До самого конца

      Мерлин нагоняет его практически у самых ворот.       — Так и знал, что ты меня не послушаешь.       Не одобряет, но так и лучится самодовольством: угадал.       Гарри продолжает неспешно идти по узкому дворику и скучающе интересуется:       — Попытаешься отговорить?       — А то не знаю, что это бесполезно, — Мерлин фыркает и досадливо кривится. — Объясни лучше: зачем?       Гарри молча пожимает плечами. Мол, важна причина — придумай ее сам.       Мерлин, будучи искренне заинтригованным, просто так сдаваться не собирается.       — Га-а-арри! Я действительно не понимаю твоих мотивов. В век торжества технологий, во времена, когда участие человека во всякой этой ерунде сведено к нулю, тебе вдруг приспичило… Э, стой!       Гарри сворачивает за угол, не обращая внимания на отставшего Мерлина. Приходится догонять чуть ли не бегом.       — Гарри! — восклицает он неодобрительно. Это не производит совершенно никакого впечатления, но Мерлин продолжает. — Ведь почти никто уже так не делает. Взять вон прошлый прием у Хескеттов: всё автоматизировано. И работает слаженно и аккуратно. И ничего и никого лишнего! Так и зачем тебе…       Гарри останавливается около массивной железной двери и бегло набирает в терминале запрос.       Чуть погодя все-таки отвечает — слишком легкомысленно, чтобы быть правдой:       — Должны же у меня быть собственные аристократические причуды.       Мерлин закатывает глаза, понимая, что большего уже не добьется, и бурчит:       — Которые внезапно появляются на двадцать девятом году жизни, угу? Вот обчистят весь дом эти твои «аристократические причуды» и сбегут. Что тогда?       Гарри успешно делает вид, что ничего не слышал.       Дверь открывается спустя несколько минут. Их встречает высокий полный мужчина в темном костюме, который тут же начинает заискивающе улыбаться и лебезить при виде посетителей. Мерлин вежливо улыбается в ответ, а Гарри лишь внутренне морщится: терпеть не может подобные расшаркивания.       — Признаться, мы не ждали сегодня гостей, поэтому вы стали для нас очень приятной неожиданностью, — продолжает соловьем заливаться пухлый мужчина. У Гарри зубы сводит от этой лести. — Наше агентство целиком и полностью в вашем распоряжении, господа! К сожалению, сейчас у нас нет готовых экземпляров, но ведь вы, вероятно, желаете оставить заказ? Организуем всё-всё, что вам угодно! В лучшем виде!       Гарри оттесняет мужчину в сторону и проходит вглубь ангара, не слушая причитания, доносящиеся следом.       — Но вам туда нель… ээ… то есть… не рекомендуется, вот. Мистер Харт!..       Хозяин агентства нагоняет Гарри только около рядов однотипных невысоких клеток с ржавыми прутьями. Здесь царит полумрак и полная антисанитария, а от едкого запаха щиплет глаза.       — Эта зона закрыта для посетителей, — виновато лепечет мужчина, зажимая рот и нос вышитым платком, — здесь еще неподготовленные экземпляры…       Гарри отвечает резко и холодно:       — Помнится, вы предлагали организовать «всё, что угодно; в лучшем виде»?       — Д-да…       — Ну так извольте замолчать и не мешать моему выбору.       — Конечно, сэр, простите, сэр, — он спешно ретируется, оставляя странного гостя одного.       Гарри проходит вдоль рядов медленно, пристально и вдумчиво рассматривая обитателей клеток.       Невольники. Люди низших слоев населения, попавшие сюда за долги, мелкие преступления или по каким-то иным причинам.       «Экземпляров», как называет их хозяин этой конторы, насчитывалось около пары десятков, и некоторые имели вид, явно кричащий, что сидят они здесь далеко не первый месяц. Мерлин был прав: во времена технологий и тотальной автоматизации немногие нуждались в живой прислуге. А держать собственного раба «для статуса» уже мало кому интересно.       Впрочем, Гарри интересует невольник для иных целей.       Он минует пожилую женщину с добрым лицом и полной покорностью во взгляде (и мысленно желает, чтобы кто-нибудь взял ее нянькой детям), нескольких пугливых замызганных девчонок (с сожалением отмечая единственную цель, с какой их приобретут), проходит мимо различных мужчин (некоторые совершенно не внушают доверия, но другие выглядят вполне неплохо) — но в каждом видит только раболепство и готовность услужить.       Гарри сокрушенно качает головой. Не подходит.       Никто не подходит.       — Что, неужели никто из грязных оборванцев не оказался под стать такому джентльмену? — чей-то издевательский голос звучит совсем рядом. Гарри оборачивается к соседней клетке. Из полутьмы на него нахально сверкает зелеными глазищами мальчишка. Тощий, нескладный; похоже, ему едва за восемнадцать.       А еще в нем нет привычного подобострастия и учтивости, и Гарри вдруг смотрит на него с неподдельным интересом.       — Не-не-не, тебе я не по карману. Ну, если только у тебя хватит средств оплатить всех моих друзей, — насмешливо скалится мальчишка.       — Друзей? — вежливо переспрашивает Гарри.       — Ага. Вошки, блошки и прочие паразиты! — радостно откликается тот.       — Да вы хамло неотесанное, молодой человек, — возмущенно произносит Гарри, но едва сдерживает улыбку.       Невольник заливисто хохочет.       — Вот этот, — Гарри подзывает хозяина агентства и кивает на мальчишку. Вполголоса добавляет: — Чип не устанавливать. И подготовьте все документы. Молча.       Тучный мужчина замирает в удивлении лишь на мгновение, затем (справедливо решая не спорить) сноровисто отпирает клетку и волочет побледневшего невольника (явно успел нафантазировать, чем теперь грозит его непочтительность) к подсобным помещениям.       — Подождите, пожалуйста, в холле. Всё будет готово через десять минут.       Получив все необходимые бумаги, Гарри ведет притихшего невольника к автомобилю (и немного злится на Мерлина — то давно уже уехал) и понимает, что так и не спросил, как его зовут. Можно, конечно, посмотреть в документах, но у Гарри другие планы.       — Как твое имя?       Кажется, выходит слишком строго, потому что мальчишка вздрагивает и опускает взгляд.       Но упорно молчит, гаденыш.       — Мне повторить еще раз? — в голосе Харта явственно скользит недовольство.       — Как вы пожелаете, — тихо и равнодушно бормочет невольник.       Пытается смириться с текущим положением дел и вести себя, как до́лжно? Но всё равно выходит сплошное хамство. Гарри откровенно забавляется, но мальчишку решает пока не трогать.       Невольник рассматривает особняк Гарри распахнутыми в восхищении глазами, хоть и старается особо не выдавать своего восторга.       Харт проводит его длинными коридорами к угловой спальне на втором этаже.       — Твоя комната.       И наблюдает за калейдоскопом эмоций на чумазом лице: удивление, неверие и даже страх — явно прикидывает, что́ ему придется делать за такие презенты.       — Прими душ и спускайся в столовую. Чистую одежду возьмешь в шкафу.       — А. Все-таки потрахаться меня купили?       — Совершенно лишенное логики предположение. И фу, какая вульгарность, — неодобрительно качает головой Гарри и выходит, оставляя его в полном недоумении.       — Эггси. Гэри Эггси Анвин меня зовут, — бормочет мальчишка, садясь за стол. Ему не по себе от… да от всего! Почему его не одергивают за отсутствие манер, не лупят за неучтивость, не отправляют спать в каморку в подвале, как обычную прислугу? Почему вместо этого ему выделяют роскошную комнату (с ванной размером с его прошлую квартиру), красивые одежды, сажают есть за хозяйский стол? Где-то здесь кроется огромный подвох, и Эггси нервничает, не в силах понять, где именно.       — Очень приятно. Гарри Харт.       От обилия блюд и приборов голова идет кругом, но Гэри плевать на чертов этикет (в конце концов, этот Харт себе раба купил, с его стороны глупо было бы надеяться на его, Эггси, застольные манеры), и он ест, орудуя лишь вилкой и руками.       Но Гарри Харт, похоже, вполне терпит его безобразное поведение за столом. Только словно между делом спрашивает под конец трапезы:       — Как твои друзья?       — Какие друзья? — Эггси чуть не давится от удивления.       — Ну как же? Блошки, вошки и прочие паразиты.       — А, эти… Сдохли от радости.       — Какая жалость. Хочешь, заведем тебе новых?       Эггси моргает. И еще раз. Затем проникновенно интересуется:       — Вы издеваетесь?       — Отчего же? Веду светскую беседу.       — Про блошек, вошек и паразитов. За столом. Охренеть как очаровательно!       — Можем поговорить о чем-либо другом, — охотно соглашается Гарри.       — Почему вы взяли именно меня? Зачем я вам? Что я должен буду делать?       — Как много вопросов, как мало ответов, — задумчиво тянет Харт. — Во-первых, давай условимся: ты вполне можешь обращаться ко мне на «ты». Во-вторых, я не возлагаю на тебя совершенно никаких обязанностей. Можешь считать это просто моей причудой. Ну, и в-третьих, взгляни на время. Завтра меня ждут кое-какие дела в городе, поэтому придется встать довольно рано. Доброй ночи, Эггси.       Так проходят несколько недель. Гэри приживается на новом месте, прекращает шарахаться от каждого слова или действия Харта и искать во всем какой-то скрытый смысл или подтекст. Похоже, Гарри действительно купил его… бесцельно.       Как диковинного зверька, что держат в золоченой клетке и которым любуются время от времени.       Так и Гарри — с утра уезжает в город или работает в кабинете, за обедом перебрасывается с Эггси парой слов и снова пропадает до вечера. За ужином, конечно, он пытается завести полноценный разговор (и Эггси ощущает камнем повисшую на шее обязанность отвечать и поддерживать беседу), а ближе к вечеру Харт предлагает что-нибудь «более интересное». Например, просмотр фильма (Эггси не понравился еще ни один из них), шахматы (адски скучная игра! еще и Гарри думает над каждым ходом добрый десяток минут), конную прогулку (вообще-то, Гэри не умеет ездить верхом и даже несколько боится лошадей, но кто его спрашивает?) или еще какую-нибудь высокопарную нудятину.       Эггси понимает — грех жаловаться, что в то время как прочие невольники драят полы за ломоть хлеба, он просиживает облаченный в шелковые домашние брюки зад в мягком кресле перед экраном и жует приторные медовые пирожные, но… но он чувствует себя собачонкой, развлекающей хозяина. И эта мысль не приносит совершенно никакого успокоения.       Не приносит успокоения и мысль, что все «собачонки» рано или поздно надоедают. Что с ним будет дальше? Гарри вернет его обратно? Перепродаст? Убьет, а череп оставит сувениром на каминной полке?       Эггси тяжело вздыхает. Он хотел бы ненавидеть Харта так же, как и любой невольник своего хозяина. Но Гарри добр к нему, не важно, чем он при этом руководствуется, и Эггси просто не в состоянии относиться к нему плохо. Конечно, Гарри тот еще зануда, сноб и гордец, но он… хороший.       Эггси вздрагивает от громкой трели с терминала Гарри — пришло аудиосообщение. Тот не задумываясь тыкает на зеленую кнопку и делает громче.       Да, он часто прослушивает почту при Гэри, но это не доверие, Эггси не питает иллюзий на этот счет. Вряд ли кто-то станет заморачиваться, включить ли сообщение, если его может услышать, скажем, стул, стол или комод? В случае Эггси это одно и то же: он прекрасно осознает свой статус в этом доме.       В письме приятный женский голос приглашает Гарри на какой-то крайне элитный концерт, в красках рассказывая про программу, приглашенных звезд и гостей и прочее. Харт выключает сообщение, не дослушав, и диктует ответ:       — Прошу прощения, вынужден отсутствовать. Нездоровится.       — Но ты ж не болеешь, — удивленно протягивает Эггси после того, как ответ отправлен. — Такое крутое мероприятие… Почему не пойдешь?       — Не люблю подобные вещи, — кратко отвечает Гарри, продолжая что-то читать с экрана.       — А как же балы, приемы и светские развлечения? — недоверчиво переспрашивает Эггси. Гарри переводит взгляд на него и спокойно отвечает:       — Толпа довольно безобразных и совершенно безвкусных снобов, к которым я не испытываю ни малейшего интереса.       Эггси так и сидит с открытым от удивления ртом еще некоторое время.       Незаметно для себя Гарри оказывается совершенно очарован мальчишкой. В нем потрясающе сочетаются детская непосредственность со вдумчивой серьезностью, едкие насмешки с искренней заботой, неподдельный интерес с холодным равнодушием. Харт все больше уверяется в том, что это «приобретение» оправдывает надежды и оказывается не напрасным.       Гарри доставляют удовольствие их вечерние беседы, он наслаждается обществом Эггси и украдкой любуется, когда тот, разговорившись, с жаром принимается отстаивать свою точку зрения, отчаянно жестикулируя.       Но он видит, что Гэри не всегда с охотой идет на контакт, и искренне недоумевает, в чем же дело. Гарри окружает его ненавязчивой заботой, вниманием, осыпает подарками, но натыкается на глухую стену непонимания и необъяснимой грусти.       — Чего бы тебе хотелось? — как бы невзначай интересуется он в пятницу вечером.       «Чтобы крышка фортепиано оказала любезность и шарахнула мне прямо по пальцам. Сил уже никаких нет долбить эти твои песенки!» — Эггси чудом сдерживается и не говорит этого вслух. Серьезно, самой большой загадкой сейчас он считает причину внезапного порыва Гарри обучить его игре на музыкальном инструменте. Пальцы Харта ласково и плавно оглаживают клавиши, извлекая потрясающей красоты мелодию, в то время как музыка Гэри больше была похожа на «тык», «тык!», «тыыыык…».       — Ничего, — наконец находится с ответом Эггси. Если он в чем-то и уверен, так это в том, что никогда и ничего не стоит просить, тем более, у тех, кто сильнее тебя.       Гарри недовольно цокает языком. Мальчишка снова зажимается, явно предполагая какие-то скрытые мотивы. Но как, черт возьми, объяснить ему, что всё это — искренне и от чистого сердца?       — Эггси. Я серьезно. Если у тебя есть какое-то желание, которое я мог бы претворить в жизнь, только скажи. Мальчик мой, уверяю тебя, мне несложно.       Гэри задумчиво кусает губу, явно колеблясь. С одной стороны, его это крайне раздражает: такой всесильный Харт, который широким царским жестом обещает сделать, что угодно. С другой стороны, может, это тот самый призрачный шанс получить желаемое?..       — Даже если это будет очень затратно?       — Если это возможно — всё, что угодно.       — А если, например, я бы попросил приобрести нового невольника? — заметив выражение лица Гарри, Эггси мигом тушуется и добавляет: — Или просто проследить, чтобы она попала к хорошему человеку.       — Родственница?       Гэри отрицательно мотает головой.       — Девушка? — больше утверждая, нежели спрашивая, произносит Гарри с непроницаемым выражением лица.       — Тьфу! Сам ты девушка, — возмущенно рыкает Эггси, от отвращения слабо следя за тем, что́ говорит. — Она мой друг! Девушка? Я с ней?.. Да это же фу! Она мне как сестра, Гарри.       — Во-первых, смею тебя заверить, я — абсолютно точно не девушка.       — Ой. Извини, я не это…       — А во-вторых, завтра я наведу справки, и мы посмотрим, что можно сделать. А теперь повтори, пожалуйста, хроматическую гамму от ре-диез. Двумя руками.       Признаться, от этого желания Гарри ожидал чего угодно, только не этого. Он предполагал, что Эггси может попросить что-то из вещей. Или путешествие. Или отдельное жилье. Или реже видеться с Гарри. Или, может, мальчишка настолько бы обнаглел, что осмелился бы просить вольную.       Но нет, куда там ему до простых и ожидаемых желаний!       С другой стороны, Харт недоволен и собой — ну как, зная Эггси, можно было столь наивно предположить что-то настолько банальное, как вещи или путешествия?       Конечно, выкупить девушку (Рокси, он сказал, ее зовут Рокси) не составит никакого труда. Но селить ее рядом с Эггси он не имеет ни малейшего желания. Равно как и выписывать ей вольную, а после лицезреть ее в качестве гостьи Гэри. Да и как потом объяснять Эггси, почему она удостоилась такой чести, а он нет?       Ситуация глупая, как не погляди. Нужно было срочно посоветоваться.       И выпить.       Когда выясняется, что Рокси будет продана с онлайн-аукциона, торги которого стартуют в пять утра, ни Гарри, ни Эггси в этот день не ложатся спать.       Последний вообще пребывает в тихом ужасе, несмотря на неловкие попытки Гарри его успокоить. Смотреть, как твою подругу с каждой возрастающей ставкой перетягивают между собой избалованные богачи — то еще удовольствие.       Аукцион проходит путем видеоконференции, поэтому Эггси не маячит у камеры, а сидит в другой комнате и, кусая ногти, наблюдает за ставками на экране.       Через час активных аукционеров остается двое: Гарри и пожилой мужчина пакостной наружности, участвующий под ником «Артур». Эггси сжимает кулаки и тихо матерится — сумма неумолимо приближается к астрономической, но сволочной старикашка и не думает уступать.       Внезапное предложение (почти в два раза выше имеющейся) цены, кажется, ставит в тупик абсолютно всех. Эггси неверяще смотрит на экран, Артур растерянно протирает очки, а Гарри сидит с недовольным видом, сложив на груди руки. Секунды до превращения ставки в окончательную цену тают на глазах.       — Гарри, какого хрена ты там завис? Гарри!       К моменту, когда Эггси врывается к нему в комнату, на экране уже горит яркая надпись «аукцион завершен».       — Ты же обещал.       — Эггси…       — Ты обещал! А я тебе поверил. Но нет, ты же не в состоянии сделать что-либо хорошее не для себя. А теперь ее забрал к себе какой-то лысый хер!       — Эггси.       — Не подходи ко мне. Видеть тебя не хочу!       Эггси совершенно плевать, что это похоже на истерику. Плевать, что у Гарри могли быть причины. Плевать, что, может, у него просто не было столько денег — Эггси знал, что тот богат, но не знал, насколько.       Но теперь Рокси досталась какому-то извращенцу, а Гэри не мог сделать совершенно ничего.       Он просто на секунду поверил, что всё получится.       И, блять, не получилось ничего.       Он второй день не выходит из комнаты и не реагирует на попытки Гарри объясниться. Тот, кажется, вполне закономерно звереет, но ничего не предпринимает.       Эггси по-фи-гу. Он в красках представляет, что́ сейчас может происходить с подругой, и ему становится дурно. Чувство вины затапливает с головой — он здесь, на мягкой кровати в собственной комнате, а Рокси — в далекой и пугающей неизвестности.       Когда он не знал, было легче. Была надежда, что ее возьмет адекватная семья в качестве горничной или гувернантки, например. В любом случае, Эггси не имел никакой возможности помочь — осознание этого отдавало горечью и болью, но даже это было лучше, чем понимание, что шанс имелся, а он так глупо его продолбал.       В коридоре раздаются шаги, Гарри коротко стучит в дверь и строго произносит:       — Эггси, на выход. К тебе пришли.       Интонация — только посмей ослушаться.       Эггси не смеет. Да и было бы глупо — он прекрасно понимает, что Гарри может выволочь его за шкирку, как нашкодившего щенка, в любой момент: замка-то на двери не имеется. (Внезапно накатывает неуместный приступ благодарности: действительно, ведь Гарри мог вышвырнуть его из комнаты, когда пожелает. Но он этого не сделал.)       И тут же волна легкой паники неприятно холодит кожу: кто там мог прийти? Вот черт, Харт что, все-таки решил сдать его обратно?       Гэри спускается вниз и в удивлении замирает, увидев в дверном проеме знакомую фигурку.       — Рокси?..       Гарри представляет второго гостя, но Анвин уже и не слушает.       — Знакомься, Эггси. Вот этот, как ты выразился парой дней ранее, «лысый хер» — мой младший брат Мерлин.       Но до Мерлина ему нет совершенно никакого дела. Рокси — вот единственное, что сейчас важно.       — Твою-то мать, — облегченно выдыхает Эггси, сгребая подругу в объятия.       (Конечно, тем же вечером он извиняется перед Гарри, чувствуя жгучий стыд за сказанное накануне. Но эй, Гарри и сам виноват — мог сразу всё объяснить, а не отмалчиваться целыми днями!)       Они с Рокси болтают до поздней ночи, уютно расположившись у камина, пока Харты занимаются своими делами где-то наверху, и Эггси с приятным удивлением ловит себя на мысли, что в данный момент собственная жизнь его полностью устраивает.       И тем ярче вспыхивает его негодование, когда после ухода гостей он случайно натыкается на оставленный на столе ворох документов и машинально пробегает глазами по бумагам, зацепляясь за знакомую фамилию.       — Вот это блять!.. — коротко и емко описывает он ситуацию и спешно выходит из кабинета.       Гарри обнаруживается на первом этаже: он выглядит по-домашнему уютно, забравшись на диван с ногами и что-то отмечая в планшете.       — Кажется, ты забыл мне о чем-то рассказать.       Эггси зло швыряет в него папкой с документами.       Гарри с сожалением понимает — нужно было сделать это раньше.       — Что именно тебя интересует? — спрашивает он спокойно, отчего Эггси бесится только сильнее.       — Что именно? Что именно?! Да не знаю даже. Может, то, что здесь лежит чертова «вольная» на мое имя, подписанная тем же числом, когда ты меня оттуда забрал? Я, блять, уже несколько месяцев, да я с первого дня здесь — нормальный свободный человек, а ты держал меня тут как диковинную зверушку в клетке! — в запале кричит он, срывая голос.       — Я никогда не обращался с тобой как с невольником, — холодно напоминает Гарри, но Эггси сейчас не в том состоянии, чтобы услышать его.       — Что это было? Всё это? Насмешка, издевательство?       — Эггси…       — А может, утеха собственному самолюбию? Гордости? Посмотрите, великий Гарри Харт может позволить себе любую мимолетную прихоть!       Харт смотрит ему в глаза, и Гэри не может понять, чего сейчас во взгляде собеседника больше — убийственной серьезности или раздражения.       — Ты никогда не был мимолетной прихотью, Эггси.       От его тона Гэри невольно сбавляет обороты и все же раздраженно интересуется:       — Зачем тогда ты вообще всё это затеял?       Гарри выглядит невероятно грустным. Потерянным. Уязвимым. И отвечает предельно честно:       — Мне было одиноко. Я просто хотел найти друга.       — На невольничьем рынке, — уточняет Эггси. — Охренеть логика!       — И это меня ты еще упрекал в предубеждении к людям низшего класса… Разве важно, кого, где или как? Я нашел человека с потенциалом. Интересного. Незаурядного. Способного. Который оказался лучше любого напыщенного сноба из «приличного общества». К которому я относился хорошо всегда, вне зависимости от его происхождения или сложившейся ситуации.       Эггси мешкает, слабо представляя, что можно ответить. Некстати выползшее откуда-то из недр чувство благодарности и признательности успокаивает злость и заставляет мыслить более рационально.       — Но чем всё это мешало отдать чертовы бумаги раньше?       — Тем, что я нашел человека, которого полюбил и не хотел отпускать, — чуть погодя негромко отвечает Гарри.       Эггси теряется. Он был готов практически к чему угодно, но никак не к подобному повороту. Гарри же продолжает, печально и размеренно:       — Сейчас ты уйдешь, я понимаю. Но, пожалуйста, Эггси… Неужели я не вправе рассчитывать хотя бы на дружбу?       Что-то противно царапает в груди, шепчет, что Эггси поступает неправильно… но он забирает бумаги и молча удаляется, громко хлопнув дверью.       * * *       Несколько дней спустя меланхолию Гарри прерывает назойливая трель дверного звонка.       Он видит на пороге Эггси и внутренне сжимается, не зная, чего ожидать. Где-то внутри маленькой хрупкой бабочкой заполошно трепещет надежда.       Эггси долго смотрит ему в глаза, затем вздыхает и сокрушенно качает головой.       — Ну и какая, к черту, дружба, если я тоже тебя люблю?