Kinks & Curiosities

Намджун просыпается от ощущения того, как на кровать рядом с ним заползает высокое, мускулистое тело. — Хм? — спрашивает Намджун, даже когда обнимает Чонгука за талию и сжимает в объятиях. В дымке подсознания Намджуна всплывает выдающимся пониманием, что даже подёрнутый сном он способен распознать ощущение тела Чонгука, прижимающегося к нему. Или, может быть, выдающимся является то, что это происходит так часто, что Намджун привык к этому. — Прости, — отвечает Чонгук. Его голос тихий. — Да всё путём, — говорит Намджун. Он протягивает руку, чтобы погладить Чонгука по голове, и не может удержаться от улыбки, когда растрёпанные узелки волос скользят, цепляясь между пальцами. — Не можешь уснуть? Чонгук кивает. Он сдвигается, прижимаясь спиной к Намджуну позади себя — что, по мнению самого Намджуна, означает, что Чонгуку хочется больше места на крошечной односпальной кровати Намджуна, поэтому последний прижимается спиной к стене. Чонгук следует за ним. Намджун низко и гортанно грохочет. Он знает, что это значит. Он даёт себе долгую паузу, чтобы наверстать упущенное — позволить себе ещё чутка взбодриться, ощущение тела Чонгука, прижатого к нему, погружается в ткань сознания. Он вздыхает, крепко сжимая парнишку, прежде чем скользнуть ладонями вниз по изгибу его талии и бёдер. — Что не даёт тебе уснуть? — спрашивает он. Чонгук всем телом содрогается. — Эм, — произносит он. Намджун всегда считал Чонгука интересным человеком — невероятно талантливым, невероятно эмоционально устойчивым, невероятно добрым. Решение быть с Намджуном, быть с их группой, было очень обдуманным с его стороны. И Намджун всегда рассматривал это как качество, свидетельствующее об определённой осознанности. Определённого рода внутренней силе, если не контроле над собственной жизнью и выбором. Намджун считает Чонгука храбрым. И, по мнению Намджуна, не обязательно именно осознанность, компетентность или что-то в этом роде делают Чонгука храбрым. Он просто не ждёт от него это. Не от Чонгука. — Обыденная чушь, — говорит Чонгук. Он тихо бормочет эти слова, частично в матрас, как будто покровительство ночи, простыней и тишины может защитить его от осуждения Намджуна. Как будто Намджун вообще собирался судить его. — Ну знаешь. Намджун утыкается носом в изгиб его плеч. Он сильный. Физически, конечно — Намджун может чувствовать, как мышцы перекатываются под кожей, вдоль его плеч и рук, а также изгиб талии. Но он также силён эмоционально. Его самым большим эмоциональным препятствием в жизни было осознание того факта, что он не может решить проблемы своих друзей. Он хороший человек. Намджун может о нём позаботиться. — Точно? — спрашивает Намджун. Он проводит ладонью по самой острой точке его бедра, вздыхая про себя, когда слышит, как Чонгук быстро втягивает воздух. — Думал о своих хёнах, Чонгук? Намджун чувствует у себя на груди, когда Чонгук тяжело вздыхает. Он не издаёт ни звука, не говорит ничего в ответ, просто качает головой вверх-вниз в жесте, который Намджун научился интерпретировать как «да». Намджун мычит. — Это мило, детка. Чонгук скулит. Намджун кладёт ладонь на низ живота Чонгука, закрывая глаза и позволяя себе на короткое мгновение потеряться в биении его пульса на своей руке, в ритме его дыхания; жаре, исходящем от его тела и перетекающем на кожу Намджуна. Чонгук… замечательный. Замечателен во всём к чему бы не приложил руку. Если бы Намджун больше верил в сверхъестественное, то подумал бы, что он какой-то талисман на удачу, или благословение, или какое-то другое мистическое явление. Но на самом деле Намджуну думается, что смахивает на то, когда человек приближается к совершенству. Чонгук хорош в сексе. — О ком ты думал? — Намджун задирает рубашку Чонгука на живот. Он не заметил этого раньше, но он совершенно уверен, что у Чонгука уже встал — он забрался в кровать Намджуна после того, как трогал себя довольно долго. Чонгук однажды сказал ему, что его собственные пальцы на себе никогда не доставляли такого удовольствия, как пальцы Намджуна. Что иногда Чонгук не мог кончить, если ему не скажут, что всё в порядке, что он молодец, что он так хорошо справляется… Чего Намджун на самом деле не понимает. Но Чонгук — хороший парень. И Намджун знает, как это неудобно, когда не можешь кончить, и он… ну. Он не против помочь Чонгуку, когда тот не может уснуть. Намджун зевает. — Сокджин-хён? — интересуется он. — Хоби? — Нет, я… — Чонгук обрывает себя. Намджун жарко выдыхает ему в шею, притягивая тело Чонгука вплотную к своему. Он тёплый, жилистый и маленький — или, по крайней мере, кажется маленьким рядом с Намджуном, когда тихо хнычет гортанно и сворачивается калачиком от смущения. — Нет. Намджун хмыкает. — Чимин? — спрашивает он. — Или Тэ, или… — Когда Чонгук отрицательно качает головой, Намджун поднимает брови. — О. Намджун улыбается. Он кладёт подбородок на плечо Чонгука. — Думал о Юнги-хёне? Чонгук резко втягивает воздух. Кивает. Намджун смеётся. Звук эхом разносится по безмолвию их общежития, вторгаясь во все тихие уголки и закоулки комнаты, которую они делят вдвоём. Дыхание Чонгука учащается, его мышцы напрягаются под пальцами Намджуна. — Шшш, — шепчет Намджун. — Всё в порядке. Что ты думал о своём хёне? Простыни шуршат, когда Чонгук брыкается о матрас. Тихий стон вырывается из горла Чонгука, и хотя Намджун признаёт, что не понимает эту часть Чонгука — правда не понимает, зачем ему это так нужно, почему кажется таким для него важным — он не может не наслаждаться безмерно тем, как Чонгук извивается напротив него. — Думал о, — начинает Чонгук, прежде чем, кажется, теряет мужество. Тем не менее, в самой ночи есть что-то окутывающее бережной защитой — Намджун не может вспомнить, когда в последний раз разговаривал с Чонгуком об этом при свете дня, — что, кажется, облегчает признание в том, о чём никогда не подумаешь сказать вслух. Для Намджуна легче даётся сказать, насколько дерьмово он иногда себя чувствует. Как трудно существовать, когда он не всегда уверен, что нравится ли себе как личность. Для Чонгука — по-видимому, что он хочет, чтобы его оттрахали все парни, с которыми он живёт. — Думал о том, как он сидит у меня на груди, — бормочет Чонгук. Его голос тихий, грудная клетка едва двигается, когда Намджун скользит ладонью вверх по груди Чонгука и по его грудине. Его сердце под рукой Намджуна бьётся так быстро, как у перепуганного кролика. Он ухмыляется в плечо Чонгука. — И он, эм… — Что он делал, детка? — спрашивает Намджун. Он кладёт ладонь плашмя на грудь Чонгука, вытягивая большой палец, пока не нащупывает твёрдый бугорок одного из сосков Чонгука. Чонгук скулит. Намджун улыбается — он вспоминает, как Чонгук впервые сказал ему о том, как ему понравилось, когда Сокджин, чтобы он проснулся, ущипнул его за соски, как ему пришлось сесть и свернуться калачиком, чтобы скрыть свою эрекцию, и какой он чувствительный. Намджун сидел на бёдрах Чонгука и позволял ему тереться о собственную задницу, пока сам играл с сосками Чонгука, щипал и дёргал, пока парень не попытался заглушить свои крики ладонями. — У него… ты знаешь, было… и он заставил меня открыть рот, и он просто… — Намджун зажимает пальцами один мягкий коричневый сосок, и Чонгук скулит. — Держал меня за запястья и трахал… трахал мой… рот. Последнее слово слетает с его губ так тихо, что Намджун едва слышит его. — Твой рот? — спрашивает Намджун. Он вытаскивает руку из-под ночной рубашки Чонгука и проводит по его шее, пульс бешено колотится под кожей. Он грубо тянет Чонгука за подбородок вниз — знает, как грубое обращение заставляет Чонгука задыхаться — и погружает пальцы в рот Чонгука. Чонгук стонет. Он поворачивается к парню, пока половина его веса не упирается в плечо Намджуна, и встаёт с матраса. Простыни скользят по его телу, когда Намджун снова трахает пальцами его язык, его голос становится всё громче и громче. Когда Намджун засовывает кончики пальцев так глубоко в рот Чонгука, что тот задыхается, Намджун смеётся. Звук мрачно грохочет в его груди. — Тебе это нравится, детка? — спрашивает Намджун. Он отводит пальцы на несколько сантиметров назад, проводя по боковой стороне языка Чонгука. — Как думаешь, что подумали бы твои хёны? Если бы знали, какой шлюхой ты был бы по их членам. Чонгук напрягается. Намджун моргает. — Ох, — говорит он. — Прости, это..? — Нормально, — говорит Чонгук вокруг пальцев Намджуна. Но затем прижимается к Намджуну, крепко сжимая пальцы зубами, когда он двигается, его плечо неудобно впивается в плечо Намджуна. — Я просто хочу… — Что? — спрашивает Намджун. Он вытаскивает пальцы изо рта Чонгука и проводит ими по чёлке, убирая волосы с его глаз. — Я… — задыхается Чонгук. Его бёдра ударяются о бёдра Намджуна, толстая длина его члена волочится по пижаме Намджуна. — Верни их обратно. У Намджуна сбоит на секунде, прежде чем понять, что имеет в виду Чонгук. — О, — смеётся он. — Хочешь обратно мои пальцы? Чонгук кивает. В темноте Намджун может разглядеть, как приоткрываются губы, голова наклоняется вверх, когда он бесстыдно открывает рот и позволяет языку скользить по нижней губе. Намджун смеётся. Он снова просовывает пальцы между губами Чонгука, надавливая на его язык. — Боже, ты такой милый. Намджун проводит языком по губам и с некоторым потрясением понимает, что под собственными тренировочными штанами он твёрдый. Намджун прикусывает губу. Он вытаскивает пальцы и снова вдавливает их обратно. Рот Чонгука горячий и влажный — мысль о том, каково это, когда его член вдавливается в язык Чонгука вместо пальцев, каково это, когда крепкое, мускулистое тело Чонгука прижато к нему, пока Намджун трахает его… Но он отбрасывает эту мысль так же быстро, как она пришла. Это для Чонгука. Не для него. — Тебе понравилось, когда я назвал тебя шлюхой, детка? — спрашивает Намджун. — Или мне этого не делать? Чонгук кивает. Намджун по-прежнему не может ясно разглядеть его лицо, но чувствует, как слюна Чонгука размазывается по костяшкам его пальцев там, где они прижаты к коже вокруг рта. — Мне это нравится, — бормочет Чонгук вокруг его пальцев, прежде чем засунуть свои пальцы за эластичный пояс спортивных штанов Намджуна. Намджун вытаскивает пальцы изо его рта и кладёт на нижнюю губу, позволяя ему говорить. — Заставляет меня чувствовать себя так... я не знаю. Медленно Намджун скользит ладонью вниз по животу Чонгука, обводя изгибы его бёдер и дразня пояс его пижамы. — Заставляет тебя чувствовать себя так как? — спрашивает Намджун. Он засовывает свои пальцы в рот Чонгука один, два раза, прежде чем отстраниться. — Как, детка? — Заставляет меня чувствовать себя… — Слышен звук сглатывания. — Я не знаю. Хорошо? Намджун мычит. Он просовывает кончики пальцев под пояс Чонгука и спокойно ждёт, когда тот продолжит. — Эм, — говорит Чонгук. — Эм, это просто… знаешь. Не совсем хорошо, может быть, и немного плохо, но просто… — Чонгук со стоном утыкается лицом в плечо Намджуна. — Это меня заводит. Намджун смеётся. — Хорошо, — говорит он. — Хорошо, спасибо. Ты справился. Чонгук отвечает не более чем очередным бессловесным стоном, когда Намджун просовывает пальцы под его нижнее бельё и нежно, осторожно обхватывает пальцами основание члена. Когда он впервые так прикоснулся к Чонгуку, было странно. Если быть до конца честным, ему было странно долгое время после первого раза, но… было что-то такое в Чонгуке. То, как он свернулся калачиком на груди Намджуна и признался, что неделями не мог прийти в себя; признался, что не может остановить больные фантазии, прокручивающиеся в его голове; плакал, что с ним, должно быть, что-то не так, что ему так жаль. Намджуну было странно… прикасаться к нему. Для Чонгука цепляться за его плечи и плакать, содрогаться, когда он кончал, признаться, что он не мог перестать думать о том, каково было бы, если бы Чимин наступил на него, дрочил ему на лицо, и это было отвратительно, он был отвратителен. Намджун сказал Чонгуку, что он не был отвратителен. Что всякий раз, когда у него возникал стресс, когда он не мог позаботиться о себе самостоятельно, он мог прийти к Намджуну. Намджун очень о нём заботился. Он хотел, чтобы Чонгук был счастлив. И на самом деле, это не так уж и странно. Что Чонгук так думал о своих хёнах. Он был геем (или би, предполагает Намджун) и окружён кучей относительно привлекательных мужчин, которые заботятся о нём. Наверное, это вполне естественно. Конечно, Намджун на самом деле не понимает нюансов сабмиссивной природы фантазий Чонгука, но, насколько бы его это не беспокоило, это совершенно другой вопрос. — Хочешь, чтобы хён трахнул тебя в рот, детка? — Намджун сжимает основание члена Чонгука — и он большой, больше Намджуна, но чрезвычайно стесняется этого. Ему всегда было немного неловко обнажаться при группе, хотя Намджуну приходит в голову, что, возможно, ему было неловко раздеваться самому не потому, что он стеснялся своего тела, а потому, что он задавался вопросом, будут ли его хёны смотреть на это так же, как он смотрел на их. А Чонгук определённо смотрел. Чонгук кивает, тихие стоны вырываются из его рта вокруг пальцев Намджуна, бёдра дёргаются вперёд, будто просят Намджуна подрочить ему всерьёз. Но всё, что делает Намджун, — улыбается и обнимает его. — Хочешь, чтобы хён вжал тебя в кровать и трахнул в рот? Он проводит ладонью по всей длине члена Чонгука, и лишь пот облегчает скольжение. Чонгук дрожит всем телом, как будто рыдает. Намджун проводит большим пальцем по головке и размазывает предсемя Чонгука по стволу, прежде чем подразнить уздечку. Жалкий тихий стон вырывается из горла Чонгука. — Хочешь, чтобы хён сел у тебя на груди? Хочешь почувствовать себя раздавленным, детка? Чонгук кивает, и его член — Намджун резко втягивает воздух, чувствуя, как тот подёргивается в его ладони. — Какая ж ты маленькая шлюшка, — смеётся Намджун. Он запечатлевает поцелуй на щеке Чонгука, крепко сжимая его член. — Наш малыш. — Он засовывает пальцы глубоко в рот Чонгука, изгибая пальцы вдоль края языка Чонгука, а затем тот задыхается, извивается, толкается бёдрами в кулак Намджуна. — Просто хочет подавиться членом. Чонгук бормочет что-то совершенно неразборчивое в пальцы Намджуна, его глаза закрываются, и когда его плечи напрягаются, а шея откидывается назад, Намджун ухмыляется и ускоряет темп… Чонгук кончает на живот Намджуна с содроганием и чем-то, очень похожим на крик. — Извини, — шипит Чонгук. Намджун запускает пальцы в волосы Чонгука и успокаивает его, притягивая ближе, полностью игнорируя то, как сперма Чонгука размазывается между ними. Что-то шевелится в его животе, что-то отчаянное, что-то, что требует, чтобы он прижал Чонгука к себе. — Извини, это… — Всё в порядке, — говорит Намджун. Он проводит пальцами по волосам Чонгука… мягко, нежно. Заботливо. Он очень заботится о Чонгуке. Тишина снова начинает проникать в кости Намджуна — звук их дыхания эхом отражается от стен, проникает в укромные уголки и закоулки мозга Намджуна. До него начинает доходить, что он поцеловал Чонгука в щёку, и это… ну, это не странно, Намджун так не думает, но он определённо не делал этого раньше, и… Он чуть не выпрыгивает из собственной шкуры, когда Чонгук сбрасывает с них одеяло. Холодный воздух пробегает по обнажённой груди Намджуна, и он в ответ дрожит. — Чонгук, что..? Он садится верхом на бёдра Намджуна. — Ты… — Чонгук вздрагивает. Глаза Намджуна, наконец, приспособились к темноте, чтобы разглядеть скромный наклон головы, опущенный взгляд, сжатую между зубами губу. Он тянется вниз и прижимает тыльную сторону ладони к члену Намджуна. — Ну знаешь. Намджун делает глубокий вдох. Они вдвоём никогда раньше этого не делали. — Чонгук, это… тебе не нужно… Чонгук прерывает Намджуна, ёрзая по ногам Намджуна. Он прочищает горло и смотрит на Намджуна сквозь трепещущие ресницы. — Пожалуйста? — спрашивает он. Медленно он наклоняется вперёд, пока его лицо не оказывается всего в нескольких сантиметрах от эрекции Намджуна, его горячее дыхание обдаёт мягкую плоскость живота Намджуна. — Хён, я… пожалуйста, позволь мне..? У Намджуна перехватывает дыхание. — Ты хочешь? Чонгук прижимается щекой к бедру Намджуна. Он смотрит на него из-под ресниц и, тщательно поджав губы, кивает. — Ты не… должен, — говорит Чонгук. Он не сдвигается головой. И Намджун думает — всё это должно быть для Чонгука. Потому что он хороший, милый и добрый, и Намджун заботится о нём, как он подразумевает. Если Чонгук захочет. Будет прекрасно, верно? Намджун кладёт ладонь на макушку Чонгука. Он сжимает губы между зубами, а затем… кивает. Он закрывает глаза, пока Чонгук тянет за пояс его пижамных штанов. Не смотрит вниз, когда чувствует горячее дыхание Чонгука на своём члене… вообще не открывает глаза, пока впервые не почувствует, как губы Чонгука мягко и сладко прижимаются к кончику его члена, Чонгука, такой молодой, милый и такой восхитительно покорный… — Будешь груб со мной? — спрашивает Чонгук. Намджун усиливает хватку и делает так, как просит Чонгук. Он держит голову Чонгука неподвижно, пока тот приподнимает бёдра с матраса, пряча лицо в сгибе локтя. Язык Чонгука мягкий, его рот влажный и тёплый, и всякий раз, когда Намджун поднимает взгляд из-под своей руки, он может разглядеть, как ресницы Чонгука трепещут в темноте. Он такой симпатичный. И затем Чонгук поднимается, отрываясь от Намджуна, губы опухшие, а подбородок скользкий от слюны, чтобы спросить: — Можешь, пожалуйста, придушить меня, хён? Намджун не задумывается ни на мгновение, прежде чем подчиниться. Он вонзается в горло Чонгука один, два, три раза, прежде чем кончить. — Лишь после, как всё заканчивается — не раньше, чем они вдвоём вытрут свои животы, Намджун намажет губы Чонгука вазелином и уложит его в свою постель, тихо сказав спасибо и пообещав, что утром он приготовит Чонгуку горячий чай от боли в горле, не раньше, чем Намджун не свернётся калачиком в своей постели и сам медленно засыпает — Чонгук заговаривает. — Хён? — спрашивает Чонгук. Намджун не отвечает. Ему осталось поспать всего несколько часов, и он отчаянно в этом нуждается. Простыни на кровати Чонгука шуршат, когда он ворочается. Намджун думает, что ему, вероятно, нужно пописать или что-то в этом роде, и он просто проверял, проснулся ли Намджун, прежде чем встать. Но время идёт, а Чонгук не двигается с места. — Хён… — снова зовёт Чонгук. В его голосе слышится что-то похожее на чувство вины. — Прости. Я не о Юнги думал.