Гомофобия

/Спустя год и два месяца, тот же город/.       Скособочено сидящий на подогнутой под обтянутую джинсой крепкую задницу ноге Макс отложил в сторону конспект и отчаянно, с риском вывихнуть челюсть, зевнул; вид у него был помятый, словно после ночи бешеного секса, под глазами залегли бессонные темные тени, губы распухли и пунцовели.       — Вить, — сказал парень, на полкорпуса поворачиваясь к сокурснику и рассеянно теребя высокий, скрывающий на шее следы свежих засосов ворот водолазки. — Так что насчет машины-то? Решил? Мне вещи сегодня перевозить, вообще-то…       Витя скорчил приятелю рожицу. Про Макса по универу уже месяца три-четыре ходили разные упорные слухи, якобы его то там, то сям видели в обществе некоего гееватого молодого мужчины, целующимся с ним и держащимся за руки, но Витя не верил. Кто угодно, только не рослый, накачанный Макс-спортсмен, пробегающий десять километров в любую погоду, лазающий на летних каникулах по горам и великолепный вратарь их университетской команды!       — Да нахрена ты вообще затеял этот переезд, — заразившийся зевотой Витя прикрыл рот ладонью. — Жил с родителями и жил. Учился бы спокойно дальше, теперь же работать по вечерам придется!       Макс нервно дернул мощным плечом и сузил веки.       — Влюбился я, — буркнул без особой охоты. — По уши. Собираюсь жить с любимым человеком, а домой его привести нереально. У него аналогичные проблемы — нас родоки просто не поймут. Вот и сняли квартиру напополам.       «Его» и «у него» медленно вползло в Витин мозг и предупреждающе заворочалось, закололось. Две оговорки подряд вряд ли возможны. Неужели слухи не врут, и Макс — грязный гей?!       Побледнев, Витя рывком отодвинулся от бывшего приятеля так далеко, насколько позволила длина скамьи и прикрылся поспешно подхваченным с пола рюкзаком.       — Что значит — с ним? — вопросил севшим до хрипа голосом, судорожно сжимая рюкзак.       Макс вздохнул, крутя в руках конспект.       — С Ником, — ответил спокойно, через зевок. — Только не говори, что не в курсах. Мы с ним больше полугода встречаемся и тайны из наших отношений не делаем…       Ох, Витя был не в курсах. А если был бы в курсах, под угрозой расстрела к Максу бы не приблизился на километр! Потому, продолжая прикрываться рюкзаком наподобие щита, парень слетел со скамьи и попятился.       Макс смотрел в упор, вздернув брови.       — Вот оно как, оказывается, — протянул, помолчав. — Ты у нас гомофоб… Сюрприз, — и состроил разочарованную мину.       Упершийся лопатками в стену Витя протестующе мотнул головой. Макс — гей. Заразный, мерзкий гей, и его мужик регулярно долбит в задницу. Он сам сейчас признался, да и вся его кривая, берегущаяся поза об этом буквально кричала!       — Вызовете такси, извращенцы! — прохрипел парень, терзая ни в чем не повинный рюкзак. — Я тебя к своей машине близко не подпущу — изгадишь! — и яростно плюнул в Макса. Попал ему в грудь и повторил меткий плевок.       Макс заморгал.       — Блядь, Витя, ты спятил? — растерялся, роняя конспект и болезненно морщась от резкого движения. — Какое тебе дело до моей ориентации? Я к тебе лезу, что ли?       Витя не желал слушать.       Плюнув в Макса в третий раз и промахнувшись, парень оттолкнул заступившую проход между столами согрупницу и метнулся из аудитории вон, слишком потрясенный, чтобы вспомнить — вот-вот начнется следующая лекция. Промчавшись по коридору и на ходу распихивая спешащих с перемены сокурсников, он забежал в туалет, ввалился в единственную свободную кабинку, заперся и без сил сполз по стене на пол.       Где Макс к нему сегодня прикасался? Вроде, к локтю и трогал за плечо. Руку жал утром, как обычно. Помыть руки с мылом, пока СПИД не въелся под кожу, и домой. Лекции придется пропустить. А, фигня, здоровье дороже, чем объяснения с преподавателями.       Факт того, что он тесно общался с Максом с первого курса, дружески обнимался с ним, ежедневно на протяжении четырех лет жал ему руку и до сих пор не заразился ни СПИДом, ни голубизной, парня не волновал. Весь во власти привитой отцом фобии, он совершенно не соображал.

***

      Немного успокоившись, Витя вышел из кабинки, тщательно вымыл руки с мылом и умылся. Его потряхивало.       «Через сколько суток можно определить заражение? — думал парень. — Завтра же в поликлинику, сдавать кровь на анализы».       Дверь туалета открылась с неприятным скрипом и вошла уборщица в сером халате, пожилая женщина, внесла швабру и ведро с водой.       — Лекцию прогуливаешь? А зачеты я за тебя сдавать буду? — спросила она с восточным акцентом, брякая ведро на пол, и уперла в Витю тяжелый взгляд. По-матерински искренне не одобряла чужого сына, отлынивающего от учебы. Заботилась о непутевом как умела. Откуда узбечке было знать, что для Вити пятнадцать минут назад рухнул мир?       — Не ваше дело, — злобно рыкнул парень на тетку, хватая рюкзак, и пулей выскочил из туалета.       Получив в гардеробной куртку, он оделся и, с рюкзаком на плече, уныло понурившись, покинул здание университета и побрел к стоянке. Ничего не хотелось, лишь в душ и сменить испачканную Максом одежду. После — для расслабления хлопнуть "стограмм" коньячка, благо отец на работе, а сестра в школе, закусить холодной котлетой из холодильника и завалиться с пультом напротив телевизора. Врубить боевик или ужастик и забыть на время про наверняка уже гуляющий по венам смертоносный вирус СПИДа. Впрочем, нет, сначала найти в интернете какую-нибудь голубую еблю, чтобы убедиться — не тянет на парней.       До дома Витя добрался словно в тумане. Припарковался в неположенном месте, поднялся в квартиру, у порога разделся, принял душ, влез в домашние треники и футболку и, мучимый предчувствием беды, сел в своей комнате к компьютеру и вбил в гугл-поисковик страшное словосочетание «гей-порно».       Туповато попялился в экран на то, что вылезло, углядел на третьей сверху фотографии светловолосого парня, отдаленно похожего на Макса и щелкнул мышкой, запуская прокрутку. Картинка ожила и задвигалась. Напоминающий Макса парень медленно раздевался в кадре под приятную музыку, загадочно улыбаясь кому-то, кого камера не показывала. Сложен симпатяга был на диво пропорционально, в меру подкачан, на плече имел черную, мастерски набитую татуировку, летящего орла. Кроме острой зависти к его рельефным мышцам и желания приобрести такую же татушку Витя не испытал ровно ничего — не забилось быстрее сердце, не налилось в паху приятной жаждущей тяжестью. Когда блондин снял все, кроме трусов, обычных красных боксеров, к нему внезапно присоединился смуглый черноволосый мужчина лет тридцати пяти, тоже в боксерах, только синих, потянулся с поцелуем.       Витя немного понаблюдал, как блондин и брюнет влажно сосутся, сплетая языки и оглаживая друг друга по обнаженным торсам и спинам, попытался представить себя на месте обоих, по очереди, не преуспел, кисло скривился и выключил фильм. Ноль. Гей-порно не возбуждало ни на чуть и не вызвало ничего, кроме недоумения, смешанного с отвращением. Ну, в чем кайф ласкать мужское тело? Сисек нет, жопа твердая, бицепсы, кубики пресса и такой же член, как у тебя. Бэ-э-э. То ли дело девушка, где надо — мягко, где надо — впадинки, где надо — выпукло и упруго.       Например, Оля со второго курса, фигуристая и длинноногая шатеночка. Нагло зажать Олю где-нибудь в углу. Обхватить левой ладонью ее правую сиську замечательного третьего размера, ощутив под тканью блузки и лифчиком бусинку напрягшегося соска, помять, правой провести вниз по трепещущему девичьему животику, считая пуговички подушечками пальцев…       Вкусно и сочно, в штанах сразу же заинтересованно оживилось. Красивая Оля деваха, трахал бы и трахал, и в кровати, и на столе, и раком — всяком и везде… Поразмыслив, Витя переключился на нормальное порно для натуральных мужчин и довершил начатое фантазией об Оле в кулак. Кончилось парню бурно и сладко.       «Вывод, — довольно сказал он компьютеру, успокоенный, вытирая испачканную липким ладонь влажными салфетками. — Я не гей».       Додумать не дал раздавшийся из прихожей шум — вернулась со школы Соня.       — Витя! — позвала увидевшая на вешалке куртку брата девушка, гремя ключами. — У вас лекции, что ли, отменили? Вить?       Витя поспешно вырубил видео и вышел из порно-сайта. Не нужно сестренке знать, что ее старший брат дрочит на грудастых блядей с бритыми мокрыми кисками. Малая пока, подросток.       — Я сейчас! — крикнул он через дверь, заправляя отстрелявшееся хозяйство в треники. — Подожди минуту и будем обедать!       Брошенная парнем возле компьютера на стол мобилка зажужжала и замигала дисплеем. Звонил кто-то с неизвестного номера.       — Ало, — сказал Витя, принимая вызов и поднося трубку к уху, абсолютно уверенный — очередная доставучая реклама. И — ошибся.       — Мне нужен Виктор Шмелев, — попросил незнакомый усталый баритон. — Позовите его, пожалуйста? Это срочно. Скажите — из больницы *** звонят, по поводу брата Константина.       Пропавший больше года назад Кося нашелся. Сердце Вити подпрыгнуло в горло и затрепыхалось пойманной, испуганной пташкой, лукавя само с собой. Кося, младший братишка, о котором частенько, втайне от отца и сестры, грустилось, особенно темными вечерами перед сном, нашелся. Еще один грязный гей. О Господи…       — Я Виктор Шмелев, — наконец решился парень, как с головой в омут, помолчав несколько бесконечно долгих секунд. — Слушаю. На какое отделение подъехать и когда?

***

      Лежащего на спине, с закрытыми глазами, укрытого до середины груди клетчатым синим казенным одеялом парня Витя узнал сразу. Да, это его брат, вот только называть его детским именем язык не поворачивался. И не потому, что Кося похудел, а его лицо разрисовывали свежие синяки и ссадины. Просто он перестал быть Косей. Повзрослел, что ли… Исчезла подростковая мягкость черт, заострились скулы, между бровей обозначилась морщинка, рот приобрел жесткие очертания. Не наивный домашний мальчик — человек, познавший разочарование, отчаяние и предательство. Когда он поднял веки и в упор уставился на Витю тусклым, лишенным всякого выражения взглядом, впечатление лишь усилилось.       Несколько минут братья молчали, потом Кос…тя разомкнул распухшие, хранящие явные следы зубов, растрескавшиеся губы и хрипло спросил бесцветным голосом:       — Ты зачем пришел? Я тебя не звал.       В зрачках парня вспыхнуло нечто, весьма напоминающее ненависть, и тут же погасло, не выплеснувшись.       Только сейчас Витя заметил — бессильно расслабленные руки брата притянуты за запястья к поднятым бортикам кровати ремнями и до локтей обмотаны бинтами с буроватыми пятнами запекшейся крови. Он себя изрезал? Ну да, логично, отделение же для суицидников.       Снова воцарилось тягостное, звенящее молчание.       Костя продолжал смотреть, не мигая, потом едва слышно выпустил воздух сквозь зубы и перекатил стириженую ежиком, под машинку, русую голову по подушке, отворачиваясь к стене.       — Убирайся, — донесся до Вити его невнятный шепот, — откуда явился. Дай спокойно сдохнуть, без свидетелей моего позора.       О чем думал Костя, прогоняя однажды отрекшегося от него брата, и о чем вспоминал? Видеть его таким было… больно?       Не понимая, что делает, Витя подшагнул к кровати и протянул пакет с фруктами. Застыл, дурак дураком, морща нос.       — Я тебе апельсинов купил и яблок, — проблеял, чувствуя странную слабость в коленях. — Возьми?       Костя не шевельнулся, но — чудо — ответил, опять шепотом:       — Я не могу. У меня руки привязаны.       Ни жалобы, ни всхлипа. Наверное, его накачали психотропными лекарствами. Или, и правда, все равно?       Растоптанное существо в серой фланелевой пижаме, утратившее желание жить дальше и разучившееся улыбаться.       — Кося, — позвал Витя, роняя пакет с фруктами на пол. — Кось… Я по тебе скучал, клянусь… — и захлебнулся, захлестнутый острым чувством вины.       Костя передернулся всем телом и перекатил голову обратно. Впился в лицо брата сузившимися в точки зрачками.       — Уходи, — попросил тихо-тихо, безнадежно, и жалко скривил губы. — Исчезни. Ты опоздал с признаниями. Мне жаль.       А глазами умолял — останься. Сухими, без единой слезинки. Прежний Кося бы уже расплакался…       В душе у Вити перевернулось и закричало огромное страдание. Парень стойко вынес заклинающий о помощи взгляд суицидника, хоть и облился, вдруг, ледяным потом и, повинуясь импульсу, опустился перед кроватью на колени.       — Прости меня, Кось, — выдавил из стиснутого спазмом горла, прижимаясь лбом к ледяной ладони брата. — Я… я не знал, что так получится.       Конечно не знал. И поддержал тогда отца, оравшего «сдохни от СПИДа, тварь». Вот он, Кося, грязный гей. По словам лечащего врача, нашедшего в памяти Косиной мобилки номер Витиного телефона и вызвавшего Витю в больницу, у него нет СПИДа. И сифилиса нет, и триппера, и гепатитов В и С. Ничего нет заразно-венерического. И наркотиков в крови не обнаружено, даже легких. Обычный, не опасный для общества восемнадцатилетний подросток нетрадиционной ориентации, избитый и жестоко изнасилованный, выпивший на пустой желудок бутылку водки, закусивший ее пачкой снотворного, раскарнавшийся осколком стекла до костей и не умерший.       Куда выпишут Костю после больницы? На улицу, для новой попытки самоубийства? Отец не позволит забрать его домой…       Гомофобия заверещала протест, но Витя отважно стукнул ее, мысленно, по башке кулаком проснувшейся совести и заткнул. Костя — родной, младший брат. К Косте страх перед геями не относится. По крайней мере, сейчас.       Нужно срочно позвонить Максу и выяснить, через какое агентство они с Ником сняли квартиру. Деньги на первое время есть, прирабатывал официантом, копил на новую машину, с голоду не опухнут. Костя на улицу, на верную смерть, не выпишется, и плевать на отца, пусть проклянет. Отец не заглядывал минуту назад в Костины бесслезные пустые глаза, решать не ему.