there is no hope of fate

Луи скрещивает ноги в позе лотоса, покачиваясь на стуле. На его носу очки, а между губами зажат карандаш, пока он тянется к документам о поставке товара, лежащих на столе. Когда документ оказывается в его руках, парень начинает внимательно изучать содержимое. — Найл! — кричит он, делая пометки карандашом, — лепрекон, где ты там? — Заткнись, Льюи. Что у тебя? — Найл выходит со склада, протирая руки тряпкой. — По-моему, в цифрах что-то не сходится. Джордж всегда привозил нам по три коробки корма для грызунов, да? — Ага-а, так же как и сегодня. — Тогда почему в отчётности отмечено по две коробки? Найл кидает тряпку на стойку и подходит к Луи, наклоняясь, чтобы прочесть записи через его плечо. — Ну так, — заключает тот, хлопая Томлинсона по плечу и возвращается обратно к тряпке, начиная протирать поверхность, на которой та лежит, — Всё верно. Это же без учёта корма, который мы им даём. Две коробки на продажу и одна остаётся на складе на месяц, чтобы прокормить этих стервятников. Луи охает, чиркая очередную пометку на бумажке. — Луи-и? — Мм? — Томлинсон поднимает взгляд на Найла, губы которого растянуты в ядовитой ухмылке. — Ты каждый первый и последний день недели подсчитываешь товар на складе, а сейчас забыл о том, зачем нам нужна третья коробка корма? Луи размышляет над ответом пару секунд, после чего просто пожимает плечами, возвращая своё внимание к документам. — Как хочешь, — кудахчет Найл, закидывая грязную тряпку на плечо. Шатен думает, что это мерзко, прежде чем сорваться со стула и подбежать к Хорану. — Ирландец, я не знаю, что мне делать, я в полной жоп — — Что, опять? — Я серьёзно, перестань прыскать своими саркастическими шутками, словно ядом. — Луи тащит Найла за собой, садясь на стул и снимая с себя очки. Он поднимает взгляд на Найла, который давно бы сбежал, если бы не Томлинсон, который вцепился в его запястье. — Гарри кое-что сказал мне вчера, но я не уверен в том, что он был серьёзен, и что он вообще говорил это мне, а ещё в том, что он помнит это. Но, если он не помнит, это было бы даже лучше, потому что если он все-таки помнит, я не смогу вообще смотреть ему в глаза и — — Воу, парень, притормози. Найл садится на корточки перед Луи, выдирая из рук парня документы, и кладёт их на стол. — А теперь давай с самого начала. Насколько я помню, вчера вы ушли с вечеринки вдвоём, да? Луи кивает. — Так, и он сказал «кое-что» до этого момента или после? — Смотря о каком «кое-что» мы говорим, — выдыхает Луи, жалобно смотря на Найла. Шатен надеется, что Хоран не будет над ним смеяться. — Ты серьёзно до сих пор молчал об этом? Я поражаюсь тому, насколько терпеливым ты стал, — стебётся блондин, ехидно хихикая, отчего Луи хочет ему врезать. — Ладно, ладно, давай, выкладывай, купидон Найл на проводе. Томлинсон фыркает, откидываясь на спинку стула. — Ладно, но пообещай, что не будешь смеяться. — Когда я вообще смеялся над твоими проблемами! Луи прожигает Найла гневным взглядом, отчего последний нервно кашляет. +1 в пользу Луи. — Ладно, обещаю. Шатен рассказывает ему все подробности пьяного Гарри и его разговоров, бессмысленных хихиканий и влюблённых взглядов, рассказывает о том, как чувствовал себя, когда младший вытворял какую-то глупость, и весь этот бред подчёркивается постоянными взмахами рук Луи, его глупых улыбок, не покидающих его лицо, и опущенным взглядом в пол — он смущен. Смущён тем, насколько сильны его чувства, и насколько он глупо выглядит. — Ставлю десятку на то, что вы поженитесь в ближайшие три года, — заключает Найл, стуча ногой по стойке, на которую он запрыгнул на пятой минуте рассказа Луи. — Я думаю, он ненавидит меня, — бормочет Луи, сгибая колени и утыкаясь в них, как вчера делал Гарри, сидя на ступеньке у дома Зейна. — Что, блять? Ты шутишь? Ты только что битых пол часа рассказывал мне о ваших самых тонких намеках и прочем гейском дерьме, Луи! — Он ушёл сегодня утром! Просто ушёл, оставив ёбаную записку, Найл! Я не… Я не знаю, что думать. — Что? Луи томно стонет, качая головой из стороны в сторону, всё ещё уткнувшись в свои колени. Лучше бы он этого не говорил. — Я проснулся в пустой постели, Найл. Он даже… даже не разбудил меня или что-то такое, я не знаю? Что обычно делают друзья, один из которых влюблён в другого, когда спят вместе в одной кровати почти без одежды? — Б-без одежды? Что за поебень, почему ты не рассказал мне самое интересное? — визжит Найл, вскидывая руки вверх. — Ну, я, эм. Он был слишком пьян, чтобы идти домой, так что я просто притащил его к себе. Ничего такого не было, я просто снял с него верхнюю одежду, чтобы он не лежал одетым, вот и всё. Просто… — Ептвоюмать, ты грёбаная мать-героиня, Луи — — Заткнись, иначе я прекращу тебе это рассказывать. Я не… Не сказал тебе того, о чём хотел поговорить с самого начала… — Да это я, блять, уже понял! — Найл! — Луи ударяет парня по коленке, от чего тот молча корчится от боли. Хах, хоть что-то приятное. — Он… сказал, что любит меня. Хоран молчит несколько секунд, прежде чем по всему помещению разносится писк, который перебивает все посторонние звуки, издаваемые животными. — Так это же ахуенно! — Нет! Нет, это ужасно! Потому что он был пьяным, полуголым и сонным! А ещё сегодняшнее утро… Я думаю, что он помнит то, что сказал, Найл, и теперь он будет ненавидеть меня всю свою оставшуюся жизнь. — Да за что ему тебя ненавидеть? — Я не знаю! Наверное за то, что я такой, какой я есть? — А, ну да, тогда это многое объясняет, — хихикает Найл, после чего получает карандашом в лоб, — Ладно, скажи хотя бы, что было в записке? Может он и в правду прямо сейчас придумывает план твоего расчленения. Луи нащупывает бумажку в заднем кармане штанов — после всего этого, он точно будет отрицать то, что сохранил её — и протягивает её Найлу. Тот пробегает глазами по тексту и уже спустя секунду закатывается диким гогочущим смехом. Сейчас план по расчленению, Луи нужен как никогда. — Прости, что не разбудил тебя, ты так сладко спал! Поставил будильник на 9:00 на телефоне, твоя смена сегодня начинается в 10:00, ведь так, да? Если нет, то прости, у меня ужасная память: с Увидимся на тренировке, ххххххххх, — читает Найл, смеясь и вытирая слёзы, скопившиеся в уголках глаз. — Блять, Лу, ты конченый человек. Просто… Этот парень не стал тебя будить, потому что ты сладко спал, поставил тебе ёбаный будильник, чтобы ты не проспал, и подписал целых, — Найл возвращает своё внимание к бумажке, что-то нашептывая, — Девять поцелуйчиков! Луи, ты — господи, ты самый тугодумный человек в мире. Томлинсон обиженно выдергивает бумажку из рук Найла, пробегая по ней глазами в тысячный раз. — Поцелуйчики ещё ничего не значат, — бормочет тот, аккуратно складывая записку в задний карман штанов и скрещивая руки на груди. — Ты дурак, Луи, — заключает Найл, возвращая тряпку к себе на плечо, спрыгивая со стойки и удаляясь прочь. — Да и пожалуйста! — напоследок кричит Луи, закидывая ноги на стойку. Он ведёт себя как полный кретин, что заставляет его ненавидеть и себя и весь мир вокруг. Возможно, Найл прав, и Луи просто себя накручивает, но Гарри не из тех, кто молча оставляет записки, даже если куда-то опаздывает. И Луи абсолютно точно сделал что-то не так, из-за чего Стайлс его избегает, и Томлинсон ужасно чувствует себя из-за этого. Так что, ему уже нечего терять, если он кое-что сделает. Quiero besarte (пп. «я хочу поцеловать тебя» на испанском) Он отправляет сообщение Гарри, всё ещё чувствуя себя подавленно. В конце концов, кто он такой, чтобы писать подобные сообщения этому мальчику? Луи вообще удивлён, что он дожил до своего пробуждения, потому что он более чем уверен — первым желанием только что проснувшегося Гарри — было желание убить Луи. И тебе привет, Лу! Как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Луи улыбается — Гарри Стайлс проявляет к нему сочувствие — это уже можно считать маленькой победой. Немного подавленно. А ты? Прости, что не оставил тебе аспирин ещё с вечера, уверен, он бы пригодился. Ты недооцениваешь мой организм. Я прекрасно себя чувствую, но спасибо, я правда ценю твою заботу. Луи хмыкает, стуча пальцами по телефону и глядя на сухой ответ Гарри. А возможно, Найл и не был прав. Всё указывает на то, что Гарри чем-то или кем-то обижен, и Томлинсон не может найти себе места, но и не собирается тупо пялиться в телефон. Он блокирует его, кидая на стол, прежде чем вновь слышит звук вибрации. Забыл сказать, что твоя мама просила передать тебе привет, когда уходила из дому. — О, нет, мама, боже, — лепечет вслух Луи, прикрывая глаза ладонями и нервно смеясь. Теперь он точно ни от кого не отвертится. А если точнее, то ещё и от своих мыслей, которые уносятся далеко на вчерашний вечер, когда Томлинсон нашептывал Гарри предложения, состоящие из «мама» «знакомство» и «муж». Это было ужасно, Луи хочет засунуть свою голову в клетку к попугаям. — Надеюсь, ты там не дрочишь, — кривится Зейн, облокачиваясь на стойку. И, стойте, подождите, что здесь делает Зейн? — Зейни! Какого чёрта, мы ещё закрыты! — кричит Луи, вскакивая со стула. — Приехали, называется. Я думал, они будут рады меня видеть, а они как самые неблагодарные друзья, выставляют меня за порог! — Тогда прости, что разочаровал все твои надежды. И вообще, какого хрена ты припёрся в такую рань? Обычно раньше для тебя четыре часа дня было ранним утром. — Разве я не могу просто повидать своих друзей?! — визжит парень, размахивая руками, отчего Луи смеётся. — Просто Зака заставили убирать весь дом, и мне вдруг захотелось послушать твоё нытьё. Найл вчера все уши мне прожужжал о том, как ты обжимался со своим бойфрендом. Вот я и — — Решил взять пример, да? — подмигивает Луи, отчего челюсть Зейна отвисает. Томлинсон вновь смеётся, обходя стойку и снимая с друга пальто, — садись и выкладывай, Малик, настал твой черёд. ~°~ Шесть часов с надоедливым Зейном и издевающимся над ним Найлом, приходят как ни кстати, быстро. Луи рад, что объектом внимания служит не он, поэтому пользуется такой возможностью по полной даже сейчас. Зейн решил не возвращаться домой, пока всё не придёт в норму, так что ему ничего не оставалось, как проводить футболиста до стадиона. — Ты не можешь отрицать тот факт, что не хочешь его увидеть, — издевается Луи, катясь на скейтборде спиной вперёд и наблюдая за тем, как Зейн недовольно ворчит. — Я также не могу отрицать тот факт, что хочу, чтобы ты во что-нибудь въехал. — Надо позвонить Гарри и сказать, чтобы он притащил с собой Лиама, брось, будет весело! Купим лилии твоему бойфренду, устроим двойное свидание и все будут счастливы! — Зачем я вообще тебе про это рассказал! Луи смеётся, спрыгивая со скейта и подходя к Зейну. — Ну, — тот закидывает руку на плечо друга, держа средство передвижения подмышкой, — Может быть для того, чтобы ты почувствовал себя в моей шкуре! — Твоя шкура — это последнее место, где я хотел бы оказаться, Луи. Я серьёзно думал, что вы уже встречаетесь. Ты хотел выйти за него замуж ещё в первый день вашего знакомства, окстись, в чём твоя проблема? Зейн кладёт руку на талию Луи, щипая того за бок. — Эй. Я нормальный, это всё Дэн, ты же знаешь. — Да, да, во всём всегда виноват Дэн. Но Луи, речь идёт не о твоих прихотях, а ещё и о Гарри. Я абсолютно согласен с Найлом — ты должен ему обо всём рассказать. Я уверен, он поймёт. Да и, если судить по твоим рассказам, у вас должно было возникнуть некое доверие друг к другу, поэтому смелее, не будь ссыклом. — И как ты себе это представляешь? — задумчиво хмыкает Луи, из-за чего спотыкается о поребрик, — Хэй, Гарри, я тут хотел тебе сказать, что у меня есть девушка, но она мне не совсем девушка, мы просто ходим по ресторанам и тратим деньги её папочки, но люблю то я тебя! — Хватит преувеличивать! Ну, хотя бы, хэй, Гарри, ты ведь знаешь, что я полюбил тебя с самого первого дня нашего знакомства, ага? И что мы всё друг другу доверяем, ага? Тогда я могу доверить тебе одну тайну? Мой отчим суровый тиран, который не умеет обращаться с деньгами, и постоянно их проёбывает, и из-за него я теперь нахожусь в кабале! — Не думаю, что он простит меня. И, кстати, я не сразу его полюбил. Ну, или понял, что полюбил. — Что ты несёшь? Я до сих пор промываю уши с ебаного восьмого марта, когда ты прожужжал в них о том, как сильно хочешь трахнуть этого парня. — Вообще-то, это разные вещи, Зейни. Это как… Как когда ты в двенадцать лет хотел выйти замуж за Орландо Блума. — Не смей трогать Орландо Блум! — визжит Зейн, отчего его идеальная чёлка трясётся, — Он совершенен, и я до сих пор бы не отказался устроить с ним тройничок! — Уф, Зейн, теперь уши надо будет мыть мне. — Прости. Так что там про Гарри? — Знаешь, я думаю, что всегда был в него влюблён, но в один момент я просто резко это осознал. Разница лишь в отношении к обеим ситуациям. В первой я вёл себя так же, как и ты в свои двенадцать, ну знаешь, хотел, чтобы его член оказался в моём рту, и прочие подобные прелести, а во второй я вдруг понял, что дело даже не в членах. Хотя члены это круто. Но я просто понял, что Гарри не просто красивое тело, с которым я бы хотел провести свою жизнь. Я бы любил его и тогда, когда он был дряхлым и морщинистым, когда бы он болел и его нос становился огромным и красным, немного похожим на пенис, я бы любил его тогда, когда всегда, Зейни. Вот ты бы хотел устроить тройничок с семидесятилетним Орландо Блум? — Ой, фу, Луи, какая мерзость, конечно нет — — А я бы хотел быть с Гарри даже тогда, когда его член бы уже не мог нормально функционировать, все зубы бы выпали, а его русые кудри превратились в белую солому. Зейн кривится, отчего получает локтем в бок. — Это так отвратительно, но так мило, чувак. Я думаю, я хотел бы чего-то подобного. — Мне всё ещё стоит пригласить Лиама? — подмигивает Луи, из-за чего Зейн срывается, начиная колотить убегающего и громко гогочущего Томлинсона. ~°~ Луи хочет вернуться обратно в зоомагазин и засунуть свою голову в клетку к игуане Джорджу. Он было надеялся на синоптиков в этом грёбаном, и так никому не угодившем, мире, но видимо, даже сама природа против того, чтобы Томлинсон пялился на Гарри, стоящего на воротах. Тренер недовольно цокает, глядя на грозовую тучу, надвигающуюся на стадион. — Почему самым отсталым достаются крытые стадионы, а нормальным командам — эта развалюха без навеса?! — наводит кипишь мужчина, размахивая руками от безысходности и пиная балки, торчащие из-под земли. — Под отсталыми вы имеете ввиду наших соперников? — кричит кто-то из толпы парней, бегающих по полю, пока такая возможность предоставляется. — Ваши соперники тоже тренируются на этом стадионе, Майкл! Не думай, что Донкастер строит их для каждой дворовой шпаны! — Донкастер не может строить стадионы, он же город, — шепчет Гарри, наклоняясь к уху Луи, и последний старается сохранять спокойствие и думать, можно ли влюбиться в человека ещё сильнее только из-за его дурацких шуточек. На самом деле, он ничуть не спокоен. Рядом с ним стоит самый сексуальный парень в мире, в своей кристально белой футболке и обтягивающих шортах, которые, скорее всего, малы ему размера на два, и всего этого Луи будет вынужден лишиться ещё на день, если у дождя будут планы занять весь промежуток дня прямо до ночи. А учитывая то, что после вчерашнего вечера они так нормально и не поговорили, Луи вообще чувствует себя неполноценно и пусто от недостатка внимания со стороны Стайлса. Шатен уже упоминал, что ведёт себя как наркозависимый? — Как ты себя чувствуешь? — шепчет Луи в ответ, не сводя глаз с хихикающего на трибуне, Зейна. Возможно, Малику предстоит отнюдь недолгая жизнь, если он не прекратит это делать, тыкая пальцем в Гарри и изображая из себя больного эпилепсией. — Гораздо лучше с тех пор, как увидел тебя, — своим низким и хриплым голосом мурлычет парень, заставляя табун мурашек пробежаться по телу Луи. Серьёзно, этому парню надо быть чуточку сдержаннее, Луи тоже человек. — Да? Значит ли это, что я должен постоянно быть рядом, чтобы ты чувствовал себя лучше? — Это значит, что ты не должен выглядеть так, будто только что сошёл с подиума, иначе мне действительно станет хуже. Луи чувствует, как его колени подкашиваются, а рот открывается в беззвучном стоне, просто потому что он опять это делает. Гарри опять ведёт себя так, будто он оператор службы «секс по телефону», а Луи его любимый клиент. Последний резко поворачивается, оказываясь слишком близко к лицу младшего, но не собираясь отступать назад. В конце концов, если Зейн хочет повеселиться, Луи предоставит тому такую возможность — ему совсем не в тягость. Гарри Стайлс считает Луи красивым. Последний уже может претендовать на смену фамилии с Томлинсона на Стайлс в паспорте? Ну, или хотя бы на поцелуй? Луи в принципе не привередливый, особенно сейчас, когда Гарри так близко, что Луи может ощущать его горячее дыхание на своей коже. Томлинсону кажется, что он был бы счастлив любому действию и любому знаку, который бы подал Гарри или мир, означавший правильность того, что Луи делает. Он правда так запутался, а вот взгляд Гарри, который опускается на губы Луи, совсем не помогает ситуации. Громкий раскат грома прокатывается по всей территории, отчего Томлинсон слышит визг парней позади. Пф, футболисты. — Ладно, парни, давайте закругляться. Надеюсь, эта чёрная бестия прольёт дождь и уйдёт так же быстро, как и появилась, — кричит тренер, зазывая всех в помещение. Луи нехотя оборачивается, находя взглядом Зейна, который указательным пальцами обводит невидимое сердечко, глядя на Гарри и Луи. Последний хочет засунуть ему эти пальцы в его же задницу. В конце концов, это не то, о чём думает Малик. Они просто так общаются, по-дружески заигрывая друг с другом, и что тут такого. Томлинсон всё равно не достоин Гарри, а последний всё равно может покорить своей внешностью кого угодно, так что они прекрасно смогут обойтись друг без друга. «Лжёшь, ты лжёшь, Луи» — думает Томлинсон, кусая губу, чтобы отвлечь себя от этих мыслей, и вновь поворачивается к Гарри лицом. Тот всё так же продолжает изучать лицо Луи, и из-за этого, последнему становится неприлично неудобно. — Эм, — выдавливает из себя Луи, чувствуя, как все его кости плавятся под действием такого напористого взора. Плюс ко всему этому, он буквально ощущает прожигающий его спину взгляд Зейна, отчего эта ситуация становится ещё абсурднее. — Пойдём? — Неа, — задорно отвечает парень в ответ, улыбаясь своей фирменной я-слишком-красивый-но-так-же-и-недоступный-парень улыбкой. Его вообще кажется, нисколько не затрагивает эта ситуация, и Луи становится неловко (хотя куда уже больше?). Если он единственный в их отношениях, кто ощущает себя так, словно его трахают взглядом, то это слишком обидно и… досадно. Потому что Луи хочет так же действовать на Гарри, даже если это кажется немного эгоистичным. — П-почему? — лишь через некоторое время бормочет шатен, стараясь смотреть Гарри прямо в глаза, потому что «спокойно, Луи, это всего лишь губы, у тебя они тоже есть, но ты же не хочешь смотреть на них днями». Пара капель вполне ожидаемо капает Луи на макушку. — Это весело! — кричит Гарри, вдруг срываясь с места. Он бежит к середине поля, резко останавливаясь там и раскидывая руки в разные стороны, будто он ёбаная статуя свободы. Луи думает, что на такую статую он бы даже молился, пока дождь не усиливается, уже сильнее тарабаня парня по всему телу. — Гарри! — кричит Луи, смахивая локоны волос, спадших на лоб из-за дождя. Он чувствует, как вода проникает сквозь одежду, и та прилипает к коже, буквально обжигая её ледышкой из холодной весенней дождевой воды, — Гарри, ты заболеешь, пойдём! — Иди ко мне! — слышит Луи в ответ, но ему совсем не нравится такая альтернатива — болеть вместе с Гарри. Хотя, будет он стоять там где стоит, или вместе с Гарри, особой картины не изменит. Парень уже чувствует, как его иммунитет отказывается принимать участие в подобной авантюре. — Тогда заболею я! — кричит он в ответ, пока его ноги медленно, но верно, подходят к Гарри. Его силуэт смутно видно из-за пелены ливня, который, кажется, не собирается заканчиваться. Но Луи начинает это мало волновать, когда он подходит к Гарри чуть ближе. Его голова запрокинута, глаза прикрыты, а губы растянуты в нежной улыбке, пока некогда кудрявые волосы обрамляют лицо парня мокрыми локонами. Его руки всё так же раскинуты в стороны, и кристально белая футболка, так же как и одежда Луи, прилипла к коже, из-за чего под ней виднеются очертания татуировок и красивого торса парня, и Луи задыхается. Прямо сейчас, стоя под ледяным дождём, он задыхается, и чувствует, как его тело горит. Он так сильно влюблён. Он просто стоит и смотрит на Гарри, напрочь забыв о ледяной воде, кричащем позади тренере, и своём потерянном здоровье. Томлинсон уверен, что если бы сейчас начался конец света, Гарри всё равно был бы важнее обстоятельств. Потому что Гарри важен и нужен Луи, потому что Луи влюблён в этого мальчика, который сам не понимает, что делает прямо сейчас, и какие последствия это принесёт. — Давай же, иди сюда, — уже спокойно говорит Гарри, будто знает, что Луи стоит и пялится. А что ему ещё прикажете делать? Гарри заслуживает отдельное восьмое место в чудесах света. — Что ты собираешься делать со мной, кудряшка? Всё, что ты мог сделать — по-моему, ты уже сделал, — язвит Луи, но всё же подходит к Гарри, опуская руки того вниз. Парень открывает глаза, опуская голову и устремляя взгляд на Луи. Его зрачки расширены, занимая большую часть радужной оболочки глаза, и Томлинсон думает, что не видел ничего красивее этого. Капли дождя стекают по его нежно молочной коже рук, попадая на кисти рук Луи, который держит первого за запястья — и это некое слияние на уровне дождя, думает шатен. Это даже ещё прекраснее и интимнее, чем могло бы быть. — Всё ещё хочешь поцеловать меня? Что. Луи не понимает. Ничего не понимает. Хриплый голос Гарри пробирается в его сознание и начинает зацикливаться как пластинка, вот только Луи не может ее разобрать. Его челюсть отвисает, из-за чего он вынужден прикусить губу, чтобы не выглядеть идиотом, потому что что. он. только. что. услышал. — Ч-что? — заикается он, всё ещё ничего не понимая, его руки горят в тех местах, где он прикасается к Гарри. Возможно, его больное воображение сейчас совершило самую ужасную ошибку, и всё это мираж? Гарри молчит уже несколько минут (или дней? господи, Луи, возьми себя в руки), его каменное лицо не выражает ни единой эмоции сейчас, и это самое ужасное для Луи. Он всегда мог прочитать мысли Гарри и его состояние по его мимике, словно открытую книгу, но сейчас он будто борется внутри сам с собой, и Томлинсон так его понимает. Последний топчется на месте, игнорируя очередной громкий раскат грома, пока его руки с каждой секундой сжимают запястья парня всё сильнее. Луи надеется, что ничего ему не сломает, потому что, чёрт, ёбаныйврот, это действительно происходит? Наконец, камень на лице Гарри даёт трещину, но Луи не успевает подумать, в какую сторону, и… он вообще ничего не успевает подумать. Потому что Гарри целует его. Осторожно, нежно и с опаской, но целует, как будто спрашивая разрешения. А Луи не может ему его не дать, потому что он ничего не может, потому что ёбаный Гарри Стайлс целует его. Он стоит так пару секунд, ощущая ледяные, мягкие и те самые грешные губы на своих, пока его разум не отключается окончательно, позволяя сердцу править балом, и он целует его в ответ, мягко ведя своими руками вверх по рукам парня, и запуская их в его мокрые волосы. Он чувствует, как весь воздух из его лёгких мгновенно исчезает, как все посторонние звуки вокруг постепенно превращаются в сплошной белый шум, и есть только он и Гарри. И никого больше. И это колоссальное отличие от их первого — рваного, желанного, пьяного поцелуя — бьёт Луи по грудной клетке изнутри, заставляя его отчаянно хвататься за Гарри как за спасательный круг. Он тяжело дышит, наклоняя голову младшего под нужным ему углом — этого слишком мало, он хочет целовать Гарри вечность и больше. Руки младшего хаотично блуждают по мокрой спине Луи, окончательно выбивая землю из-под ног шатена. Гарри отвечает на все животрепещущие вопросы каждую секунду поцелуя, вкладывая в него всю заботу, нежность и любовь, всё проясняя и объясняя, каждым движением рук лишь подтверждая свои чувства, и Луи думает, что он мёртв. Потому что всё — что он может чувствовать — это Гарри, Гарри, и ещё раз Гарри, и он абсо-блять-лютно не против. Если бы не был против и Гарри. Он отстраняется от губ Луи, но всё ещё держит глаза закрытыми, и Томлинсон инстинктивно тянется к нему обратно, пока Гарри не выбивает его из своих мыслей. — Спасибо. Луи сносит девятибалльной волной цунами по имени Гарри Стайлс. — За чт — — За вчерашнее, — сухо говорит младший, вырываясь из рук Луи, и уходя прочь, а последнему хочется кричать. Прямо сейчас он действительно мёртв. Он стоит на месте, вновь ощущая потоки ледяной воды, облизывающие его кожу под одеждой, и чувствует только холод. Вокруг, внутри, везде. Его трясёт, он паникует, а его тело постепенно немеет, и Луи не может даже понять, из-за чего конкретно. Ему будто дали пощёчину прямо сейчас, напомнили, кто он есть, и поставили на место. Но Луи не понимает, он просто не понимает, зачем это нужно было делать именно таким способом. Зачем ему дали возможность надеяться, тут же вонзив нож в спину. Поэтому он бежит. Бежит сквозь пелену затянувшегося ливня, бежит, подскальзываясь о намокшую газонную траву, бежит, врываясь в раздевалку и видя Гарри, подлетает к нему, игнорируя взгляды, направленные на них. — И ты даже не попытаешься объяснить, какого ёбаного хрена сейчас произошло?! — он кричит, запыхаясь, эмоционально раскидывая руками и глядя на съёжившегося на скамье, Гарри. Его волосы в полном беспорядке, на теле уже нет футболки, а с шорт всё ещё стекает вода, капая на пол и давя на наступившую тишину. Луи думает, было ли тут так тихо до того, как он ворвался. — Я не — — Ты да, Гарри! Если ты думаешь, что можешь оставить всё это просто так, то ты далеко заблуждаешься! Луи слышит внезапно разрезающий тишину голос Зейна, который сетует на то, что что-то кому-то проспорил. Благослови господь этого парня. — Гарри, — уже тише говорит Луи, присаживаясь на корточки перед младшим, и кладя ладони на его голые колени, — Гарри, love, если бы ты хотел сказать спасибо, ты бы просто подошёл и сказал спасибо. Давай… Давай не будем всё усложнять, и просто разберёмся в том, что только что произошло. Гарри молчит, его лицо снова не выражает не единой эмоции и Луи достало видеть его таким. Гарри был предназначен для того, чтобы улыбаться и заражать этим всех людей вокруг. Томлинсон тыкает пальцем в щёку младшего — безуспешно. Что, чёрт возьми, не так?! Это всегда прокатывало! — Гарри, ну же. Я могу начать первым, если хоч — — Это не значило для меня ровным счётом ничего, если и для тебя тоже. Сердце Луи пропускает удар, а может десять. — В… в каком смысле, если и для меня тоже? Гарри прикусывает щёку изнутри, цепляясь пальцами за скамейку, как за спасательный круг. Луи хочет сделать то же самое с его коленями. — Если ты хочешь. Я имею ввиду. — Что хочу, love? — Чтобы он что-то значил. Да блять, почему Луи должен вытягивать из этого мальчика по слову, он так в скором времени потратит все свои нервы и умрёт. Гарри должен быть осторожнее с этим. — То есть, ты хочешь сказать, что — — Я хотел тебя поцеловать. Господи. Луи до боли в руках сжимает колени Гарри, тут же опоминаясь и отпуская их, приглаживая большими пальцами. — И это что-то значило для тебя? — А для тебя? Гарри словно слепой котёнок, пытающийся найти ориентир и опору в новом для него мире. Он ищет опору в ответах Луи, ищет основу для своих чувств, и Луи поражает — насколько они открыты друг перед другом сейчас, будто есть только они вдвоём — мокрые, потные и грязные, но как никогда откровенные. — Я думал, это очевидно? Я не… не то, чтобы хорошо говорю о своих чувствах, но ты вероятно, многое для меня значишь, Гарри Стайлс. И я, возможно, когда-нибудь и представлял наше совместное будущее, но это определённо не то, что ты должен знать, так что… Гарри улыбается. Бинго. Луи облегчённо выдыхает, улыбаясь в ответ, лишь после понимая. Он признался в любви Гарри Стайлсу? Типа… прямо сейчас? Его тело охватывает жар и небывалая волна смущения, но выражение лица Гарри явно стоило этого, так что чёрт, Луи может и потерпеть. — По-моему, это мило. То, что ты тоже его представлял. — Уф, что за клише, Стайлс, — хихикает Луи, и, стойте-ка. — Подожди, тоже? О, Гарри, и кто из нас милый? Гарри тихо смеётся, и Луи может видеть, как тот облегчённо отпускает скамейку, в которую вцепился минутой ранее. Осознание произошедшего всё ещё не сумело дойти до сознания Луи, поэтому он спокойно может прислушиваться к разговорам парней позади — смотрите-ка, оказывается помимо любви к Гарри Стайлсу — на свете есть и другие немаловажные для Луи вещи. Он разворачивается от Гарри, всё ещё держа руки на его коленях (что? Это успокаивает), и наблюдает за парнями. — Быстрее, Стив, а то они услышат, и Луи отвесит мне подзатыльник. — Это нечестно, Зи! Мы даже не видели, что они там делали! — Да похуй, ты в любом случае проспор — Эй! Что с этой купюрой не так? Это явно подделка, ебаный ты коррупционер! — Да не подделка это, просто с неё пытались свести чернила, отстань уже и просто возьми мои деньги. — Билет на свидание? Что за бред, с каких пор два доллара стали билетом на свидание? Флешбеки в памяти Луи мгновенно всплывают и он охает, переводя взгляд на Гарри, чья челюсть отвисает, а зрачки становятся шире в несколько раз. Он срывается с места, спихивая Луи на пол (что за манеры), и выдирая деньги из рук Зейна. — Что — ептвоюмать, Стайлс, это мои законные деньги, Луи, угомони своего ковбоя! Но Луи даже себя не может угомонить, чувствуя, как его сердце готово выскочить наружу, пока он поднимается и подходит к Гарри, смотря на содержимое рук парня, через его плечо. — Лу? — зовёт его кудрявый. Его голос хриплый, тихий, полный надежды, потому что в его руках сейчас находится история. Луи забывает как дышать. — Гарри? — Кажется, я выиграл счастливый билет, — шепчет он, медленно разворачиваясь и не сводя глаз с Луи. Его лицо сияет, губы расплываются в улыбке, его не замечает и не волнует то, что на его лоб спадают мокрые кудрявые локоны, с которых стекает вода, капая на его голое тело. Луи задыхается от переполняющих его чувств. Он шокирован, по правде шокирован всей этой ситуацией, он не понимает, как такое вообще бывает, и реально ли это? — Что ж… Думаю, законно будет получить свой приз? — полушепотом и слишком взволнованно, нервно, отвечает Луи, всё ещё будучи не уверенным в том, что всё это реально происходит. Может быть, он находится во сне? Нет? Слишком реально? Может ли Зейн подойти и ущипнуть его? Но подходит — нет, подлетает лишь Гарри, сокращая итак небольшое расстояние между ними за считанные секунды и грубо, отчаянно снова целует его, зарываясь руками в мокрые волосы Луи и оттягивая их назад. Он будто смакует, пробует, требует вкус Луи на своих губах, будто пытается запомнить каждый изгиб его рта, а всё, что может делать Томлинсон — это позволить тому это сделать. Он ошарашен, взволнован и счастлив, любовь всей его жизни прямо сейчас целует его — погодите — перед десятком других потных и вонючих парней, ладно? Это всё, о чём Луи только мог мечтать. — Вы два долбаеба! Это мои счастливые два бакса, верните мне мои деньги! — слышит он голос Зейна, и улыбается сквозь поцелуй, так сильно улыбается, потому что он счастлив, и он правда влюблён, и, по всей видимости, взаимно, и, чёрт, он улыбается ещё сильнее, стукаясь зубами о зубы Гарри, который тоже улыбается, и всего этого так много. Гарри так много, он везде, Луи дышит им, чувствует его, и снова целует — потому что это то, что он наконец может делать. Он целует его в уголок губ, в ямочку под носом, щёку, висок, и улыбается, смеётся и почти плачет от того, как это прекрасно и как они идеально друг другу подходят, будто бы всё, что они делали всю свою жизнь — это целовались. — Зейн, — бормочет Гарри, улыбаясь, пока Луи целует его скулы. Он почти обижен на это. — Надеюсь, ты будешь не против, если я конфискую твои нечестно полученные деньги. — Нет, ну ты посмотри на них! Луи, я излучшедруживаю тебя! Пойду поговорю с Найлом! Луи плевать. Он знает, что Зейн никуда не уйдёт. А сейчас у него есть занятие куда важнее разборок с ним.