Цветы замерзшей вишни

      — Отпусти меня, пожалуйста.       — Не хочу.       — Почему?       — Ты уйдешь домой, а я буду закрывать глаза и думать, что ты рядом. Но когда я открою их, окажется, что я один.       Я вздохнул и нежно коснулся щеки Шурфа, упорно сжимавшего меня в объятиях.       Все так же тикали починенные часы в Зале Общей работы, где мы встречались тайком, когда уходили все остальные и приходило мое время нести вахту. Как настоящие юные возлюбленные, чья любовь так хрупка, что показывать ее ни в коем случае нельзя, мы тщательно прятались ото всех днем, но зато были вместе ночью. Были вместе не в смысле секса — я не был готов и не хотел торопиться, боясь потерять нежность и легкость отношений. Собственно, это и становилось основной причиной наших с Лонли-Локли проблем. Нет, он даже не думал о том, чтоб принуждать меня, брать свое силой, но…       Я видел: он хотел близости, хотел большего, чем объятия и поцелуи, которые я позволял. Он ждал и не торопил — старался не торопить — но в его взгляде во время простых прикосновений я читал: «позволь мне взять больше».       Я не позволял, отшучиваясь, ускользая, отмазываясь, просто сбегая. Я боялся превратить свою любовь в пустую страсть.       — Пойдем со мной, — теплые губы касаются моего виска.       — Я должен дежурить, ты ведь знаешь, — мягко отказал я, продолжая гладить помрачневшего мужчину по лицу, кончиками пальцев обводя контур его губ.       — Ты не позволяешь мне проявлять свою любовь, подолгу целовать тебя, а теперь не позволяешь даже быть рядом с тобой, — он перехватывает мою руку за запястье, и по телу проходит легкая дрожь, но он просто целует кончики моих пальцев. Так целовать — трепетно, нежно, но так, чтоб волна желания захлестывала с головой, умеет только он.       Я чувствую, как подушечки пальцев загораются от легкого укуса и прикосновения влажного языка, отдергиваю руку и прижимаюсь к тебе, ища спасения от твоей жадности у тебя же. Это помогает.       — Сегодня полная луна, в нашем саду зреют вишни, — тихо произносит Шурф, обнимая меня и целуя в макушку.       — Звучит красиво.       — Выглядит тоже, — объятия становятся крепче, а через секунду я чувствую такое знакомое дуновение ветра. Запаха вишни больше нет, но есть другой: недавно прошел дождь, и теперь влажная земля благоухает, ее запах смешивается с тонким хвойным ароматом, который приносит ветер.       Я открываю глаза и смотрю не столько на деревья, сколько на твое лицо, залитое прохладным светом луны и звезд, на пряди черных шелковистых волос, которые чуть колышутся от ветра, краем уха улавливаю чей-то смех, сладкие стоны, признания в любви.       — Считается, что занятие любовью при свете полной либо новой луны, в период, когда вяжутся плоды, поможет зачать и выносить ребенка, который станет любимчиком удачи и судьбы, — шепотом пояснил мой спутник, успокаивающе гладя меня по волосам, затем осторожно подталкивая к стволу дерева, мягко вжимая меня в него.       — Что ты хочешь сделать?! Если ты не заметил, я не женщина! — ошарашенно зашипел я, боясь нарушить покой неизвестных любовников, упираясь руками в грудь коллеги.       — Я хочу зачать нашу любовь, — прошептал тот, втягивая меня в поцелуй несмотря на сопротивление.       — Любовь?.. — растерянно переспросил я после нежного прикосновения губ — так называемые «французские поцелуи» я тоже давно не жаловал, прекрасно помня, как чуть не сдался твоему напору после одного из таких.       — Чтобы ты позволил мне быть с тобой, — тихо ответил Шурф, глядя мне прямо в глаза, беря двумя пальцами за подбородок.       Уже глубокий поцелуй с головой окунул в жар, заставив обмякнуть в твоих объятиях, но после податься языком навстречу твоему, обнять за шею, отвечая и не замечая, как моя скаба мягко растворилась, а лоохи было нежным, но твердым жестом было спущено до самых бедер, да и то лишь благодаря тому, что ты прижимался к ним и тем самым удерживал ткань.       Мягкие поцелуи посыпались на шею, плечи, грудь, вырывая едва слышимые всхлипы. Я не сопротивлялся, даже когда мы зашли дальше, чем обычно: чуть шероховатые губы коснулись твердеющих бусин сосков, сжимая их, легонько посасывая, затем возвращаясь на шею, чтобы обдать ее горячим дыханием.       Поцелуи перешли в осторожные укусы, такие аккуратные, что даже не останется следов, а потом теплая ладонь ласкающе прошлась по моей талии, бедру, окончательно обнажая.       Несколько долгих секунд Он просто смотрел, легонько касаясь пальцами моей кожи — очевидно, любовался, — а потом улыбнулся и прижался, закрывая меня от всего мира своим белым лоохи, под которым тоже уже не было скабы.

***

      Я помню движение, восхитительно томный жар во всем теле, поразительно-сладкие стоны (одни более глубокие и хрипловатые, а другие — напротив, высокие и чистые), тихую усталость и робкое, неокрепшее еще счастье.       — Не отпускай меня, пожалуйста.       — Не отпущу.