Винегрет (сборник драбблов по Плову)

Когда Никифоров с Кацудоном начали встречаться, проныры-журналисты быстро выяснили: у этих двоих одинаковые метки. Хоть Виктор и носил рубашки с длинными рукавами, а его Свинка — безразмерные свитера — выяснили, раскопали по древним случайным фото: одинаковые сердечки на руках. Мерзость все эти розовые сопли. Юра регулярно изображал рвотные позывы, когда эти двое ворковали в его присутствии. Самому Юре пророчили в пару Отабека. Ну что за! Пусть у них обоих трефы — они просто хорошие друзья. Вместе играют в приставку, едят заказанную на дом пиццу или лапшу, перемывают всем кости (в основном перемывает, конечно, Плисецкий, а Отабек внимательно его слушает). Ни разу не дошло до облапываний и поцелуев, даже по пьяне, а это что-то да значит. Дружба — и баста. Отабек знает даже самый большой секрет Юры: о влюбленности в Виктора. Только быть им вместе, блин, не суждено: Юра, увы, не в той четверти населения, которая подходит Никифорову. *** Первые симптомы Юра заметил, когда увидел Виктора в депрессии. Тогда Плисецкий вел себя осторожно, чтобы лишний раз не ранить Никифорова, мягко прощупывал обстановку. А кожа в районе метки противно чесалась. Потом началось жжение. Доктор, к которому Юра пошел с этой проблемой, только руками развел и посоветовал... меньше нервничать. Пидарас. А потом метка изменилась. Он ложился спать с трефой, а проснулся с черным сердечком. Второй раз к доктору не совался: глядишь, еще опыты ставить начнут, как говорилось в одном советском мультике. К доктору не пошел — пошел к Виктору. Захватил с собой бутылку водки для Викторовой депрессии, а еще целое ведерко мороженого для нее же. *** В тот день они впервые поцеловались. Губы у Никифорова были холодными и приятно-сладкими от мороженого, Юра с энтузиазмом облизывал их, побаиваясь, что целоваться он нихрена не умеет. — Зачем ты это сделал? — задал Виктор вопрос ребром спустя добрые десять минут поцелуев. Юра закатал рукав своего джемпера. — Сюрпрайз, мазафака. Черное сердце слегка посветлело у острого краешка, намереваясь стать полноценным красным червовым сердцем. Виктор схватил его за руку, будто глазам своим не верил. — Что это такое, Юр? — А хрен его знает. Я о таком не слышал раньше. — Это значит, что мы с тобой... — Ага, возможно, ты мой соулмейт. Ну не Кацуки же и не Джакометти, брр. Никифоров смотрел на него самым нечитаемым взглядом. А затем выдал наконец, прижав к своей груди в крепких объятиях: — Тогда не бросай меня, пожалуйста.