Новая жизнь Максима Каммерера

Прошло много лет. Рада Гаал усилиями Максима прожила много дольше своих соплеменников. Но всё равно умерла гораздо раньше, чем её Мак, пользующийся скрытыми ресурсами своего организма на полную катушку. Детей у них так и не было, вопреки мечтаниям… видимо, их биологические виды были несовместимы для деторождения. А искать медицинские способы преодоления этого барьера он не стал: не хотел принуждать её. С Рудольфом они поставили Страну Отцов на ноги, и теперь она гордо шагала в сторону идеального будущего. Сами же скоро передали правление в руки перевоспитанных в любви и милосердии жителей Саракша. Это их история, и не могли вечно править ими пришельцы с другой планеты. Максим долго после этого работал в детском саду, воплощая на живых детях теорию Великого Воспитания и изливая на них невоплощённую отцовскую любовь. И вот у него было всё: идеальная страна, которую он наполовину создал сам, достаточно денег, неисчерпаемые биологические ресурсы… долгая счастливая жизнь, прожитая с Радой, осталась позади. И теперь, сидя попеременно то у её могильного камня, то у её брата, он в полной мере чувствовал сказанное ему Рудольфом: идеальная жизнь в идеальном мире лишает смысла жизни, потому что все цели достигнуты. Он начал снаряжать первый на планете космический корабль. Снова ГСП. Спустя столько лет снова – в неизвестность, в поисках цели, в поисках смысла. Пока он так рассуждал, сидя в одиночестве на кладбище, у могил дорогих ему ушедших, Сикорски незаметно подкрался к нему сзади. - А я тебя искал. - Привет, - отозвался Максим. Отчего-то даже улыбаться не хотелось. Странник присел рядом с ним. - Теперь ты понимаешь. – это был не вопрос а утверждение. - Понимаю, - грустно потряс головой Камерерр. - Но у тебя есть преимущество передо мной. - Это какое? - Ты умеешь любить. Если бы у тебя был кто-то, равный тебе по долгожительству, ты бы смог любить всю жизнь. Я слишком расчётлив. Я лишён этого дара. Спокойствие, как ты видишь, не приносит мне счастья. Но и неспокойствия я уже хлебнул с твоим прилётом на Саракш достаточно. Кажется, я уже устал от жизни. Максим молчал. Он не желал подобной исповеди от земляка, как не желал и признавать, что согласен с ним полностью. - Молчишь, Каммерер? Ладно, тогда ответь на один вопрос: если бы ты мог поднять из могилы только одного из Гаалов, кого бы ты выбрал? - Гая. – не раздумывая ответил Максим. – Он не прожил той жизни, которую мы подарили его сестре, его народу. Он… погиб по моей вине. Его бы я взял в ГСП. А Рада никогда не хотела никуда улетать или уезжать. Но зачем такие бессмысленные вопросы? - Потому что они не бессмысленные, болван. – последнее слово прозвучало так безучастно, что в нём не осталось никакого обидного смысла. – Я же сказал. Я устал от жизни. Я хочу умереть. Но спрыгнуть с крыши слишком банально. У меня в запасе ещё большое количество жизненных сил. Я просто передам свою жизнь твоему другу Гаалу, а сам стану прахом. - Это невозможно. - Но попробовать стоит. Я хотя бы попытаюсь сделать доброе дело. Да и тебя опасно оставлять одного. Ещё превратишься в меня, устанешь жить, разучишься любить – и впустую пропадёт ещё много того, что ты можешь сделать. Одиночество тебе противопоказано. - Всё за ребёнка меня считаете? - Ты и есть мальчишка. Великовозрастное дитя. По сравнению со мной. Ты стал менее эмоционален, но только потому, что сам от себя закрываешься. И пока тебе это удаётся. Долго ли протянешь в таком состоянии? Максим погладил могильную плиту, у которой сидел и внезапно ощутил от этих хлёстких слов что-то горячее, что поднималось из его груди и полилось наружу из глаз… слёзы? Да, пожалуй, боль от того, что ты такой идеальный и такой одинокий. Сикорски одобрительно кивнул и сказал: - Завтра у меня в лаборатории в двенадцать.