Ты приобрёл дурную привычку

X Ambassadors, Jamie N Commons — Jungle

      Чонгук не дуется. Честное пионерское. Он просто сосредотачивается на работе, чтобы его задница не потеряла своё место в полицейском участке. Это единственная причина, почему он сидит тихо в своей машине, скрестив руки на груди и уставившись на приборную панель в ожидании, когда кто-нибудь превысит скорость, а он выпишет несчастному его положенный законом штраф.       Он стал тем копом. Парень, который вываливает кипящее в нём говно на невинных случайных людей, выписывая им штрафы даже за превышение на пять миль. Это единственное, что помогало ему оставаться в здравом уме и отвлекало от мыслей, в которых Чимин и тот парень из бара прижимаются друг к другу на переднем сидении его машины, прямо как он делал это с Чонгуком.              Он стонет вымученно и откидывает голову на сидение. На дороге ни души. Как и обычно бывает после первой пары часов от начала его смены. Никто не ездит по этому шоссе ночью, кроме туристов и, конечно же, Чимина с его дружками. И никого из вышеперечисленных Чон не хотел бы сейчас видеть.              Однако, у Вселенной свои планы. Так что пока он пытается убедить себя в том, что не ревнует к тому загадочному парню из бара и не испытывает никаких светлых чувств к Чимину, вдалеке раздаётся знакомый рёв мотора той самой чёртовой стального цвета машины.              Чимин не показывался последние несколько дней. Чонгук уже было предположил, что он переключился на того парня и окончательно выкинул Чона из своей жизни. Тем не менее, когда он проезжает мимо, его машина замедляется, прямо как бывало обычно, затем он ускоряется и мчит снова. Всегда дразнит, всегда издевается. Чонгук ненавидит это, хотя вот он, всё ещё ведётся и гонится за ним. Он когда-нибудь уже поумнеет?              Чон следует за Чимином. Блондин едет не так быстро сегодня — ну, недостаточно для Чимина, — всего лишь на десять миль выше лимита. Это его рекордно минимальная скорость, он ждёт ещё несколько секунд и сворачивает на широкую обочину у подножия скалы, где Чонгук частенько любит останавливаться. В определённые ночи высота и мрачность скалы вызывает в Чоне восторг, будоража. Ему нравится просто смотреть на неё.              Чонгук выполняет доведённые до автоматизма действия: паркуется за Чимином выходит из машины, наблюдая за тем, как Пак делает то же самое. В этот раз он не берёт с собой штраф. Очевидно, Чимин хочет поговорить, несмотря на то что сам офицер не особо горит желанием. У гонщика есть один единственный шанс, чтобы объясниться.              — Я понял, — говорит Чимин, когда они встречаются на полпути, фары чоновской машины подсвечивают его, делая все изгибы чиминовского тела в узких джинсах-скинни и приталенной куртке более заметными. Почти привычка хватать Пака и сразу же раздевать его. Чонгук должен взять себя в руки.              — Понял что?              — Почему ты злишься.              — Я не злюсь.              — Врёшь, — чиминовские руки покоятся на его же бёдрах, и каким-то образом такая поза делает его куда более соблазнительным. Чонгук не может перестать скользить взглядом по паковскому телу, что, естественно, не ускользает от его обладателя. Он усмехается, и Чонгук поспешно возвращает свой взгляд на лицо гонщика. — Ты видел меня с Юнги, да?              — Не знаю, кто это, — Чонгук пожимает плечами и разворачивается к своей машине.              — Примерно моего роста, небрежная причёска, я сидел позади него в баре той ночью.              — Юнги? — Чон останавливается, стиснув челюсти, и поворачивается обратно к Чимину.              — Мин Юнги. Один из моих лучших друзей, я знаю его со средней школы.              — О, так ты ходил в школу?              Чимин смеётся, движением головы откидывая мешающие волосы с лица. Он делает несколько шагов в сторону Чонгука, пряча руки в задних карманах джинс.              — Ты ревнуешь из-за того, что я очень близок с ним?              — Нет.              С очередным смешком Пак оказывается непозволительно близко к Чонгуку, резкий медовый запах исходит от него. Чон понятия не имеет, почему блондин всегда так сладко пахнет, но это чертовски опьяняет, заставляет, не особо задумываясь, льнуть ближе, тянуться губами к чиминовской шее.              — Даже не думай. До тех пор, пока не скажешь, почему ревнуешь к Юнги, — Пак давит ладонью в чоновскую грудь, отталкивая его.              — Я не ревную.              В какой-то момент Чимин выглядит очень злым, так что Чон ненароком начинает переживать за свою жизнь. Он видел, как Пак злится на случайных бедолаг в баре, и это нельзя назвать самым прекрасным зрелищем. Ну, не для других. Для Чонгука, наблюдающего за тем, как Чимин теряет контроль и срывается на чьей-нибудь зарвавшейся заднице, эта картина служит самой настоящей искрой, которая потом порождает огромный пожар, как только они добираются до постели.              — Ну, окей, сам напросился, — говорит Чимин, а затем неожиданно подлетает к полицейскому, движения молниеносно быстры. Чонгук даже понять ничего не успевает, до тех пор пока не чувствует холодный метал, сжимающийся вокруг его запястья. Чимин поднимает их скованные друг с другом руки на уровень чоновского лица, и тот вздыхает возмущённо.              — Ты, блять, издеваешься? — шипит он, а затем смотрит, как Чимин поднимает руку с ключами, чуть позвякивающими и раскачивающимися в воздухе. Как он вообще смог такое провернуть, для Чонгука загадка. — Отдай мне…              — Неа.              Чонгук смотрит с ужасом на то, как Чимин поднимает руку над чоновской головой и выбрасывает ключ в сторону скалы. Чонгук шипит зло:              — Какого чёрта, Чимин?              — Скажи мне, почему тебе не нравится, что я зависаю с Юнги.              — Нет.              — Мы будем скованы вместе до тех пор, пока ты не скажешь мне.              — Нет, на самом деле, мы будем скованы вместе до тех пор, пока я не отвезу нас обратно в участок и заставлю кого-нибудь нас расцепить.              — О, правда? Я думал, у тебя есть где-нибудь запасной ключ.              — У меня его нет.              Чимин вздыхает наигранно взволнованно.              — О-о-о, значит, я наконец познакомлюсь с твоими коллегами!              Чонгук пытается выдернуть руку, будто это действительно может помочь ему освободиться. Чимин едва слышно скулит от боли.              — Ты с ума сошёл, Чимин?              — Немного, — говорит блондин, руки его касаются чоновской талии, а большие пальцы нежно поглаживают выступающие под одеждой тазовые косточки, — но я думал, что ты знал это.              — Знал, но, вообще-то, не думал, что ты настолько ненормальный… блядство!              Чимин толкает его назад, зажимая между собой и капотом, тела жмутся слишком близко друг к другу, и, чёрт возьми, Чонгук знает, что не сможет сопротивляться долго. Однако, будь он проклят, если хотя бы не попробует.              — Почему… ты ревнуешь к Юнги?              — Я не ревную. Просто хочу знать, трахаешься ты с кем-нибудь ещё за моей спиной или нет. Просто будь честен со мной…              — Ведёшь себя сейчас так по-бойфрендовски, — говорит Чимин, пальцы его свободной руки пробираются за спину Чонгука к копчику. — Я думал, что это была случайность?              — Это… — стонет Чон, когда Чиминов пах потирается о его, а рука хватается за полицейскую дубинку на поясе и резко вытаскивает её. Он машет ей из стороны в сторону пару раз с наглой ухмылкой, в глазах горит пугающий огонёк.              — Это? — спрашивает, кончик дубинки скользит вдоль чоновской шеи, когда тот громко сглатывает, знакомое тепло растекается вниз по телу, а каждая клеточка кричит о том, чтобы схватить Чимина в охапку, прижать к капоту и трахать до тех пор, пока прохладный ночной воздух не пропитается его горячими мольбами и стонами.              Он сдерживается и сглатывает снова, следит взглядом за ползущей по его груди дубинкой, а затем возвращается к чиминовским глазам.              — Это и есть случайность. Просто хочу знать о Мин Юнги ради собственной безопасности… — шипит он сквозь зубы, когда кончик дубинки скользит по его бедру, Чимин прижимается ближе, чтобы оставить сухой поцелуй у основания шеи, ошпарив горячим дыханием и без того лихорадочно горящую кожу. — Учитывая, что мы не предохранялись с… — его голос срывается в стон, когда дубинка потирается о член через одежду, — с самого первого дня.              — Так ничего общего с ревностью? — спрашивает Чимин, язык его скользит вдоль чонгуковского горла, пока голова того откинута назад, а глаза бездумно смотрят в ночное небо. Он думает о чём угодно, лишь бы не возбуждаться сильнее, но это чертовски сложно — противостоять Чимину, особенно когда его тело так близко, что с лёгкостью можно почувствовать перекатывающие под бронзовой кожей мышцы.              — Нет, — выдавливает он, чувствуя, как в штанах становится теснее, потому что грёбаная дубинка продолжает скользить вверх-вниз по его члену.              — И ничего общего с тем, что ты хочешь, чтобы я полностью принадлежал тебе? — Пак прикусывает легко ключицу.              — Н-нет.              Вот и всё. Он проигрывает. У Чимина есть безграничная власть над ним, разносящая в щепки его самоконтроль, заполоняющая собой разум и тело. Даже пытаться не стоит. Пак словно наркотик, и Чонгуку срочно нужна очередная доза.              Затем Чимин отстраняется вдруг, напряжённо вздыхая и цокая от разочарования языком.              — Ну, чертовски обидно, конечно, — говорит он, пихая дубинку в руки Чонгуку, — а я уж было подумал, что связался с собственником.              Как и всегда бывает в присутствии Пака, в чоновском мозгу происходит короткое замыкание. Он давится собственными словами, которые и сформироваться-то в голове успели не до конца, когда гонщик достаёт что-то из своего кармана.              Ключ. Грёбаный ключ. Этот сукин сын не выбрасывал его.              Чимин открывает наручники, затем откидывает ключ на капот чоновской машины и, развернувшись на пятках, идёт к своему автомобилю.              — Увидимся, Чонгук. Не срывай мне больше гонки. Это было некруто, — он машет, не оглядываясь, и открывает дверь своей малышки. — А я поеду посмотрю, не хочет ли Юнги потусоваться со мной.              С дубинкой в руке, Чонгук опирается на свою машину, глядя на то, как уходит Чимин. На самом деле, он не поедет к Юнги. Он просто пытается вывести Чона из себя. Но он прав. Чонгук действительно ревнует, и он совершенно точно не хочет отдавать Пака в руки левого мужика, даже если Чимин просто играется с ним прямо сейчас.              — Чимин, — зовёт он, наблюдая за тем, как останавливается Пак, одной ногой уже успев залезть в салон. Он смотрит через крышу, подняв одну бровь, — вернись сюда.              Ухмыляясь, Пак закрывает дверь и направляется обратно к полицейскому.              — Да, офицер? — спрашивает он, снова глядя на Чонгука.              — Скажи честно, ты спишь с Мин Юнги?              Гонщик смеётся, но выглядит при этом почти искренне оскорблённым. Качает головой.              — Нет. Я сплю с тобой, — он тянется вперёд, разглаживая чоновскую рубашку, взгляд скользит по его груди к ключице и исчезающим меткам, которые он оставил несколько ночей назад. — Ты правда думаешь, что я такой, Чонгук? Что я вот так запросто пойду и пересплю с кем-то у тебя за спиной?              — Шесть месяцев прошло, а всё, что мы делали, это просто трахались. Я действительно не знаю тебя, Чимин, — Чонгук задыхается, когда нога гонщика скользит между его, настойчиво надавливая на полувозбуждённую плоть.              — А как думаешь, почему я пригласил твою ревнивую задницу к себе? — спрашивает Пак, лёгкими укусами проходясь по линии чоновской челюсти. Тазом снова толкается вперёд, проходясь своим твёрдым стояком по бедру полицейского, желая больше касаний. — Чтобы ты смог узнать меня.              Чонгук стонет, притягивая Чимина к себе, откинув прочь дубинку.              — Не… ревнивая, — на выдохе произносит он, подмахивая бёдрами, потираясь о Пака и рукой зарываясь в его волосы, — и я р-решил, что это было только для того… чтобы у нас было больше секса.              — Ну, частично, — признаётся Чимин, смеясь куда-то в шею полицейского. — Знаешь… — он задыхается, когда большие чоновские ладони ложатся на его зад, впиваясь в упругую плоть, сжимая сильно и притягивая ещё ближе. Губы гонщика останавливаются возле уха офицера, язык скользит по ушной раковине, — ты задолжал мне минет с той ночи.              Чимин отстраняется с недоброй усмешкой на губах, тянется за спину Чона за оставленной на капоте дубинкой и берёт её снова. Он давит на шею Чонгука сбоку, достаточно для того, чтобы офицер правильно расценил жест и начал двигаться, обходя гонщика и меняясь с ним местами, а Чимин тем временем становится на чоновское место и опирается о капот патрульной машины. Он ведёт кончиком дубинки по длинной шее полицейского к его плечам, давя уже на них до тех пор, пока Чонгук не опускается на колени. Глаза не разрывают зрительного контакта.              Чонгук чувствует себя в самом центре пожара, когда расстёгивает слишком узкие Чиминовы джинсы, облизывая губы. Он едва сдерживает дрожь, когда Чимин возвращает эту проклятую дубинку обратно, проводя под чоновским подбородком и заставляя поднять голову вверх, чтобы глаза в глаза.              Они не говорят, Пак по каким-то причинам оставляет привычные грязные разговорчики при себе. Чонгук полагает, что вид его, стоящего на коленях, с прижатой к шее и прижимающей ближе дубинкой, уже достаточно непристойный для блондина. Пак проводит пальцами одной руки по чоновским волосам, когда полицейский освобождает его член, твёрдый и блестящий от смазки, и не сводит своих глаз с чиминовских.              Когда полицейский наклоняется, чтобы широко лизнуть по всей длине возбуждённую плоть, Чимин закидывает голову назад, губы приоткрываются и растягиваются в довольной улыбке. Дубинка давит сильнее на шею, притягивая ближе, и Пак стонет, когда Чон наконец по-настоящему касается его члена. Он ведёт большим пальцем по уретре, размазывая выступившую смазку для лучшего скольжения, а затем наклоняется, почти невесомо целуя головку.              Хватка Чиминовой ладони в волосах Чонгука усиливается, и гонщик стонет несдержанно, когда бархатистое тепло чоновского рта обволакивает его член, влажный язык скользит вдоль всей длины, когда полицейский пропускает Чимина глубже в своё горло, но всё же недостаточно далеко. Другая Чонгукова рука ложится на ягодицы блондина, сжимая их и оставляя ногтями полумесяцы на коже.              Затем он отстраняется с влажным чмоком, и Чимин едва не ударяет его дубинкой по голове от разочарования. Он хмурится, глядя вниз на полицейского.              — Что ты…              — На задние сидения, — говорит Чонгук, поднимаясь на ноги и утягивая Пака за штаны, — живо.              Чимин хватается за чоновское запястье, когда он начинает идти, и заставляет обернуться.              — Туда, куда ты сажаешь грёбаных преступников? Серьёзно?!              — Там чисто, — уверяет Чонгук, утягивая Чимина и чуть не сбивая его с ног. Тот бросает дубинку и позволяет Чону утащить себя на задние сидения. Полицейский забирается следом, захлопывая дверь и сразу же начиная избавлять Пака от одежды.              — И какого чёрта мы здесь делаем? — спрашивает Чимин между влажными поцелуями, на языке оседает привкус собственного предэякулята, когда Чон толкается своим в его рот. Он помогает откинуть полицейское снаряжение на пол и избавиться следом от штанов. Чонгук заставляет его лечь на сидение полностью, а сам нависает над ним.              — Отсасываем друг другу, — говорит он, слова едва слышные, произнесены быстро и немного отчаянно из-за нетерпения снова почувствовать член Чимина в своём рту, — одновременно.              У Пака против воли на лицо наползает усмешка, а после Чонгук оставляет один последний поцелуй на его губах и разворачивается. Он стоит на четвереньках над Чимином, одной рукой обхватывая снова его член и с готовностью принимая его в свой рот. Он сосёт старательно, опускаясь ниже, чтобы пропустить как можно дальше в горло, на что Пак под ним выгибается в спине, толкаясь ещё глубже. Чонгук давится немного, но не перестаёт сосать, смаргивая набежавшие у уголков глаз слёзы и старательно втягивая щёки.              — Ч-чёрт, Чонгук, — задыхается Чимин, чувствуя, как сглатывает Чон с его членом во рту, — боже, так обожаю то, как ты отсасываешь мне. Ты т-так отчаянно заглатываешь мой член… — он поднимает руку выше, туда, где его лица касается возбуждённая плоть Чонгука, твёрдая и блестящая, пачкающая смазкой щёку гонщика, — такой мокрый для меня, прелесть, хотя я ещё даже ничего не сделал.              Когда Чимин в очередной раз толкается, насаживая Чонов рот на свой член и поскуливая, когда ногти полицейского царапинами полосуют его кожу, он упирается одним локтем в сидение и чуть приподнимается, чтобы обхватить покрасневшую головку своими губами. Те тут же пачкаются в предэякуляте, и Пак облизывается, прежде чем начинает брать глубже, опускаясь на горячую плоть сантиметр за сантиметром. Рука отпускает член и подбирается вместо этого к одной из чоновских ягодиц, сжимая её. Стонет по возможности громко, насаженный ртом на член полицейского.              Чонгук отстраняется на мгновение, позволяя себе несколько жалобных, протяжных стонов, переводит дыхание, давая себе небольшой перерыв от немаленького Чиминова размера. По обе стороны от его головы широко разведены ноги гонщика, демонстрируя прекрасную растяжку того. Чон чуть поворачивается, чтобы оставить поцелуй, а затем и багровеющий засос на внутренней стороне бедра. Он как раз собирается продолжить, когда рот Чимина с влажным звуком оставляет его член.              Офицер скулит, рукой сжимая Чиминов зад. Он слишком гордый, чтобы умолять не останавливаться, поэтому старается игнорировать недостаток влажного тепла на своей плоти. Однако все мысли разбегаются, когда два смазанных слюной пальца касаются его дырочки, а бархатное тепло умелого рта возвращается к члену Чонгука.              — Б-боже п-правый, Чимин, — стонет полицейский, голова повисает, глаза плотно зажмурены, потому что пальцы так восхитительно движутся внутри, а Чимин пропускает его член так потрясающе глубоко в горло. Ощущения настолько прекрасны, что Чон забывает даже, что затеял всё это, чтобы вернуть Паку должок. Он едва может заставить себя сосредоточиться из-за действий блондина, но всё-таки наклоняется, Чиминов член шлёпает по его подставленному языку, а затем оказывается снова в теплоте и влажности рта полицейского.              Чонгук дёргает тазом, стараясь толкнуться глубже в Чиминов рот. Он останавливает себя, но Чимин подбадривает, пропуская так глубоко в свою глотку, насколько это вообще возможно, тесную, горячую и влажную на чоновском члене. Весь мир будто выворачивается наизнанку от того, как пальцы гонщика продолжают скользить внутри в идеальном сочетании с движениями светлой головы, посылающими разряды электрического тока вдоль позвоночника.              Чонгук чувствует тепло, собирающееся в животе, мышцы которого заметно напрягаются. Ногти впиваются в упругую плоть Чиминовой ягодицы, свободная рука крепко хватается за сидение в попытке сдержать неконтролируемую дрожь, что прошибает всё его тело.              Каждое мельчайшее движение пальцев Чимина, каждый стон и каждое глотание вокруг его члена — всё, что делает блондин толкает офицера дальше и дальше, выбивая из растраханного горла ломающийся скулёж чистого удовольствия.              Он кончает первый, без предупреждения, но Пак всё равно был готов, проглатывая каждую каплю, высасывая Чонгука насухо. Он вынимает пальцы из попы Чона, рот оставляет его член, в то время как ногти полосуют напряжённые бёдра. Чонгук мычит с его членом во рту, оставляя в покое паков зад и снова касаясь его яичек.              Чимина ломает под ним, руки одобрительно сжимают бёдра полицейского, как бы прося не останавливаться. Того, как он выстанывает чоновское имя и говорит, насколько он хорош, может быть вполне достаточно, чтобы офицер возбудился снова. Однако он сосредотачивается на Паке, вытягивая из него оргазм, и тот кончает прямо в глотку Чонгуку, да так сильно, что едва не теряет сознание. Младший проглатывает его сперму, давясь и закашливаясь, позволяя белой субстанции немного вытечь и тонким слоем покрыть покрасневшие губы.              Когда он отпускает Чиминов член и отстраняется, тот всё ещё кончает, так что немного попадает даже на лицо полицейского. Офицер тянется обратно, но Пак останавливает его, шлёпнув раскрытой ладонью по ягодице и заставив развернуться, меняет их обоих местами прежде, чем Чон успеет вытереть семя гонщика с себя.              Чимин вжимает его спиной в дверь, приподнимается, чтобы забраться на его колени и утянуть в поцелуй, языком собирая собственную сперму с лица полицейского и скользя в рот. Их губы встречаются, рука Пака крепко держит Чона за подбородок, слюна и немного семени смешиваются между их ртами, когда языки находят друг друга. Затем Чимин сглатывает, слизывая с губ остатки, прижимается к чоновским, чтобы очистить и их, возвращаясь после снова к поцелую.              Он чувствует руку Чонгука, которая прижимает его ближе к телу полицейского, когда оба они теряют дыхание. Его собственные ладони скользят в чоновские волосы, удерживая голову, чтобы продолжить целовать до тех пор, пока не захочется сделать такой нужный глоток воздуха.              Когда он отстраняется, грудь быстро вздымается и опускается от частого дыхания, внимательно смотрит на Чонгука, выгибая бровь.              — Первый раз, когда я сделал это с кем-либо, — задушевно выдаёт он. — Всё ещё ревнуешь?              Чонгук качает головой, рукой обнимая Чимина за шею.              — Нет, — еле произносит он, утягивая гонщика в очередной поцелуй, в который бормочет едва понятно, — больше нет.