Отзвуки

Он прятал взгляд, стоя на одном колене — в песке, в крови, в позоре от нарушенного слова, — а ведь когда-то она мечтала, что он точно так же будет просить её руки, будто в сказке, и Дейгун, как обычно хмурясь, сначала не подарит благословение, но, убедившись в крепости чувств и намерений, всё-таки позволит им пожениться. Теперь уже стыдно за ту наивную девочку, что строила воздушные замки и населяла их приторными, обречёнными на гибель фантазиями. Он действительно относился к ней с необычайной добротой, сколько она себя помнила, пусть и молчал постоянно — поступки говорили куда красноречивей; защищал от старших мальчиков, носил с кухни домашние пирожки, учил фехтованию и внимательно, как казалось, слушал все её дикие фантазии о том, как славно будет покинуть Западную Гавань и зажить наконец самостоятельно. Он обещал взять её в напарники, журил, когда она, ещё мелкая, специально нарывалась на драки или тренировалась на Бивиле в рукопашной схватке. Он обещал. Он клялся Дейгуну и Ретте, что никогда не коснётся её, но потом, как и каждой взрослеющей девочке, до горечи на языке хотелось именно этого — хотя бы мимолётной близости. Пропасть в возрасте душила слова в горле, и первые нежные чувства остались лишь одинокими слезами в подушке. Она всегда любила его, но с каждым годом по-разному, на расстоянии же — мучительно ожидая вестей и снова рисуя тот самый воздушный замок: вот он вернётся, и всё наладится — Невервинтер близко, не край света, — тогда она и скажет, во всём сознается. Даже если он просто взъерошит ей волосы, как маленькой, она растечётся лужей под его ногами. В тумбе хранятся его письма — все два: «В армии кормят отвратно, так что сразу подавайся в наёмники. Только следи за защитой справа», «Я в порядке, мелкая. Не переживай, набирайся сил, чтобы отправиться в путешествие — в Западной Гавани тебе ловить нечего». Она всегда его слушалась, поэтому блок поставила идеально, с контрударом — гордость застыла в глазах, застеленных слезами. Только взрослые понимают, что сюжет любой сказки на самом деле страшный, в нём нет победителя — только проигравшие с каким-то жестоким уроком за душой. Осколок в груди ребёнка, красной нитью путь к новой жизни, гнилой город мечты и заражённые им люди — замок из воздуха не смог бы вынести подобной тяжести при самом наивном раскладе. И всё же любовь вела дальше; одна лишь мысль, что они встретятся однажды, открывала глаза по утрам. Он ведь обещал — и не коснулся её, возможно, намеренно медлил, но думать об этом невыносимо; руки прожигала горячая кровь берсерка — то самое драгоценное, желанное до горечи на языке касание. Арена взорвалась оглушительными криками: «Фарлонг — победитель! Лорн проигрывает!», и сказке приходит долгожданный счастливый конец.