Не волшебник

Вольф не понял значения странной фразы «оставайся на своем месте» и внезапно испортившегося настроения итальянца. Но, как и все, чего он не понимал, через минуту выбросил их из головы. Дальше репетиция пошла своим чередом. Ребята оказались очень даже ничего, только бас-гитарист Грэм – высокий темнокожий парень грозного вида со шрамом над левой бровью – все еще косо на него посматривал. Больше всего Вольфгангу понравился один из гитаристов – светловолосый смешливый Михаэль, и он очень удивился, узнав, что тому уже почти сорок – двигался мужчина с энергией подростка и вообще напоминал его самого. Барабанщика звали Штефан, и он вроде бы ничем не выделялся, но стоило ему заговорить, как взгляды обращались на него. Он постоянно вполголоса переругивался с другим гитаристом, Оливером, но чувствовалось, что это дружеские перепалки. Первое, что бросалось в глаза – парни работали на результат. Больше всех, конечно, отличился Антонио, гоняющий всех до посинения из-за малейшей «лажи». Впрочем, Вольфганга это не удивило. Он уже понял, что Сальери невероятный перфекционист, из тех, для кого собственный талант – только повод требовать от себя (и товарищей по несчастью) по максимуму. В конце-концов, кто бы еще сумел так впечатлить его отца? − Он всегда такой зануда? – громким шепотом обратился Вольф к Михаэлю. Он только что получил втык от лидера за попытку импровизации в шестой или седьмой уже по счету песне. Сальери только задрал подбородок и сделал вид, что не услышал. − Это еще не занудство, − покровительственно усмехнулся блондин. – Привыкай, парень. Алмаз становится бриллиантом только после тщательной огранки. А так им только стекло резать. − Кажется, меня и роль стеклореза вполне устраивала, − буркнул Моцарт. Усталые музыканты расхохотались, радуясь хоть какой-то возможности спустить пар, и Вольфганг почувствовал, что прозвище «стеклорез» приклеится к нему если не навсегда, то недели на две точно. Сыграли еще одну песню – на этот раз «Шторм», где клавишных вообще не было и Вольф откровенно скучал, − после которой Антонио отошел от микрофона, вытащил мобильный и поднял ладонь, прося тишины. − Алло. Да. Да, я нашел клавишника. Да, я в нем уверен. Отлично, ждем. Затем обернулся: − Вольфганг, сейчас я должен представить тебя нашему менеджеру, герру Розенбергу, − произнеся фамилию, Сальери еле заметно поморщился. – Он придет через пять минут. Просто не выступай и не удивляйся. Естественно, после такого предупреждения Вольфганг сгорал от любопытства, и чуть не подпрыгнул, когда дверь открылась. А вошел в эту дверь – громко, почти чеканя шаг – низкорослый лысеющий мужчина лет пятидесяти, с зализанными гелем волосами и маленькими цепкими глазками. Одет он был в нелепый клетчатый пиджак, зато туфли сияли ярче лампочек и напомаженной головы. Неприятный тип, но кажется определенно комедийным персонажем… − Ну, где ваш Моцарт? Здесь он, не здесь? – визгливо выкрикнул тип. Вольфганг шагнул вперед и протянул руку: − Здесь. Здравствуйте, герр Розенберг. Руку новоприбывший ему пожал, но с таким видом, будто она была чем-то неприятным вымазана, и тут же повернулся к Сальери: − Этот непонятный пацан непонятно откуда? Чем ты думал? − Может, вам и непонятно, − бархатный голос Антонио так и сочился хорошо скрываемым, но все же ощутимым презрением. – Но этот юноша бесконечно одарен, хотя, конечно, я не могу отрицать ни его молодость, ни его неопытность. − Ха! –фыркнул на это менеджер. – Да не может быть этот выскочка воспетым тобой талантом! − И кто же вам такое сказал, герр… − прошипел сквозь зубы Вольфганг, и неожиданно для самого себя сорвался на крик: − Если не ваши предубеждения? − Моцарт. – негромко одернул его Сальери. − Ладно! – крякнул Розенберг. – Продолжайте репетицию, Сальери, зайди ко мне после. – Затем развернулся на каблуках и быстро удалился. Еще несколько песен, которые почему-то не клеились у всех, и наконец, Антонио устало выдохнул: «Все!» и жадно присосался к бутылке минералки. Ребята начали собирать инструменты, а вокалист, утолив жажду, подошел к новичку: − Подожди меня, пожалуйста, я долго не задержусь. Вольфганг кивнул и вышел в коридор. Там он прислонился плечом к стене и погрузился в раздумья, из которых его в следующий миг довольно-таки невежливо вырвали: − Слышь, ты, педик! Грэм. Кто бы мог подумать, что его неприязнь может стать проблемой. − Меня зовут Вольфганг, если ты не запомнил. − Моцарт бесстрашно встретил взгляд куда более крупного парня. − Да мне насрать, как тебя зовут! Чего ты сюда приперся? Нам здесь такие уроды не нужны! – здоровяк подался вперед и угрожающе навис над юношей. − Какие «такие»? − Пидоры вроде тебя! – в мгновенно отупевших черных глазах не было теперь ничего кроме ненависти. Вольф же пытался держать эмоции в узде и просчитывал, как бы выбраться. − Хм, на мне написано? − Да я вас, уродов, насквозь вижу и дышать одним воздухом не хочу. Вали, откуда приехал! Несмотря на явный риск быть избитым, Вольфганг не выдержал: − Интересно, еще не так давно черных тоже за людей не считали, мм? Да и потом, с каких это пор ты, а не Антонио, решаешь, кому оставаться, а кому уходить? Басист зарычал и замахнулся, но в этот момент соседняя дверь открылась, и оттуда вышел Сальери. − Грэм! Тот с неохотой отстранился и разжал кулаки. − Что здесь происходит? − Ничего! − Это уже пятое «ничего» за время нашего сотрудничества. − Ты чего этого педика покрываешь? Или и сам такой? Любовнички, блять! Здоровяк сплюнул на пол – почти под ноги Моцарту – и развернулся, чтобы уйти. − Грэм! – с нажимом повторил Сальери, и сталь в голосе заставила того замереть. − Вольфганг, как и ты, попал сюда благодаря своему таланту. Но помимо этого, он еще и сын моего учителя, которому я обязан чуть больше, чем всем. А для тебя это было последнее предупреждение. Лидер сумел ободряюще улыбнуться и положил руку на плечо Вольфганга.

***

Когда они снова оказались рядом в машине, Вольф заметил, что Антонио буквально трясет от гнева – челюсти крепко сжаты, рука судорожно вцепилась в руль, переносицу прорезала складка – и поэтому не решался заговорить. Правило «попадешь под горячую руку – улетишь под горячую ногу» он за время жизни с отцом запомнил накрепко – Леопольд срывался крайне редко, но если уж срывался…. Так что первые минуты пути прошли в молчании. − Ты в порядке? – заговорил наконец Антонио. − Да, мне не впервой. Но я так понял, что и проблемы с Грэмом не сегодня начались? − Да-а… − задумчиво протянул Сальери. – Сложный парень. Родом из Чикаго, один Бог знает, как его занесло сюда. Вырос в одном из тех кварталов, куда чужим и при свете дня лучше не соваться, а уж ночью… Бывший героиновый наркоман, прошел реабилитацию и чист уже три года, с тех пор, как играет с нами. Он искал новый смысл жизни вместо наркотиков, и я ему его предложил. Вот только я начинаю сомневаться, не нарушает ли он обещание – таких вспышек агрессии, как в последние месяцы, я никогда за ним не замечал. Не волнуйся, если хоть раз распустит руки – вылетит пробкой из группы, с этим даже Розенбе-е-ерг согласен. Вольфганг хихикнул – Антонио очень удачно передразнил блеющую речь менеджера. − Кстати, а что сказал Розенберг? И, честно говоря, менеджера рок-группы я представлял себе иначе. − Я тоже, − усмехнулся Антонио. – В том, что мы играем, он ни черта не смыслит, но он делец. Знает, кому куда нажать, чтобы выбить нам больше эфирного времени, или минимизировать расходы на организацию концертов. Ну, и замены в составе приходится согласовывать с ним. Что же до тебя, то я был очень убедителен, но невзлюбил он тебя с первого взгляда. Да ты не волнуйся, я еще не встречал талантливых людей, которым бы симпатизировал герр менеджер. Закончив эту тираду, музыкант сам удивился своей разговорчивости. − А как же ты? − удивился Моцарт. − Меня он терпит. И немного побаивается, понятия не имею, почему. Вольфганг же прекрасно понимал, почему. Если только Сальери не был расположен к собеседнику, от него веяло опасностью. Эта же опасность, вкупе с талантом и красотой, и привлекала мятежные души его поклонников, словно огонь бабочек, но шакалы вроде Розенберга всегда боятся львов. Мог ли Антонио об этом не знать? За разговором время пролетело незаметно, и вот уже автомобиль остановился в гараже знакомого особняка. Сальери вытащил телефон, что-то быстро напечатал – и получил почти мгновенный ответ. − Гостевая спальня готова, пойдем. Смущенный Моцарт, которому снова открыли дверцу машины, поспешил выбраться наружу. Сальери вошел в дом и придержал тяжелую дверь, чтобы неуклюжего Моцарта ею случайно не стукнуло. Удостоверившись, что здесь проблем у Вольфа не возникло, жестом пригласил его следовать за ним в гостиную и исчез за поворотом. − Va tutto bene?* – обратился он к кому-то по-итальянски. − Si, signor!** – ответил ему звонкий голос. − Вольфганг, знакомься, это моя помощница… − Криста?!