Новая жизнь Максима Каммерера

Мак шёл в пропитанной радиацией духоте, в алом сумраке пустыни, выжженной атомной бомбой… шёл спотыкаясь, шатаясь из стороны в сторону, будто пьяный, полуослепший от слёз… на руках он держал окровавленное, безвольное тело Гая Гаала. Шедшие следом Зеф, Фанк и Вепрь составляли ему невидимую поддержку, будто причудливая свита. Нет, это была не его, Максима, свита. Эта свита была данью почёта воину, распластавшемуся у него на руках… Так они и брели в полутьме вчетвером: Зеф и Фанк шли молча, а Вепрь тихонечко плакал в ворот своей арестантской робы. Мак же беспрерывно повторял как в бреду: «Гай… Гай… Гай… вернись… прости меня…» - хотя прекрасно понимал, что его уже никогда не дозваться. Фанк поначалу пытался говорить что-то о Раде, о Страннике, о безопасном укрытии, но Мак, казалось, совсем не слышит и не воспринимает. В одной из выбоин от снарядов бил ключ. Мак остановился, осторожно положил тело Гая на землю – так, чтобы ему было удобнее, будто он спит. Разорвав подол своей рубахи, он смочил его в роднике и, придерживая безвольную голову друга, стал умывать его. «Выродки» сели поодаль. - Жалко пацанёнка, - тихо прошептал Зеф. - Да. Любил он мальчишку… - ещё тише пробубнил в ответ Вепрь, наклонившись на плечо соратнику. Внезапно до них донеслась песня. Она как будто не имела определённой мелодии, но всё же лилась очень тихо и гладко – спустя пару секунд они поняли, что Мак не поёт, а говорит что-то на своём родном языке. И каким нежным был этот язык! Даже не понимая слов, по одним только фонетическим сочетаниям можно было понять смысл полусказанного-полупропетого. Фанк, заворожённый, по-видимому, больше остальных, поднялся со своего места и потряс Максима за плечо. Тот обернусля и тут же получил увесистую пощёчину. Фанк кричал голосом Гая: - Массаракш, да что же это, проснись, Мак!!! Максим резко сел на постели. В комнате царил характерный для «ночей» Саракша полумрак, было тихо. Только сердце колотилось как бешеное, да щека горела от пощёчины. Максим потёр ударенное место и тут же понял, что лицо его мокрое. Это было не просто две шальных слезинки, это были истовые, горючие, крепкие слёзы переживаемой раз за разом боли и потери. - Мак, - уже тише позвал Гай. – Мак. Бывший капрал сел напротив своего друга и вытер тяжёлую влагу с щёк, а потом поцеловал, успокаивая, солёные веки и губы. Его ладонь легла на солнечное сплетение Максима, и тот неожиданно пришёл в себя, окончательно очнувшись от кошмара. Что Гай делает? Он же так не умеет? Не умеет, но интуитивно находит путь, сплетается с нервной системой Мака так же, как когда-то делал он сам. Гай пытался передать ему своё спокойствие, свою любовь, но вместе с тем… - Гай. Не надо, - прохрипел Мак. Ведь сейчас Гаал может добраться до его сновидения, увидеть, отчего его другу стало так плохо, а ему не надо этого видеть. Максим отнял Гаеву руку от своей груди, но судя по его взгляду, он уже успел что-то увидеть. - И часто тебе такие сны снятся? – спросил Гай. Он смотрел Максиму прямо в глаза, и невозможно было увильнуть от этого настойчивого и такого любящего взгляда, в котором мешалась тревога с нежностью. Врать не имело смысла. - Все эти годы, с тех пор, как я потерял тебя, Гай. Повисло молчание. Гай приподнялся на коленях, так, что теперь их головы были на одном уровне, прижался к другу лбом, придерживая светловолосую голову за затылок. - Но ведь теперь я здесь. С тобой. Я твой, я вернулся, ты меня вернул. Я жив. – словно мантру повторял он. Максим взял лицо Гая в ладони и закрыл глаза. Такое счастье было ощущать его тёплую, гладкую кожу под своими пальцами и живое, взволнованное дыхание на своём лице, но по ту сторону закрытых глаз образ окровавленного, мёртвого друга не покидал его. - Ты светился, светился весь, - снова повторил уже когда-то сказанное Гаал. – Я был счастлив, и я всё был готов отдать, лишь бы этот свет не угас. Я умирал счастливым, я не помню боли… - Зато я помню. Я бросил тебя. Ты был под лучевым ударом, ты был сам не свой. - Массаракш твою налево, Мак Сим! – тихо ругнулся Гай. – Ты думаешь, я могу спокойно вспоминать, как тебя пропорола автоматная очередь на моих глазах? Мак распахнул свои синющие глаза и снова встретился с пронзительным взглядом бывшего капрала. Он вспомнил этот момент, когда он не захотел убивать выродков и чуть ли не приплясывал в своём экстазе справедливости перед ротмистром Чачу. Тогда он даже не подумал о чувствах Гая, не пожалел его, гордо принимая пули в своё идеальное тело. Он же знал, что выживет. - Прости меня… - в ужасе произнёс Мак. Гай крепко обнял Максима, а тот уткнулся носом в его плечо, чувствуя, как собственный страх отступает, резонируя со страхом своего друга. - Простить? За что? За то, что ты свалился на меня с неба, супер-герой с глазами ребёнка? За то, что ты ввязался не в свою историю, не в свою войну, полюбил не свой мир? За то, что разрушил фальшивую картинку в моей голове, сказал правду? Восстановил страну? Воскресил меня? За это я должен тебя прощать? – Гай говорил, и к концу речи его уже изрядно трясло. Он просто беззвучно смеялся, пытаясь придать голосу напыщенной строгости, но не смог. С Маком это никогда не прокатывало. На него невозможно было сердиться, его невозможно было прощать – не за что было прощать. Через секунду они уже, смеясь и целуясь, барахтались в ворохе одеял. - Никогда тебя не прощу, - с широкой улыбкой сказал Гаал. В смеющемся взгляде Максима промелькнула грустинка, тень пережитого сновидения. - Обещаешь? – хитро переспросил Мак. - Так точно. Засыпая, Гай крепко прижимал к себе тяжёлую вихрастую голову и думал: «Я буду с тобой, и кошмары пройдут. Просто потому, что я рядом», - и чувствовал, как друг безмолвно соглашается, посапывая у него на плече.