И ещё одна случайность

Люциус Малфой нервничал. С чего – сам не понимал. То ли случайная оговорка леди Гонт, то ли неожиданное признание Северуса… Что-то ожидало за порогом, что-то готовое перевернуть весь мир, а он не мог ничего сделать, только покорно ожидать, пока ЭТО проявится. Дёргался, впрочем, не только он. Дёргались все, включая Томазину. Томми сама не знала, чего она хочет. Её морганатическая семья медленно, но верно превращалась в настоящую. Мужчина и мальчик в её мыслях всё чаще были «мой муж» и «мой сын». Когда Томми вспоминала, что придётся возвращаться домой – без них, без Берти и Мередита – её охватывало настоящее отчаяние. Крауч о чувствах своей богини не догадывался, но тем не менее, разделял их целиком и полностью. Быть мужем леди Гонт, пусть даже их отношения только-только дошли до стадии поцелуев… И отцом робкого зеленоглазого подростка… Барти (нынче Берти) всегда был младшим в семье, а теперь вдруг стал старшим… И пусть до абсолютной власти далеко и никогда – богиня лучше знает, но даже богине нужен кто-то, кто прикроет спину… «Запомни – ты щит, Что вечно торчит У левого плеча». Отец любил этого поэта, часто цитировал. Барти не мог припомнить никаких Киплингов среди английского магического сообщества, но Краучу-старшему было без разницы, есть ли волшебный дар у автора этих чеканных строк. Ритуал выглядел проще некуда. Несмотря на слова младшего Малфоя, Гарри подспудно ожидал чего-то зрелищного и жуткого – ну там, пентаграмм, нарисованных кровью, каких-нибудь призраков, да хоть таинственных шорохов в полутёмных углах… Ничего этого не было, ни пентаграмм, ни призраков, ни шорохов… Нет, шорохи как раз были, но никакие не таинственные, а совершенно обыденные. И не в тёмных углах, а в кронах деревьев. А всё действо происходило не в сырых подвалах Малфой-мэнора, а на заднем дворике, залитом ярким солнцем. Каменный алтарь был похож то ли на старинный умывальник, то ли на громоздкое кресло. Люциус Малфой подошел, что-то сделал – и в середине гранитной плиты возник венчик голубого огня. Совсем как газовая конфорка! Маленький хлебец, бережно опущенный в это огненное кольцо, сгорел мгновенно. Только фыркнул искрами… и всё. Даже дыма не было, ни запаха этого противного – Гарри прекрасно знал, как пахнет подгоревший пирог. А уж каково потом отмывать противень!.. За лордом Малфоем к алтарю подошла его жена, потом – профессор Снейп. После настала очередь мамы и папы, за ними – Драко… Тёплый хлебец в ладони вдруг показался птенцом, которого надо вернуть в гнёздышко. Вот оно – голубое, сияющее… Призрачная птица распахнула мерцающие крылья над семерыми своими птенчиками, склонила головку набок и беззвучно спросила: - А ты, ты чего хочешь? - Остаться с мамой и папой… Сполохи огня устремились в ярко-синее летнее небо, а Гарри окутала двойная радуга. Сразу стало хорошо, захотелось плясать, смеяться, петь во всё горло… Радуга осыпалась летним дождём, а Гарри ощутил себя… уже не совсем Гарри. Точнее, совсем не Гарри! Откуда-то вылезли воспоминания о жизни в Америке. Шаткая легенда воплотилась в реальность, прошлое Мередита Гонта перепуталось и намертво срослось с прошлым Гарри Поттера. Дадли Дурсль, к примеру, там тоже имелся, вместе с крикливой мамашей и толстым папашей. Только звали их иначе, и теперь это были не родственники, а просто соседи. На редкость противные соседи, а Дадли (на самом деле – Ник Саммерс) изрядно изгадил школьные годы тихони-Мередита… Профессор Снейп звался мистер Пайпер, преподавал алхимию и был по матери индеец навахо, а Мередита третировал за то, что он не коренной американец. Верный друг Рон Уизли раздвоился на неких Санни Волински и Роджера Рида, с которыми Мередит учился в младшей школе. А девочка, похожая на Гермиону, звалась Ивейн Картрайт и в этом году закончила колледж, поскольку была старше на целых три года… Мир вокруг сдвинулся и задрожал, теряя чёткость контуров. Томми отлично знала эти симптомы – её родовой дар к ритуалистике был вовремя замечен и правильно развит старым Марволо. Мир изменялся, приспосабливаясь под новые условия. И ещё, Томми чувствовала, как то же самое происходит и с другим миром – её родным. Там возникали причинно-следственные связи, объясняющие наличие у незамужней леди Гонт законного супруга и почти взрослого сына. Факты укладывались в общую цепь, менялись воспоминания у близких и знакомых… Реальность снова стала чёткой и яркой, приняв изменения. На Томазину свалился пакет ложной памяти о жизни в Америке. Очень кстати – она уже извертелась, придумывая всё новые и новые подробности для любопытной Нарциссы и её хитро…умного супруга. О чём думал Гарри, кладя в пламя свой хлебец? Чего просил у богов Барти Крауч? Томазина могла лишь догадываться. Сама она хотела семью. Мужа и сына. ЭТОГО мужа, смотревшего на неё влюблёнными и больными глазами, и ЭТОГО сына, произносившего «мама» с робким счастьем в голосе. Но хватило бы богам только её просьбы? «Северус Снейп и Драко Малфой прощались с Гарри Поттером. Чего хотел Барти? Предположим, семью. Чего хотел Гарри? Предположим, то же самое…» Переменные превратились в константы. Система уравнений развернулась в матрицу - арифмантика всегда была любимым предметом Томазины. Два треугольника скрестили основания… обнуляем… и из веера миров выпадает тот самый, единственный вариант. Томазина кивнула сама себе. Всё верно. Леди Гонт, её супруг Бертрам и сын-наследник Мередит, возникнув из ниоткуда, утвердились в здешней жизни и в чужой памяти. Случись послать запрос в Америку – и соседи вспомнят их, никогда не живших рядом. Вспомнят орхидеи, которые не разводила Томазина, и яблочные пироги, которых она не пекла. Тощий парнишка-курьер припомнит научные журналы, которые никогда не выписывал Бертрам Гонт, а черноусый Пэтрик Толливер – как они по выходным не ездили ловить лосося. Да и хулиганистые юные маги, посмеиваясь, поведают историю-другую о тихом ботанике, который никогда с ними не учился. А дома вспомнят, как Томми выскочила замуж еще на шестом курсе. За некоего Бертрама, американского – и здесь Америка! – кузена Барти Крауча. Сам Барти их и познакомил, и юная Томазина мгновенно влюбилась в загорелого красавца. Вторую Мировую они пережили в Англии – Томми нянчилась с маленьким Мередитом и писала научную работу. Вскоре после окончания войны погиб дедушка – несчастный случай в лаборатории. Очень тёмный и непонятный несчастный случай. Дядя Морфин подсуетился, раздобыл межконтинентальный портал и буквально выпихнул племянницу с семейством в Америку. «Нафиг, нафиг, подальше от этих героев, осьминога им в… зубы!» Под «героями» подразумевались Альбус Дамблдор, победитель Гриндевальда, и его верный соратник Элфиас Додж, которые на волне славы лезли без мыла во все щели. В Америке Гонты прожили несколько лет, периодически всё же наезжая в Англию… На этом месте воспоминаний Томазина с некоторым удивлением обнаружила, что ей уже не тридцать лет, а тридцать четыре. Что же, Белла теперь ровесница Мередита? Нет, слава богу. Или богам. Все дети знакомых родились на четыре года позже. Эти несчастные четыре года словно бы вздулись пузырём посреди временной линии и отодвинули все важные события в сторону грядущего. Батюшки! Да Белла ещё и помолвлена с Мередитом! А вовсе не с Рудольфусом! И Томми даже помнит эту помолвку: трёхмесячная невеста – кулёк кружев, перевязанный розовой ленточкой, и четырехлетний жених – в нарядном костюмчике с белым воротником-жабо, в блестящих лаковых ботиночках… И испуганный шёпот Мередита: «Мама, когда я буду большой, я на ней женюсь, да? Мама, а вдруг она не вырастет?!»