It's all fine now

Кровяные сгустки оседают на чистой коже, не прикрытой атласной тканью. Звон ведра оглушает в тишине зала. Айко пытается разглядеть толпу даже сквозь яркий свет фонарей, прежде чем замечает собственное отражение в багровой луже. Она просыпается. Конечности почти онемели оттого, в каком положении она заснула — без сил облокотилась о дверной косяк. — Прости, я, кажется, задремала. — Добро пожаловать в реальность, — ответила ей фигура рядом, и Танака вздрогнула, всей душой желая, но не имея возможности даже повернуть голову от боли. Взгляд никак не хотел отлипнуть от вида горы из тканей, пропитанных кровью, и шкафа. Возможно, Пунпун просто не смог его сдвинуть сам. На лице мелькнула бы самодовольная улыбка, когда в мозгу предстала картинка последующих действий Онодэры, как он какое-то время сидел без движения, а потом будто по чьей-то команде начал хладнокровно искать пути выхода из этой ситуации. Айко просто была уверена, что всё так и было. Да… Реальность. Когда же всё пошло по наклонной?.. Или может её жизненный путь изначально был таким? Чувство чужого присутствия посещало её довольно часто и не казалось чем-то куда более странным, чем пробивавшиеся через кокон неуверенности ростки эмпатии. Случайная мысль в голове схожа с чужой, и это нормально, казалось ей. Скомканный чек в комнате с закрытым окном менял своё положение под напряжённым взглядом, что тут такого, думалось ей. Странно лишь то, что другие об этом не говорили… Значит, и ей не следовало. Возможно, такая излишняя восприимчивость к управлению материей и контролю собственного тела могла сыграть на руку и позволить Айко продвинуться гораздо дальше. Вот только мир распорядился совсем не так, и вынудил топтаться на месте, впитывая в себе эмоции сверстников и матери, чтобы подкармливать ими обиды, затаенные где-то глубоко-глубоко. Танаке никогда не было понятно текущее положение вещей, тем более тех, на которые повлиять у неё просто не было возможности. Оглядываясь назад, она смотрела на себя и всё время вспоминала, как боялась быть отчисленной из-за слухов, наказанной за грехи перед Господом. В ванной кровь никак не хотела нормально отлипать от тонкой кожи, а каждое движение позволяло ощутить всю неумелость наложенных на рану швов. Но слёзы никогда не текли от чувствительности к боли — только лишь из-за собственной восприимчивости. Иногда мысли казались яснее проведенных с Пунпуном дней, а иногда мрачнее их общей разлуки. Разные в своих оттенках, они просеивались как мука через сито, чтобы позволить ей ощутить себя в полной мере выжатой или же — полной сил. Балансирующей между здравым рассудком и настоящим психозом. Возможно, это и была та самая смесь, то самое состояние, без которого тело матери сейчас не лежало в гостиной, всё ещё придавленное шкафом. Может, без этого и сама Танака никогда больше не сдвинулась с угла, в который загнали её обстоятельства и мать с ножом. Но вот она здесь, вполне в своём уме, чтобы лишь сдержанно морщиться под аккуратными касаниями Онодэры, когда нужно сменить одежду. Не удивительно, что ей столько всего мерещится. За ней, должно быть, присматривает сам Бог! Айко бы вслух посмеялась, если бы знала, что никто точно не услышит. Ощущение вечного преследования и постоянного наблюдения лишь усилилось. Старые суждения кажутся не смешнее настоящих, но теперь она хотя бы в них уверена: Бог присматривает вовсе не за ней, а за Пунпуном. Вся жизнь была одной сплошной шуткой, инструментом в руках лже-исполнителя, пытающегося сыграть в этом зале на эмоциях единственного зрителя. Больше всего на свете она хотела понять, в чём причина всего происходящего, пока не решила для себя, что кому-то сверху просто-напросто скучно. В детстве она привыкла думать словами матери, и это иногда откликалось во взрослой жизни. Позже и вовсе сложилось ощущение, будто она вообще никогда не думала своими мыслями, а лишь впитывала другие. Эдакое черное пятно человечества. Как одно из тех самых, что когда-то можно было разглядеть на потолке в их старом доме. Каменный град. Нет, единственной странностью оставалось лишь то, почему мать не убила её ещё тогда. Ах да, Бог ведь ещё тот искусный кукловод… — Я знаю, о чём ты думаешь, — Айко даже со стороны ощутимо напряглась, и чужая рука, аккуратно огладившая плечо, лишь ещё больше усилила тревогу: на какое-то время ей показалось, что это в темноте прозвучал тот самый незнакомый голос. — Тебе нужно поспать. Нет, подумала Айко, ты ничего не знаешь. Здесь знаю только я. Пунпун не выглядел напуганным, хотя таковым являлся лишь на десятую часть — всё ещё не осознался, тревожный… Наверняка до сих пор не принявший возможности маленькой подруги детства. Такая же бомба замедленного действия. Возможно, инструмент, как и она сама. А на представлении на самом деле нет зрителей. Айко больше всего на свете хотелось бы бросить вызов тому, кто не позволял ей вылезти за рамки, кто сдавливал сердце в тиски, вынуждая принимать всю горечь, что накопил этот мир. Разве она виновата во всём этом? Разве… Танака сморгнула вновь выступившие слёзы и в который раз очнулась в своем жестоком окружении. Она чувствовала эмоции, мёртвые, но всё еще звенящие в тишине их дома. Слышала крик матери, и звук опрокинутого ведра с густой жижей. Чужие слова, словно и не Пунпуна, слишком уж приелись перед сном. Будто он и сейчас нашептывал тихое: «Я знаю, о чём ты думаешь»