотился о спинку кровати, ожидая, пока брюнет устроится над ним. Перед его лицом оказалась великолепная, крепкая, белая задница, и парень не сдержался — несильно укусил напряженную ягодицу. И тут же услышал делано-недовольный голос, сквозь который не укрылась улыбка: — Держи-ка зубы при себе, Галлагер! — Конечно, только заткнись, — Йен нежно поцеловал место укуса, почувствовав мурашки под ладонями, — И расслабься. Микки послушался, и тут же закрыл глаза в предвкушении. Рыжий аккуратно развел половинки в стороны, и сразу же широко лизнул тугое кольцо сжатых мышц. Милкович незамедлительно отреагировал — вздохнул сквозь тихий стон. Чем только подстегнул Йена на решительные действия. Язык сам помнил, как Мик любил — тщательно вылизывал, чуть проникал внутрь, обводил по кругу, вызывая всё новые стоны. Эти звуки заставляли самого Йена буквально сходить с ума, ещё шире раздвигать задницу Микки, ещё глубже вкручивать в него свой язык. Он никогда и никому не делал римминг, кроме Мика. Даже Тревору, когда готовил его к первому разу — только пальцы. Причина была очевидной — он любил Микки, буквально обожал своего парня, и ради его удовольствия готов был абсолютно на всё. И сам получал огромное удовольствие от процесса, к собственному удивлению. Вероятно, потому, что брюнет слишком долго был закрыт от него. А открывшись, сделал это максимально сильно, позволив Йену засунуть язык в собственную задницу. И никогда об этом не жалел, потому что этот вид ласк доводил его до предела даже быстрее, чем минет, который Йен делал на 100 из 10 — брюнету было, с чем сравнивать. Йен резко застонал, не отрывая языка от плоти, когда рука Милковича накрыла его стоящий член сквозь трусы. — Хочу его, — вырвалось из Мика, — Очень, блять, хочу. Галлагер показал своё согласие сильным толчком языка вглубь, и схватил брюнета за член снизу, начав ритмично дрочить. Милкович чувствовал, что вот-вот взорвется, прямо Йену на грудь. Он уже с трудом сдерживался, и решил хоть как-то отвлечься, хоть и не хотел пока трогать рыжего. Но огромный член, выступающий под серой тканью, буквально магнитом притягивал к себе руки парня. Микки быстро сдвинул боксеры Йена вниз, и крепко взял член за основание. По тому, какой блестящей и влажной была головка, он понял, что не ошибся — на трусах действительно было мокрое пятно. Брюнет даже сам не понял, как это произошло. Осознание того, что Йен может настолько возбудиться, вылизывая его задницу, сделало своё дело — всё тело сократилось, и Мик кончил, с надрывом хрипя имя партнёра. Он не помнил, чтобы оргазм хоть когда-нибудь был таким сильным, хотя с Йеном каждый раз был восхитительным. Но сейчас было нечто невероятное — он кончил без проникновения так, будто Йен бесконечно долго перед этим вытрахивал из него всю душу. Галлагер удивился, но вида не подал. Он подумал, что вряд ли Микки вообще разрешал Дэну касаться себя там, и реакция тела брюнета только подтвержала его догадки. — Ты явно скучал по этому, — рыжий удивленно улыбнулся, осматривая количество спермы на своей груди, когда Микки тяжело упал на кровать спиной. — Завали, — пробормотал Милкович, расслабленно выдыхая, — Подкури мне лучше сигарету. Пожалуйста. Галлагер выполнил просьбу, и улегся рядом с парнем, просто смотря на него. Микки повернулся, приоткрыв один глаз, и усмехнулся — Йен выглядел чудесно: покрасневший подбородок от долгого трения о кожу, распухшие розовые губы, и абсолютно по-блядски блестящие глаза. — Ты такой красивый сейчас, — прошептал рыжий, глядя на почти прокушенную нижнюю губу Мика, — Красивый, оттраханный моим языком. — А ты такой гей, — брюнет закатил глаза, но улыбался, — Ты же знаешь, не надо этой пидорской хуйни. — Я знаю, — кивнул Йен, опираясь на локти, легко целуя вытянутые к сигарете губы, — Знаю, что любишь эту хуйню. И меня. — Разбежался, ага. — Любишь. Иначе бы позволял кому-нибудь ещё лизать свою задницу, Мик. Дэну, например. — Да прекращай уже, — Милкович сразу нахмурился, — Серьёзно, блять, завязывай. Твоя ревность бесит! Я же не отпускаю фразочки о твоей чудо-женщине ебаной. — Серьёзно? — Йен вскинул бровь, показывая, что именно это он сейчас и делает. — Да похуй, — парень снова глубоко затянулся, — Ты с ней разобрался? — С ним, — Галлагер почувствовал напряжение внутри, — Да, всё нормально. Насколько это возможно. — С ней, — настойчиво повторил Микки, — Есть вагина, Йен. Значит, она. Не спорь, блять. Я не ревную тебя к пизде, именующей себя парнем, не напрягайся. Лизать клитор и сосать член — разные вещи. Надеюсь, ты хотя бы кайфовал от этого. Рыжий злился, и, одновременно, ему было очень смешно. Микки был настоящим дикарем в этом смысле, хоть и сам был геем. Потому его слова и нетерпимость к транссексуалам вызывали ещё больший смех. — Я никогда этого не делал, если что. Рукой, иногда, но не языком. Он этого не любит. — Бла-бла, как интересно, — скорчился Микки. — Вот как? Ок. Сам-то часто сосал тому рыжему? Так же, как мне? Уверен, что у него поменьше. Милкович затушил недокуренную сигарету, решив не отвечать. Повернулся к Йену, и негромко пробормотал, одновременно положив руку ему на пах: — Кто-то обещал трахать эту жопу всю ночь. Я жду, Галлагер.