Новая жизнь Максима Каммерера

Гай уснул быстро в тёплых и сильных объятиях и проспал очень долго. Всё-таки организм не обманешь, и во сне он взял своё, чтобы восстановиться до конца. Поэтому Гай проснулся, когда солнце уже было в зените, а Мак ушёл по своим делам. На прикроватной тумбочке он оставил для Гая записку: «Привет! Если меня нет – не пугайся. Сегодня ты можешь делать всё, что хочешь. Я немного задержусь, у меня назначена встреча в научном центре, не теряй. Твой Мак». Твой Мак. «Мой», - мысленно повторил Гай и неожиданно сам для себя погладил подпись друга пальцем. И сам смутился собственной сентиментальности. Как-то это было совсем не по-Гаевски, но кому какое дело теперь? Ведь уже нет ни гвардии, ни войны, он теперь не солдат. И он любит Мака, однозначно. Согревая себя подобными мыслями, Гай не понимал ещё, что он теперь равен Максиму по всем его способностям. Что теперь его организм сможет исторгнуть из себя пули, залечить самые страшные раны, поднимать неподъёмные грузы, что он теперь сможет жить практически бесконечно долго, очень медленно старея и избегая большинство болезней. Город встретил Гая во всём великолепии. День выдался солнечный, под стать настроению парня. На улицах люди улыбались, было шумно и многолюдно. И что самое поразительное, много детей. Гай никогда не помнил на этих улицах так много детей. И даже сам воздух как будто был легче и ароматнее. Или это поначалу всегда так кажется, когда несколько человеческих жизней провёл в могиле, а потом воскрес? Бывший капрал улыбнулся во всё лицо. Да, не каждый день у тебя появляется возможность ожить, да ещё и с поля боя попасть в совершенно новый, улыбающийся, почти идеальный мир. Гай прошёлся по магазинам, заглянул в больницу, ходил почти бездумно, куда ноги несли – пока не начало темнеть и не пора было возвращаться домой. Всё происходящее казалось каким-то мало похожим на реальность. Легко ли поверить, что нет больше ретрансляторов, Неизвестных Отцов, выродков, войны? Что Мак здесь – и говорит те слова, которые ему никто никогда не говорил? Или это предсмертный бред, или странный сон, приснившийся ему в гвардейской казарме? Может, он сейчас проснётся – и не было никакого дикаря Мака Сима, а башни – это настоящая ПБЗ, и старый, привычный мир вернётся? Но нет, вот он заходит в квартиру – и вспоминает вчерашний поцелуй, и эти сильные руки… нет, оно не может быть сном. Гаал не хочет, чтобы это было сном, и в то же время очень смущается, представляя, как за спиной скрипнет дверь, и друг войдёт, сверкая золотыми вихрами. И мир словно играет в поддавки – в ту же секунду дверь и в правду открывается и Мак появляется на пороге. Пытаясь спрятать внезапный приступ смущения, Гай опустил взгляд, правой рукой что-то рассеянно чертя на углу стола. Мак решительно подошёл к нему. - Привет, - произнёс он негромко и накрыл руку капрала на столе своей огромной лапищей. Вторая рука его аккуратно взялась за подбородок Гая, заставляя поднять голову и встретиться взглядами. - Привет, - Гай попытался ухмыльнуться, но его ртом тут же завладели губы Мака. Нежные и одновременно ласковые, они ласкали его совсем иначе, чем вчера, хотя казалось, что слаще и глубже уже быть не может. Сейчас Мак целовал его медленно, томительно, посасывая каждую губу по отдельности, вцеловываясь так, будто вечность впереди нужно заполнить одним только пьянящим чувством единения. Гай не верил, что такое блаженство и такой восторг возможен, и доселе неиспытанное им тепло волнами разливалось по поджарому телу. Ласковые губы уже облюбовали шею, кадык, руки уже блуждали по телу, освобождённому от расстёгнутой кофты – и когда только успел?.. Мак уже стоял на коленях перед своим гвардейцем, касаясь щекой обнажённой кожи бёдер. Гай не осознавал от нахлынувших на него ощущений, каким образом он уже оказался раздетым, и внезапно, словно вынырнув на поверхность, испугался собственных же чувств. - Мак, - еле слышно выдохнул Гаал. – Мак, прошу… не надо! - Почему? – с тихой усмешкой спросил Мак, обжигая этим вопросом возбуждение своего друга. И, не дожидаясь ответа, бережно взял его в рот. Гаю хватило пары-тройки ласк, чтобы взорваться и раствориться в жаркой и зыбкой эйфории. Когда он пришёл в себя, Мак уже принёс его в кровать и сам лежал рядом, гладил его виски, улыбался всё так же светло и чисто, будто глядел на какое-то неземное сокровище. - Мак… - прошептал Гай. Голос всё ещё его плохо слушался. - Тебе не понравилось? - Я… просто… знаешь, я в гвардии, в казармах, конечно, всякого наслушался. И пошлостей, и похабностей разных. Но это… я не представлял, что… - Что? - Не знаю я! Не знаю как объяснить… мне так хорошо. Как будто ты – самый дорогой мне человек на свете… да так и есть. И с тобой так хорошо, так спокойно, и ничего больше мне не надо. Я не ожидал, что это бывает так. Мак молча принимал эти объяснения, продолжая только всё так же загадочно улыбаться. - Да чего ты лыбишься? Я тут с ума схожу, а он… - Потому что ты мне тоже. Самый дорогой человек на свете. И я уже давно сошёл с ума, только понял это вот сейчас. Я люблю тебя, Гай Гаал. И Гай неожиданно улыбнулся. Максим любовался этой счастливой улыбкой и благодарил все небеса всех известных ему миров за то, что после боли, после пережитых ужасов, после стольких трудов и долгих лет он смог подарить Гаю эту прекрасную, невероятную, счастливую улыбку.