Ты приобрёл дурную привычку

Welshly Arms — Legendary

      Дом оказывается даже больше, чем Чонгук себе представлял, вкупе с большой гостиной, крытым бассейном и, конечно же, подземным гаражом, в который Чимин обещает отвести чуть позже. Сейчас он очень хочет показать свою любимую комнату, которой, неудивительно, оказывается просторная спальня с королевских размеров кроватью у дальней стены.              Чимин опускает свой стакан на столик рядом с дверью и, когда Чон делает то же самое, немедленно шагает навстречу, обнимая чоновскую талию и прижимаясь ближе.              — Ну, что думаешь? — мурлычет он, двигаясь, чтобы оставить дорожку поцелуев вдоль шеи полицейского.              Чонгук обнимает старшего, одной рукой скользя по спине к волосам. Он улыбается сам себе, когда Чиминовы пальцы забираются под его футболку, а губы прилипают к ключице. Есть что-то невероятно интимное в том, как они сейчас стоят, в прикосновениях Чимина и его стремлении прижаться теснее.              — Я думаю, — начинает Чон, оглядывая комнату. Взгляд останавливается на мягком изголовье кровати, что прижато вплотную к стене. — Нам некуда будет пристёгивать наручники на этой кровати.              Чимин хихикает ему в грудь и отстраняется, поднимая бровь.              — Мы можем придумать что-нибудь, — говорит он с мягким смешком. — Но оно обтянуто. Представь, как сильно ты сможешь меня втрахивать в него.              Эти слова заставляют Чонгука дёрнуться, до зуда в руках желать прижать Пака, что он и делает. Он обнимает старшего, наклоняя голову в сторону, чтобы тот продолжал целовать его шею, руки скользят дальше под футболку полицейского, пальцы разминают выразительные мышцы спины и подбираются вниз к заду.              И хотя Чонгук очень хочет насладиться моментом, разум его плывёт куда-то в другую сторону, перебирая в памяти всё, что произошло с тех пор, как они встретились шесть месяцев назад, все неопределённости, что существуют между ними, его беспокойство о Мин Юнги в последнюю неделю. Он думает о том, что, к сожалению, прекрасно осознаёт свои растущие чувства к Чимину — чувства, о которых он никогда не просил. Это должно было быть случайностью. Это должно было быть просто весело.              Это действительно весело, думает Чон, но он определённо тот ещё ревнивец. Если он решил, что хочет кого-то, этот человек должен принадлежать полностью ему и никому больше. Конечно, Чимин сказал, что не занимается больше ни с кем сексом, но что будет, когда Чонгук ему надоест? Как только возбуждение от связи с полицейским пройдёт или Чона уволят, Пак уйдёт.              Чимин — адреналиновый наркоман, он любит риск. Если он решит, что с Чонгуком слишком спокойно и безопасно, он обязательно оставит его. Как только вещи, за которыми их поймал Сокджин, прекратятся, пропадёт и опасность. Если Чон продолжит плохо выполнять свою работу и будет уволен, пропадёт всё то, что привлекает в нём Пака.              Он старается выкинуть эти мысли из головы, старается наслаждаться присутствием Чимина рядом, руками, скользящими вниз по его животу. Чон будто выпадает обратно в реальность, когда ладонь Пака накрывает его ни разу не возбуждённый член. Хотя бедром он чувствует крепкий стояк блондина.              Чёрт.              Чимин отстраняется снова, хитрые ухмылочки как рукой сняло, глаза прищуриваются с любопытством и, может, немного беспокойством.              — Чонгук, — говорит он, и полицейскому просто хочется провалиться сквозь землю. — Либо у тебя выявилась какая-то неприятная болячка, и ты мне об этом не сказал, либо я тебе больше не нравлюсь, либо ты очень отвлёкся, — Чимин облизывает свои губы, наклоняя голову на одну сторону. — Первое маловероятно, второе невозможно, так что остаётся только третий вариант. Так о чём это ты рассуждаешь тут?              Чонгук хочет сделать замечание о том, что Чимин слишком высокого о себе мнения, но лишь кусает губу вместо этого. Он уже разрушил настроение, так почему бы не потоптаться по нему до конца?              — Мне не нравится то, как на тебя смотрят другие, — говорит он, а после мысленно костерит самого себя. На самом деле, ему хочется сказать куда больше. Он просто продолжает держать свой рот закрытым, пока смотрит внимательно на Чимина.              Пак усмехается этой грёбаной наглой ухмылочкой, которую Чон ненавидел всей душой, когда они встретились в первый раз. Сейчас это именно то, что он хочет видеть, когда просыпается, то, что делает его невыносимо скучные ночные смены терпимыми.              — Говорил же тебе, что ревнуешь, — произносит он, руками касаясь чоновских бёдер.              — Чёрт возьми, Чимин, я вообще-то серьёзно сейчас…              — Ты всегда серьёзен. В этом-то и проблема, Чон, — говорит Пак, смеясь. Он тычет одним пальцем в его грудь, облизываясь и поднимая глаза на лицо полицейского. — Слишком серьёзен. Тебе нужно немного расслабиться и перестать волноваться, — он сжимает губы вместе. — Я твой.              Теперь эти слова посылают ощутимый разряд через всего Чонгука, который он не чувствовал весь день, покалыванием проходящийся вдоль позвоночника. Он чувствует жгучее желание прижать Чимина к тому изголовью и хорошенько отыметь. Пак, кажется, улавливает изменение в чоновском настроении, потому что его собственные глаза темнеют, улыбка становится шире, а руки тянутся обратно к члену полицейского.              — Не нравится, как другие смотрят на меня? — спрашивает он, голос соблазнительно низкий, горячее дыхание ощущается снова где-то у основания шеи. — Так заставь их смотреть на меня по-другому. Дай им понять, что я уже кое-кому принадлежу. Пометь меня, искусай, расцарапай — сделай всё, что нужно, чтобы показать, что я уже принадлежу тебе, — он кладёт ладонь на чоновский пах, в этот раз отчётливо ощущая ответную реакцию и толкнувшиеся навстречу бёдра. — Давай же, Чон, покажи мне, что я твой. Что я только твой.              Чонгука словно прошибает, он хватает Чимина за подбородок и утягивает в торопливый поцелуй. Пак выдыхает шумно, словно это всё, чего он и хотел, а Чон, наконец, ему это даёт. Офицер толкает блондина к кровати, от движения бесстыдной руки того в штанах становится всё теснее и теснее.              Они быстро избавляются от одежды, раскидывая её во все стороны, а Чонгук пользуется возможностью зацеловать каждый сантиметр паковского тела, как только они оказываются раздеты. Он делает именно то, что говорил Чимин: оставляет небольшие засосы на коже, опрокидывая блондина на кровать, царапает ногтями его бока, оставляя после себя краснеющие полосы. На чиминовских запястьях тоже появляются синяки, потому что Чон держит крепко, нависая сверху и потираясь своим возбуждённым членом о Чиминов, скользя легко по выступающей смазке.              Пак выгибается в спине над кроватью, всё его тело буквально кричит, умоляет о большем, кожа невероятно горячая от постоянных прикосновений. Он закидывает свои ноги Чону на пояс, упираясь в спину пятками и толкая ближе, желая больше, отчаянно добиваясь почувствовать Чонгука внутри себя. Губы открываются в немых стонах, голос ломается, когда он пытается попросить Чона войти в него, руки сжимают зад полицейского, разминая плоть пальцами до тех пор, пока она не становится очень чувствительной.              Офицер произносит наконец:              — Смазка? — спрашивает он, целуя шею Чимина, всасывая и кусая кожу до тех пор, пока она не становится багровой. Всё, что ему сейчас хочется, это раздвинуть Чиминовы ноги и вытрахать его так, чтобы кричал сорванным голосом его имя на весь дом, но он терпит, сжимая в кулак простыни над паковской головой, чтобы хотя как-то себя сдержать.              Он отодвигается, позволяя Чимину выползти из-под него и добраться до края, открывая ящик у прикроватной тумбочки и вертя аппетитным задом перед самым носом. Чонгук не может устоять против того, как он сидит на четвереньках, демонстрируя идеальные изгибы бёдер и ягодицы, подтянутые и розовые от чоновских прикосновений. Полицейский наклоняется вперёд, оставляя поцелуи на копчике, поднимаясь выше по позвоночнику и комфортно пристраиваясь сзади, член проезжается между двух аппетитных половинок, скользит по дырочке и пачкает её выступившей смазкой.              Чимин закидывает голову назад и стонет, потираясь о Чона, рука с бутылочкой смазки дрожит, когда Чонгук трахает его ягодицы. Но этого и близко недостаточно, даже когда Чонгук хватается за его плечо, утягивая его назад так, что они оба стоят на коленях, а Чиминова спина упирается в твёрдую грудь полицейского.              — Боже, ты г-грёбаное с-совершенство, — выдыхает Чонгук на Чиминову кожу, руками скользя по животу вниз, к стоящему колом члену, большим пальцем потирая уретру. — Такой мокрый для меня, Чимин… чёрт.              Довольная улыбка появляется на губах Пака, когда он прижимается ближе, укладывая голову на плечо офицера. Он открывает смазку, ища Чонову руку.              — Можешь сделать меня… мокрее, если вставишь кое-что внутрь, — дразнится он, снова потираясь. — Вставь свои длинные пальцы в меня. Растяни, чтобы ты смог… ах… отыметь меня своим большим членом.              Чонгук рычит, впиваясь зубами в Чиминово плечо и позволяя блондину вылить немного лубриканта на свои пальцы, растирая жидкость между ними и согревая, прежде чем просовывает руку между их телами. Ему не нравится недостаток прикосновений к телу Чимина, когда он вводит два смазанных пальца в дырочку, желая и дальше иметь возможность тереться между шикарными ягодицами. Помогает только мысль о том, что в блондине будет ещё лучше, что можно брать его без защиты и наблюдать за тем, как член будет исчезать между упругими половинками, как сам Пак для него сложится почти пополам, чтобы как можно глубже, как можно больше удовольствия, а его потрясающая дырочка будет принимать Чонгука как самого долгожданного гостя.              Стон, который слетает с губ Чимина, когда Чон входит глубоко по самые костяшки, невероятно грешный. Он тянется руками за спину Чонгуку, хватаясь за его задницу, чтобы удерживать себя, пока насаживается на пальцы, длинные и сгибающиеся как надо, не теряя времени тут же находящие простату.              Чимин дёргается назад, желая большего, даже не вздрагивая, когда третий палец входит в него, стоны становятся всё громче, пока Чон растягивает его, быстро толкаясь пальцами внутрь. Ему так хорошо, что он почти готов позволить Чонгуку закончит всё прямо так, с пальцами, стимулирующими его простату, и рукой, в правильном темпе надрачивающей его член. Однако, он всё же шлёпает по чонгуковскому бедру, привлекая его внимание к себе, а не своей заднице.              — Д-достаточно. Хочу тебя, — задушено произносит он, смакуя нежный поцелуй в щёку. Он улыбается, тяжело и учащённо дыша, кожа покрыта лёгкой испариной. Чоновские пальцы выскальзывают из него, всё ещё немного дразня растянутую дырочку, свободная рука покоится на паковой левой ягодице, пока сам Чон ожидает от парня дальнейших указаний. Он обожает то, как Чимин нисколько не боится говорить ему, как именно он хочет, чтобы его взяли. — Прямо как той ночью, Чонгук, — говорит Пак. — Трахни меня так глубоко, чтобы я забыл обо всём, так сильно, чтобы я помнил об этом ещё несколько дней.              Чонгук берёт его за бёдра, переворачивая так, что может теперь видеть его глаза, опухшие губы, подёрнутый возбуждением взгляд. Они едва начали, а Пак уже выглядит разбитым, какой-то безумной массой пота, смазки и желания.              — Я просто хочу быть твоим, — руки Пака скользят по его плечам, чтобы ухватить за шею, — сделай меня своим.              Чимин откидывается спиной на кровать и наблюдает за тем, как Чонгук смазывает свой член. Он скользит чуть выше, чтобы упереться одной рукой в изголовье кровати, разводит ноги широко, чтобы Чон удобно между ними устроился. Всё его тело покрыто синяками, оставленными жёсткой хваткой пальцев, царапинами на боках и бёдрах, укусами и засосами по всем плечам и шее.              Чонгук на секунду останавливается, чтобы оценить своё творение, заставляя Чимина обхватить его талию ногами, наблюдая за тем, как Пака ломает под ним от желания почувствовать в себе Чонов член. Он такой честный для Чонгука, полицейский даже представить не может, что он будет таким же с кем-то ещё. Он также не может представить себя, желающим сделать нечто подобное с кем-то другим. Только с Чимином. Только с Чимином.              Он наклоняется, чтобы поцеловать Чимина, рукой придерживая член, когда толкается внутрь, преодолевая лёгкое сопротивление колечка мышц, скользкого от смазки, а теперь ещё и немного его предэякулята. Он проникает внутрь легко, стеночки жарко и туго обхватывают его, и каждый такой раз как первый, его сознание всегда не способно осознать, как в Паке может быть настолько чертовски хорошо.              — Ч-чёрт, наконец-то, — почти рыдает Чимин прямо в поцелуй, зарываясь рукой в чуть влажные чоновские волосы. — Н-не жди… не надо ждать… просто трахни мне, Ч-чонгук… возьми меня так жёстко, чтобы я разбился на куски… ты нужен мне.              Чонгук снова целует его, затем садится ровно, руками скользя по Чиминовой груди, ногтями слегка царапая кожу в то время, как двигает бёдрами, издевательски медленно в поначалу. Но он не может сдерживаться. Не хочет, если точнее. Поэтому берёт Чимина так, как тот и просит, твёрдо удерживая на месте за бёдра и начиная вбиваться в него.              Чимин кричит, одной рукой по-прежнему упираясь в изголовье, потому что невероятная сила чоновских толчков заставляет его скользить дальше по простыням. Он выгибается над кроватью, сильно упираясь плечами и головой в матрас, рот широко открыт, громкие ругательства вырываются из него на каждом новом толчке.              Он выглядит невероятно под Чонгуком со сверкающим от пота телом, дрожащий от каждого малейшего прикосновения полицейского. Глаза плотно жмурятся, когда Чонгук наклоняется над его грудью, губами ловя один возбуждённый сосок и чувственно его посасывая, а затем переходя к другому, касаясь его языком и дразнясь. Чон поднимает взгляд сквозь ресницы вверх, чтобы увидеть, как дрожит нижняя паковская губа, которую он тут же прикусывает.              Чонгук поднимается выше, чтобы снова поцеловать, влажно, жадно, быстро и слишком грубо, никаких нежных касаний губами. Он не сбавляет скорости, неумолимо загоняя член в Чимина, вжимая его сильно в матрас, постоянно головкой попадая по простате блондина. Свободная паковская рука царапает ногтями спину Чону, глаза открываются, чтобы встретиться с чонгуковскими.              — Т-так чертовски хорошо, Чонгук, — стонет он, обжигая горячим дыханием щёку. — Вот-вот к-кончу… Ты такой… о боже… большой… — он снова выгибается под Чонгуком, стискивая зубы, когда очередная волна удовольствия прокатывается по его телу, Чонов член идеально растягивает его, безжалостно тараня простату. — Так и-идеально з-заполняешь меня… Боже, я о-обожаю это.              Он продолжает выкрикивать имя Чонгука, едва не завопив, когда Чон меняет положение, отрывая его от кровати и прижимая к изголовью, как он и предлагал раньше. Чон держит Чимина за бёдра крепко, вбиваясь в него снова, всё ещё безжалостно раздражая тот комочек нервов, что заставляет всего Пака словно полыхать в огне. Руки блондина обнимают за плечи, царапая спину. Он откидывая голову на стену.              — Скоро кончу, Чонгук… хочу кончить с тобой… ох, чёрт… — Пак зарывается ладонью в чужие волосы, оттягивая голову за них так, чтобы иметь возможность смотреть прямо в глаза. Жар собирается у самого паха, и он так близок к тому, чтобы кончить. Так близок.              Затем Чонгук обхватывает ладонью член у основания, держа крепко и продолжая трахать, и Чимин почти кричит, кончая на сухую, бёдра начинают неконтролируемо трястись.              Своими руками он хватается за Чонгуковы, чтобы удержать себя, отчаянно цепляясь за него, всё тело слишком чувствительно к каждому прикосновению, голос разбит. Он неотрывно смотрит на полицейского, неспособный ни на что, кроме стонов, поскуливаний и мычания, едва формирующий просьбы о возможности кончить.              — Ты кончишь со мной, — выдыхает Чонгук, глаза тёмные, затянутые похотью при одном только взгляде на Пака, буквально разваливающегося по кускам у изголовья кровати, превратившегося в полный беспорядок из-за него, Чонгука. Он поворачивает голову, чтобы оставить поцелуй на чиминовском запястье, и что-то в этом есть такое, что уничтожает Чимина, заставляет его умолять позволить ему кончить, умолять Чонгука кончить в него.              Голос его достигает тех высот, каких Чон прежде не слышал, и офицер очень горд собой, что это именно он довёл Пака до такого, так откровенно отымел его, сделал своим. Потому что Чимин действительно принадлежит только ему и никому больше.              Чонгук отпускает Чиминов член, приказывая тому подрочить себе, так, чтобы он мог удобнее перехватить Пака. Чимин слушается, надрачивая себе в такт с Чонгуковыми толчками, и именно вид его, кончившего на свою грудь, заставляет Чонгука кончить несколькими секундами позднее. Пак хмурит брови, с распахнутых губ слетают бесстыдные стоны, а рука хватается за его собственные волосы, словно невероятная сила оргазма заставляет его совсем потерять рассудок.              Именно этот вид толкает Чонгука за точку невозврата, бёдра замирают, толкнувшись глубоко в Чиминов зад, ладони сжимают до синяков чужие бёдра, пока он кончает внутрь, едва не теряя сознание от собственного оргазма. Грудь его вздымается тяжело, пока он следит за тем, чтобы вся сперма до капли досталась Чимину. Пак лениво откидывает голову на стену, прикрывая глаза.              Аккуратно опустив гонщика обратно на постель, Чонгук ложится рядом, укладывая голову на его грудь. Он чувствует, как блондин обхватывает его руками, ладонями водя по спине и вдоль позвоночника.              — Видишь? — говорит Чимин, голос его тише шёпота, едва различимый, слишком слабый. — Весь твой.