Kinks & Curiosities

Первый раз, когда Чимин видит одного из них вблизи, происходит в задней части супермаркета. Прошло чуть больше недели с тех пор, как всё пошло прахом. Телевизионный сигнал пропал, а затем и радиоприёмники. В тот день Чонгук пришёл домой с широко раскрытыми глазами, рукав его куртки был порван, а губы сжаты в напряжённую линию. Когда Чимин спросила его о том, что случилось, её собственные руки дрожали, парень лишь отвёл взгляд и отрицательно покачал головой. Они оставались в своей квартире. Прислушиваясь к крикам снаружи, держась подальше от окон, распределяя по порциям то немногое, что у них было. По прошествии часов в первый день сирены смолкли. Она не говорит Чонгуку, что иногда по ночам сидит у окна. Смотрит вниз на пустые улицы, освещённые мерцающими уличными фонарями. Обычно никто не проходит мимо, но на четвертую ночь она наблюдает, как мужчина идёт по улице. Наблюдает, как один из этих подходит к нему сзади, вонзает зубы ему в шею, слушает, как мужчина кричит, а затем… Она ложится на пол, зажимая рот рукой. Чонгук ёрзает на кровати в другом конце комнаты, в то время как Чимин сдерживает слёзы. Пройдёт совсем немного времени, как у них кончатся припасы. Прежде чем парочка забирается в машину Чонгука и едет в продуктовый магазин, который вдвоём часто посещали. Они пробираются на задний двор, находят погрузочную площадку и, нырнув под полуоткрытую дверь гаража, попадают в складское помещение. Сначала кажется, что они одни. Чонгук бредёт в конец одного из проходов, разрывая коробки и кидая всё, что может найти, в пакеты, что сжимает в кулаках. Для Чимин всё по-прежнему кажется немного нереальным. Она стоит, дрожа, слишком близко к открытой двери. В здании вокруг них гробовая тишина, массивные вентиляторы над головой заставляют ткань её рубашки неловко колыхаться вокруг тела. Её сердце замирает, когда она слышит рычание. Слишком быстро Чимин оборачивается, дабы бросить взгляд через плечо. Её желудок превращается в кусок льда. Он стоит там в изодранной синей униформе. Кровь стекает по его затылку на шею. Его глаза налиты кровью, челюсть отвисла, пока взгляд скользит вверх и вниз по её телу, и — Сначала Чимин вскидывает руки вверх. Она узнает его: симпатичный кассир, который при случае проверял её. Который всегда отпускал дурацкие шуточки по поводу того, что она покупала, блаженно улыбаясь ей через прилавок. Её взгляд скользит вниз, к униформе, где из нагрудного кармана всё ещё свисает бейдж с именем, на котором мелким золотым шрифтом написано "Сокджин". Затаив дыхание, она произносит: — Сокджин— Из его горла вырывается шипение, когда он делает выпад, и она бежит. Её теннисные туфли ударяются об пол с оглушительно громким звуком. Чимин не нужно оборачиваться, чтобы понять по аритмичному шороху его конечностей, что он преследует её. Чимин ни о чём не думает, охваченная слепой паникой, когда убегает от Чонгука, который только кричит ей вслед, а потом визжит сам. Чимин ни о чём не думает, когда бежит в женский туалет. Вывеска болтается в углу, на виду у всех. Единственный образ, который мелькает у неё в голове, - это мужчина на улице, освещённый мерцающими уличными фонарями и луной, с перерезанным сзади горлом, и Чимин — Она закрывает за собой дверь ванной, навалившись на неё всем своим весом. Проходит мгновение, и звук кроссовок, скрипящих по бетону, отдается в её ушах. Она уже почти облегчённо выдыхает, когда чувствует, как оно всем своим весом наваливается на дверь. Она отшатывается назад, дыхание леденеет у неё в груди. Существо не теряет времени даром и врывается в туалет, как только в двери появляется щель. Оно прижимает её к полу, будучи больше, сильнее и быстрее её. К тому времени, как её спина ударяется о плитку, Чимин уже плачет. Для неё это действительно самое отвратительное существо, с которым она когда-либо сталкивалась в своей жизни, бесспорно. Потому что с такого близкого расстояния, даже несмотря на запах гниющей плоти, асимметричную безвольность его челюсти, немигающий взгляд — он был личностью. Выглядел как человек. Он чувствуется словно человек, его тело рядом с её такое тёплое. Оно не разрывает ей глотку сразу. Нет, она наблюдает, как его язык высовывается изо рта, с губ срывается бессловесное ворчание. Чимин едва слышит это из-за того, что её горло сжимается в крике, голосовые связки натягиваются, когда она пытается ударить его, пнуть ногой, оттолкнуть коленями, но оттого тело обрушивается на неё, словно мешок с гирями, и — Она замирает, когда он делает вдох. Слюна стекает с его губ, капая ей на грудь. Со своего места под окном Чимин могла слышать звуки разрываемой плоти. Она представила, как из тела мужчины вырывают органы, кровь и плоть, когда его съедают. И это должно случиться с ней. Его слюна брызжет ей на грудь. Её так много, слишком много для нормального человека — она быстро пропитывает её белую майку. Девушка кричит, изо всех сил пытаясь оттолкнуть существо, но оно хватает её за запястья и прижимает их к прохладному кафельному полу. Он стонет. Снова вдыхает, раздувая ноздри. Чимин не надела лифчик под майку, и она уже чувствует, как напрягаются её соски. Он смотрит на неё сверху вниз, налитые кровью глаза фокусируются на её груди, на том, как вздымается грудная клетка, когда девушка судорожно втягивает воздух, тёмно-коричневые соски видны сквозь рубашку, когда его слюна скользит по её коже и собирается на груди. Девушка собирается проститься с жизнью, и она просто — — Да, — бормочет существо. От этого слова перехватывает дыхание. Почти неразборчиво. Он быстро отпускает её запястья, его руки путешествуют вниз по её телу. Его пальцы теребят её грудь, ногти впиваются в соски. Она кричит, пиная его по бёдрам, пытаясь отползти в сторону. Ей удаётся перевернуться на живот, цепляясь за плитку, но его пальцы цепляются за пояс её джинсов. Его когти царапают её кожу, и когда она отползает, то чувствует, как прохладный воздух туалета касается кожи её задницы. Слюна капает у него изо рта на её кожу. Слёзы текут по её щекам. Она не знает, как бороться. Она не знает, что делать. И всё слишком насыщенно. Она не может пошевелиться, даже когда он тянет за джинсовую ткань, пока та не обхватывает её колени. С запоздалым ужасом она понимает, что не может пошевелиться, не сможет убежать, даже если ей удастся встать, и — Когда она чувствует высунутый язык на сгибе своего бедра, она понимает, что он захватил её нижнее бельё вместе с джинсами. Чимин прикусывает нижнюю губу, в ужасе чувствуя, как его пальцы впиваются в бёдра. Тёплая слюна брызжет на обнажённую кожу, и она может представить, как его язык высовывается изо рта, слюна капает и стекает по подбородку. Она вздрагивает, подпрыгивая, когда чувствует, как что-то тупое и тёплое тычется в её киску. Чимин едва успевает вскрикнуть, прежде чем оно входит в неё одним плавным движением. До неё начинает доходить весь ужас ситуации — запах гниющей плоти, витающий в воздухе, лихорадочное прикосновение его плоти к её, глубокое чувство неправильности, когда он проникает в неё. Его член слишком большой, неудобно прижимающийся к её стенкам. Она утробно ухает из-за боли от нехватки смазки, когда он толкается в неё. Его руки блуждают по её коже. Слишком горячие пальцы исследуют её кожу, путешествуя по пояснице, резкими движениями задирая ткань рубашки. Его яйца ударяются о её влагалище, когда он трахает её, быстро набирая темп, и когда Чимин резко втягивает воздух, она понимает, как отвратительно оно пахнет. Запах, кажется, забивает её лёгкие, заставляя слезиться глаза, становясь всё более интенсивным с каждой секундой. Оно стонет, двигая бёдрами, вгоняя член в её влагалище. Чимин вопит, звук вырывается из неё, несмотря на то, что она прикусывает губу и закрывает глаза. Она старается не блевать, старается не зацикливаться на том, что его плоть кажется ей слишком мягкой, как будто та отслаивается от его скелета. Когда Чимин удаётся приподняться на локтях, он сразу же хватает её за сиськи. От одного этого ей хочется плакать. Она смотрит на себя сверху вниз, не в силах пошевелиться, не в силах думать, пока эти гнилые пальцы настойчиво теребят её соски. Она чувствует, как у неё на пояснице скапливается слюна, как щёлкает челюсть в промежутках между гортанных охов, и она знает — Она знает, что это съест её. Она зажимает рот рукой, не в силах сдержать собственный крик. Он трахает её, жёстко и глубоко, тяжестью своего тела прижимая к полу. Она плачет, зная, что как только он закончит с ней, прекратит засовывать в неё свой мерзкий член, он разорвет её на части и сожрёт. Она слышала, как это случилось всего несколько ночей назад. Ей интересно, какую часть её тела он съест в первую очередь. Будет ли он впиваться зубами в её живот, бёдра или разинет пасть и вгрызётся в её грудь точно так же, как сейчас его пальцы впиваются, царапая и дёргая. Зловоние захлестывает её, когда она вдыхает. Он продолжает трахать её, темп становится всё более неистовым и жестоким по мере того, как идут секунды, его яйца громко шлепаются о неё. — Пожалуйста, — слышит она свой голос. — Остановись. И, почти как по команде, это происходит. Всё её тело застывает, словно в трупном окоченении — лёгкое, слишком влажное дыхание окутывает её шею. Его член пульсирует, содрогаясь внутри неё точно так же, как содрогается Чимин, пытаясь удержать свой желудок от того, чтобы её не вывернуло, когда она чувствует, как его сперма заполняет её лоно. Она не знает, как это объяснить, но что-то в этом ощущении кажется неправильным. За эти годы Чонгук входил в неё множество раз. Она знает, каково это — когда семя заполняет её изнутри, она знает это тёплое и влажное чувство. Но это — оно горячее. До того горячее, что обжигает внутренности и заставляет корчится, как будто семя ползёт по бокам её лона, буквально пожирая его, погружаясь в саму ткань её органа. Она не знает, что делать, когда оно выходит из неё. Его член по-прежнему твёрд, скользя по внутренней стороне её бедер, когда он переворачивает её обмякшее тело. Её глаза расширяются от шока, когда она снова смотрит на него, замечая детали, которые не было возможности рассмотреть раньше: мухи, жужжащие вокруг его затылка, почти отвисшая челюсть. Может быть, именно поэтому он ещё не укусил её, думает она, может быть, он и не может, но... в следующее мгновение эта мысль вылетает у неё из головы, когда он прижимает свой член к её киске и снова толкается внутрь. На этот раз это её не ебёт. Просто сидит там, разинув рот, с совершенно пустыми глазами. Чимин помнит Сокджина. Вспоминает красивого разносчика пакетов, который всегда предлагал помочь ей дойти до машины, когда она была в магазине без Чонгука. Внезапно на её глаза наворачиваются слёзы. Не слёзы боли, отчаяния, а чистой печали — от состояния его, от неё самой, от мира. Он задирает её мокрую от слюней рубашку и начинает теребить её соски. Ощущение болезненное, но не более сильное, чем ощущение покалывания в её лоне. Она воображает, как оно разъедает её противозачаточные средства, разъедает её органы, пожирает изнутри. Она не знает, как долго они там остаются вдвоём. Он не трахает её, просто позволяет своему члену медленно обмякать внутри её киски. Он смотрит на неё сверху вниз широко раскрытыми и немигающими глазами того милого мальчика с пакетами. Его челюсть отвисает, слюна стекает с губ на её живот, на сиськи. Он теребит её соски, сжимает грудь и в конце концов наклоняется, чтобы провести своим почти безвольным языком по её груди, оставляя ту липкой от его слюны. Несколько раз Чимин разражается отчаянными рыданиями. Похоже, существо не обращает на неё никакого внимания. А затем, спустя неопределённое количество времени, он позволяет своему вялому члену выскользнуть из неё. Оно оставляет его свисающим из штанов, уже разодранным до невероятности. Образ был бы комичным, если бы её ситуация не была такой ужасающей, а потом — она просто поворачивается к двери и уходит. Чимин требуется много-много времени, чтобы заставить себя встать. Тишина надвигается угрожающая. Её мысли путаются. Только когда ей, наконец, удаётся, спотыкаясь, подняться на ноги, и сперма волнами стекает по её бёдрам, она понимает. Оно ждало, чтобы его сперма подольше оставалась внутри неё. Оно хотело — Она обрывает эту мысль прежде, чем успевает довести её до окончательного завершения. Чимин медленно, прихрамывая, выходит на пол склада. Она заглядывает в каждый проход, ища кого-нибудь, кого угодно… Чонгука... но никого не находит, пока не добирается до входа в погрузочный отсек. Там она видит единственный ботинок Timberland коричневого цвета. Кровь забрызгивает пол вокруг него. Она не пытается смотреть слишком пристально, когда ныряет наружу. И как только она выходит, то видит ещё одного. Он поворачивает голову, стоя всего в нескольких метрах от неё. Его кожа грязно-серая, кровь забрызгала рот и остатки ярко-синего фартука. Чимин замирает, дыхание застревает в её легких, а горло сжимается. Ветер дует ей в спину, кожа покрывается мурашками, когда прохладный воздух целует её влажную от слюны одежду. Он не нападает на неё. Ничего не делает, только вдыхает, расширяя грудную клетку. На его гниющих губах появляется улыбка. — Скоро, — шипит он, выражение не отражается в его холодных, мёртвых глазах, даже когда он окидывает её взглядом с головы до ног. Глаза Чимин расширяются, когда он поворачивается и уходит. Его ковыляющая, асимметричная походка оставляет неприятный привкус у неё во рту. Тишина пробегает мурашками по её коже. Медленно, с нарастающим ужасом, она смотрит на себя сверху вниз. Её рука дрожит, когда она прижимает её к животу. Она клянётся, что по мере того, как затягивается тишина, она чувствует, как что-то движется.