Больше чем секс

Замки щелкнули. Ойкава застыл на пороге, даже не в состоянии моргнуть. Коридор встречал приглушенным светом десятка ламп. Комната XY напоминала квартиру. Узкий проход со встроенными в стену шкафом переходил в маленькую кухню, углом заворачивающую к гостиной. Перед широким диваном стоял низкий столик со стеклянной крышкой. На нем лежали планшет и свернутое зарядное устройство. Старая плазма мигала со стены красным огоньком. По закону в таких комнатах обязательно имелись роутер и телефон. Ойкава пригляделся повнимательнее и заметил модем в углу обеденного стола, там же стоял проводной телефон — закрученный шнур темным полукругом растянулся на выцветшей декоративной салфетке. Дверь в ванную комнату пряталась в гостиной, а спальное пространство было отделено уходящей под потолок перегородкой. Тут же захотелось задернуть плотные занавески на окнах, чтобы отвлечься и спрятаться от всего мира. Ушиджима разулся. Смерив мягкие белые тапочки в прозрачном пакете непроницаемым взглядом, он прошел в кухню. Захлопали дверцы шкафов. Ойкава опомнился. Быстро разувшись, он последовал за Ушиджимой, придерживая на плече лямку спортивной сумки. Ушиджима ссыпал на блюдце горсть таблеток и полез за стаканами в шкаф, висящий над раковиной. Ойкава шагнул ближе, разглядывая белую коробку, что стояла на столешнице. На стенках были выгравированы красные символы, пересекающиеся по центру. Каждый ребенок знал древние знаки «Альфа х Омега». Их ставили печатью на детских книжках, что читали вслух родители перед сном. С годами истории обрастали подробностями, терялось волшебное таинство, и сказки превращались в сухие тексты из учебников по истории, анатомии, обществознанию, основам безопасности и жизнедеятельности. — Что за таблетки? — спросил Ойкава, когда Ушиджима протянул ему блюдце. — Противозачаточные, — ответил тот. Ойкаву пробрал неприятный холодок. — Ты заботишься обо мне, Ушивака-чан, или о своей карьере и репутации в сборной? Ушиджима опустил вниз тонкую ручку крана с фильтрованной водой и поставил напротив Ойкавы стакан, полный доверху. — Ойкава, — он расправил плечи. Может, в голове Ушиджимы крутились десятки фраз, способных успокоить Ойкаву, но он лишь бросил: — Не пей, если не хочешь. Я в душ. В ванной зашумела вода, а Ойкава продолжал стоять на кухне, разглядывая таблетки и стакан. Вот так все вдруг решилось. Краснота с запястья, на котором Ойкава носил НБС, до сих пор не сошла; кожа неприятно зудела. Переступив с ноги на ногу, он подтянул выше лямку спортивной сумки. О том, как протекала течка у Омег до момента возникновения НБС, Ойкава знал из старых фильмов и учебников. Как течка будет протекать в день сбоя НБС у него — оставалось лишь догадываться. Присев на диван, Ойкава сгорбился над коленями и запустил пальцы в волосы, заводя непослушные пряди назад. На кухне в блюдце лежали таблетки, приготовленные Ушиджимой; в сумке оставались подавители, которых хватит, чтобы протянуть еще пару часов до того, как… Думать о таблетках, о любых таблетках, что влияли на течку и ее исход, было неприятно. Ойкаву моментально затошнило. Холодный пот проступил на висках и спине, от паники даже сдавило грудную клетку. Страх перекипел. Ему на смену пришла холодная уверенность и знание извне, что, выпив эту бурду, Ойкава лишь сделает себе хуже. Видимо, из-за остаточного действия НБС и подавителей, удавалось контролировать мысли и тело. Страх перед неизвестным взял верх над возбуждением. Из-за отсутствия чужих запахов Ойкава так явственно ощущал Ушиджиму, что, закрыв глаза, представлял нить. Даже если бы их разделяли вереницы коридоров и десяток комнат, нить бы все равно привела к Ушиджиме. Свет уличных фонарей, проникающий внутрь, нервировал. Ойкава задернул занавески в гостиной и вернулся к дивану, тяжело опустившись на подушки. Он не услышал, как Ушиджима вышел из ванной комнаты. — Я закажу еду, пока ты будешь в душе, — сказал Ушиджима. Кое-где на теле блестели капли воды. — Ты связался со своими? Ойкава? — на плечо опустилась тяжелая ладонь. Ойкава задохнулся на вдохе. И не потому, что мурашки поползли вдоль шеи. Он ведь совсем забыл про Ивайзуми, команду и родителей! — Ушивака-чан, — Ойкава нервно улыбнулся, но от прикосновения не ушел. — Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты во всем этом замешан! Как ты только умудряешься сохранять спокойствие, когда вокруг творится полная неразбериха? Не рассчитывая получить ответ, Ойкава полез в сумку за телефоном. 37 пропущенных! Из которых 17 было от Ивайзуми, 8 от мамы, 6 от сестры, 4 от отца, 2 с неизвестного номера, остальные — от членов команды и тренера и, возможно, от кого-то еще. Перезвонить кому-нибудь Ойкава не успел. Экран потух прежде, чем он долистал вниз список номеров. Телефон разрядился. И, разумеется, ни шнура, ни переходника у Ойкавы с собой не было. Со свистом втянув в себя воздух, он откинул голову на спинку дивана. Ушиджима смотрел… с сочувствием? — Хуже, чем есть, уже не станет? — спросил Ойкава. — Иди в душ, — посоветовал Ушиджима. — Я разберусь. — Знаешь, что, Ушивака-чан… я ведь могу и привыкнуть, что ты решаешь за меня важные вопросы. Ойкава поднялся на ноги, развернулся в сторону двери в ванную комнату и только сейчас заметил, что Ушиджима стоял в одном лишь белом халате. Такие обычно оставляют для посетителей в недорогих отелях — тонкая ткань, средняя длина, узкий пояс. На Ушиджиме халат смотрелся вызывающе. Он ничего не скрывал! Ойкава видел все и даже больше. Кончики ушей моментально вспыхнули. Ушиджима дышал медленно и тяжело, движение грудной клетки проглядывалось в широком вырезе. А еще — он был возбужден. Так возбужден, что крупная головка члена упиралась в белую ткань, оттопыривая ее. Ойкава задавил желание подойти к Ушиджиме и прижаться ближе, теснее, чтобы стянуть с плеч халат и попробовать на вкус кожу на шее там, где подрагивает пульс. Он заторопился в ванную комнату и хлопнул дверью громче, чем положено. Под потолком загудела вытяжка. На крючке, рядом с халатом, оставленным для Ойкавы, висела одежда Ушиджимы. Успокоив себя тем, что никто не увидит, Ойкава подошел ближе и зарылся носом в складки спортивной куртки Ушиджимы. Все внутри сдавило от приступа острого негодования. Да, одежда хранила запах Ушиджимы, но она не могла обнять Ойкаву, вжать в стену, разведя коленом ноги, чтобы в следующую секунду… Ойкава вцепился зубами в ткань куртки, заглушая срывающийся с губ всхлип. Вода в душе казалась то обжигающе горячей, то ледяной до дрожи. Сколько бы Ойкава не подмывался, не удавалось смыть с себя смазку, сочащуюся из подрагивающего отверстия. Края набухли, и, задевая их подушечками пальцев или струями воды, Ойкава вздрагивал, закусывая губу. Он промокнул кожу полотенцем и натянул халат на почти мокрое тело, надеясь, что прохладный воздух гостиной остудит мысли. На самом деле до дрожи хотелось увидеть Ушиджиму. Пока Ойкава принимал душ, тот успел заказать еду и воду экспресс-доставкой. Ушиджима как раз разбирал пакеты, когда показался мокрый, взъерошенный и очень взвинченный Ойкава. — Тендо свяжется с Ивайзуми, поэтому не переживай за своих, — Ушиджима поднял взгляд. — Спасибо, — Ойкава подошел ближе, разглядывая содержимое пакетов. Ноздри Ушиджимы дрогнули. Он закрыл глаза и, показалось, задержал дыхание. Сам Ойкава думал о том, какой невеселый разговор с Ивайзуми и семьей предстоит, когда они с Ушиджимой покинут XY-комнату. — Ойкава, — позвал Ушиджима. — Я думаю, тебе все-таки стоит выпить таблетки. — Ох, Ушивака-чан боится, у него не вовремя появятся дети! — съязвил Ойкава. — Нет, — Ушиджима снова поставил перед Ойкавой стакан с водой и блюдце с противозачаточными. — Есть такая вероятность, что у нас появятся дети. И я возьму на себя ответственность за тебя и за них, если это случится. Ойкава почувствовал, что краснеет. Почему Ушиджима разговаривал как герой из слишком романтических историй? — Подумай о волейболе. Ты упустишь возможность попасть в сборную. Когда НБС перепрошьют и снова запустят в общее пользование, ты не простишь ни себя, ни меня. Пропустишь два важных отборочных года и не успеешь вернуться в форму. — Меня еще никто не звал в сборную, Ушивака-чан. Не путай себя со мной. — Пока не звали, — отрезал Ушиджима. Станет позже плохо от таблеток или нет, а к Ушиджиме стоило прислушаться. Он, в отличие от Ойкавы, как-то умудрялся сохранять трезвость рассудка. Ойкава сгреб в кулак таблетки и проглотил их залпом. — Если ты хотел меня отравить, это была прекрасная возможность, — съязвил он, опуская на столешницу пустой стакан. — Глупости не говори, — возразил Ушиджима. — Я хочу не отравить тебя, а… Они посмотрели друг на друга иначе, словно увиделись впервые за долгое время. Запах больше не сбивал с ног, унося в неконтролируемую пучину, а окутывал едва заметной дымкой. Ойкава с удовольствием принюхивался, предвкушая что-то… особенное. Ушиджима был выше, крупнее, шире в плечах — идеальный альфа по всем параметрам — и Ойкава впервые понял, что ему это нравится. Он любил все красивое. Чтобы другие смотрели и завидовали. А Ушиджима был красивым. Глупо это отрицать или игнорировать. За ним увивались девчонки и мальчишки всех возрастов, в Шираторизаве его обожали. Поклонники волейбола возлагали на него большие надежды в масштабах страны, а он, выходит, достался Ойкаве. — Чего же ты хочешь, Ушивака-чан? — тихо спросил Ойкава, ступая навстречу Ушиджиме. — Тебя, — ответил Ушиджима и сгреб Ойкаву в объятия. Весь мир замер на мгновение, а потом кто-то отправил мяч в аут. Ойкава застонал в рот Ушиджимы, когда их губы встретились в поцелуе. Грубоватые ладони огладили задницу. Ушиджима не сдернул с Ойкавы халат, даже не притронулся к поясу. Он задрал полы халата и теперь ощупывал подушечками пальцев набухшие края отверстия. Смазка сочилась, и ее было так много, что Ушиджима тут же вымазал пальцы. Ойкава смущенно зажмурился, кусая губы Ушиджимы. От нетерпения он втянул живот и потерся об Ушиджиму бедрами. — Ушивака-чан, — пробормотал Ойкава. — Отнеси меня в спальню. Хочу на кровать. Вообще, он бы и сам дошел, но это был их первый раз! Ойкава имел право побыть капризным. Ушиджима улыбнулся, обнажив в улыбке ровные белые зубы. Ойкава засмотрелся. Он ведь впервые видел, как улыбается Ушиджима вне волейбольного поля. И как он может улыбаться. Сердце защемило от неожиданной нежности. Хорошо, что Ушиджима улыбался нечасто, иначе число его фанатов и поклонников возросло бы втрое. Это могло бы стать проблемой. Ушиджима с такой легкостью поднял его, будто Ойкава ничего не весил. Обхватив руками его шею, Ойкава прижался губами к виску Ушиджимы, а потом потерся носом в том же месте. Пальцы на ногах поджались от нетерпения. — Ушивака-чан, — пробормотал Ойкава. Голос дрогнул на выдохе. — Кажется, я очень тебя хочу. Страхи растворились, оставив лишь желание стать ближе. Матрас чуть прогнулся. Ойкава завозился на простынях. Ушиджима развязывал пояс своего халата, возвышаясь над кроватью. Тусклый свет ночных ламп рисовал ореол сияния вокруг мощного тела. Ойкава завороженно наблюдал, как Ушиджима скидывает на пол ненужный халат, как упирается коленом в матрас и подбирается к нему, словно зверь. Литые мышцы плавно перекатывались в движении. — Повернись на живот, — попросил Ушиджима. — И встань на колени. Ойкава выполнил просьбу, не задавая вопросов. Так и не снятый халат съехал с одного плеча. Пришлось оставить тщетные попытки развязать пояс: пальцы не слушались. Он уткнулся носом в подушку. Отверстие ритмично сжималось и разжималось, выделяя смазку, стекающую по бедру. Член прижимался к животу. Влажная головка топорщила и пачкала белую ткань халата. От смущения и желания Ойкава не знал, куда себя деть. Тяжелая ладонь Ушиджимы опустилась на поясницу, заставляя прогнуться в спине. Ноги задрожали и разъехались в стороны, когда Ушиджима сдвинул наверх халат и прижался лицом к бедру Ойкавы, собирая губами смазку. — Ушивака-чан, — задушено простонал Ойкава. — Ты что?.. Ушиджима трогал языком набухшие края отверстия, придерживая бедра ладонями. Ойкава подавался назад, когда Ушиджима забирался языком чуть глубже, чем в предыдущий раз. Каждая мышца в теле дрожала от напряжения. В глазах потемнело, когда Ушиджима специально толкнулся внутрь языком. Ойкава всхлипнул и вцепился рукой в спинку кровати. Он прогнулся в спине и заскулил, когда Ушиджима, осторожно ощупав отверстие пальцами, вымазанными в смазке, вставил один и защекотал кончиком языка растянутый край. Два, три пальца — Ойкаву пробирала дрожь от того, каким податливым стало тело. Он не испытывал боли, боли не существовало. От предвкушения Ойкава прогибался в пояснице и жмурился до цветных искр перед глазами. Добавляя палец, Ушиджима собирал языком подтекающую смазку, и лишь потом медленно растягивал Ойкаву. Еще никогда в жизни так сильно не хотелось кончить. И в то же время этого было мало! Того, что Ойкава имел сейчас — было мало. Он мог получить больше. Нащупав ладонь Ушиджимы, что лежала на бедре, Ойкава завел ее под живот. Халат сковывал движения. Раздраженно задрав вверх влажную ткань, Ойкава прижал руку Ушиджимы к своему члену — тот обхватил уверенно и крепко. Ойкава поддался назад, зажимая руку между бедер.  — Хватит, Ушивака-чан, — пробормотал он, тяжело дыша и насаживаясь на пальцы Ушиджимы, что все еще оставались внутри него. — Достаточно. Давай по-настоящему.