7. Фанат
— Мы должны сражаться! Как бы поступил Носитель Осколка на нашем месте? Он бы не сдавался, не ждал, пока Тень начнёт снова расти! — Ты, видимо, и пойдёшь сражаться с невидимыми силами на кулаках? Угомонись, Витор. Власти и без тебя всё понимают. Глупо лезть неподготовленными, а маги когда-нибудь найдут лазейку. Это расплывчатое «когда-нибудь» сильнее всего и беспокоило. Брат игнорировал логические вещи, а Витор метался по дому, словно волк в клетке: надо же что-то делать! Вот уснут все однажды, а Тень вдруг расширится и поглотит деревню — тогда-то брат и начнёт извиняться. Витор поступил так же, как Носитель Осколка когда-то: собрал вещи и ушёл из дома навстречу спонтанному приключению. Его деревню не постигло несчастье, — пока что! — но и слава богам, ждать повода он точно не станет. Поначалу было жутко, потом — голодно и холодно, когда закончились деньги. На постоялых дворах Витор расплачивался трудом и спал в коровниках. О Тени он слышал только из рассказов торговцев, а в тавернах только о ней и говорили. Так Витор узнал о гильдии путешественников по Тени, что многие нации стали отряжать исследователей и строить собственные крепости по границам, и лорды подписали какой-то пакт о совместной борьбе против Короля Теней. Только простые люди между собой всё равно ругались, поставки постоянно давали сбой, а на границе вообще имп ногу сломит — кто там вообще хозяин. Витор кивал с кислой миной и мучился от скуки: вопросы логистики его совершенно не волновали, да и путешественники просто… ходили по Тени и даже нежити избегали. Как же так? Услышав о городке Спирхэд на самой границе, Витор понял, что лучше места для борьбы с Тенью не найдёт. Туда и правда многие тянулись, и надежда загорелась с новой силой. Дверь местной таверны «Непотопляемая Фляга» он распахнул чуть ли не с ноги, с улыбкой до ушей, но кабатчик одарил его снисходительным взглядом. — Пить будешь? Или просто… воды? — последнее он произнёс с особой брезгливостью. — Ничего не надо, лучше скажите, где тут записываются в борцы с Тенью? Я хочу принести пользу, как Носитель Осколка! — О как. А ты знал, что Носитель Осколка начал с уборки таверны своего дяди? Целый год в ней работал за проживание, и друзья его тоже. Так что добро пожаловать в ряды героев, поздравляю! Вон там ведро и тряпка…8. Часы
Маэлин с особым трепетом входила в чужие дома: сначала стояла на пороге, прислушиваясь к звукам, шёпотом просила прощения и лишь затем входила. Шлем костюма приглушал звуки, но сейчас-то пригодилось полуэльфийское происхождение. Вещи лежали на местах, часто и столы были накрыты к ужину, если дома фермерские. Прохаживаясь вокруг, Маэлин представляла себе, как собирались семьи после изнурительной работы, отдыхали, потягивали эль при свете свечей, готовились ко сну — а может, уже уложили детей. Она и вправду увидела люльку подле кухни, где всегда у печки тепло, но не решилась заглянуть внутрь. Чаще всего её встречали хозяева этих домов, но Маэлин приноровилась сражаться в тесных пространствах. Зачарованный меч с серебряной полировкой стоил целое состояние, но ни разу не подвёл. По правде сказать, лук против скелетов часто бесполезен, а башку срубить — куда надёжнее. Убедившись, что зомби не шевелятся, Маэлин уже собралась на выход, но в коридоре услышала тихое тиканье. В Тени застывало всё, даже механизмы по-своему умирали, застывали в вечности, так что звук из привычного движущегося мира её сильно заинтересовал. Настенные часы казались раритетом — чем-то таким, что принято передавать поколениями: дерево порядком потрескалось, но стрелки двигались. Для фермеров механические часы должны были стоить не меньше серебряного меча для Маэлин, но их не продали. Семья умерла, а механизм почему-то жил. Повинуясь странному предчувствию — желая просто вынести их отсюда, спасти, — Маэлин выкинула из рюкзака другие находки и бережно уложила часы. Возможно, какой-нибудь маг захочет их увидеть, но если ничего особенного — продаст чокнутым коллекционерам. Всяко им будет лучше подальше отсюда.9. Давление
Элли работала в алхимической лаборатории, а потому её отдел приставили в качестве вспомогательного. Исследователям всегда нужны зелья: для остроты внимания, выносливости, лечебные, в конце концов. Новый фронтир — вызов не только для мозгов, но и для тела. Многие впервые работали в поле. Её друзья отправились к Берегу Мечей с первой волной, а Элли оставалась в Аскатле — в тылу и неведении. Ей и не особо хотелось ютиться в армейском лагере, но отсутствие новостей угнетало. Письма пока ещё шли долго из-за хаоса на старых маршрутах; почтовым постам пришлось поднапрячься и расшириться, ведь многие искали выживших родственников, беспокоились и обменивались новостями. Элли и сама первым делом отправила пару писем родителям. Торговцы, потерявшие целое состояние, давили на Совет Шести, а те — требовали ответы с учёных. Ведь в Амне можно купить всё — были бы средства! Однако впервые горделивый девиз дал слабину. Тень, откусившая земли Амна, плевать хотела на недовольства толстосумов, потерявших караваны. Многие граждане Амна возвращались домой уже мёртвыми. Поговаривали, что гильдия воров и Волшебники в Рясах втайне активно помогали Совету Шести, но Элли уже этому не удивлялась: в сошедшем с места мире иначе не бывает.10. Выбор
Страж был спокоен и счастлив, а вместе с ним и орды нежити. Пока соседние регионы не лезли в империю, её солдаты впадали в состояние, схожее с трансом — ведь сны снятся только живым. Эрван чувствовал его мысли как собственные, но бодрствовал постоянно. Работы было слишком много: ему предстояло наверстать знания за несколько веков. Вечность заманчива, пока не осознаёшь относительность времени. В Тени оно текло иначе: тягуче, словно вовсе не существовало, что объясняло невозможность жизни в ней. Только не-жизнь, дар Теневого Плетения, могла здесь не только существовать, но и усилиться. Всё равно что плесень кинуть в щедрую на энергию среду. Эрван и при жизни дивился способностям Стража усиливать нежить, но никогда не задумывался, как он это делал. Записи имперских архитекторов утеряны — Страж сказал, что их уничтожили после его создания, — поэтому Эрвану пришлось двигаться наощупь. Он соскребал крохи информации, но всё равно пребывал в эйфории: никто не изучил строение и работу организма как учёные Иллефарна. Их анатомические атласы восхищали прорисовкой — до мышцы, до нерва, слой за слоем тканей. Да Эрвана когда-то из Академии выгнали просто за вскрытие бесхозных трупов! Ладно, не только за это, но всё же… Теперь старые обиды его не волновали. Жизнь вообще потеряла былой смысл, и порой Эрван в принципе забывал, что дышал когда-то. Единственной ниточкой, что соединяла его с прошлым, был Сэнд. Они и не дружили никогда — просто во многом сходились, — и даже для Эрвана его выбор стал сюрпризом. Возможно, Сэнд просто вовремя понял, на чьей стороне сила, и решил занять место повыше — так ли уж важно? Или… неужели поверил Эрвану, что всё будет хорошо? Когда-нибудь он спросит. Странно, но даже в бессмертии времени порой не хватало, чтобы угнаться за всеми делами, мыслями, планами — так что вторая пара рук зачастую спасала. Когда Страж отбил свою империю, орды успокоились: словно шторм утих. Его подопечные больше ни в чём не нуждались, покоились в мире, но на границах уже толпились новые захватчики. Многие из любопытства пересекали её и присоединялись к ним. Страж на такое не обращал внимания, но Эрван чувствовал его беспокойство: мир — понятие тоже относительное.