Отзвуки

      — Лина, прими заказ! Лина, клиент сам себя не рассчитает!       Казалось, без криков дяди Дункана мир уже не мог существовать, что пол уйдёт из-под ног, как только тот окажется чем-то наконец доволен, но такого ещё пока не случалось. Грозовой тучей он сновал из кухни в зал и зыркал сквозь окошко для выдачи блюд, точно из наблюдательного пункта. Армейские порядки со всеми вытекающими последствиями были перенесены в тесное пространство забегаловки, что, впрочем, имело и плюсы: гости почти не буянили, а в иных случаях Дункан быстро выставлял их вон. Лина не раз подмечала, что рукоприкладство действует на него так же умиротворяюще, как и алкоголь, что немного пугало. Спорить с ним точно не хотелось.       Конечно, лишние проблемы никому не нужны, когда каждый заказ в любой момент мог обернуться катастрофой, криками и угрозами привести санинспектора. Перерывы оставались единственной отдушиной в бесконечной череде рабочих будней, без выходных и праздников. Близость грузового порта сказывалась на местном контингенте и запахах, что неизбежно приносил ветер, однако Лина любила гулять после смены по набережной, глядеть, как кран разгружал массивные контейнеры, а иногда выглядывала за открывающийся горизонт и, пиная носком ботинка пустые пивные бутылки, мечтала о какой-то другой жизни, подальше от шумного Невервинтера, но и не дома, где у неё не было будущего.       Квара дымила за углом и трещала по телефону, видимо, с кем-то из своих дружков, то хмурясь, то огрызаясь, однако разговор она всегда заканчивала одинаково:       — …Да, и тебе не подавиться… До вечера.       Лина примостилась рядом, стараясь не касаться рубашкой грязных стен. Внутренний двор был скромным, скрытым забором. Только внушительные чёрные пакеты с мусором напоминали, что они стояли у забегаловки.       — Так и не сказала родителям, что тебя отчислили?       Квара, не отрывая взгляда от телефона, равнодушно пожала плечами. Сигарету она зажала между пальцами так изящно, что Лина невольно залюбовалась её ухоженными красными ногтями и отрешённо подумала о пожарных машинах. Что ж, такая утончённая девушка прекрасно разбиралась, какой цвет ей к лицу, в отличие от неё, нескладной деревенщины. Просто так, даже без колких слов Квара умудрилась её разозлить, и Лина почувствовала себя невероятно глупой и несчастной одновременно: работа на дядю Дункана постепенно изменяла её — и никакой тебе мечты о красивой жизни в большом городе.       И не заметив, что творится с Линой, Квара наконец оторвалась от телефона и затянулась догорающей сигаретой.       — Зачем? Во-первых, они наверняка уже знают. Во-вторых, папиной репутации только на пользу моё исчезновение, меньше… грязи. К тому же он попытается пропихнуть меня обратно, а я не стремлюсь возвращаться.       Рассказы об избалованных отпрысках богачей, которые докучали ей во время учёбы, были для Квары излюбленной темой. Иногда она постила особо пикантные истории на форумах и наслаждалась разгневанными комментариями таких же работяг, как Лина, и голодных, лёгких на подъём студентов.       Жизнь Квары до «Утонувшей Фляги» могла показаться раем: обеспеченные родители, частная школа, личный охранник, элитный колледж для «избранных», на который Дункан не заработал бы, даже если бы несколько раз заложил свою забегаловку. Хамкой она стала задолго до того, как её отец получил пост сенатора, но после этого характер испортился куда больше. Его присягу они с Дунканом смотрели по старому телеку, подвешенному под потолком, а Квара даже не появилась в зале. Наверняка она сидела здесь же, в закутке, наедине со злым одиночеством.       Несмотря на явные, даже яркие различия, всё же Лина ощущала с ней связь: они обе сбежали от прошлой жизни, выживали как могли и понятия не имели, что делать дальше. Правда, на самом дне у Лины было преимущество в виде дядиной поддержки. Квара могла бы сотню раз уже позвонить домой, попроситься обратно — вряд ли мать отказала бы ей, — но она почему-то так не поступала, а лезть глубже в чужую жизнь Лина стеснялась. У самой с отцом отношения вышли сложными и натянутыми; лес и зверьё он любил куда больше дочери.       Квара уже замахнулась, чтобы привычно закинуть окурок за забор, когда её воплем остановила Лина:       — Потуши!       — Да подумаешь… — Квара скривилась, но просьбу выполнила и демонстративно поскребла окурком о стену забегаловки. Встретив взгляд Лины, она закатила глаза. — Что? Да не сгорит эта дыра… К сожалению.       Видимо, она забывала, как однажды загорелись мешки с мусором, как вопил Дункан, пока втаптывал прорвавшиеся объедки в асфальт. Запах тлеющего пластика долго не сходил с одежды и ожидаемо проник в зал. Частично Лина проводила с Кварой перерывы, чтобы не повторить инцидент; частично — потому что больше не с кем было. Неразговорчивого повара Сэла она видела всего два раза в день — утром и перед закрытием, — а с дядей по душам заговаривать даже не хотелось, не тот он человек.       Как и всё хорошее, перерыв кончился в мгновение ока. Лина вернулась в душный зал и мысленно благословила закон о запрете курения в общественных местах. Работа и так представляла собой форменный ад — только была бы ещё в клубах удушливого дыма, а на фоне всего этого бесновался бы красный, как рак, дядюшка Дункан.       — Элани, ты что, в лесу родилась? Квара! Неси тряпку!       «Вспомнишь чёрта…» — Лина прикусила губу, радуясь, что на уборку послали не её. Элани была милой дамой, одинокой, но чересчур рьяной защитницей животных. Её появление всегда сопровождал ореол неприятных запахов, а светлая куртка — всегда одна и та же — прохудилась и засалилась. Конечно, Квара не желала к ней приближаться, а Дункан назло их сводил, чтобы прижать к ногтю нахальную девчонку.       — Разбежался! — донеслось в ответ с другого конца забегаловки. — Я пожалуюсь в профсоюз, рабовладелец хренов!       — Давай, попробуй потом найти другую работу!       Рыжий парень в армейской куртке расхохотался, откинувшись на стуле, будто веселее зрелища никогда не видел. Несколько посетителей повернули головы, затем снова уткнулись в свои блюда с хмурым видом. В большом городе почему-то все злились, даже на мелочи. Элани же, густо покраснев, резко сорвалась с места, набрала с соседних столов салфеток и принялась яростно вытирать свой стол от следов разлитого кофе.       Лина краснела не меньше: дядя Дункан не имела права огрызаться на посетителя, пусть и не самого респектабельного. В «Утонувшую Флягу» никогда и не заходили богачи, а бизнес-ланч только так громко назывался — в наборе был обычный постный суп, салат с картофелем да кофе.       — Жалкое зрелище, — донеслось со стороны парня в армейской куртке. Лина повернулась и, встретившись с ним взглядом, невольно вздрогнула — настолько злым и холодным тот показался. Затем он снова уставился Элани в спину. — Эй, я думал, вас, хиппи, всех давно перестреляли.       — Следи за языком, парень. Ещё слово, и будешь зубы свои с пола собирать, — к разочарованию Лины, вступился за честь Элани не Дункан, а низкорослый крепкий мужчина за соседним столиком. Его очаровательная спутница с медными волосами и россыпью веснушек на лице поддакнула:       — Келгар превратил драки из хобби в работу, так что будь умничкой и свали в ад, пока цел.       — Спасибо, но за меня говорить не нужно, — покончив с уборкой, Элани гордо вздёрнула подбородок. — А вам, уважаемый, — она кивнула парню в армейской куртке, с лица которого уже сползла нахальная улыбка, — я пожелаю всего хорошего — наверняка вы ничего доброго в жизни не видели, раз так ведёте себя.       Парень фыркнул, но участвовать в скандале не стал. Вскоре, будто ничего и не случилось, он снова цедил свой холодный кофе и пялился через окно на улицу, будто ждал кого-то и чего-то. Лина хорошо запоминала постоянных клиентов, включая его, знала о противном характере и постоянно удивлялась, почему всегда молчал Дункан, когда по вине этого парня вспыхивали проблемы.       Пока Лина расставляла на стойке салфетки, её внимание переключилось на крепыша Келгара и вязь чёрных татуировок на его руках, начинающихся с кулаков и тянущихся под футболку. Она и не заметила, что увлеклась и начала откровенно пялиться, но девушка, его спутница, не разозлилась, а наоборот, лукаво подмигнула. То, как она сидела на стуле, как складывала на столе руки, увенчанные кольцами, выдавало в ней какую-то кошачью грацию, гибкость и невероятную для Лины раскрепощённость. Этим двоим повезло, что они вместе, думала она, вздыхая.       К вечеру зал полностью заполнялся посетителями, и времени на перерывы не оставалось вовсе. Портовые трудяги спускали деньги на выпивку к великой радости дяди Дункана, Квара бухтела и разносила заказы, а Лина несла вахту у стойки — записывала заказы, крепила стикеры у окошка раздачи, чтобы передать их на кухню, открывала кассу и поглядывала за порядком, будто могла что-то сделать, случись что неприятное. К закрытию Дункан едва стоял на ногах, но не от усталости, как они с Кварой, а от выпитого в компании словоохотливых посетителей пива. Лина оставалась наедине с шумной толпой и молилась, чтобы дотянуть до наступления ночи — а потом начать новый день сначала: первой открыть двери, поговорить о сумасбродных дядюшках с Шандрой, которая как обычно принесёт свежие овощи и мясо, выслушать, как прошёл вечер Квары, отдраить туалет, предложить Дункану аспирин…       Открывшаяся перед очередным посетителем дверь принесла не только портовую затхлость, но и звуки гитары. Навострив слух, Лина различила нескладное пение.       — Снова этот Гробнар! Я же велел ему не побираться у моих дверей — это вредит имиджу! — мигом вспылил дядя Дункан и схватился за мокрое полотенце, точно за кнут. Краем зрения Лина заметила, как пошевелился парень в армейской куртке, явно заинтересованный грядущим представлением.       — А мне он нравится, — осторожно заметила она. — Дядя Дункан, студентам тяжело живётся, вот он и зарабатывает, как умеет…       — Нанялся бы в порт грузчиком, — не унимался он, разгорячённый алкоголем и предстоящим сражением с хилым юнцом, и Лине стало действительно страшно.       — Дай мне поговорить с ним, а если не уйдёт, то ты поступишь по-своему.       Плотно скрученное полотенце вернулось на плечо, Дункан покачал головой. Может, он прислушался к голосу разума, пожалел парня, а может, веским доводом стал её испуганный взгляд, полный уже подступившего разочарования. Только Лина могла влиять на него, однако и не злоупотребляла этой странной властью, боясь однажды её потерять.       Квара не без зависти глянула ей вслед — наверняка ей хотелось курить, — но Дункан быстро дал понять, что до конца смены отлынивать не получится, ждали клиенты.       Если бы не парочка фонарей, то на улице стоял бы непроглядный мрак — хуже места для выступления и не придумаешь, но Гробнара, казалось, всё устраивало: он лучезарно улыбался каждому бородатому забулдыге и приплясывал в такт песне. Словом, он абсолютно не вписывался в окружение. Красная клетчатая рубашка, которая была на нём каждую неделю, дразнила зрение, ярко выделяя Гробнара в тусклом свете жёлтых фонарей.       «Кваре бы понравился его выбор», — почему-то подумала Лина, вслух же она произнесла:       — Гробнар, мне очень жаль, но дядя Дункан велел тебе выбрать другое место для… творчества.       Её взгляд скользнул по раскрытому чехлу от гитары, где одиноко лежали два медяка, возможно, уже принесённые Гробнаром с прошлого выступления. Не прекращая играть, он улыбнулся уже ей, подмигнул, и Лина смущённо покраснела.       — Жаль, что моя магия не работает на него, — сказал он, когда доиграл песню; пальцы тем временем уже перебирали лады для следующей, будто минута без музыки могла его убить. — Я о магии доброты, — пояснил Гробнар для скептически настроенной Лины. — Когда люди проходят мимо, я вижу, как меняются их лица, как шевелятся губы, повторяя слова песни. Они совершенно не ожидают этого и растеряны, как дети. Все заботы уходят прочь. Дункану не помешало бы тоже расслабиться и послушать!       — Он снова вооружился полотенцем, — предупредила она, вздыхая. Как бы ей ни нравился Гробнар, всё же влезть к нему в голову было выше её сил — уж слишком там внутри зелено и весело, до тошноты.       Патрульная машина подкатила ко входу в «Утонувшую Флягу» и остановилась на пустующей парковке — обычно к вечеру их посетители предпочитали выпивать, а не садиться за руль. Выключив мигалку, с водительского места вышел мужчина в полицейской форме и, чуть помедлив, направился к Лине и пританцовывающему назло хмурому миру Гробнару.       От неожиданной догадки она сцепила зубы и глянула через плечо полицейскому, чтобы увидеть злорадно улыбающееся лицо дяди Дункана в окне.       — Доброго вечера, нам поступил вызов о… — он посмотрел на парочку молодых людей, на чехол от гитары на асфальте, — …попрошайничестве и нарушении общественного порядка.       — О тюремной романтике я ещё не пел, — громко заметил Гробнар. Лина же боялась за них обоих, раз он за себя не собирался.       — Офицер… — она облизнула пересохшие губы.       — Касавир.       — Ага… Видите ли, мой дядя не любит уличных музыкантов… признаться, он мало что любит… Вот.       Каменное лицо полицейского ничего не выражало, только одна бровь чуть приподнялась. Наконец он вздохнул; руки легли на пояс, где топорщилась кобура и не менее внушительная дубинка.       — Сынок, ты можешь отправиться на пару суток в камеру, если не уйдёшь. Сейчас я зайду купить кофе, а когда вернусь, то тебя здесь быть не должно.       Лина судорожно выдохнула и очень надеялась, что её взгляд сказал намного больше, чем она была способна произнести вслух из-за страха. За маской суровости и командным голосом скрывался добрый, понимающий человек, которому не хотелось портить жизнь студенту, когда в порту сновали целые вооружённые банды и торговцы наркотиками. В это мгновение Лина пожелала, чтобы Касавир никогда не попал тут в переделку.       Когда он неспешно направился в сторону забегаловки, Лина вцепилась в красную рубашку Гробнара и со всей силы тряхнула её обладателя.       — Давай, беги отсюда, не будь идиотом! Слышал, что сказал офицер? — прошипела она, затем помогла запихнуть гитару в чехол.       — Но тебе же понравилось? — в его наивных глазах трепетала надежда, которую ей не хотелось разбивать. К тому же ей правда нравилась его музыка.       — Да, но чтобы сыграть ещё, тебе нужно не попасть в участок.       С полицейским они пересеклись уже у патрульной машины. Он передал бумажные стаканы своей напарнице, которая сидела на переднем сидении, кивнул Лине и уселся за руль. Лицо дяди Дункана в окне тем временем выражало все стадии принятия действительности, а затем — исчезло из виду. Этот раунд остался за Линой.       Ноги отекли, хотелось присесть хоть ненадолго, однако она понимала, что через час, когда закроет «Утонувшую Флягу» на ночь, побежит домой чуть ли не вприпрыжку. С отцом они исходили сотни миль по болотам, но настоящую усталость Лина ощутила, стоя на одном месте двенадцать часов. Злость на дядю за такой низкий поступок по отношению к Гробнару — да и к ней, когда они договорились уладить конфликт сначала мирным путём, — жгла мысли мигренью, и чтобы не сорваться, она переключилась на кассу и холодный подсчёт наличных.       Лина немного успокоилась, но на смену раздражению пришла невероятная тоска: если бы она училась, как Эми, то не попала бы сюда. Или следовало остаться, как Бивил, дома. Ей же захотелось пойти наперекор всем.       — Кофе, пожалуйста.       Слова вежливости были такой редкостью, что Лина вздрогнула, вскинула голову до хруста в шее и встретилась взглядом с новым посетителем — мужчиной в синей, идеально отглаженной рубашке. После портовых рабочих и отщепенцев он, как и Гробнар, — правда, тот, в силу своих странностей, — выглядел лишним, инопланетным существом. Многие люди носили на лице отпечаток личности, даже своей профессии — за месяц работы в «Утонувшей Фляге» Лина научилась определять с первого взгляда, кто стоял перед ней. «У этого-то точно высшее образование есть, — подумала она, искоса глядя на ровные, спокойные черты лица, ухоженные руки и зачёсанные назад чёрные, как смоль, волосы. — Скучно ему, наверное; ищет приключения, — решила Лина, пока наливала свежий кофе в белую кружку».       Словно уже прочитав мысли о себе, мужчина взглянул на неё с неподдельным интересом, уселся за стойку с самого края, будто желал отделиться от сидящих за столами людьми, и спросил:       — Вы ведь не местная?       — Я всего месяц назад переехала из Западной Гавани — это небольшой городок, на границе топей, — пояснила она, когда посетитель нахмурился.       — Никаких перспектив для молодёжи? — догадался он и вздохнул — искренне горько.       Лина отмахнулась; сочувствие было ей ни к чему.       — Не всё так плохо: вокруг лес и болота, грибы да ягоды, чистый воздух, людей почти не встречаешь. Отец — егерь, а я ему помогала, сколько себя помню. Теперь работа здесь кажется несколько скучной, этого не отнять, — добавила она с улыбкой, убедившись, что Дункана не было рядом. Мужчина усмехнулся в ответ, и несколько мимических морщин в уголках его губ взбороздили гладкую кожу. Сердце Лины почему-то болезненно стукнуло.       — Так вы должны неплохо стрелять.       — И ещё недурно снимаю шкуры.       Он затих, поняв намёк, поднёс кружку к губам и, отпив, поморщился. Лина никогда не принимала всё близко к сердцу, особенно стряпню Сэла, но сейчас ей почему-то очень сильно захотелось заехать этому странному гостю в челюсть. Кофе всегда варила она, а это было уже почти личным оскорблением.       Она медленно выдохнула и посчитала до десяти в попытке совладать с эмоциями, как научил её в первый день Дункан — наверное, это был самый дельный его совет за весь месяц. Определённо сказывалась усталость, ведь не мог один человек вызывать целый спектр всевозможных чувств одновременно.       — Не понимаю, зачем такой девушке этот паршивый Невервинтер, — тем временем продолжил он. Так и тянуло уточнить, что подразумевалось под «такой» девушкой, но Лина предпочла вернуться к подсчёту наличных, пока посетитель изливал ей свои мысли по знакомому шаблону. — Люди съезжаются сюда в надежде заработать денег, славу, зажить по-человечески, но оказываются в подобном месте. Без разницы, что это — бар, магазин или даже колледж, — всё едино. Тоска, уныние и грязь. Здесь всегда одна и та же погода, знаете? — Лина машинально покачала головой, и он вспомнил, что переехала она недавно. — Одна и та же серость, будто фабрики коптят небо, летом нет солнца, даже снег зимой не задерживается, тут же тает на подлёте. До чего же мерзкое место!       Лина взглянула на него исподлобья, насупившись. Восхищение давно сменилось неприязнью. Говорил он красиво, сыпал интересными сравнениями, — про «закоптившееся небо» ей действительно понравилось слушать, — но столь поэтичные слова сочились ядом. Таких ярких эмоций не вызывал даже парень в армейской куртке, который огрызался на посетителей, точно злобный цепной пёс.       Не зная, что вообще можно сказать на его бурную реплику, Лина произнесла в тон, ядовито:       — И всё-таки вы здесь.       Он развёл руками, показывая свою беспомощность.       — Поверьте, бывает куда хуже. В Невервинтере хотя бы есть выбор: встать на сторону закона или пойти против него.       О преступности в портовом районе ей можно было не рассказывать. Как Квара не боялась возвращаться домой с работы, Лина не понимала. Она жила в том же доме, где на первом этаже располагалась «Утонувшая Фляга», но всё равно опасалась грабителей и оглядывалась, подходя к двери. Лишь нож, подаренный отцом перед отъездом, немного успокаивал разыгравшееся воображение.       — Сэнд, прекрати компостировать мозги моей племяннице, — голос дяди Дункана звучал так же ядовито, явственно доказывая, что они точно знакомы. Челюсть их странного посетителя на миг отвисла, однако он быстро взял себя в руки и рассмеялся.       — Ты шутишь? Не вижу никакого фамильного сходства, к счастью для вас, — добавил он, многозначительно стрельнув взглядом в Лину.       — Допивай кофе и пошли, хватит тут умничать.       Вежливо поблагодарив за кофе, хоть тот ему и не понравился, Сэнд в сопровождении Дункана скрылся в подсобке. Любопытство грызло Лину, заставляя теряться в догадках. Тип этот был странным и не внушал ей доверия, а дядя выпил лишнего — кто знает, что может случиться? Она даже поделилась своими опасениями с Кварой, но та только посмеялась, а затем быстро смылась с работы.       Парень в армейской куртке бросил деньги на стол и наконец-то покинул «Утонувшую Флягу», не взглянув на Лину и тем более не ответив на её заученное до автоматизма прощание с посетителями. Сэл — уже в куртке и с рюкзаком за плечом — вышел немногим позже. Ключи от кассы Лина бросила в карман куртки и стала дожидаться возвращения Дункана, на всякий случай зажав в кармане рукоятку ножа. Чтобы успокоить ноющие ноги, пришлось рухнуть на одно из мягких сидений.       Тишина после закрытия в паре с густым мраком за окнами подействовали на Лину умиротворяюще, клонило в сон, однако эхо приближающихся голосов заставило обратиться в слух. Хотелось думать, что она не превращается в типичную сплетницу, жадную до чужих секретов, а помогает Дункану не попасть в неприятности, поэтому появление Сэнда Лина встретила в штыки — снова насупившись, как ребёнок.       — Хорошего вечера, — он кивнул ей, сложив за спиной руки, — Дункан, ещё свидимся, — и вышел за дверь, оставив им щемящее чувство недосказанности.       — Что происходит, дядя Дункан?       Он вздохнул, устало потёр глаза, и Лина поняла, что он каким-то волшебным образом практически трезв.       — Всё хорошо, не бери в голову, детка. Закроешь за мной?       Одиночный кивок — на оба его высказывания — поставил точку на разговоре. За Дунканом заехала его давняя приятельница, с которой когда-то служил — время от времени они встречались, чтобы вдрызг напиться и вспомнить былое. Лина в их отношения не лезла с расспросами, но эта женщина ей нравилась: внешность её была столь же экзотична, как и запутанное восточное имя. Ещё она вечно мёрзла и куталась в шарф по самые глаза. Наверное, в её родных краях было куда теплее.       Когда Лина выходила к Гробнару в лёгкой форменной рубашке, то не чувствовала холода, её кровь кипела, а теперь — продрогла и в куртке. Окинув взглядом жёлтые фонари, она поплелась вдоль них по набережной, чтобы проветрить голову. Бежать вприпрыжку в съёмную квартиру уже не было никакого желания; усталость за весь день взвалилась камнем на плечи, угрожая прижать к грязному асфальту.       Люди спешили спрятаться в домах, обгоняли её, обходя по широкой дуге. Но чего она не ожидала, так это увидеть ещё раз в тот же вечер знакомую синюю рубашку. Сэнд курил у ближайшего к набережной здания, спрятав свободную от сигареты руку в карман брюк. Очевидно, похолодание его не волновало.       — Вы что, следите за мной? — Лина настолько устала, что уже не думала о вежливости — её она заперла вместе с «Утонувшей Флягой».       Сэнд не шевелился, и только вспыхивающий в темноте огонёк доказывал, что он на самом деле жив. Рука, будто нехотя, покинула карман и небрежно указала куда-то позади себя; приглядевшись, Лина заметила вывеску: «Ломбард».       — Я только вышел с работы, так что вопрос встречный.       — Простите, — выдавила она, чувствуя, как холод выместили разгоревшиеся от стыда щёки. — Просто… я беспокоюсь за дядю.       Ей было неловко не только за резкие слова, но и за то, что наткнулась на него здесь, за иллюзии: никакой он не интеллектуал, а обычный торговец — нет, поправила себя Лина, грабитель, что покупает последнее за бесценок и продаёт втридорога. По крайней мере, это открытие расставило всё по своим местам, включая его скользкие, неприятные речи и приличный внешний вид, что должен был, не иначе, усыпить внимание, расположить к себе. Лина не удержалась от типичного для Квары фырканья.       — Вряд ли Дункан тебе признается, что практически разорён. Новый кредит банк не одобрит, пока не будут погашены предыдущие задолженности, поэтому он хочет кое-что заложить.       Лина так и застыла, будто громом поражённая. Что бы он ни хотел заложить, это не могло продолжаться бесконечно, а значит, «Утонувшую Флягу» однажды отберут за долги. Ещё она знала, что не могла так просто молчать, зная правду.       — Зачем вы мне это рассказали?       Окурок полетел в лужу; для верности Сэнд накрыл его подошвой ботинка.       — Дункан — не самый приятный тип, но мы с ним давно знакомы. Думаю, единственное, что вы хотите знать, обману ли я вашего дядю, наживусь ли на беде, как последний паразит, — она почувствовала, как его пронзительный взгляд буравит сквозь тьму, но не отвернулась. — Я сделаю, что смогу, но не стану и себе вредить. Такой ответ вас успокоит?       Она удовлетворённо кивнула.       — И всё же вы не ответили на вопрос.       — Почему так легко поделился с вами? — Сэнд на миг задумался, спрятал уже обе руки в карманы, и Лина подумала, что он хочет уйти. — А почему нет? Кто-то же должен спасти его, и вряд ли этим человеком буду я.       Где-то протяжно подал голос грузовой корабль, приближающийся к порту. Вдалеке ожил массивный кран, мигнул красными фонарями-глазами, отсоединяясь от бесформенной тёмной массы других силуэтов. Казалось, Сэнд, как и она, залюбовался раскинувшимся видом, поэтому и не спешил уходить.       — Значит, всего два пути — встать на сторону закона или пойти против него?       — Да, и боюсь, опыт в снятии шкур пригодится вам в обоих случаях.