Отзвуки

Касавиру часто прилетало за всех его товарищей. Собственно, профессия такая у паладина — защищать слабых, юродивых и капитана Крепости-на-Перекрёстке. В благодарность последний заказал у лучшего бронника тяжёлые доспехи. Однако даже самый крепкий шлем защищал голову не идеально. Особо ретивый бандит однажды умудрился заехать Касавиру палицей по лицу, не испортив, впрочем, его брутальной красы. Звон стоял такой, словно в колокол ударили. Палица отскочила от шлема, и казалось, что всё обошлось. Касавир пожаловался на звон в ушах и головную боль, так что Элани заварила нужный отвар, прочитала целебное заклинание и отправила его отсыпаться. Может, повезло ему тогда, а может — и не очень. Плохое настроение с утра все поначалу списали на ранение: бывает, что и паладины встают не с той ноги. Касавир хмурил кустистые брови по-особенному устрашающе, грубил — что совсем было на него непохоже, — а вскоре подрался с Келгаром за последний кусок черничного пирога. Элани развернула Касавира в сторону двора и велела подышать свежим воздухом, но, как назло, в крепости работало много людей. Каждого встречного Касавир повозил разбитым носом об землю и вопил что-то о кровавых жертвах Ползающему Внизу. Когда Кана заявила о пропаже драгоценностей из казны, капитан серьёзно разволновался. Впрочем, воришку не пришлось долго искать — и даже не Нишку: Касавир голыми руками раскопал несколько ям во дворе и скинул в них все сокровища, словно собирался вырастить из них дерево. Сэнд, Зджаэв и Гробнар с интересом разглядывали заляпанного грязью Касавира, задавали уточняющие вопросы, солидарно кивали и что-то записывали. К счастью, Келгар ждал реванша, а Бишоп хотел навалять паладину просто так — по доброте душевной. Всеобщими усилиями удалось его скрутить и оттащить в подземелье. Нишка с удивлением присматривалась к тёмной ауре, излучаемой Касавиром. В темноте и сырости он стал добрее и принял предложенную кашу. Правда, ложку использовал не по назначению и ткнул себя ею в глаз. Когда капитан в мягкой форме поинтересовался, какого хрена происходит, Касавир пояснил: — Зрение — изъян, который нужно удалить. Там, куда я отправлюсь, оно не нужно. — Ясненько, — выдавил капитан и развернулся к магическому консилиуму. — Ясно, что ничего не ясно! Почините паладина и отнимите у него ложку, ради всех богов! — В том и дело, капитан! — Гробнар так радовался, что чуть из штанов не выпрыгивал. — Касавир славит бога-крота Урдлена! Потрясающе! Кара откровенно расхохоталась, остальные же со скепсисом переглянулись. Сэнд не разделял эйфорию Гробнара и в занудной манере объяснил прописные истины, о которых, видимо, его спутники понятия не имели: — Паладин черпает силу в вере. Видимо, это работает, даже когда бог выдуман. Для тех, кто аур не видит, — добавил он пренебрежительно, на что Бишоп закатил глаза, — поясню: наш паладин сменил свет на тьму как по щелчку пальцев. Гробнар продолжал ссылаться на пантеон гномов, но никто не хотел думать, что где-то есть злой бог-крот. Достаточно того, что в него искренне верил Касавир — настолько, что кидался проклятиями и насылал порчу, чего, конечно, раньше не умел. Пришлось его связать, обложить сеном для тепла и помолиться за несчастную душу. Утром капитан с друзьями нашли его в добром здравии, бойким и вроде бы в рассудке. Аура снова сменила цвет — с чёрного на кроваво-красный. Даже Зджаэв не нашлось что сказать — такой диковинки и в Междумирье не водилось. Как пошутил Келгар, даже портки не с первого раза отстирывались — поэтому Касавиру дали время на восстановление. Магический консилиум следил за каждым его шагом, а Гробнар приуныл, услышав, что ни о каком божественном кроте Касавир не слышал. Напоминали о вчерашнем религиозном припадке только красные глаза-помидорки, которые — к сожалению Бишопа — остались целы. Шишка на голове набухла, но Касавир отмахнулся от помощи Элани. — Ерунда какая! — громко возразил он, уперев в бока руки. — Разве можно о себе думать, когда наши крестьяне, кузнецы и каменщики из сил выбиваются? Весь день Касавир лез всем помогать — строить, строгать, стирать и готовить; на торговца Дикина лишь огрызался и каким-то «буржуем» называл. Очень быстро простой люд вокруг него скучковался, в рот заглядывал — а говорил он странные вещи: про равенство, братство и… — К-ком-мунизм? — едва выговорил капитан. — Не знаю, что это, но мне уже не нравится! Касавир сам говорил, что труд — лучшая награда, вот и отправил его капитан нежить изничтожать в округе. В бою тот был эффективен, как всегда, и магии не лишился, хоть перестал поминать Тира с каждым ударом молота. Капитан чуял подвох, но магический консилиум только руками разводил и что-то продолжал записывать. Вечером Касавир пришёл к капитану с ультиматумом — а вместе с ним под окнами толпились работники с половиной гарнизона. Даже Кана бойкот объявила, Нивалль же, завидев толпу, смылся в неизвестном направлении. Потрясая молотом и праведным гневом, Касавир заявил, что нужно раздать казну всем поровну. Да и свергнуть надо рыцаря-капитана недоделанного, власть народу отдать — тогда вот заживут все счастливо и Короля Теней победят. Обомлевшему капитану снова понадобились услуги адвоката, по совместительству — из магического консилиума. — Требования я понял, но какой бог придумал коммунизм? От чьего имени ты говоришь? — поинтересовался Сэнд, перебрав все возможные варианты. — Бога нет! — внезапно выпалил Касавир. — Вера — обман, а церкви высасывают деньги из народа! Бишоп поперхнулся воздухом и воскликнул: — А что, так можно было? — Ещё не поздно стать паладином и уверовать… кхм. — Капитан глубоко задумался, но на ум не шло ничего забавного. Как-то выходило, что Бишоп, при всей его саркастичности, был несколько… скучноват. — В науку! — предложил Гробнар. — В науку нельзя верить, — возразил Сэнд, закатив глаза. — Это то, что можно проверить и подтвердить экспериментально. — Я верю в то, что у Келгара разит изо рта, — хихикнула Нишка, — значит, моя душа спасена! Бишоп в тот вечер ушёл глубоко задумчивым. На сей раз Касавир подготовился и не позволил себя нейтрализовать. До ночи Крепость-на-Перекрёстке стала первым в Фаэруне оплотом коммунизма. Рассвет капитан встречал в лесной землянке, писал слёзные письма Нашеру с просьбой выслать денег взамен разворованной казны и молился всем богам разом, чтобы Касавира переклинило обратно на бога-крота. К счастью, наутро Крепость-на-Перекрёстке не развалилась окончательно в хаосе революции. Касавир интерес к ней потерял, но и порядок со своими спутниками не восстанавливал: сидел в стороне с тусклым лицом, словно всё его уже достало, и тяжко вздыхал. Аура его была сера и тосклива, как осеннее небо над Невервинтером. Его окружили кольцом неравнодушные друзья, на всякий случай припрятав за спинами верёвки и подготовленные заклинания паралича. Бишоп, как единственный смелый, плюхнулся на скамью рядом и потребовал: — Слыш, объясни-ка мне кое-что: если я верю в неверие, то после смерти что произойдёт? — Наверное, есть только один способ узнать, — меланхолично ответил Касавир, подпирая щеку кулаком. — Теперь у тебя ещё чувство юмора завелось? А знаешь, думаю, ты просто слетел с катушек. Нет никакого секрета. — Нет, — эхом отозвался Касавир, — и ничего вообще нет. Весь наш мир и боги — придуманы кем-то. Это иллюзия. — Интересно, кто ему такое сказал? — сквозь зубы проворчал капитан, уперев красноречивый взгляд в Бишопа. Тот пожал плечами. — Можно теперь его как-нибудь убить и связаться с душой, чтобы спросить… — Нет! — воскликнули все хором. — Даже спросить нельзя, — буркнул Бишоп и навсегда затаил обиду на несовершенство мироздания. Капитан перестал удивляться ежеутренним преображениям, но не зря на всякий случай волновался. Меланхоличный Касавир, отрицающий всё, сменился на дикого, но озорного поклонника бога-енота из параллельной реальности. Он уже знал своего врага, поэтому заботливо постирал все вещи капитана в озере, блестящие осколки спрятал и каким-то чудом ободрал с Конструкта стальную обшивку. Элани ужасно ему умилялась, да и с Налохом Касавир подружился. Следующим днём он поверил в себя и наконец смог вернуться к работе. Шутки спутников не понимал, но не принимал близко к сердцу. Самооценке Касавира позавидовали и Кара с Сэндом. Инстинкт самосохранения ему тоже отшибло, никакие рамки, кроме моральных, его не сдерживали. Словом, Гариус выбрал самый неудачный день для атаки на крепость. Бишоп обещал какой-то цирк с енотами и вновь обманул. Затем шишка на лбу наконец рассосалась. Капитан, выдохнув, заказал Касавиру шлем получше, и всё вернулось на круги своя.